Нерассказанная история США
Тела убитых филиппинцев.
После войны американские бизнесмены жадно набросились на все, до чего только могли дотянуться. United Fruit завладела 769 тыс. гектаров земли, пригодной для выращивания сахарного тростника, по цене всего 40 центов за гектар. А корпорация Bethlehem Steel и ряд других американских компаний к 1901 году стали собственниками 80 с лишним процентов полезных ископаемых Кубы.
В сентябре 1901 года 28-летний анархист Леон Чолгош застрелил Мак-Кинли во время Панамериканской выставки в Буффало. Один из анархистов сообщил впоследствии, что Чолгош возмущался «бесчинствами, которые творят власти США на Филиппинских островах»47. По иронии судьбы, это убийство привело к тому, что пост главы государства занял Тедди Рузвельт – еще более ярый империалист.
Нового президента привлекла перспектива постройки на Панамском перешейке канала, который соединил бы Карибское море с Тихим океаном. Но Панама в то время была провинцией Колумбии, которая решительно отказалась продать свои суверенные права Соединенным Штатам за 10 миллионов долларов. Рузвельт взял решение этого вопроса в свои руки и в конце концов силой отобрал зону будущего канала у «этих головорезов из Боготы»48. США организовали в этой провинции «революцию», выслали военные корабли, чтобы не допустить туда колумбийскую армию, и поспешно признали независимость Панамы. США не только завладели зоной Панамского канала, но и получили право на такое же вмешательство во внутренние дела новой страны, какое раньше сумели вырвать у Кубы. Американский военный министр Элиу Рут откровенно заявил, что постройка канала вынудит США в обозримом будущем «наводить порядок» во всем регионе.
Вспашка земли на кубинской сахарной плантации.
И США взялись за «наведение порядка» там задолго до завершения строительства канала в 1914 году. В конце ХІХ – начале ХХ века объем капиталовложений США в Центральной Америке рос не по дням, а по часам. Поэтому United Fruit и другие крупные корпорации настаивали на том, чтобы в странах региона к власти пришли устойчивые и послушные правительства, которые будут защищать их интересы. Американцы прибрали к рукам банановые и кофейные плантации, шахты, железные дороги и другие стратегически важные предприятия. Под производство товаров на экспорт отвели такое количество земель, что попавшие в зависимость от США страны были вынуждены ввозить продовольствие для собственных граждан. Доходы от экспорта позволяли хотя бы частично погашать их растущий долг иностранным банкам.
Здание United Fruit в Новом Орлеане. Испано-американская война принесла бизнесменам США колоссальную прибыль. Сразу после окончания войны эта компания приобрела 769 тыс. гектаров кубинской земли по цене всего 40 центов за гектар.
Для защиты увеличивающихся инвестиций американских бизнесменов требовалось постоянное военное вмешательство США, которое поддерживало у власти продажные диктаторские режимы и подавляло революционные движения. Уже в 1905 году Рут, который стал к тому времени Госсекретарем, открыто признал: «Южноамериканцы нас искренне ненавидят – главным образом потому, что, по их мнению, мы презираем их и пытаемся запугать»49. В период с 1900 по 1925 год США постоянно прибегали к вооруженным интервенциям в Латинской Америке. Американские войска вторгались в Гондурас в 1903, 1907, 1911, 1912, 1919, 1924 и 1925 годах; на Кубу – в 1906, 1912 и 1917-м; в Никарагуа – в 1907, 1910 и 1912-м; в Доминиканскую Республику – в 1903, 1914 и 1916-м; на Гаити – в 1914-м; в Панаму – в 1908, 1912, 1918, 1921 и 1925-м; в Мексику – в 1914-м; в Гватемалу – в 1920 году50. И единственной причиной, по которой эти интервенции не проводились еще чаще, было то, что частенько американские солдаты не уходили быстро, а оккупировали эти страны на долгий срок: Никарагуа – с 1912 по 1933 год, Гаити – с 1914 по 1933-й, Доминиканскую Республику – с 1916 по 1924-й, Кубу – с 1917 по 1922-й, а Панаму – с 1918 по 1920 год.
