Что-то тёплое бережно обхватило её плечи. Сиффира, глотая слёзы, повернулась и столкнулась с янтарными глазами Маджрая, придерживающего на ней плащ. Император робко облизнулся и бережно обнял её, прижимая её голову к своей крепкой груди.
– Не плачь, моя Императрица. Я прилетел на корабле за вами. На урханах вы будете долго добираться.
Мохваны, прибывшие с Императором быстро загрузили в грузовые отсеки спящих беспробудным сном гирдов, а промокших собратьев проводили в каюты, где их ждали горячая еда, подогретый сок сотуса и ворохи тёплых одеял.
Маджрай суетился вокруг Сиффиры, укутывая её в одеяла и помогая удобно расположиться в огромном кресле.
Сиффира впервые в жизни позволила о себе позаботиться. Она расслабленно откинула голову и с нескрываемой нежностью наблюдала за исполинским волком со знаками генерала на ускхе и браслетах. Он так и не сменил свой ускх на более роскошный, достойный Императора. Его трогательная забота внезапно успокоила волчицу. Она вдруг поняла, что, если бы не летаргический сон, она никогда не узнала Маджрая. Он всегда был рядом и преданно заглядывал в глаза. Он терпеливо ждал. Всегда ждал только её. Сиффира читала в сенситивной сети душу Маджрая, начиная понимать, как сильно он её любил с первой встречи, любит сейчас и будет любить до последнего вздоха. Ему не повезло во время сброшенной программы случайных чисел и выбора волчьих пар. Это он сам вмешался в программы, чтобы быть рядом с ней.
Маджрай остановился и замер, с испугом глядя в глаза Императрице. Она, узнав, что он намеренно изменил протоколы, имеет полное право отказаться от него и выбрать себе другого партнёра.
– Ты сделаешь это? Откажешься от меня?
Сиффира устало прикрыла глаза и улыбнулась.
– Нет, Маджрай. Нет среди мохванов более достойного, чем ты.
Волчица потянула мужа за руку к себе.
– Сядь рядом. Я очень признательна тебе за изменение программы. Хотя и не понимаю, как ты сумел это сделать. Ещё ни одному золотому мохвану не удавалось вмешаться в процессы передач директив.
– Я же лучший твой учёный, – Маджрай с облегчённым вздохом улыбнулся и обнял её. Кончик его хвоста едва заметно подрагивал от счастья.
– Почему ты не сменил знаки генерала на Императора?
Маджрай опустил янтарные глаза и тихо ответил:
– Я понимал, что однажды ты узнаешь, что я вмешался в генератор чисел и, по факту, присвоил тебя себе. Как и имперскую корону. Да и не нравится мне имперский ускх – слишком вычурный и тяжёлый.
Императрица подняла руку и нанесла ему хлесткую пощёчину, прорычав:
– Никогда больше не смей использовать меня, Маджрай.
Волк потёр щеку и, внезапно, рассмеялся.
– Почему ты смеёшься?
Сиффира отстранилась, готовая снова ударить его. Его смех ей казался унизительным ровно до того момента, как он поднял на неё искрящийся взгляд.
– Ты не понимаешь, как долго я был в отчаянии. Едва я увидел тебя впервые в колбе лаборатории Милдеросса, то понял, что не смогу без тебя жить. И эта пощёчина самая малая плата за право быть рядом и называться твоим Императором. И, теперь, будучи твоим мужем, я имею право требовать такого же уважения к себе. Никогда больше не смей поднимать на меня руку, моя Императрица.
Мохван обхватил её за шею и притянул к себе, крепко обняв.
– Я твой надёжный и самый преданный щит. Не разбивай свой щит, Императрица, – нежно прошептал он ей в ухо.
Сиффира усмехнулась и сорвала с него ускх со знаками генерала.
– Я не подчиняюсь генералам, Маджрай. Рядом со мной может быть только Император.
Мохван прикрыл глаза. Победил.
