Безумно богатая китайская девушка
– Какую именно ошибку?
– Женишься на Рейчел Чу.
Ник закатил глаза:
– Я действительно не хочу углубляться в обсуждение этого вопроса. Это было бы пустой тратой вашего времени.
Не обращая на него внимания, Жаклин продолжила:
– Я видела твою бабушку на прошлой неделе. Она пригласила меня к себе, и мы пили чай на ее веранде. Она очень огорчена вашей размолвкой, но все еще хочет простить тебя.
– Простить меня? О, как щедро!
– Я так понимаю, ты не хочешь встать на ее сторону.
– Дело не в том, хочу я или нет. Я вообще в толк не возьму, почему существует какая-то другая сторона. Почему бабушка просто не может за меня порадоваться и позволить мне самому решить, с кем провести всю оставшуюся жизнь?
– Дело не в доверии.
– А в чем тогда?
– В уважении, Ник. Бабушка тебя любит, она всегда действовала в твоих интересах. Она знает, что́ для тебя лучше, и просит всего-навсего уважать ее желания.
– Я всегда уважал свою бабушку, но, к сожалению, не могу уважать ее снобизм. Я не собираюсь сдаваться и жениться на представительнице одной из пяти семей в Азии, которые она сочтет приемлемыми.
Жаклин вздохнула и медленно покачала головой:
– Ты многого не знаешь о своей бабушке, о своей семье.
– Ну и почему же вы не поделитесь? Давайте не будем держать это в тайне.
– Слушай, я могу рассказать очень многое. Но скажу следующее: если ты решишь устроить свадьбу в следующем месяце, могу заверить, твоя бабушка примет необходимые меры.
– Какие меры? Вычеркнет меня из завещания? А я-то думал, что она уже сделала это, – усмехнулся Ник.
– Прости, если мои слова звучат нравоучительно, но высокомерие, свойственное молодежи, сбило тебя с толку. Ворота Тайерсаль-парка навсегда закроются для тебя, но ты, видимо, не понимаешь, насколько это серьезно.
Ник засмеялся:
– Жаклин, вы говорите как героиня романа Троллопа!
– Смейся сколько хочешь, но ты довольно безрассуден. С юных лет ты уверен, что все кругом тебе должны, так тебя воспитали, – и теперь позволяешь этому чувству превосходства влиять на твои решения. Ты хоть понимаешь, что значит быть отрезанным от своего состояния?
– Справляюсь как-то.
Жаклин одарила Ника снисходительной улыбкой:
– Я не про двадцать или тридцать миллионов, которые оставил тебе дедушка. Это гроши. В наши дни за такие деньги даже дом подходящий в Сингапуре не купишь. Я о твоем настоящем наследстве. О Тайерсаль-парке. Готов потерять имение?
– Тайерсаль-парк достанется отцу и однажды перейдет ко мне, – сухо сказал Ник.
– Позволь поделиться с тобой новостями. Твой папа давно оставил надежду унаследовать имение.
– Это просто сплетня.
– А вот и нет. Это факт, и, кроме адвокатов твоей бабушки и твоего двоюродного деда Альфреда, я, наверное, единственный человек на планете, который знает это.
Ник недоверчиво покачал головой.
Жаклин вздохнула:
– Думаешь, что все знаешь. А тебе известно, что я была рядом с бабушкой в тот день, когда твой отец объявил о своей иммиграции в Австралию? Нет, потому что ты тогда учился в пансионе. Твоя бабушка жутко разозлилась на твоего отца, а потом сердце ее было разбито. Только представь, женщина ее поколения, вдова, страдающая и негодующая… Я помню, она кричала мне: «Какой смысл в этом доме, битком набитом всякой ерундой, когда единственный сын бросает меня?» Именно тогда она решила изменить свое завещание и переписать дом на твое имя. Она вычеркнула твоего отца из завещания и возложила на тебя все свои надежды.
