Черчилль говорит. Цитаты, экспромты, афоризмы, размышления

Кропотливо исследуя черчиллевское словесное наследие, я был впечатлен его суждениями, которые – вопреки всем его критикам со времен Дарданелльской операции в Первую мировую – были в высшей степени уместны и обычно обоснованны. Тед Соренсен, советник и спичрайтер президента Кеннеди, подчеркивал приоритет суждений перед организацией, структурой, процедурами и аппаратом: «Все это, разумеется, важно, но это ничто по сравнению с правильными суждениями». Два профессора экономики, несколько лет изучавшие лидерство во всех сферах американской жизни, пришли «к неизбежному выводу, что способность суждения в большинстве случаев превосходит опыт… Лидерство, по своей сути, – это хроника решений на основе личного суждения»[11].

Однако Черчилль часто смягчал свои первоначальные суждения, пересматривал их и, если необходимо, изменял. «У него всегда были мысли второго и третьего порядка, – пишет Уильям Манчестер, – и обычно они улучшались со временем. Его способ реагирования на любую политическую проблему характеризовался тем, что его первый отклик часто бывал эмоциональным и даже недостойным его, однако затем разум и великодушие, как правило, перевешивали»[12].

Если бы не Вторая мировая война, отдельные упоминания об ораторском таланте и мудрости Черчилля, вероятно, остались бы лишь в сносках учебника истории. Однако у нас все равно была бы его литература, заслужившая Нобелевскую премию; пять объемных томов речей до 1940 года; размышления о жизни, тирании и свободе; незабываемое остроумие и радостная человечность. Кто сказал бы, что подобная книга невозможна?

Грэм Которн, проницательный наблюдатель парламентской сцены, приоткрывает для нас механику подготовки выступления и ораторскую технику Черчилля, которую трудно передать в письменном виде: расчетливое использование моментов, когда его речь прерывало замечание кого-либо из коллег в послевоенном парламенте:

Планируя свою речь, Уинстон учитывает все. Говорят, он даже пытается предусмотреть, в каком месте его, скорее всего, перебьют. И тогда, если это происходит, у него обычно заготовлена эффектная реплика. Несомненно, он поступал так в речах о бюджете, когда был канцлером казначейства. Эти речи строились таким образом, что объявление об изменении налогов оказывалось ответом на возражение. Он обычно «ходил вокруг да около», пока кто-либо из оппозиционных парламентариев не восклицал нетерпеливо «Что с того?» – и тогда, словно удар, следовало объявление…

«С чего начинается семья?» – задавал Уинстон риторический вопрос. И сам же отвечал на него: «С того, что молодой человек влюбляется в девушку!» Его оппоненты охотно пользовались случаем посмеяться. Но он ни капли не был обескуражен. Казалось, он заранее рассчитывал именно на такую их реакцию, ибо, широко улыбаясь и сдерживая смех, он провозглашал им: «Лучшей альтернативы пока не придумали!» Благодаря шутке его пассажи запоминались надолго[13].

Единственной статьей, посвященной Черчиллю в первом издании Оксфордского словаря цитат (Oxford Dictionary of Quotations), опубликованном в мае 1941 года, была «терминологическая небрежность» (глава 2). Однако месяцем ранее Черчилль произнес по радио вышеприведенные строки Клафа в ответ на февральское обращение Рузвельта, когда тот цитировал Лонгфелло (см. «Дайте нам орудия!» в главе 1), и редактор ОСЦ Бернард Дарвин отметил это в своем предисловии: «Мы были, как никогда, уверены в том, что г-н Черчилль – именно тот человек, который нам нужен». Сейчас в ОСЦ включена сорок одна фраза Черчилля: похвально, но едва ли достаточно.

В последнем довоенном издании «Известных цитат» Бартлета (Bartlett’s Familiar Quotations) (Черчилль: «…изумительная книга, и я внимательно изучил ее»[14]) не было вообще ни одной цитаты Черчилля. В текущем издании их шестьдесят девять. Достойна восхищения редакторская бережливость, породившая столь рафинированный сборник. Но надеемся, что настоящая книга добилась несколько большего.

Как составитель я пытался избегать предположений о соотносительности высказываний Черчилля с современными делами. То, что сейчас у нас на уме, через десять лет может показаться не таким уж и захватывающим. Хотя я идентифицировал для читателя людей, места и события, я старался не объяснять и не рационализировать мысли Черчилля. Ему не нужен толкователь, чтобы подчеркнуть его актуальность среди огромного множества проблем, похожих на его проблемы, но не тождественных им.

Например, мессианская настойчивость, с которой левые лейбористы противодействовали британским испытаниям атомной бомбы в 1950-х годах, напоминает пылкое сопротивление современных политиков определенного рода любым мерам национальной обороны. Однако пройдут годы, и эти вопросы, если на земле установится мир, будут сняты с повестки дня. А слова Черчилля в любом случае останутся. Они говорят сами за себя.

Не все цитаты исключительны, и я не отстаиваю тот тезис, что наш герой – единственный источник выдающихся суждений. Однако Черчилль обладал уникальным красноречием, и в оставшихся после него обширных архивах в виде публичных и частных документов обнаруживается больше ценных цитат, чем в наследии большинства других лидеров.