Пиллиама, с рождения лишенная способности говорить, и её брат Укина застали Садтхи в лабораториях у реанимационной капсулы. Угзи боялись заглядывать в капсулу и потому посвятили всё свое время заботе о короле. Программы реанимационной капсулы сохранили ребёнка Садтхи и Леффии. Однако королева умирала, отравленная ядами зерна ллояра. Через несколько дней капсула выдала решение о необходимости искусственных родов, чтобы спасти младенца. Хриплый, отчаянный крик молодого короля разносился по всем коридорам подземного комплекса лабораторий и библиотек. Коты насильно вывели упирающегося Садтхи из комнаты, когда началась операция искусственных родов. Автомат капсулы по требованию короля ждал разрешения до последней секунды. И только когда сработал датчик остановки сердца Леффии, автомат в течение нескольких секунд извлёк младенца и выплюнул мёртвое тело матери в соседнюю капсулу, изолируя недоношенное дитя. Учёные ворвались в лабораторию и, едва сдерживая дрожь ужаса, боролись вместе с автоматикой за жизнь сына Садтхи, протравленного через кровь матери жидкометаллическим ядом. Никакие нанороботы, заряженные активными сверхскоростными адсорбентами, не могли полностью очистить кровь ребёнка от яда. Капсула, боровшаяся за жизнь ребенка, через два дня отключила все свои функции, выдав на мониторе максимально отрицательный прогноз, и ждала разрешения на утилизацию едва дышащего младенца. Мать не доносила его всего три недели. У него были бы шансы на выживание, если бы не яд. Машине, богатой исцеляющими программами оказался не по силам неизвестный вид жидкометаллического заражения крови.
Сиффира ворвалась в лабораторию и остановилась перед капсулой с потухшими экранами. На одном из мониторов едва мигал показатель биения сердца. Волчица протянула руку к запирающему механизму.
– Не делай этого! – один из учёных схватил её за запястье, пытаясь остановить. – Его яд опасен для всех нас.
Глаза Сиффиры гневно сверкнули, но она не убрала пальцы с замка.
– Не смей указывать своей Императрице, что делать!
Мохван резко склонился и попятился, пряча взгляд и поджав хвост.
Сиффира откинула купол и неуверенно потянулась к ребёнку. В то же мгновение младенец ухватил её за палец с поразительной силой и потянул на себя. Волчица подняла его и, прижав к груди, отправилась в свои покои, где поместила его в собственную капсулу, рассчитанную на ремонт бионических тел и кибернетических организмов, а не биологических организмов. Она легла рядом с маленьким принцем и, обняв его, закрыла купол и включила программы восстановления бионических систем. Она не знала, что делает. Её мохванский мозг сделал собственный вывод: если капсула биологии и реанимации не помогает, значит, это не белковая форма жизни. Её тело отключилось, и волчица заснула на пять суток, продолжая сжимать в объятиях отравленное тельце малыша.
Садтхи напряжённо всматривался в личико сына. Глаза малыша открылись, и войори с ужасом увидел жидкометаллические глаза со зрачками в виде восьмиконечной звезды. Ядовито зеркальные большие глаза отражали бледное лицо отца словно зеркало. Чистейшее зеркало. Ледяное, бездушное, неживое!
Малыш улыбнулся, обнажив ряды острых, истекающих металлическим ядом зубов.
– Это не мой ребёнок, – Садтхи сглотнул, сдерживая приступ тошноты, и грубо толкнул дитя в грудь Сиффире. – Не подходи ко мне с этим. А лучше избавьтесь от него, пока он не убил всех. Свою мать он уже убил.
Проходя мимо Маджрая, король внезапно со всей силы ударил волка в челюсть и, развернувшись, выпустил клинки мечей-хамелеонов, стремительно двинулся на Сиффиру. Его лицо перекосилось от жгучей ненависти. Сверкающие мечи занеслись над головой волчицы, прижимающей к груди его сына.
Император бросился вперёд и сбил войори с ног. Они покатились по полу, разъярённо рыча и раздирая каменные полы клинками. Наконец, мохван изловчился и обесточил мечи, вырвав клыками замки браслетов. Его зубы сомкнулись на горле короля. Волк впил когти в плечи противника и прижал его намертво к полу. В зал ворвались амазонки и, окружив короля и Императора, обнажили наездничьи мечи. Их острия прижались к телу войори. Маджрай медленно отпустил горло короля, но продолжал крепко прижимать к полу.
– Этот ребёнок – принц не только войори, но и мохванов. Он выжил. Тебе придётся смириться с этим, Садтхи. Я не дам тебе навредить ему или моей жене. С этого дня принц под моей опекой.
Из горла короля вырвался душераздирающий крик ненависти и боли.
– Ненавижу!!! Волки, это вы убили мою Леффию!!! Вы изуродовали моего сына, превратив его в чудовище!!! Лучше убейте его!!! Разве вы не видите?! Он же монстр!!! И вы монстры, уроды, чудовища, плоды больного воображения безумных игроков Земли!!! Вы намеренно отравили Леффию и ребёнка, чтобы заполучить власть над всем Войором!!! Это заговор?! Да?!