Ник не мог скрыть удивления. В течение многих лет его родственники строили предположения насчет завещания бабушки, но подобного поворота событий он никак не ожидал.
– Конечно, твои недавние действия подорвали эти планы. У меня есть все основания полагать, что твоя бабушка готовится снова изменить завещание. Как ты будешь себя чувствовать, если имение отойдет к кому-то из двоюродных братьев-сестер?
– Если к Астрид, я буду счастлив за нее.
– Ну, ты же знаешь свою бабушку, она захочет, чтобы дом перешел к одному из мальчиков. Она не отдаст его никому из Леонгов, потому что знает: у них и так слишком много собственности, – но вполне может отписать его одному из ваших тайских кузенов. Или кому-то из Чэнов. Как бы ты себя чувствовал, если бы Эдди Чэн стал лордом и хозяином Тайерсаль-парка?
Ник с тревогой взглянул на Жаклин. Та помолчала минуту, взвешивая слова, которые собиралась произнести.
– Ты знаешь что-нибудь о моей семье, Ники?
– В смысле? Ваш дедушка – Лин Иньчао.
– В девятисотых годах мой дед был самым богатым человеком в Юго-Восточной Азии, его все уважали. Дедушкин особняк на горе София был больше, чем Тайерсаль-парк, и я родилась в этом доме, а росла в такой роскоши, какой сегодня и не увидишь.
– Погодите минутку… вы ведь не хотите сказать, что ваша семья потеряла все состояние.
– Разумеется, нет. Но у дедушки было слишком много жен и слишком много детей, поэтому состояние было раздроблено и поделено между наследниками. В совокупности мы по-прежнему занимаем высокое место в списке «Форбс», но слишком много людей едят из одного котла. К тому же я – женщина. Мой дедушка был старомодным человеком из Сямыня, а такие, как он, считали, что девочкам нужно не наследство, а удачное замужество. Перед смертью он положил все свои активы в семейный фонд, указав, что только мужчины, родившиеся под фамилией Лин, могут получить проценты. Я ожидала, что удачно выйду замуж, так и получилось, но потом муж умер молодым, а я осталась с двумя маленькими детьми на руках и жалкой кучкой денег. Знаешь, каково это – вращаться среди самых богатых людей в мире и чувствовать, что у тебя нет ничего по сравнению с ними? Прислушайся ко мне, Ники, ты ведь понятия не имеешь, как тяжело сознавать, что у тебя было все, а потом ты все потерял!
– Ну, не скажу, чтоб вы очень страдали. – Ник повел рукой вокруг.
– Правда. Мне удается придерживаться определенных стандартов, но все далеко не так просто, как тебе кажется.
– Я ценю вашу откровенность, но разница между вами и мной заключается в том, что мне не нужно многого. Мне ни к чему яхта, самолет или огромное поместье. Я провел половину своей жизни в домах, которые казались слишком большими, и теперь мне приятно жить так, как я живу в Нью-Йорке. Я полностью доволен своей жизнью, такой, какая она есть.
– Думаю, ты меня неверно понял. Как бы выразиться более доходчиво? – Жаклин поджала губы и пару минут изучала свой идеальный маникюр, словно подбирая слова. – Знаешь, я выросла, думая, что являюсь неотъемлемой частью определенного мира. Моя личность будто исчерпывалась принадлежностью к своей семье: я – Лин. Но вот я вышла замуж и узнала, что меня больше не считают Лин. Ну, не в прямом смысле. Все мои братья, сводные братья и идиоты-кузены мужского пола унаследуют сотни миллионов от трастового фонда, но я не получу ни цента. А потом я поняла, что на меня больше всего повлияла не потеря денег, а потеря привилегии. Тяжело вдруг осознать, что ты не важен даже своей семье. Если ты решишься на этот брак, то почувствуешь – обещаю! – сейсмический сдвиг. Можешь сколько угодно распускать передо мной хвост, но поверь мне: когда у тебя все отнимут, это станет настоящим ударом. Двери, которые были открыты для тебя всю жизнь, внезапно закроются, потому что в глазах каждого ты без Тайерсаль-парка – пустое место. И я бы не хотела, чтобы это произошло. Ты законный наследник. Сколько стоит эта земля сегодня? Шестьдесят самых престижных акров в центре Сингапура… Это все равно что владеть Центральным парком в Нью-Йорке. Я даже не могу оценить стоимость имения. Если бы только Рейчел знала, от чего ты отказываешься…
– Но мне определенно ничего этого не нужно, если я не смогу прожить жизнь с ней, – твердо заявил Ник.
