Том сухо ответил: нет, вряд ли мать станет продавать дом в ближайшее время.
Ответ Беверли прозвучал агрессивнее: точно нет! А когда Джессалин примет такое решение, дом не будет «выставляться на продажу», а уйдет по-тихому.
Если я чем-то могу вам помочь, Джессалин, скажите мне.
Чтобы хорошо продать недвижимость, потребуется толковый риелтор.
Слава богу, Джессалин была окружена детьми, готовыми ее опекать и успокаивать. Без них она бы не пережила этот шок.
Утреннюю кремацию настоящей «церемонией», пожалуй, не назовешь.
Только близкие. И конечно, никаких внуков.
Прах (невозможно произнести вслух прах Уайти) поместили в урну, сделанную как будто из антикварного камня, хотя на самом деле она из дешевого синтетического материала, что-то вроде картона, с очень плотной крышкой.
Тяжелее, чем можно было предположить, но не слишком.
Они отнесут урну на кладбище Северного Хэммонда, где церковный двор (за пресвитерианской церковью) одновременно служит местом захоронения, и Маккларены покоятся там начиная с 1875 года.
В одном месте без труда помещаются две урны.
Пока никаких планов насчет мемориальной церемонии.
Возможно, в декабре, перед Рождеством.
Зазвонил дверной колокольчик. Кто-то сильно припозднился.
Том уже сыт по горло. 21:20, с ума сойти! Для домочадцев день начался в шесть утра. Половину этих гостей никто не приглашал. Откуда они вообще взялись? А вот мать после очередного звонка всех зовет в гости. Уайти бы ей давно сказал: Джессалин, запри уже дверь на засов и погаси свет в доме!
В комнате рядом с гостиной мистер Колвин сидит на стуле, широко расставив ноги, болезненно-бледный, словно после обморока, а одна из их соседок вокруг него хлопочет. Его-то кто позвал?
Наверху, в санузле для гостей, где так пахнет лавандовым мылом, что невозможно дышать, заросший Кевин достал из пакетика косячок для Брианны. Оба хихикали, предварительно заперев дверь.
– Может, открыть окно?
– Хорошая мысль.
А внизу дети приглядывали за матерью.
Сколько раз она уже повторила: «Уайти бы так удивился, увидев столько народу в нашем доме!» На самом деле его реакция была бы другой: Что здесь происходит? Большая вечеринка посреди недели! А меня почему не позвали?
– Ты знаешь Диогена?
Вирджил говорил импульсивно. Они стояли за домом. Из его рта шел пар.
– Знаю? Ты хотел спросить, знаю ли я, кем был Диоген?
– Ну да. Кем был Диоген.
– Древнегреческий философ, живший тысячу лет назад.
Том произнес это с безразличной, полупрезрительной интонацией. Но Вирджил не отступал:
– Две тысячи лет назад. Даже больше.
Уже стемнело. Воздух был волглый, прохладный, с запахом прелых листьев.
Гости разошлись, а вот дети Маккларенов не спешили разъезжаться.
Они прогуливались по тронутой изморозью траве. Перед ними возвышался их семейный дом, похожий на корабль в ночи, в котором освещены отдельные каюты.
Они были если не пьяные, то подвыпившие. Даже не употребляющая алкоголя София выпила несколько бокалов отцовского белого вина и не могла не признать, что вино превосходное.
Лорен неумело чиркнула спичкой, чтобы зажечь позаимствованную у Тома сигарету.
– Диоген был стоиком, и о нем существует много грязных историй. Например, как он сидел голый в бочке… или в корыте? – Она задумалась. – Нет, в корыте сидел другой… который крикнул «Эврика!»… как его звали-то…
– Архимед.
– Что?
– Не что, а кто. В корыте сидел Архимед. Тот, который открыл закон всемирного тяготения.
– Эй, погодите. – Софию развеселило невежество родни. Забавно, но они большие американцы, чем она: на вещи, которые действительно важны, смотрят с беззаботностью и равнодушием. – Неужели вам не известно, что закон всемирного тяготения открыл Ньютон?
– А что тогда открыл Архимед?
– Много чего! «На тело, погруженное в жидкость, действует выталкивающая сила, равная объему вытесненной жидкости». Он имел в виду свое тело при погружении в ванну.
– Это же очевидно, – заговорила Беверли, до сих пор хранившая молчание. Когда ушел последний гость, она скинула тесные туфли на высоком каблуке и влезла в старые отцовские ботинки. Изо рта у нее шел пар так, словно она задыхалась. – Ты садишься в полную ванну, и вода переливается через край. В чем тут открытие?
Лорен ее слова позабавили.
– То есть ты, Бев, сделала сейчас такое же открытие, как Архимед две тысячи лет назад?
Но та не унималась:
– Стив иногда заливает весь пол в ванной. Когда принимает душ. Как это у него получается? Вот тебе и тело, погруженное в жидкость! И шторки не снаружи, а внутри… – Беверли умолкла, окончательно запутавшись.
– Мы говорили о научных открытиях, Бев.
– В общем, я ничего неизвестного не обнаружила. Даже микробов…
Это уже перебор. Неудачно пошутила.
Именно микробы погубили их отца. Пусть их и называли более вычурно бактериями.
Семейство Маккларен находило только Лорен остроумной, даже когда она не давала повода. А вот когда Беверли позволяла себе пошутить, все дружно хмурились.