– Нет. Это несчастный случай, – прорычал Маджрай, отводя взгляд, полный горечи и боли.
Мохванки подняли обезумевшего короля и, встряхнув, словно тряпичную куклу, поставили на ноги. Некоторое время, Садтхи задыхался от переполнявших его эмоций, пряча слёзы бессилия, унижения и ярости. Наконец, он тяжело вздохнул, вырвался из рук волчиц и, подняв с пола браслеты своих мечей, направился на непослушных ногах к выходу.
Сиффира проводила взглядом короля, застёгивающего на ходу доспехи и интерактивный шлем. На её плечо легла тёплая ладонь Маджрая.
– Надо дать ему имя, – волк бережно взял мальчика из её рук.
– Скальни-тталах, – Сиффира печально сморгнула слёзы и присела на край дивана.
– Жидкий стальной убийца? – Маджрай растерянно перевёл с древнего мохванского языка имя, данное Императрицей. – Мне не нравится это имя. Я назову его Сатталах. Жидкая сталь. Что ты собираешься теперь с ним делать?
– Воспитывать, как собственного сына, – Сиффира отвернулась, неуверенная, что эта идея придётся по вкусу её Императору. – Что бы ни говорил король, мальчик останется со мной. Я не могу с ним расстаться. В капсуле реаниматора бионических систем мне пришлось поделиться с ним своими программами выживания. Императорскими программами. По сути, малыш не только является принцем рода Милдерро, он также принц мохванов. Настоящий принц, объединивший в себе все начала Войора. Я проверяла его генетические структуры. Он само дыхание Смерти. Многоярусные цепочки ДНК растений Войора, миттеров, мохванов, войори. Я не знаю, с чем мы столкнёмся, когда Сатталах подрастёт. Его кристалл урханов не красный, а синий.
Малыш рассматривал её лицо, и всё его тело вибрировало и издавало едва слышный треск ржавых лопастей. По коже бежали тонкие разряды, приподнимая крошечные переливающиеся в свете дня чешуйки. Звук стал нарастать, захватывая всё больше пространства.
– Что происходит?
– Это не Сатталах, – Маджрай подошёл с ребёнком на руках к окнам и потрясённо уставился вниз. Вся площадь перед замком кишела миттерами. Волк склонился над ребёнком и начал что-то нежно шептать ему. Рёв миттеров за окном постепенно стих и змеи покинули город.
– Кажется, у храмовников появилась работа. Миттеры вернулись. Пора заняться их приручением и тренировками.
4. Пиллиама нервно вскинула винтовку и оглянулась на брата, знаками показывая приближение противника. Снова прильнув к коллиматорному прицелу, подбросила мобильный прицел и задала сканирование и фиксацию целей. Их небольшой отряд, отправленный выяснить причину молчания северных городов предгорья Саллавиа не смог пробиться к границам, столкнувшись с огромным плотным лесом, изрыгающим липкие скользкие массы. Укина передал сигнал сопровождающему их мохвану. Огромный волк подполз к угзи и включил встроенный в его шлем бинокль. Соприаны медленно двигались в их сторону, оставляя за собой поднимающиеся волны биологической массы.
– Их слишком много, – Бертжази засопел. – Нашими силами их не остановить. Я вызову авиацию. Отступаем. Через двадцать минут ветер изменит направление. Нужно срочно покинуть опасную зону.
Мохван вышел на связь с ЦП и запросил эвакуацию своей бригады. Вскоре над их головами бесшумно завис небольшой флагман и поднял бойцов на борт.
– Что с бомбардировщиками?
– Летят, – голос Сиффиры в рации прерывался. – Удар через десять секунд. Покинуть эпицентр. Восемь, семь…
Бертжази нервно сжимал винтовку. В прошлый раз бомбардировка лишь притормозила продвижение миллиардной армии стариков соприан. Дыхание Жизни быстро восстановило численность пришельцев. Более того, два дня назад была зафиксирована высадка их нового десанта на юго-востоке.
– Два, один!
Мохван резко отвернулся от открытого шлюза, чтобы не ослепнуть от взрывов, прикрывая ладонью глаза.
Через несколько секунд волк снова посмотрел на долину и злобно клацнул зубами.
– Спускайте нас! Они стали быстрее регенерироваться! Пришлите тяжёлых штурмовиков, артиллерию и ещё авиацию!