– А кто сказал, что вы не можете быть вместе? Почему нельзя и дальше жить как жили? Просто не женись на ней прямо сейчас. Не бросай оскорбление в лицо бабушке. Отправляйся домой и помирись с ней. Ей уже за девяносто, сколько еще осталось? После ее ухода сможешь делать все, что захочешь.
Ник обдумал ее слова в тишине. В дверь тихо постучали, и вошел стюард с подносом кофе и десертами.
– Спасибо, Свен. Теперь, Ник, попробуй-ка этот шоколадный торт. Я думаю, тебе он покажется довольно интересным.
Ник откусил кусочек и сразу узнал вкус воздушного шоколадного торта, который готовила кухарка в доме его бабушки.
– Как вам удалось выпытать рецепт у А-Цин? – удивился он.
– Я не выпытывала. После обеда с твоей бабушкой на прошлой неделе я потихоньку спрятала кусочек в сумочку и доставила его прямо к Мариусу, гениальному шеф-повару, который работает у нас на борту. Мариус три дня проводил экспертизу, и примерно с двадцатой попытки получилось как надо, правда?
– Идеально.
– А теперь представь, что ты больше никогда не отведаешь этот шоколадный торт.
– Ну, придется ждать приглашения на вашу яхту.
– Это не моя яхта, Ники. Здесь нет ничего моего. И не думай, что мне не напоминают об этом каждый день моей жизни.
7
Белмонт-роуд
Сингапур, 1 марта 2013 года
Человек с автоматом постучал по тонированному стеклу «бентли-арнаж» Кэрол Тай.
– Опустите стекло, пожалуйста, – сухо сказал он.
Когда стекло опустилось, мужчина заглянул внутрь, внимательно осматривая Кэрол и Элинор Янг, сидевших на задних сиденьях.
– Ваши приглашения, пожалуйста, – буркнул он, протягивая в окно руку в кевларовой перчатке.
Кэрол передала гравированные металлические карточки.
– Пожалуйста, откройте заранее сумки и приготовьтесь к осмотру, когда дойдете до входа, – проинструктировал охранник, сделав знак шоферу Кэрол, чтобы тот продолжил путь.
Они проехали через контрольно-пропускной пункт и оказались в очереди за другими модными седанами, пытавшимися пробиться к дому с красной лакированной входной дверью на Белмонт-роуд.
– Ай-я, если бы я знала, что будет столько проблем, я бы не поехала, – посетовала Кэрол.
– Да, вряд ли это стоит головной боли. Раньше такого не было, – проворчала Элинор, рассматривая пробку и вспоминая, как раньше проходили «ювелирные чаепития» у миссис Сингх.
Гаятри Сингх, младшая дочь махараджи, владела одной из легендарных сингапурских ювелирных коллекций, которая, как утверждали, соперничала с коллекциями миссис Ли Юнчэн и Шан Суи. Каждый год Гаятри возвращалась из ежегодной поездки в Индию с целой сумкой семейных реликвий, увезенных от стареющей матери, и с начала 1960-х годов начала приглашать своих дорогих подруг – представительниц элитных семей Сингапура – на чай, чтобы «отпраздновать» ее последние безделушки.
– Раньше, когда миссис Сингх сама руководила процессом, все было непринужденно. Просто компания прекрасных дам в красивых сари сидела в гостиной. Все по очереди наглаживали драгоценности миссис Сингх, сплетничая и поглощая индийские сладости, – вспоминала Элинор.