Могут сказать, что в своих примечаниях я пытаюсь, насколько это возможно, представить слова Черчилля в самом выгодном свете. Однако Черчилль проживал жизнь по-крупному. Если его ошибки, как и его достижения, и были масштабными, последние, я уверен, перевешивают первые. Никакого «ревизионизма» тут нет.

Эта книга – действительно «Черчилль дословно». Как он отметил в Фултонской речи о железном занавесе в 1946 году: «Здесь нет ничего, кроме того, что вы видите». Все цитаты принадлежат исключительно ему. Изо всех сил я старался цитировать Черчилля так, чтобы цитаты не казались вырванными из контекста. Кто-то скажет, что те или иные его замечания – это просто здравый смысл; мой ответ таков: как часто нам встречаются политики, в словах которых так же много здравого смысла?

Обычный порядок в книге – алфавитный по темам, затем хронологический по датам (как в главе 1 «Бессмертные слова»). Однако отдельные главы требуют иного порядка для удобочитаемости. Например, цитаты об Америке (глава 8) разделены на два подраздела: вначале идут англо-американские «особые отношения» (одна из главных тем Черчилля на протяжении всей жизни), а затем общие замечания об Америке и американцах.

В других главах, как, например, тех, что посвящены двум мировым войнам, межвоенному периоду и атомному веку (главы 16–19), цитаты вначале приводятся по годам (синхронно с происходящими событиями), а затем, в качестве «общих наблюдений», в алфавитном порядке по темам. Благодаря этому принципу читатель, например, сможет отслеживать события Второй мировой войны, не нарушенные строго алфавитным изложением.

Ради краткости я не привожу полное название каждого источника, но указываю (в этом Прологе и везде в книге) ключевые слова, которые расшифровываются в Библиографии.

Например, «OB» означает «Official Biography, Winston S. Churchill» («Официальная биография Уинстона С. Черчилля»). «OB, CV5/3» – «Official Biography, Companion Volume V, Part 3: Documents: The Coming of War 1936–1939» («Официальная биография, сопроводительный том V, часть 3: Документы: Приближение войны, 1936–1939»). «Crisis IV» («Кризис IV») отсылает к тому IV «Последствия» (The Aftermath) в мемуарах Черчилля о Первой мировой войне «Мировой кризис» (The World Crisis). «Марш» – к книге Эдди Марша «Несколько человек» (A Number of People), «Nicolson II» – ко второму тому дневников Гарольда Николсона. Труды плодовитых авторов, таких как Мартин Гилберт, обычно идентифицируются по двум словам: «Gilbert, Search» («Гилберт, Поиски»), что отсылает к превосходному отчету сэра Мартина о собственной работе «В поисках Черчилля» (In search of Churchill). Все ссылки исчерпывающе идентифицируются по Библиографии.

Любая цитата без указания источника относится к речам Черчилля в палате общин: их источниками могут служить официальные отчеты о парламентских дебатах (Hansard) или «Уинстон С. Черчилль: полное собрание речей, 1897–1963» (Winston S. Churchill: His Complete Speeches 1897–1963 / CS I – CS VIII). Атрибуция высказываний, относящихся к другим местам, приводится всегда – либо по «Полному собранию речей», либо по отдельным сборникам речей Черчилля (см. раздел «Библиография»).

В нескольких случаях – таких как «Лестница в темную пропасть» (глава 1) и «Войны великих держав» (глава 30) – речь в палате общин цитируется не по официальным парламентским отчетам и не по «Полному собранию речей», но по одному из сборников речей Черчилля. В данном случае – по сборнику «Вооружения и Устав» (Arms and the Covenant), Covenant. Эта прекрасная заключительная часть речи не была воспроизведена в парламентских отчетах и, следовательно, отсутствует в «Полном собрании речей». Возможно, Черчилль, неутомимый редактор, добавил эти слова в книжной версии. В тех немногих случаях, когда его книги расходятся с парламентскими отчетами, я опираюсь на опубликованный им текст.

Приведенная дата – всегда самая ранняя из относящихся к данной цитате. Иногда можно точно датировать цитату периода Второй мировой, даже если она взята из послевоенных мемуаров Черчилля, потому что ее датировка указана самим Черчиллем. Если же такой возможности нет, то приведенная датировка повторяет дату первой публикации книги или статьи.

Например, лаконичное замечание Черчилля о политике военного времени «безопасность прежде всего» (глава 12 «Война»: «Принятие риска») датируется 3 ноября 1940 года, поскольку именно так она датирована в «Их самом славном часе»[15], хотя эта книга и была издана лишь в 1949 году. Однако его высказывание о том, что «нельзя гарантировать успех на войне» (глава 12 «Война»: «Афоризмы и размышления»), датируется 1949 годом, потому что в той же книге не указано никакой конкретной более ранней даты.

Места и населенные пункты, кроме Лондона, Чартуэлла и Даунинг-стрит, указываются, если они известны. Цитаты из выступлений по радио приводятся именно в этом качестве и с указанием источника. Если высказывание встречается и в статье, и в книге, ссылка дается на книжное издание.