Мохван в спешке натянул защитный костюм и, не дожидаясь разрешения командующих, спрыгнул вниз. За ним последовала вся бригада, застегивая в прыжках шлемы и включая забрала. За спиной мохвана раздался грохот приземлившегося экзоскелета, оператором которого был красноволосый войори Вайхак. Горец вышел вперёд и, прикрывая бригаду, открыл огонь с двух рук из скорострельных бортовых винтовок. Угзи и бойцы-войори исчезли, чтобы занять выгодные позиции для снайперской стрельбы. На пригорке остались мохван, пёс и горец, тотально покрывая снарядами плотную стену шевелящейся массы, с невероятной скоростью двигающуюся в их сторону. На внутреннем мониторе целезахвата, Бертжази видел низкую результативность их обороны. Пули снайперов оказались гораздо эффективнее, попадая в середину лба очередного соприана и разрывая его голову экспансивными зарядами. Все данные моментально передавались в ЦП, где Маджрай и Сиффира обрабатывали информацию и корректировали ситуацию.
– Сколько нужно снайперов, чтобы остановить этих мразей?! – Сиффира в бешенстве бросила команду выступать штурмовикам, боясь потерять одну из лучших бригад разведчиков. Она знала, что команда Бертжази не отступит, прикрывая подходы к пятерке городов Билгеросса, из которых уже выступили армии штурмовиков, тяжёлой пехоты, сухопутной техники и мохванской авиации.
– У вас осталось времени не более пяти минут до смены направления ветра! Бертжази, срочно эвакуируйтесь!!! Это приказ!!!
– Наши костюмы выдержат до прибытия подкрепления, – волк отключил связь.
Пёс, мохван и горец переглянулись. Надо дать время пятерке городов на эвакуацию мирного населения. Волк медленно кивнул псу и тот исчез лишь для того, чтобы найти угзи и войори, вынудить их подняться на борт корабля, вырвав из их защитных костюмов вентиляционные фильтры. Когда шлюзы захлопнулись и оператор поднял флагман, Бертжази усмехнулся и, подняв свои бортовые винтовки, открыл настильный огонь, стоя плечом к плечу с каменным крылатым псом и горцем.
Сатталах тихо стоял за спиной родителей и внимательно наблюдал за мониторами, время от времени прижимая к лицу специальную маску, позволяющую ему адаптировать воздух Войора под его жидкометаллические лёгкие и сдерживать процессы окисления. Мама сказала, что это временно. Когда он подрастёт, его организм сам обретёт способность подстраиваться под условия окружающей среды. Она сравнивала его с маленькими миттерами, которые до цикла взросления не покидали каменные подземные мешки с особой средой, созданной взрослыми змеями для них в корнях ллояров.
– Мама, они умрут?
Сиффира вздрогнула от неожиданности и повернулась к сыну.
– Я постараюсь этого не допустить, малыш.
Сатталах помнил войну с первых осознанных дней. Соприаны настойчиво присылали армию за армией на Войор. Казалось, им не будет конца. Его родной отец, которого он никогда не видел, король Садтхи погиб под стенами пятерки городов Перраха, защищая их жителей. Соседствующие с этими городами болота Хаздии превратились в гигантского пенного монстра с миллионами глаз и ртов. В итоге жителей Перраха пришлось эвакуировать. Два года миттеры и воины-храмовники сдерживают монстра на болотах, не позволяя ему покинуть границы древнего кратера-язвы, который образовался от многокилометрового тела монстра. Он словно пожирал землю, пески, леса, углубляясь и расширяясь. Змеи и жрецы вели ожесточённые с ним бои вот уже несколько лет, но уничтожить его пока не сумели.
Прежде чем гигантская волна массы соприан накрыла троих стрелков, мама выключила монитор и неподвижно замерла. Сатталах опустил голову и вышел из командного центра. Они погибли. Мальчик вышел на площадь перед храмом и присел на корточки перед упавшим зерном ллояра, снова вслушиваясь в детский голос. Он часто слышал этот голос. Его зовут Роман. Он ровесник Сатталаха и живёт на Земле. Маленький земной волхв приходит в его сны и рассказывает, как он сумел поднять в воздух каменный лабиринт. С некоторых пор Сатталах стал слышать волхва на яву и видеть образы.