Гондурас находился под властью сначала испанцев, затем англичан, а уж потом на смену им пришли американцы. К 1907 году внешний долг этого государства достиг 124 миллионов долларов, а национальный доход составлял 1,6 миллиона долларов51. В период с 1890 по 1910 год принадлежащие иностранцам банановые компании полностью изменили облик этой страны. Вначале братья Ваккаро, а вслед за ними и «банановый король» Сэм Земюррей скупили огромные плантации, а правительственные чиновники хотели убедиться, что дела ведутся честно. Вскоре к Ваккаро и Земюррею присоединилась бостонская United Fruit. Период политической нестабильности, начавшийся в 1907 году, дал США предлог для военной интервенции в Гондурас. У власти было восстановлено послушное правительство Мануэля Бонильи. Американские банкиры, оттеснив своих английских коллег, стали контролировать выплату Гондурасом его внешнего долга. Поскольку политический климат стал еще более благоприятным, United Fruit расширила свои владения с 5,6 тысячи гектаров в 1918 году до 24,6 тысячи гектаров в 1922-м и до 35,6 тысячи гектаров в 1924 году52. В 1929 году Земюррей продал United Fruit свои плантации и возглавил ее совет директоров. Народ же Гондураса с тех пор так и не может выбраться из нищеты.
Никарагуанцам повезло не больше. В 1910 году в страну вторглись американские морские пехотинцы под командованием Смедли Батлера с задачей посадить у власти правительство, пекущееся об интересах США. Когда же усиливающийся диктат США вызвал в Никарагуа справедливый гнев, морские пехотинцы Батлера вернулись и потопили в крови восстание, убив в бою 2 тысячи никарагуанцев. Тогда Батлер и начал понимать, что главная его задача – защищать интересы американских торговцев и банкиров. В перерыве между боями он писал жене: «Ужасно, что мы вынуждены терять столько наших солдат в сражениях ради этих проклятых свиней – только потому, что братья Браун[8] вложили сюда свои денежки»53. Когда Центральноамериканский суд, который Рузвельт с большой помпой учредил в 1907 году для мирного урегулирования конфликтов в регионе, осудил американскую интервенцию в Никарагуа, власти США игнорировали его постановление, раз и навсегда подорвав авторитет этой инстанции, а их войска оккупировали страну на следующие 20 лет.
В 1922 году газета The Nation опубликовала язвительную передовицу под названием «Республика братьев Браун», которая перекликалась с утверждениями Батлера: морская пехота оказалась в Никарагуа, выполняя волю братьев Браун. В статье подробно говорилось о том, как банкирам удается неустанно держать под контролем таможенную службу Никарагуа, ее железные дороги, национальный банк и поступления в госбюджет благодаря тому, что «Госдепартамент в Вашингтоне и американский посланник в Манагуа действуют в качестве агентов банка и вводят войска, когда нужно навязать [никарагуанцам] волю банкиров»54.
Аугусто Сандино принадлежал к числу тех многих никарагуанцев, которые всей душой жаждали свергнуть американское иго. В 1927 году его партизанский отряд столкнулся в кровопролитном бою с американскими морскими пехотинцами, после чего ушел в горы. Он вернулся через год и при поддержке широких народных масс повел партизанскую войну против американских оккупантов и их прислужников из Национальной гвардии Никарагуа. Один американский плантатор написал госсекретарю Генри Стимсону, что военная интервенция «стала катастрофой для американских кофейных плантаторов. Теперь нас все ненавидят и презирают из-за того, что наше правительство посылает морскую пехоту охотиться на никарагуанцев и убивать их на их собственной земле»55. Разделяя это мнение и опасаясь того, что интервенция США в Центральной Америке лишит его возможности протестовать против японской агрессии в Маньчжурии, Стимсон добился вывода американских войск из Никарагуа в январе 1933 года. Там американцы решили опираться на Национальную гвардию под командованием Анастасио Сомосы. После ухода американцев Сандино объявил, что готов начать переговоры, но национальные гвардейцы Сомосы схватили его и убили. В 1936 году Сомоса завладел постом президента и установил в стране режим беспощадной диктатуры. Еще 43 года он, а затем два его сына правили в Никарагуа, пока Сандинистский фронт национального освобождения (СФНО) не сверг власть этого семейства. Революция повлекла за собой новый виток враждебных действий со стороны США в годы президентства Рональда Рейгана.