Забавный пример дурного совета, который часто повторяют составители сборников цитат: «Если сомневаешься в авторстве, припиши любое широко известное уместное высказывание Черчиллю, Шекспиру, американской Декларации независимости, председателю Мао или Библии. Это добавит авторитета, и, если повезет, никто ничего не заметит». Как же, не заметят!

Сэр Мартин Гилберт продолжает: «Дилемма аутентичности всегда актуальна в случае Черчилля, которому каждый, естественно, хотел бы приписать свою любимую историю». Многие старые анекдоты «объявляют Черчилля своим автором, чтобы повысить к себе интерес. Разве Черчилль говорил когда-либо Нэнси Астор: «Если бы я был вашим мужем, я бы выпил его» после ее фразы «Если бы я была вашей женой, я бы подсыпала вам яд в кофе»? Не имею ни малейшего представления, хотя несколько старожилов намекали мне, что прототипом Уинстона в этой истории был Ф. Э. [Смит][16] (значительно превосходивший Черчилля в пристрастии к алкоголю и известный своим едким остроумием)»[17].

Как все знают, интернет – это настоящий электронный Уголок ораторов, подобный тому, что в Гайд-парке. Полагаться на него при подтверждении цитат Черчилля опасно. Интернет полон предполагаемых цитат – фраз, которые Черчилль либо никогда не произносил, либо позаимствовал у другого оратора. Проверка каждой цитаты, в интернете или где-либо еще, – это прежде всего установление того, сопровождается ли она атрибуцией. Если нет, это может быть чистейшей воды выдумкой – словами, кем-то вложенными в уста Черчилля.

Возьмем в качестве примера знаменитую фразу Черчилля, якобы сказанную Рузвельту[18] после выхода нагишом из ванной: «Премьер-министру Великобритании нечего скрывать от президента Соединенных Штатов»[19]. Можно ли поверить в это? Поскольку с этим не связано ничего особо важного, и при условии, что едва ли разумно подозревать телохранителя Черчилля Уолтера Томпсона (который первым цитирует эти слова) в неправде, а также при значительном правдоподобии, я заключаю, что в это можно поверить.

Гарри Гопкинс, советник Рузвельта, достаточно часто повторяет свою версию этой фразы (используя «утаивать» вместо «скрывать»), что дает дополнительное основание для признания ее достоверности. Этим соображениям, как кажется, противоречит свидетельство самого Черчилля. Роберт Шервуд однажды набрался смелости и спросил напрямую, соответствует ли эта история действительности. Черчилль ответил, что это «вздор» – что он «никогда не принял бы президента, не обернувшись хотя бы банным полотенцем».

Относительно содержания этой фразы Черчилль добавил: «Едва ли я мог сделать подобное заявление. Да и сам президент понял бы, что это не может быть правдой в строгом смысле слова». Однако Черчилль также признавался королю, что был «единственным в мире человеком, который принимал главу государства нагишом» (глава 33 «Экспромты»: «Встреча в голом виде»).

Итак, истина уклончива, но что особенно важно в этом легкомысленном эпизоде – каковы бы ни были реальные факты, приведенные слова согласуются с личностью Уинстона Черчилля. Еще существеннее то, что они согласуются с полным отсутствием церемоний во взаимоотношениях Черчилля и Рузвельта: их товарищеским сотрудничеством, несмотря на многие разногласия.

Как четвертьвековой редактор Finest Hour[20] я постепенно пришел к пониманию уникальности нашего героя. Недавно, обсуждая с леди Соумс одно из провидческих высказываний ее отца, я был поражен ее вполне спонтанным и, как мне показалось, немного грустным замечанием: «А ведь он был единственным в своем роде, не так ли?» Это правда.

Пусть же Грейс Хэмблин, его секретарь с 1932 года, резюмирует сущность Уинстона Черчилля словами, совпадающими по духу с признанием Мартина Гилберта в начале этого пролога:

Потом я поехала с семьей на погребение, которое должно было состояться недалеко от его любимого места рождения – Бленхеймского дворца. Тихая и скромная служба на деревенском погосте была для меня куда трогательнее грандиозной помпы и торжественности государственной церемонии в Лондоне… Я задумалась над тем, что заставляло любить и уважать эту энергичную, но мягкую личность – и такого прекрасного начальника.

Как мне кажется, прежде всего – смелость. Он ничего не боялся, ни в моральном, ни в физическом смысле. Также в нем была искренность, правдивость и прямота: он не мог намеренно обмануть ни министра правительства, ни каменщика, ни секретаршу. А еще умение прощать, теплота, нежность, верность и, пожалуй, самое важное в нашей требовательной жизни – чувство юмора, которым он обладал в избытке…

Одно из многих и многих писем с соболезнованиями леди Черчилль получила из Америки, от одного из ваших соотечественников, и я навсегда запомнила эти слова: «Не важно, что он умер, ибо мы все должны умереть. Но то, что он жил, имеет огромное значение для судьбы всех порядочных людей в мире. Он не ушел. Он живет везде, где люди свободны»[21].