Мальчик поднялся и, взяв в руки зерно, понёс его на открытую площадку, чтобы сложить такой же лабиринт, какой он видел во сне. Нироскиры-жрецы застыли, изумлённо провожая пятилетнего принца, несущего неподъёмное зерно ллояра. Нужно четыре взрослых нироскира, чтобы оторвать зерно от земли. Мальчик же делал это, словно не замечая тяжести. Зерно к зерну, Сатталах укладывал их в виде спирали вокруг себя, начиная первый виток с самых маленьких и увеличивая к краям. Цепочка зёрен получилась через час работы очень длинной. Сатталах оценил свои труды, разглядывая лабиринт со всех сторон и, убедившись, что выстроил всё, так как видел во сне, встал в центр спирали. Некоторое время он прислушивался к себе, затем поднял руки и собрал пайкчхик на макушке в виде короны, закрепив волосы с помощью боевой вилки, тянущейся с рукоятки кинжала. Он не замечал бредущего семейства древних скиров, не видел стоящих в оцепенении нироскиров. Он вслушивался в зёрна, лежащие вокруг него, в голос ветра, в пульсацию своей крови и шелеста чешуи своей кожи. Ступни ног ощущали лихорадочное биение Сердца планеты и движение миттеров под песками – змеи направляются к своим гнёздам, чтобы накормить потомство. Вот, одна из змей замерла прямо под ним, робко стала подниматься и, высунув голову из песка, выложила перед мальчиком кусок добычи и снова исчезла.
Сатталах не знал, что делать дальше и потому сел в центре спирали и задумался. Роман не говорил, как он поднял камни. Он сказал, что просто попросил их подняться, и они поднялись. Принц не верил, что зёрна его услышат, ведь они же не камни и не живые существа, со своим собственным временем. Зёрна ллояра – вместилище смерти, как и он сам. А что есть смерть? Граница, где скиры ведут душу покойного в мир новых тел. Об этом пространстве должны хорошо знать те, кто не является ни живым, ни мёртвым. Скиры, нироскиры, киборги-мохваны старого поколения и он сам. Копаясь в своих воспоминаниях, Сатталах пришёл к выводу, что мир границы так же разнообразен, как мир живых. Там тоже есть свои законы, стихии, время и соответствующие этому пространству ощущения, и чувства. Пространство смерти предлагает миру живых разные способы сотрудничества: несчастные случаи, войны, яды, природные катаклизмы, старость, болезни и так далее. В мире жизни есть болезни смерти, а в мире смерти есть болезни жизни, когда на свет появляется нечто, подобное Сатталаху. Оба мира постоянно переплетаются. Так же мир жизни вносит свои коррективы в миры смерти, давая мёртвым шанс обрести новое тело и новое воплощение. Оба мира играют временем в точке пересечения, как два лезвия одного наездничьего меча, вращаясь и прикасаясь к одной оси. Значит, чтобы зёрна ллояра услышали его зов и поднялись, нужно ввести себя в состояние сотрудничества мира живых и мира мертвых. Он почти миттер, значит, должен уметь управлять временем, уметь ускоряться, как они. Он должен научиться управлять зёрнами. Он не сдастся, пока не достигнет цели. Пока он не поднимет зёрна, он не уйдёт отсюда.
Сиффира приподняла голову и оглянулась полными боли глазами на Маджрая. Муж, не глядя в её сторону, продолжал сдержанно корректировать войска, учитывая направление ветра. Тяжёлая пехота, авиация и штурмовики прибыли на место с опозданием из-за смены ветра. Костюмы бригады Бертжази не выдержали атаки соприан. Их буквально смели, утопив в белковой живой массе, проникающей в каждую клетку и заставляющую их стремительно разрастаться. И Сиффира, и Маджрай знали, что всех троих соприаны растворили в своей массе за считанные секунды. За последние три года пришельцы эволюционировали, научившись использовать и кремниевые объекты для размножения клеток Жизни – заражению стали подвержены скиры и псы богов. Когда схлынет волна на месте боя останутся глубоко проржавевшие детали экзоскелета горца и винтовок.
Сзади распахнулись веси, и ворвался один из жрецов:
– Сиффира, твой сын сейчас взорвёт зёрна ллояра!!!
Волчица в ужасе бросилась на площадь, не веря в услышанное. Как это возможно?!
Но то, что она увидела, едва не лишило её сил: мальчик стоял под вращающимися с бешеной скоростью зёрнами ллояров, которые светились трещинами наступающего разрыва.
– Стой! Сатталах, Стой!!! Остановись!!!
