Черчилль говорит. Цитаты, экспромты, афоризмы, размышления

Richard M. Langworth (ed.)

CHURCHILL IN HIS OWN WORDS

Настоящий перевод опубликован с согласия Curtis Brown UK и агентства «Ван Лир»

Text © The Estate of Sir Winston S. Churchill, 2008

Editorial arrangement and contribution © Richard M. Langworth, 2008

© Перевод на русский язык. Издательство «Око», 2021

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2021

КоЛибри®

Предисловие переводчика

Уинстон Черчилль, лауреат Нобелевской премии по литературе, премьер-министр и национальный лидер Великобритании в годы Второй мировой войны – один из самых цитируемых авторов XX века.

Человек аристократического происхождения, не имевший, однако, наследственного титула или состояния, Черчилль с молодых лет зарабатывал на жизнь литературным и журналистским трудом. В отдельные периоды – например в 1930-х годах, когда Черчилль был фактически изгнан с государственной службы и даже лишен свободного доступа на радио из-за жесткой оппозиции политике умиротворения Гитлера, – это занятие становилось едва ли не единственным источником существования для его большой семьи.

Начав в 1895-м, в возрасте двадцати одного года, с военных репортажей, посвященных Кубинской революции, Черчилль затем попробовал себя как романист в узком смысле слова. Роман «Саврола, или Революция в Лаурании» (1898, журнальная публикация), по его собственному мнению, не удался, и он полностью сосредоточился на том виде прозы, к которому испытывал наибольшую склонность: описании приключений не выдуманных, но испытанных им самим. Благо военная гусарская служба в разных уголках огромной Британской империи давала для этого множество поводов.

В том же году, что и «Савролу», Черчилль издал первую поистине свою книгу – «Историю Малакандского полевого корпуса»[1], посвященную ожесточенным стычкам между британо-сикхскими войсками и мусульманскими повстанцами в приграничье Индии и Афганистана. Поразительно, но уже в этом раннем произведении (составленном из дополненных заметок, еженедельно отправляемых в газеты) явлен почти полный прообраз уникального авторского стиля Черчилля: подробное и яркое изложение личных впечатлений и действий на фоне масштабного политико-исторического, географического и этнографического полотна – своеобразное сочетание художественной прозы, мемуаров, путевых очерков и исторической хроники.

Развивая свой стиль и одновременно, как сказали бы сейчас, продвигая бренд «Уинстон Черчилль», будущий премьер-министр ввязывается еще в два вооруженных конфликта: подавление махдистского восстания в Судане, описанного в «Войне на реке» (1899), и Вторую англо-бурскую войну, которой посвящены «От Лондона до Ледисмита через Преторию» (1900) и «Поход Иэна Гамильтона» (1900). Основой этих книг также послужили репортажи, которые Черчилль как военный корреспондент (и часто как непосредственный участник боевых действий) отправлял в газеты с полей сражений. Плодовитость начинающего автора восхищает даже строгих критиков: пять книг за три года, причем «Война на реке» в первом издании – в двух томах и на тысяче страниц!

Еще в Индии, работая над своими первыми крупными произведениями, Черчилль решает постепенно сворачивать военную карьеру, чтобы заниматься более выгодной литературной и журналистской деятельностью, а также, если повезет, политикой. Его отец был видным представителем Консервативной партии, а какое-то время даже вторым человеком в правительстве – канцлером казначейства (министром финансов). Но в 1895 году сорокапятилетний отец умирает, и юный Уинстон чувствует себя обязанным продолжить отцовское дело. Позднее Черчилль посвятит отцу свой первый опыт биографии («Лорд Рэндольф Черчилль», 1907) – еще одного жанра, принесшего автору славу. В этом жанре также будет создан сборник «Великие современники» (1937) и четырехтомная эпопея о прапрапрапрапрапрадедушке Черчилля «Герцог Мальборо, его жизнь и время» (1933–1938).