Кэрол внимательно изучила длинную очередь желающих попасть внутрь.
– Теперь непринужденностью и не пахнет. Аламак, кто все эти женщины? Они одеты, будто на коктейльную вечеринку!
– Это все новые люди. Какие-то дамочки из сингапурского общества, о которых никто никогда не слышал, в основном чиндосы[36], – фыркнула Элинор.
С тех пор как миссис Сингх потеряла интерес к подсчету каратов и начала проводить больше времени в Индии, изучая ведические писания, ее невестка Сарита – в детстве снимавшаяся в фильмах Болливуда – занялась этим делом, и чаепития-девичники эволюционировали в благотворительную выставку с целью сбора средств на очередной проект Сариты. Событие освещали во всех глянцевых журналах, и каждый, кто мог заплатить непомерную плату за вход, имел возможность пройти через элегантное модернистское бунгало Сингхов и посмотреть на ювелирные изделия, которые в настоящее время собираются под специальную тематическую выставку.
В этом году здесь выставлялись работы норвежки Тоне Вигеланд – известного мастера по серебру. Лорена Лим, Надин Шоу и Дейзи Фу вглядывались в стеклянные витрины в «галерее», переоборудованной из комнаты для настольного тенниса. Надин не могла сдержать разочарования:
– Аламак, кому интересно любоваться на все это скандинавское дерьмо? Я думала, нам покажут драгоценности миссис Сингх.
– Тихо, вон та рыжеволосая[37] баба – куратор выставки. По-видимому, какая-то важная птица из Музея дизайна Остина Купера в Нью-Йорке, – предупредила Лорена.
– Ай-я, мне все равно, пусть она хоть сам Андерсон Купер![38] Кто хочет заплатить пятьсот долларов за билет, чтобы увидеть украшения из ржавых гвоздей? Я пришла посмотреть на рубины размером с рамбутаны!
– В словах Надин есть смысл. Это были бы выброшенные деньги, если бы мы не получили билеты бесплатно от моего банкира из OCBC, – сказала Дейзи.
В этот момент Элинор вошла в галерею, щурясь от яркого света, и немедленно надела солнцезащитные очки.
– Элинор! – удивилась Лорена. – Вот уж не знала, что ты ходишь на такие мероприятия!
– Я не планировала, но Кэрол получила билеты от ее банкира из UOB и убедила меня поехать. Ей нужно взбодриться.
– Где она?
– В туалете, конечно. Ты же знаешь, у нее слабый мочевой пузырь.
– Что ж, здесь нет ничего, что могло бы ее подбодрить, если только она не захочет увидеть украшения, от которых можно заработать столбняк, – сообщила Дейзи.
– Я говорила Кэрол, что это пустая трата времени! Сарита Сингх желает одного: произвести впечатление на своих помпезных друзей-иностранцев. Три года назад она пригласила меня, Фелисити и Астрид, тогда выставка была посвящена викторианским траурным украшениям. Ничего, кроме черного агата и брошей, сделанных из волос покойников. Брр! Только Астрид могла оценить это.
– Позволь сказать, что́ я оценила прямо сейчас – твою новую сумку «Биркин»! Вот уж не думала, что ты такую в руки возьмешь. Разве ты не говорила, что подобные сумки носят только чокнутые китаянки с материка? – спросила Надин.
– Забавно, что ты так говоришь, – это подарок от Бао Шаоянь.
– Вот свезло! – воскликнула Дейзи на южноминьском диалекте. – Я ж тебе говорила, у этих Бао денег куры не клюют.