Пожалуй, никто не имел такого богатого опыта вторжений в другие страны, как генерал-майор Смедли Батлер. В 16 лет он пошел служить в морскую пехоту – в 1898 году, как раз тогда, когда началась испано-американская война. Вначале он сражался против филиппинских повстанцев, затем участвовал в подавлении Боксерского восстания в Китае. Вскоре он уже руководил множеством военных интервенций в Центральную Америку. Уже получив две Почетные медали конгресса, он стал командиром 13-го полка во Франции во время Первой мировой войны. За подвиги там его наградили медалью «За выдающиеся заслуги» Сухопутных войск США, такой же медалью ВМС США и французским орденом Черной звезды. Будучи невероятно деятельным человеком, Батлер написал книгу под названием «Война – это попросту рэкет», которую и по сей день нередко цитируют и которой восхищаются многие американские военные.
Генерал Смедли Батлер сражался на Филиппинах, в Китае и Центральной Америке. В своей книге он написал, что был «первоклассным рэкетиром, который служил воротилам американской промышленности, Уолл-стрит и банкирам… был настоящим гангстером – наемником капиталистов».
Когда его долгая служба, отмеченная множеством наград, подошла к концу, он написал о своих годах, проведенных на поле боя, следующее:
«Тридцать три года и четыре месяца я провел на действительной военной службе в составе самого мобильного рода войск – Корпуса морской пехоты США. Прошел все офицерские звания от второго лейтенанта до генерал-майора. И все это время я был первоклассным рэкетиром, который служил воротилам американской промышленности, Уолл-стрит и банкирам… я был настоящим гангстером – наемником капиталистов.
В 1914 году я помог обеспечить интересы американских нефтяных магнатов в Мексике, в частности в Тампико. Потом помогал превратить Гаити и Кубу в стабильный источник доходов для парней из National City Bank. Я участвовал в насилии над полудюжиной республик Центральной Америки ради прибылей Уолл-стрит. Этот список можно продолжать и продолжать. Без меня не обошлась чистка Никарагуа на благо международного банкирского дома братьев Браун в 1909–1912 годах. В 1916 году я принес свет в Доминиканскую Республику – в интересах американских сахарозаводчиков. В Китае я расчищал дорогу для компании Standard Oil…
Все эти годы я занимался тем, что сегодня шепотом называют модным словечком “рэкет”. Оглядываясь назад, в прошлое, я понимаю, что у меня мог бы поучиться сам Аль Капоне. Ведь все, на что он оказался способен, – это рэкет в каких-то трех районах. А я занимался этим на трех континентах»56.
Много лет спустя после ухода Батлера в отставку войны так и остались видом рэкета, поскольку войска и агенты разведки США по-прежнему действуют по всему миру, оберегая экономические и геополитические интересы американского капитала. Иногда при этом им удавалось изменить к лучшему жизнь тех, кого они оставили в живых. Но чаще, как мы подробно расскажем в этой книге, они несли с собой только нищету и страдания. В истории Американской империи мало хорошего. Но необходимо честно и открыто говорить о ней, если мы хотим, чтобы Соединенные Штаты когда-нибудь отважились пойти на коренные реформы, которые позволят им играть ведущую роль в продвижении человечества вперед, вместо того чтобы всячески тормозить его прогресс.
Глава 1
Первая мировая война: Вильсон против Ленина
На выборах 1912 года разгорелась ожесточенная борьба между четырьмя кандидатами: наряду с Теодором Рузвельтом и Уильямом Говардом Тафтом, уже занимавшими президентское кресло, а также представителем Социалистической партии Юджином Дебсом место в Белом доме оспаривал Вудро Вильсон, губернатор штата Нью-Джерси, бывший президент Принстонского университета. Хотя в коллегии выборщиков Вильсон без труда одержал победу, разрыв в голосах рядовых избирателей оказался не так уж велик: Вильсон получил 42 %, кандидат от Прогрессивной партии Т. Рузвельт – 27 %, Тафт – 23 %, а Дебс, принимавший участие в выборах уже в четвертый раз, собрал 6 % голосов.