А между тем в 1899 году Черчилль впервые пробует избраться в парламент на внеочередных выборах, терпит почетное поражение, а затем побеждает на всеобщих выборах в следующем году. Свое место в палате общин он займет в феврале 1901 года. Так начинается политическая карьера одного из величайших государственных деятелей XX века. Перечислим ее главные вехи:

1901 – первая речь в палате общин

1904 – переход в Либеральную партию

1905 – замминистра по делам колоний[2]

1908 – министр торговли

1910 – министр внутренних дел (формально третья по значению должность в правительстве)

1911–1915 – Первый лорд Адмиралтейства (военно-морской министр)

1916 – служба на Западном фронте

1917 – министр вооружений

1919 – двойная должность военного министра и министра авиации

1921–1922 – министр по делам колоний

1924–1929 – министр финансов

1925 – официальное возвращение в Консервативную партию

1929–1939 – политическая изоляция («годы саранчи»)

1939 – снова Первый лорд Адмиралтейства

1940–1945 – премьер-министр и министр обороны

1940–1955 – лидер Консервативной партии

1951–1955 – второй премьерский срок

1955 – последняя речь в палате общин

За пятьдесят с лишним лет службы родной стране у Черчилля, разумеется, были свои взлеты и падения, но чаще всего его вспоминают как одного из ключевых участников двух мировых войн. И если относительно оценки его участия во Второй мировой существует почти всеобщий хвалебный консенсус, роль Черчилля в Первой мировой вызывает противоречащие друг другу суждения.

В 1915 году Черчилль был одним из инициаторов и самым горячим сторонником Дарданелльской операции – попытки вывести Турцию из мировой войны и обеспечить для Британии и Франции сообщение с союзницей-Россией через черноморские проливы. Когда операция потерпела катастрофический провал, Черчилль признал свою долю вины и смирился с тем, что его сделали козлом отпущения. Хотя справедливость требует заявить, что ответственность за дарданелльскую катастрофу лежит на всем военно-политическом руководстве союзников, а не на одном Черчилле. Основными причинами провала послужили отсутствие единого центра управления сложнейшей амфибийной операцией, что привело к рассогласованию действий армейских и флотских подразделений, а также, в определенной степени, недооценка способности Турции оказать сопротивление. Военный менеджмент по инерции строился на принципах малых войн Викторианской эпохи, что абсолютно не соответствовало масштабу событий мировой войны. Черчилль хорошо выучил этот горький урок: став премьер-министром в 1940 году, он первым делом учредил пост министра обороны и назначил себя на эту должность, чтобы осуществлять личную координацию всех военных действий.

Из должностей Черчилля, не связанных с мировыми войнами и военной сферой, следует особо упомянуть его эффективную работу на посту министра по делам колоний: он содействовал заключению Англо-ирландского договора и значительному снижению напряженности между имперским правительством и Ирландией, а также поддерживал еврейскую иммиграцию в Палестину, будучи последовательным сторонником сионизма. А вот главной персональной неудачей его карьеры, что он и сам признавал, следует назвать пребывание на посту министра финансов в преддверии Великой депрессии, а конкретно – его санкцию на возврат к золотому стандарту по довоенному курсу фунта стерлингов, что оказало затяжное негативное влияние на британскую экономику и затруднило ее восстановление в годы после финансового кризиса.

Наконец, на втором премьерском сроке Черчилль упорно пытался вернуть Великобритании статус великой державы, в значительной мере утраченный ею в годы послевоенного правительства лейбористов, которые проводили планомерную политику демонтажа Британской империи, считая ее пережитком прошлого. Кульминацией усилий престарелого Черчилля стало получение Великобританией в 1952 году атомного оружия – третьей страной после США и СССР. Четвертой станет Франция лишь в 1960-м.