– Ты была права, у них куча денег. Боже мой, посмотрела я, как они провели тут последние несколько месяцев! Надин, если ты считаешь Франческу транжирой, ты должна увидеть, как сорит деньгами этот Карлтон. Я никогда в жизни не видела мальчика, который был бы настолько одержим машинами! Его мать поклялась, что никогда не позволит ему сесть за руль спортивной машины, но каждый раз, когда я приезжаю туда, в высотном гараже появляется какое-то новое экзотическое авто. Очевидно, он покупает машины и отправляет их обратно в Китай. Якобы получает большую прибыль, перепродавая их своим друзьям.
– Похоже, парнишка пошел на поправку! – сказала Лорена.
– Да, костыли ему больше не нужны. Кстати, если ты рассматривала его в качестве парня для своей Тиффани, то увы и ах. У него уже есть подружка. Модель или что-то такое. Живет в Шанхае, но прилетает к нему каждую неделю.
– Карлтон такой красивый и обаятельный, там наверняка выстроилась целая очередь из девчонок, желающих его захомутать, – сказала Надин.
– Он, может, и очаровашка, но теперь я понимаю, почему Шаоянь теряет сон из-за своего сына. Она призналась мне, что последние несколько месяцев были самым спокойным временем за долгие годы. Она боится, что, как только Карлтон снова встанет на ноги и вернется в Китай, им будет невозможно управлять.
Понизив голос, Лорена спросила:
– Кстати, о Китае: ты встретилась с мистером Вонгом?
– Конечно. Ай-я, мистер Вонг так располнел, я думаю, что частный сыск – очень прибыльное дело.
– Все нормально. Читала досье?
– А то! Ты не поверишь, что я нарыла о Бао, – произнесла Элинор с легкой улыбкой.
– Что же? – Лорена подалась вперед.
В этот момент Кэрол вошла в галерею и направилась прямиком к Лорен и Элинор:
– Аламак, была такая длинная очередь в туалет! Ну, как выставка?
Дейзи взяла ее под локоток и сказала:
– Я думаю, ты куда больше интересного увидела в джамбуне[39], чем на этой выставке. Может, еда будет лучше. Надеюсь, у них есть пряные самосы.
Когда подруги спустились по коридору к столовой, из какой-то комнаты выплыла женщина с белоснежными волосами, одетая в простое сари цвета слоновой кости, и увидела их.
– Элинор Янг, ты так загадочно выглядишь в этих солнцезащитных очках! – произнесла индианка жизнерадостным голосом.
Элинор сняла очки.
– Ах, миссис Сингх! Я не знала, что вы в городе!
– Да-да. Я просто прячусь от толпы. Скажи мне, как Суи? Я скучала по ее вечеринке Чап Го Мех[40].
– С ней все хорошо.
– Вот и чу́дно. Я собиралась нанести ей визит, с тех пор как вернулась из Куч-Бихара, но в этот раз очень сильно страдаю от смены часовых поясов. А как Ники? Он приехал на Новый год?
– Нет, не приедет в этом году. – Элинор выдавила улыбку.
Миссис Сингх внимательно посмотрела на нее:
– Ну, я уверена, что он вернется в следующем.
– Разумеется, – сказала Элинор и представила дам хозяйке.
Миссис Сингх любезно кивнула каждой гостье и спросила:
– Скажите, вам нравится выставка моей невестки?
– Это очень интересно, – аккуратно сформулировала Дейзи.
– Если честно, я бы предпочла, чтобы вы показывали свои украшения, – отважилась признаться Элинор.
– Тогда пошли. – Миссис Сингх блеснула озорной улыбкой.
Она повела женщин вверх по лестнице и дальше по другому коридору, где на стенах висели портреты эпохи Великих Моголов – индийские монаршие особы в старинных позолоченных рамах. Вскоре дамы скользнули через богато украшенный дверной проем, инкрустированный бирюзой и перламутром и охраняемый парой индийских полицейских.
– Только не говорите Сарите, но я решила устроить свою маленькую вечеринку. – Она распахнула двери.