Не заметив радужного марева измененного времени, Сиффира ворвалась в сферу влияния сына и застыла в прыжке. Она видела внутри мыльного шара времени скоростной белый хвост движущегося ребёнка. Сатталах оглянулся и, увидев застывшую мать, медленно и бережно опустил зёрна на землю, а затем вернул время в нормальное для этого пространства состояние. Волчица рухнула на песок и судорожно вцепилась в его ноги.
– Не делай этого здесь! Мы все погибнем! Твоя родная мать погибла от яда ллоярских зёрен!
Сатталах присел и нежно обнял волчицу:
– Прости, мама, я не хотел никому навредить. Просто, они зовут меня. И я тренировался.
– Кто? Кто тебя зовет? – Волчица поднялась и стала испуганно озираться по сторонам, прижимая к груди мальчика. Она ещё помнила видения Огли, которые её медленно убивали.
– Зёрна. Они сказали, что в этом мире слишком много Жизни. Они могут это остановить и вернуть баланс. Правда, я ещё мал и много зёрен сразу пробудить не смогу. Мне нужно много тренироваться и набираться сил и знаний.
Мохванка слегка отстранилась и заглянула сыну в глаза.
– Скажи, какие тебе нужны знания. Если они есть в памяти ЦП, я отдам тебе их все. Только больше никогда не пробуждай зёрна рядом с селениями и живыми войори.
Сатталах обнял её и улыбнулся:
– Мамочка, в памяти ЦП нет таких знаний. Я нахожу их в памяти земного мальчика-волхва, сны о котором я вижу каждую ночь. Он сказал, что мы одна душа, разделённая, как электрон, проходящий преграду. Мы – один электрон. Одна душа. Душа человека или существа, некогда жившего и на Земле, и на Войоре, и на Мохване за один жизненный цикл. Иногда я вижу во снах войну с мохванами и мечи-хамелеоны в своих руках. Мне очень нравится чувствовать покалывание браслетов мечей и их тяжесть. Они, как часть меня.
Мохванка сглотнула и отвела взгляд. Не Огли ли это? Может, он прав и именно так возвращаются души умерших? Но Сиффира ведь так и не провела ритуал разделения. Без него Огли не может вернуться в мир живых.
– Пообещай больше не пробуждать зёрна в селениях, – хрипло, настойчиво выдавила Императрица и, поднявшись на ноги, повела сына в командный центр. Маджрай уже всё знает, получив информацию через сенситивную связь. Волк снова не повернул головы, сосредоточившись на очередной операции зачистки. В данный момент авиация тщательно выжигала образовавшееся месиво в долине Саллавиа. Маджрай полностью доверял своей жене, как и она ему, стараясь, лишний раз не вмешиваться в воспитание сына. Сиффира дала достаточно наставлений ребенку. Освободившись на несколько мгновений, Маджрай оглянулся на сына и, притянув его за руку, прижал к своему боку, потрепал по светлым, со стальным блеском волосам.
– Опять начудил?
– Да. Но я не сдамся. Снова буду пытаться поднять зёрна, но не здесь. Я испугал маму, – малыш с удовольствием вдыхал запах отца. Доспехи пахли маслом и смолой пещер Аррама. Ещё запах горячего металла. Так пахнут все войори-мужчины и мохваны. С недавних пор такой запах появился и у нироскиров.
– Папа, а я тоже пахну смолой и металлом?
Волк усмехнулся и отрицательно качнул головой:
– Пока нет. Это запах войны и оружия. Ты пахнешь… – мохван в растерянности задумался, не зная, что сказать.
– Я пахну миттерами и урханами, – мальчик прижал голову к запястью отца и смотрел на него весёлыми стальными глазами. – Так сказали жрецы.
– Да, точно.
Маджрай мельком взглянул на своё отражение в зеркальных глазах мальчика и снова увлёкся работой, нахмурив брови.
Сатталах перевёл взгляд на мониторы и закусил губу. Перед его внутренним взором снова всплыли картины будущего, но он боялся причинить родителям страдания. В скором времени соприаны научаться уничтожать авиацию, обстреливая плевками массы все корабли, что будут приближаться к ним.
– Папа, обмажь ядом миттеров все корабли. Завтра. Это спасет не всех, но многих.
Волки настороженно повернулись к принцу и переглянулись.
– Я согласен, – Маджрай, оценив предложение, начал перебирать варианты решения задачи через программы ЦП, но не нашёл ответа. – Я не знаю, зачем это нужно и как это сделать. Яд змей разъедает даже камни.
– Я придумаю способ и позже расскажу тебе, папа.