Все же именно трагедия двух мировых войн и личная причастность к грандиозным событиям вдохновили Уинстона Черчилля создать два самых монументальных произведения его жизни – «Мировой кризис» и «Вторая мировая война». Задуманные и исполненные в рамках подхода «не история вообще, но моя история», они во многом продолжают традиции его юношеских «приключенческих» очерков, только совершенно в ином личностном и политико-историческом масштабе. Они также дают исследователям богатейший документальный, фактический и аналитический материал из уст высокопоставленного участника описываемых событий. Уникальность этих сочинений еще и в том, что в истории нет другого государственного или военного деятеля сопоставимого ранга, который оставил бы настолько подробный отчет о своей деятельности; например, солидные мемуары Дуайта Эйзенхауэра «Крестовый поход в Европу» по объему приблизительно в шесть раз меньше черчиллевских воспоминаний того же периода.

Из важных текстов Черчилля остается упомянуть еще два. В 1930 году он издал блистательную автобиографию «Мои ранние годы», раскрывающую перед читателями его становление как личности до 1900 года. А в 1958-м завершил работу, начатую еще в 1930-х годах, но прерванную войной – четырехтомную «Историю англоязычных народов»; по сути, это обоснование важнейшей для Черчилля темы «особых англо-американских отношений», вдохновленной его собственным бинациональным происхождением (его мать была родом из штата Нью-Йорк).

Здесь, казалось бы, уместно поставить точку. Но нет. Дело в том, что письменные произведения Черчилля составляют лишь половину его обширного наследия – как минимум, не меньшее значение имеет его живое слово: речи в палате общин с 1902 по 1955 год и радиовыступления в период возвышения нацизма и Второй мировой войны.

При жизни Черчилля между 1903 и 1961 годами в Британии и Америке было напечатано 27 сборников его речей, из них 13 только в 1940-х годах, что неудивительно. Его речи против умиротворения нацистов во второй половине 1930-х и в поддержку боевого духа британцев и европейцев в тяжелейший период 1940–1943 годов – вершина ораторского искусства XX века.

Нобелевский комитет, формулируя причины для присуждения премии, особо отметил эту сторону черчиллевского гения: «За мастерство исторического и биографического описания, а также блистательное красноречие, благодаря которому он стал защитником высоких человеческих ценностей».

Чтобы проследить истоки будущих заслуг, нужно вернуться в те же далекие дни поздней Викторианской эпохи.

Ораторский пыл Черчилля впервые проявился публично за год до его кубинских опытов в журналистике. Осенью 1894 года вокруг театра-варьете «Эмпайр» в Вест-Энде разгорелось нешуточное противостояние между самозваными блюстителями нравственности, требовавшими закрыть «развратное» варьете, и «антиханжами», выступавшими в защиту широко понимаемой свободы: первые возводили вокруг театра баррикады, вторые, и среди них юный кадет Черчилль, эти баррикады сносили. В одно из «сражений» Уинстон взобрался на вражескую баррикаду и обратился к толпе с пламенной речью, призывая голосовать на ближайших выборах против сторонников репрессивных методов. В те же дни он написал письмо в либеральную The Westminster Gazette, мудро аргументируя позицию «антиханжей» тем, что попытки утвердить нравственность с помощью принуждения обычно вызывают противоположный эффект. Письмо он подписал своими полными инициалами, едва ли кому-либо известными в тот момент вне круга семьи: WLSC – Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль.

Но целенаправленно развивать свои ораторские способности он начал позднее – в Индии и Египте в период с 1898 по 1899 год, когда уже принял решение попытать счастья в политике и работал над «Войной на реке». Желая убить сразу двух зайцев, он обращается к услугам стенографисток, чтобы диктовать текст и одновременно практиковаться в выразительной устной речи. Этот метод он будет применять при сочинении всех последующих трудов: они не столько «написаны», сколько надиктованы.