Внутри была отдельная гостиная миссис Сингх – просторное помещение, выходящее на роскошную веранду, где росли лаймы. Дворецкий раздавал дымящиеся чашки с чаем, в то время как музыкант в углу исполнял ненавязчивую мелодию на ситаре. Несколько дам в радужных сари растянулись на темно-фиолетовых диванах, откусывая кусочки от сладких ладу[41], другие сидели скрестив ноги на кашмирском шелковом ковре, любуясь рядами драгоценных камней, разложенных на больших зеленых бархатных подносах прямо на полу. Это напоминало пижамную вечеринку в хранилище Гарри Уинстона[42].
Дейзи и Надин разинули рот, и даже Лорена, чья семья владела международной сетью ювелирных салонов, не могла не поразиться разнообразию и великолепию изделий. Перед ними лежали сокровища, стоившие сотни миллионов.
Миссис Сингх в облаке шуршащего шифона ворвалась в комнату.
– Входите, дамы. Не церемоньтесь и, пожалуйста, не стесняйтесь примерить что-нибудь.
– Вы серьезно? – взвизгнула Надин, ее пульс зашкаливал.
– Да-да. В том, что касается драгоценных камней, я разделяю идеи Элизабет Тейлор: драгоценные камни следует носить и пользоваться ими, а не смотреть, как они лежат на витрине.
Прежде чем миссис Сингх успела договорить, Надин инстинктивно схватила одно из самых больших выставленных украшений – ожерелье, состоящее из двенадцати нитей огромного жемчуга и бриллиантов.
– Боже мой, и это все одно ожерелье!
– Да, это странное украшение. Хотите верьте, хотите нет, но в ювелирном доме «Гаррард» сделали это для моего дедушки на юбилей королевы Виктории, и, поскольку дед весил более трехсот фунтов, нити красиво покрывали весь его живот. Но как можно надевать такие украшения на публике в наши дни? – рассказывала миссис Сингх, изо всех сил пытаясь застегнуть огромную барочную застежку на шее Надин.
– Вот и я о том! – взволнованно произнесла Надин.
В уголке ее рта образовался пузырек слюны, пока она изучала свое отражение в зеркале в полный рост. На ней от шеи до пояса сияли бриллианты и жемчуга.
– Спина заболит, если носить ожерелье более пятнадцати минут, – предупредила миссис Сингх.
– О, это того стоит! Это того стоит! – И Надин, задыхаясь, примерила браслет-манжету из рубинов-кабошонов.
– Вот теперь мне нравится, – промурлыкала Дейзи, выбирая изысканную брошь в форме павлиньего пера, инкрустированную ляпис-лазурью, изумрудами и сапфирами, которые идеально соответствовали естественным оттенкам оперения павлина.
Миссис Сингх улыбнулась:
– Это от моей дорогой мамы. Картье создал это украшение для нее в начале двадцатых годов. Я помню, она носила его в волосах!
Две служанки вошли с чашами свежеприготовленного гулаб джамуна[43], и дамы начали наслаждаться греховно-сладким угощением в уголке гостиной. Кэрол прикончила свой десерт в два счета и довольно задумчиво уставилась в пустую серебряную миску.
– Я думала, это меня развеселит, но, наверное, стоило бы отправиться в церковь.
– Что такое, Кэрол? – участливо поинтересовалась Лорена.
– Угадай. Это все мой сынуля. После смерти дато я Бернарда почти не вижу и не слышу. Словно меня не существует. Я видела внучку всего два раза. Впервые – в клинике «Глениглс», а потом – на похоронах дато. Теперь Бернард даже не отвечает на мои звонки. Горничные уверяют, что он все еще в Макао, но его жена каждый день куда-то шастает. Дочке и трех нет, а она уже забила на ребенка! Каждую неделю я открываю газету и вижу новости: она то веселится на какой-нибудь вечеринке, то обновки покупает. Вы слышали о картине, которую она купила почти за двести миллионов?
Дейзи сочувственно посмотрела на подругу:
– Ай-я, Кэрол, я научилась за эти годы не слушать истории о расходах моих детей. Мне плевать! В определенный момент нужно отпустить вожжи: пусть делают что хотят. В конце концов, они могут себе позволить некоторые траты.