От своего предшественника и нескольких преемников на высшем государственном посту Вильсон отличался тем, что его личность наложила колоссальный отпечаток и на президентскую политику, и на жизнь страны в целом. Потомок пресвитерианских священников как по отцовской, так и по материнской линии, он мог быть как ярым моралистом, так и раздражающе самодовольным упрямцем. Его жесткость зачастую проистекала из опасной убежденности в том, что он осуществляет Божий замысел. Как и его предшественники, он полагал, что Соединенным Штатам предначертана всемирно-историческая миссия. В 1907 году Вильсон, тогда президент Принстонского университета, заявил: «Двери держав, запертые сейчас, необходимо взломать… Привилегии, полученные финансистами, должны охранять представители [нашего] государства, даже если при этом будет нарушен суверенитет тех стран, которые не склонны идти нам навстречу»1. Придерживаясь данной позиции, он не раз будет нарушать суверенитет «тех стран, которые не склонны идти нам навстречу». Кроме того, он разделял убеждение своих предков-южан в отношении превосходства белой расы и, находясь у власти, упорно возрождал расовую сегрегацию федеральных служащих. В 1915 году Вильсон даже пригласил в Белый дом членов кабинета министров с семьями для просмотра новаторского, но скандально расистского фильма Д. У. Гриффита «Рождение нации». Особого внимания заслуживают те кадры, где отважные всадники Ку-клукс-клана в последний момент успевают вырвать белых южан, и прежде всего беспомощных женщин, из лап жестоких, похотливых бывших рабов и их продажных белых союзников. В то время такую извращенную версию истории отстаивали, хоть и в менее резкой форме, Уильям Даннинг и его студенты в Колумбийском университете. После просмотра киноленты Вильсон заявил: «Фильм словно молнией осветил нашу историю, и я жалею лишь о том, что все показанное здесь – чистая правда»2.
Ричард Хофштадтер больше 70 лет тому назад заметил, что политика Вильсона «корнями уходила на Юг, а его мышление основывалось на английских традициях». Из всех английских мыслителей Вильсона больше всего привлекали консервативные взгляды Уолтера Бэджета. Влияние Бэджета особенно ярко заметно в брошюре Вильсона «Государство» (1889), где написано следующее: «В политике ни одна радикальная перемена не может быть безопасной. Никакого более или менее значимого результата достичь нельзя… кроме как путем медленного и постепенного развития, осторожного приспособления и неспешного увеличения роста». В Войне за независимость США, известной в англоязычных странах под названием «Американской революции», ему нравилось именно то, что – с его точки зрения – революцией это явление не было. С другой стороны, Французскую революцию он категорически не принимал. Вильсон осуждал положительное восприятие Томасом Джефферсоном революции в целом и Французской революции в частности; осуждал радикальные движения рабочих и фермеров и куда больше симпатизировал деловым кругам, чем пролетариату. В целом Вильсон испытывал глубокое отвращение к радикальным переменам, какие бы формы они ни принимали3.
Ненависть Вильсона к революции и его яростное отстаивание интересов американских экспортеров и инвесторов значительным образом повлияли на его политику на посту президента – как внутреннюю, так и внешнюю. «Нет ничего, что бы интересовало меня в большей степени, чем максимально полное развитие нашей торговли и предначертанное свыше завоевание зарубежных рынков», – заявил он в 1914 году на собрании учредителей Национального совета по внешней торговле4.
Все эти взгляды предопределили политику Вильсона в отношении Мексики, где от исхода революции зависели крупные прибыли американских банкиров и бизнесменов, особенно нефтепромышленников. С 1900 по 1910 год американские капиталовложения в Мексике удвоились и составили почти 2 миллиарда долларов, в результате чего в руках американцев оказалось 43 % мексиканской недвижимости – на 10 % больше того, чем владели сами мексиканцы5. Одному только Уильяму Рэндольфу Херсту принадлежало почти 7 миллионов гектаров земель.