Выйдя в отставку и вернувшись в Англию в середине апреля 1899 года, Черчилль намеревался участвовать в выборах 1900 года, представляя Консервативную партию в Олдеме близ Манчестера. Однако подворачивается случай испытать себя раньше: текущий депутат от Олдема скоропостижно умирает, и на 6 июля назначаются внеочередные выборы. За шесть дней подготовившись к избирательной кампании, Черчилль начинает выступать на митингах, иногда произнося по три-четыре речи за один вечер. Хотя он и проиграл с незначительным отрывом, именно тогда он прочувствовал, насколько это занятие близко ему и каким мощным может быть его воздействие на слушателей. На всеобщих выборах в следующем году он побеждает и, ожидая сбора парламента, проводит месячный лекционный тур по Великобритании и Ирландии, рассказывая о своих южноафриканских приключениях и делясь взглядами на животрепещущие политические вопросы, а затем отправляется на два месяца в такой же тур по США и Канаде. Возможность хорошо заработать он использует также для совершенствования своих ораторских и полемических навыков. В 1902 году его первая речь в палате общин становится самой широко освещаемой и обсуждаемой речью начинающего политика в британской истории.

Русскоязычному читателю доступны переводы почти всех больших произведений Черчилля, кроме написанных им биографий (отца и Мальборо). Однако наследие Черчилля как оратора представлено весьма избирательно. Для читателя, желающего начать знакомство с огромным и разнообразным наследием великого британца, освежить в памяти любимые места из его речей и произведений или просто узнать его мысли по тому или иному поводу, такие сборники незаменимы.

Предлагаемая читателю книга не просто восполняет возможные пробелы – она сразу дает наилучший из ныне существующих образец.

Составитель книги Ричард Лэнгворт (р. 1941), командор ордена Британской империи, многолетний руководитель Международного Черчиллевского общества и главный редактор ежеквартального издания Finest Hour – один из ведущих мировых специалистов по Черчиллю. После безвременной кончины в 2015 году официального биографа Черчилля Мартина Гилберта его по праву можно назвать первым среди небольшого круга равных.

Ричарду Лэнгворту удалось воплотить в одном объемном томе наиболее полный и всесторонний свод главных изречений, размышлений и ключевых фрагментов речей и текстов Уинстона Черчилля. В этой безупречно структурированной книге Черчилль разнообразно представлен как политик, военный лидер, оратор, мыслитель и живой человек, небезосновательно считавшийся эталоном мудрости, красноречия и остроумия.

Сам Черчилль считал свое время эпохой больших событий и маленьких людей, в отличие от предыдущих эпох «великих людей и незначительных событий». Однако его собственная жизнь вносит важный корректив к этому суждению. Она доказывает: при всех потрясениях и ужасах первой половины XX века находились личности, способные не только противостоять огромным событиям, но и направлять их к всеобщему благу. В наше непростое время это внушает надежду на то, что и сейчас такие люди есть среди нас.

Пролог

Настоящий Черчилль

Меня часто спрашивают: «Зачем изучать Черчилля? Ведь ему нечего сказать в наше время». Однако в моей работе, открывая папку за папкой в архиве Черчилля, с момента его прихода в правительство в 1905 году и до отставки в 1955-м (а это полвека!), я неизменно поражаюсь истинности его суждений, современности его мысли, оригинальности его ума, конструктивности его предложений, его человечности и – что удивительнее всего – его предвидению[3].

У этой книги простое назначение: предложить читателю самое полное собрание когда-либо опубликованных цитат, экспромтов, афоризмов, поговорок и размышлений Уинстона Черчилля – с указанием источников, комментариями и перекрестными ссылками. Используя знаменитую фразу Томаса Джефферсона, можно сказать, что в этом сборнике содержится всё, сказанное Черчиллем о жизни, свободе и стремлении к счастью[4].

«Всё» – это, пожалуй, преувеличение. Приблизительно из 350 000 слов этой книги подавляющее большинство принадлежат Черчиллю. Однако эти слова представляют лишь 0,2 % из его 15 миллионов опубликованных слов – книг, статей, речей, писем и документов. Несомненно, я пропустил какие-то заслуживающие внимания цитаты, но при этом уверен, что сущность его остроумия, мудрости и непреходящей актуальности отразить здесь удалось.