– В том-то и дело, что не могут. Откуда у них такие деньги?
– Разве Бернард не получил бизнес после смерти дато? – спросила Надин.
История Кэрол внезапно заинтересовала ее сильнее, чем сотуар[44] с алмазами коньячного цвета, который она поднесла к свету.
– Конечно нет. Думаете, мой муж был настолько глуп, чтобы отдать все Бернарду, пока я еще жива? Он же понимал, что мальчик продаст мой дом при первой возможности, а меня выставит на улицу! Когда Бернард сбежал с Китти в Лас-Вегас, чтобы пожениться, дато пришел в ярость. Он запретил кому-либо в офисе давать Бернарду доступ к деньгам и полностью заблокировал его трастовый фонд. У него остался только годовой доход.
– И как же они покупают подобные картины? – поинтересовалась Лорена.
– Наверное, благодаря овердрафту. Банкиры понимают, сколько Бернард получит денег в один прекрасный день, и с радостью одалживают ему, – предположила Элинор.
Она возилась с индийским кинжалом, усыпанным драгоценностями.
– Ай-я, так стыдно! Я не могу представить, чтобы моему сыну приходилось занимать деньги в банке! – простонала Кэрол.
– Ну, если, по твоим словам, у него сейчас нет денег, могу заверить, что именно это он и должен делать. Так поступал один из двоюродных братьев Филипа. Он жил на широкую ногу, как султан Брунея, и только когда отец умер, выяснилось, что он заложил дом и все имущество, чтобы поддержать свой образ жизни и двух своих любовниц – одну в Гонконге и одну в Тайбэе! – добила ее Элинор.
– У Бернарда ничего нет. Он получает всего десять миллионов в год, чтобы хватило на жизнь, – подтвердила Кэрол.
– Ну, тогда он одалживает огромные суммы, поскольку эта Китти швыряет деньгами, как безумная, – сказала Дейзи. – Что там у тебя такое, Элинор?
– Какой-то необычный индийский кинжал, – ответила та.
Это были фактически два кинжала, которые входили в противоположные стороны ножен, инкрустированных разноцветными драгоценными камнями, и она открыла защелку на одном конце, рассеянно выдвигая и задвигая лезвие. Поискав глазами хозяйку, Элинор попросила:
– Миссис Сингх, расскажите мне об этом прекрасном оружии.
Гаятри, которая сидела в углу соседнего дивана и разговаривала с другой гостьей, быстро оглянулась:
– О, это не оружие. Это очень древняя индуистская реликвия. Будь осторожна, не открывай его, Элинор, это дурной знак! На самом деле не стоит прикасаться к нему. Внутри заточен в плен злой дух, его удерживают на месте два лезвия, и великое несчастье постигнет твоего первенца, если ты выпустишь духа на волю. Мы ведь не хотим, чтобы что-нибудь случилось с дорогим Ники? Поэтому, пожалуйста, оставь эту штуковину в покое.
Дамы в ужасе уставились на нее, а Элинор потеряла дар речи, чего с ней почти никогда не случалось.
8
Бриллиантовый зал, отель «Риц-Карлтон»
Гонконг, 7 марта 2013 года
Светская хроника журнала «Пиннакл»Леонардо Лай
Прошлым вечером множество звезд зажглось на Пятнадцатом ежегодном балу фонда Мин. Это событие – доказательство любви к Конни Мин, первой жене второго богатейшего человека Гонконга Мин Кацина, и билеты стоимостью двадцать пять тысяч гонконгских долларов за место разлетелись молниеносно, когда стало известно, что бал посетит герцогиня Оксбриджская, двоюродная сестра ее величества королевы Елизаветы II, а Четыре Небесных Короля[45] воссоединятся, дабы почтить легендарную певицу Трейси Хуан, получившую в этом году награду «Пиннакл».