В течение трех десятков лет правления диктатора Порфирио Диаса американские и английские корпорации процветали, присвоив практически все минеральное сырье, железные дороги и нефть Мексики6. В 1911 году, когда революционные силы Франсиско Мадеро свергли Диаса, у корпораций возникла обоснованная тревога за будущее. Многие американские бизнесмены вскоре невзлюбили новый режим и не скрывали радости, когда в последний период правления администрации Тафта Викториано Уэрта, при поддержке посла США в Мексике Генри Лейна Вильсона, отстранил Мадеро от власти7. Но Вудро Вильсон, придя в Белый дом, не только отказался признать новое правительство, в чьей легитимности он сомневался, но и отправил к границе с Мексикой десятки тысяч солдат, а к нефтепромыслам у города Тампико и порта Веракрус – корабли ВМС США.
Вильсону, который и раньше заявлял, что желает «показать латиноамериканцам, как выбирать добрых мужей»8, не терпелось найти предлог для непосредственного вмешательства: свергнуть Уэрту и преподать отсталым мексиканцам урок в управлении государством. Желаемое Вильсон получил 14 апреля 1914 года, когда американских моряков, приставших на шлюпках к берегу Тампико, арестовали за незаконное нахождение в зоне военных действий. Несколько часов спустя командующий мексиканскими войсками отпустил арестованных и принес извинения и морякам, и командующему американской эскадрой адмиралу Генри Майо. Однако адмирал Майо чувствовал себя настолько глубоко оскорбленным всей ситуацией, что извинения принять отказался и потребовал от мексиканцев дать флагу США салют из 21 орудия. Генерал Уэрта, в свою очередь, принес ему личные извинения и пообещал наказать виновных в инциденте. Вильсон же, невзирая на возражения госсекретаря Уильяма Дженнингса Брайана и министра ВМС Джозефуса Даниельса, поддержал адмирала Майо. Он отклонил предложение Уэрты о взаимном приветствии сторон салютом и обратился с просьбой к конгрессу разрешить Вооруженным силам США осуществить «как можно более полную защиту прав и достоинства Соединенных Штатов»9. Конгресс охотно выполнил просьбу, и Вильсон направил в Мексику 7 линкоров, 4 военных транспорта с полной загрузкой десанта и большое число эсминцев. Мексиканцы в Веракрус оказали сопротивление, потеряв при этом не менее 150 человек убитыми. Семь месяцев длилась оккупация города 6 тысячами американских морских пехотинцев.
В августе 1914 года Уэрту сместил Венустиано Карранса, которого поддерживали США. Однако, будучи ярым националистом, Карранса отказался вступать в сделку с Вильсоном, и тогда американский президент сделал ставку на Панчо Вилья, начав тем самым длительное, безуспешное, но агрессивное политическое и военное вмешательство в ход мексиканской революции.
Пока США занимались надзором за южными соседями, в Европе происходили куда более зловещие события. Убийство австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда сербским фанатиком 28 июня 1914 года повлекло за собой цепь событий, которые в августе того же года привели к началу такого разгула кровопролития и разрушений, какого человечество до тех пор не знало. Первая мировая война – это по большей части европейское кровопускание – станет лишь началом целого столетия бесконечных войн и ужасающей жестокости, невообразимых масштабов человеческого варварства с использованием новейшей техники, а затем войдет в историю под названием «американского века».
Начало ХХ века было отмечено всплеском небывалого оптимизма. Война казалась полузабытым пережитком жестокого первобытного прошлого. Многие разделяли оптимистичную убежденность, изложенную Норманом Энджеллом в книге «Великая иллюзия» (1910): цивилизация достигла такого уровня развития, на котором война уже невозможна. Подобный оптимизм оказался воистину величайшей иллюзией.