Слова Черчилля и еще 35 миллионов слов о нем, написанных или сказанных коллегами, биографами и друзьями, составляют информационный массив, на который опирается настоящая книга (см. раздел «Благодарности»). Цифровая база данных, составленная из оптических сканов этого обширного материала, позволяет проследить цитаты до их истока. Каждая из 4120 записей в базе данных подкреплена надежными источниками; в ней нет ни одного высказывания, исключающего точную атрибуцию. Эта же технология позволила выявить многочисленные «ложные следы» – цитаты, приписываемые Черчиллю ошибочно; они приведены в Приложении I.

Зачем нам нужен еще один «цитатник» Черчилля? Затем, что, несмотря на отдельные прекрасные попытки, ни одна из предыдущих книг не дает всеохватного и точного отображения его вневременного значения, его предвидения, остроумия и мудрости.

Интернет, очень полезный во многих отношениях, может помочь в этом деле лишь отчасти: он переполнен цветистыми искажениями или высказываниями, которые Черчилль никогда не делал. В одном случае Черчилль цитирует чужие слова, в другом – мы сталкиваемся с городской легендой, которую невозможно с достоверностью приписать кому-либо. Например, вопреки тому, что Черчилль прославился замечанием, что демократия – «наихудшая форма правления, не считая все прочие, которые человечество пробует время от времени», он не был автором этих слов – и никогда не претендовал на это. (Вообще-то у него было множество куда более мудрых мыслей о демократии: все они в этой книге.)

Подобно Библии, Уинстона Черчилля цитируют философы, мыслители и политики любых взглядов. В этом нет ничего удивительного: он исполнял ведущие роли на политической сцене в течение полувека (что само по себе достижение, не превзойденное ни одним другим политиком) – а это достаточно долгий срок, чтобы успеть наговорить много чего, с чем согласится каждый или что можно толковать по своему вкусу. Однако, как мне кажется, причина, по которой Черчилль – настолько притягательный источник цитат, это высокое качество его слов.

Опираясь на фотографическую память о прочитанных в юности книгах великих писателей и собственный впечатляющий словарный запас, Черчилль оттачивал свою прозу в самых трудных условиях из всех возможных – в палате общин. Майкл Доббс, автор исторических романов настолько точных, что они выглядят документальными, отмечает ключевые особенности опыта, который дает палата общин:

Выступающие в палате общин отдаются в руки опасности, ибо, еще не начав говорить, они вдруг понимают, что зеленый ковер, на котором они стоят, превратился в песок. Иногда им удается запечатлеть след в парламентских песках, который сохранится – оставить по себе память, которая будет восхищать их детей и внуков. Впрочем, намного чаще их следы смывает вечерний прилив. А иной раз политики обнаруживают, что ступили на зыбучий песок, который вот-вот поглотит их целиком[5].

Невозможно переоценить влияние на Черчилля этого прославленного законодательного собрания, которое он считал своим «естественным обиталищем». Треть приведенных здесь цитат – со значительным перевесом это самый большой из отдельных источников – относятся к дебатам в палате общин. Черчилль порой действительно ступал на зыбучие пески, однако он оставил след, который не исчез и поныне.

Сам Черчилль скромно отмечал: «…вы должны помнить, что я всегда зарабатывал себе на жизнь пером и языком»[6]. Его письменный канон так же объемен, как и его речи: его перу принадлежат свыше сорока печатных произведений в более чем шестидесяти томах, а также тысячи статей. Необъятная переписка Черчилля представлена в сопроводительных томах его «Официальной биографии» или в сборниках, подобных этому: «Сами о себе: личные письма Уинстона и Клементины Черчилль» (Speaking for Themselves: The Personal Letters of Winston and Clementine Churchill) леди Соумс.