Европу захлестнуло соперничество между империями. Великобритания благодаря могучему флоту играла ведущую роль в мире на протяжении всего ХІХ столетия. Но теперь ее экономическая модель, основанная на пожирании все большего числа стран и отказе от капиталовложений в собственное, внутреннее производство, вела к упадку. Примером закостенелого общественного устройства и отсутствия внутренних инвестиций может служить тот факт, что по состоянию на 1914 год полное среднее образование получил лишь 1 % молодых британцев, в то время как в США количество выпускников школ по отношению ко всей молодежи страны составляло 9 %10. В результате США обогнали Великобританию в сфере промышленного производства, но еще более угрожающим предзнаменованием являлось то, что основной соперник Великобритании в Европе – Германия не уступала ей в производстве стали, электроэнергии, продуктов нефтехимии и сельского хозяйства, железа, угля и текстильных товаров. Немецкие банки и железные дороги развивались, а в борьбе за нефть, это новое стратегическое топливо, необходимое для современных кораблей, немецкий торговый флот быстро догонял британский. Теперь Великобритания на 65 % зависела от поставок нефти из США, а на 20 – из России и бросала жадные взгляды на потенциальные источники нефти на Ближнем Востоке, принадлежавшие уже разваливавшейся Османской империи.
Опоздав к разделу колониального пирога, Германия считала себя обделенной и намерена была восстановить справедливость. Ее экономическое и политическое влияние на Османскую империю вызвало беспокойство Великобритании. А Германия уже устремила свой алчный взор в сторону Африки. Ей все было мало.
Появились и другие тревожные признаки. В Европе разворачивалась гонка вооружений и на суше, и особенно на море, ведь Германия и Англия сражались за господство над океаном. Наличие у Англии таких боевых кораблей, как дредноуты с мощным артиллерийским вооружением, давало ей преимущество, но лишь на текущий момент. В Европе все больше юношей призывали в регулярную армию.
Разветвленная система политических союзов грозила перерастанием локальных конфликтов в мировой пожар. И в августе 1914 года, когда Австро-Венгрия объявила войну Сербии, то, что сначала казалось всем третьей Балканской войной, быстро вышло из-под контроля. Центральные державы (Германия, Турция и Австро-Венгрия) вместе выступили против стран Тройственного согласия, или Антанты (Франции, Великобритании, Италии, Японии и России). Вскоре вступят в войну и другие страны, и потоки крови станут заливать поля сражений.
Только социалистические и рабочие партии Европы и крупные профсоюзы могли предотвратить гибель множества людей. Многие вступали в ряды социалистического Второго интернационала. Они понимали: наиболее значимый конфликт происходит между капиталом и пролетариатом, а не между немецкими рабочими и их британскими товарищами. Они поклялись: если капиталисты развяжут войну, рабочие откажутся в ней участвовать. Почему, спрашивали они, рабочие должны гибнуть лишь для того, чтобы обогатить своих эксплуататоров? Многие поддержали идею всеобщей забастовки. Более радикальные представители, такие как В. И. Ленин и Роза Люксембург, поклялись свергнуть капиталистические режимы, если те приведут народы к войне. Надежды на прекращение безумия возлагались на Германию, где социал-демократы были крупнейшей партией в парламенте, и на Францию.
Но эти надежды рухнули, когда немецкие социалисты, заявившие о необходимости защищать страну от русских орд, проголосовали за военные кредиты, а французы, раньше клявшиеся выступить против германского самодержавия, последовали их примеру. Социалисты выполнили свои обещания только в России и Сербии. В одной стране за другой национализм одерживал верх над интернационализмом, верность государству перевешивала верность классу. Наивная европейская молодежь дружными рядами шла на смерть во имя Бога, славы, денег и Отечества. Человечество получило такой удар, от которого в итоге так и не смогло оправиться.
Началось массовое истребление людей, и цивилизация погрузилась, по словам Генри Джеймса11, в «пучину крови и тьмы». Вот как описывает сокрушительное воздействие войны на реформаторов во всем мире американский социалист-реформатор, преподобный Джон Хейнс Холмс: «Внезапно, в мгновение ока, триста лет прогресса оказались брошены в плавильный котел. Цивилизация исчезла, на смену ей пришло варварство»12.