Пожалуй, я не зайду слишком далеко, если предположу: в 1940 году Британия смогла выжить и сберечь свободу для всего мира благодаря тому, что ею руководил профессиональный писатель. В то время, когда у его страны был крайне ограниченный арсенал других вооружений, Черчилль «мобилизовал английский язык и отправил его в бой», как выразился Эдвард Р. Мёрроу.

Каждому, кто сомневается в ценности чтения «великих книг», стоит вспомнить Черчилля. Что он не придумал сам, то обычно черпал из своих широких познаний в классической литературе, от Библии до Шекспира. В апреле 1941 года, в тот мрачный период Второй мировой войны, когда Британия сражалась в одиночку и вмешательство американцев и русских еще не предвиделось, Черчилль напомнил соотечественникам слова Клафа, понимая, что в ту более просвещенную эпоху их сразу же узнают:

Этого требовал момент – и таких моментов, связанных с делами великими и малыми, было еще много. В 1955 году Черчилль писал королеве, перед которой преклонялся:

Наш остров более не обладает таким же авторитетом и могуществом, как в дни королевы Виктории. Огромный мир бушует вокруг него, и даже после всех наших побед мы не могли бы претендовать на то положение, которое занимаем, если бы не уважение к нашему характеру и здравому смыслу и не всеобщее восхищение, не лишенное, впрочем, зависти, нашими общественными институтами и образом жизни. Последние лишь упрочились в начальные годы нынешнего царствования. И то, что здание нашего новообразованного Содружества скрепляется и озаряется блистательным присутствием на его вершине, я считаю самым прямым знаком Божьей милости, какого мы еще не удостоивались за все долгое время моей жизни[8].

«И если вы, дамы и господа, позволите мне замечание в скобках, – вопрошает профессор Дэвид Дилкс, процитировав этот отрывок, – не тоскуете ли вы иногда по личностям на вершине нашей общественной жизни, которые были бы способны мыслить и писать на таком уровне?»[9]

Черчилля часто цитируют по частным беседам, в которых он, как вспоминает его дочь леди Соумс, был недалек от своей «ораторской ипостаси». По какой причине, помимо славы Черчилля, столь многие люди записывали его высказывания? Радиоведущий Коллин Брукс полагал, что Черчилль был «эталоном» редкой породы людей – тех, кто говорит и много, и хорошо, даже если и не всегда по какой-то глубокой теме:

Его славе оратора не помогают, но вредят образчики его быстрого, порой злобного остроумия, которые разлетаются по клубам и попадают в газетные разделы сплетен…

Никогда еще не встречалось оратора, одаренного столь разнообразно, оратора, которого слушали с таким же упоением и в котором было так мало от резонера. Никогда еще в человеке, столь преданном точности и словесной утонченности, не было так мало от педанта… Сэра Уинстона Черчилля в равной мере приветствовали бы и Фальстаф в Истчипе, и Бен Джонсон в таверне «Русалка», и Эдмунд Берк с Сэмюэлом Джонсоном в «Митре» – то есть в любом окружении, где речь мужественна, остроумие и юмор спонтанны, эрудиция непритворна и где вкус – главнейшее качество[10].

Если Черчиллю приходила на ум удачная фраза, он не колеблясь использовал ее снова, вследствие чего его мысли удивительно последовательны на протяжении полувека. Например, я часто наталкивался на словосочетание «любопытный факт», которым описывалась какая-нибудь характерная черта британцев. Я ввел эту фразу в свою поисковую программу и обнаружил, что Черчилль употреблял «любопытный факт» десять раз, и каждый из них – чтобы проиллюстрировать нечто странное или заслуживающее внимания, от спора Гурта и Вамбы о происхождении норманнской говядины (в черчиллевском пересказе «Айвенго» в 1933 году) до склонности парламентариев обсуждать телевидение вместо внешней политики в 1953-м. Каждый пример «любопытного факта» включен в настоящую книгу. Эта подборка может очень много рассказать нам о мышлении Черчилля.