Собрание сочинений. Том 1. Голоса
ЗРИТЕЛИ, одна из них, «вечная поклонница» актера, сидит в восьмом ряду. Она всегда сидит в восьмом ряду по ряду причин. Она некрасива, от ее худой шеи и черного шелка веет духами «Красная Москва». И самоотречением.
АКТЕР, как всегда, не замечает ее. Только смутная тень неудовольствия касается его души, когда он пробегает беглым взглядом по восьмому ряду, как опытный пианист по клавишам.
ЗРИТЕЛИ, в основном стареющие женщины, отмечают элегантность его костюма. Вспоминают, как фамилия и где видели прежде. Кое-кто думает о постороннем: мельком – любовная история. Вдруг панически: «Забыла ключи!»
АКТЕР, вздрагивает. Он продолжает разглядывать зал, который представляется ему теперь лесом белесых лиц. Некоторые останавливают его внимание. Большое, как блин, лицо. С таким блином как будто работал в Иркутске… Темные глаза – углубленный мрак. С этой магией переспал когда-то, кажется… Усы и борода, как у театрального пожарника-книжника… Время продолжает вырастать вверх, вглубь и вширь, превращаясь в тишину ощутимо.
ЗРИТЕЛИ, ждут, вот-вот, сейчас он бросит нам горячие, полубессмысленные… А мы сразу – туда, мы – сразу живем, сразу – волнение, сразу – сочувствие… Извиняющийся полузадушенный кашель…
АКТЕР, глядит, тишина разрастается перед ним ночным осенним пейзажем. Сверху нависает лепное кудрявое небо. Снизу поднимается болотный зеленый туман, пронизанный светом рампы. Впереди – пустынное поле, все в чернеющих кочках, в кочанах капусты. Широкое шоссе уходит вдаль – к таким далеким – далеко-далеко – дверям зала.
ЗРИТЕЛЬ, 20 ряд, 7 место, ощущает в себе источник истины и счастья.
АКТЕР, теперь видит театр, как таинственную гору, нависающую над ним. С вершины сорвались, полетели стайкой, блеснули в луче прожектора нетерпеливые аплодисменты. В ответ он легонько усмехается, закидывает ногу за ногу.
ЗРИТЕЛИ, наиболее догадливые, почуяли: что-то здесь не так. Может быть, несчастный случай? Отнялся язык? Разбило параличом? Напился актеришка, «мама» сказать не может! Да подскажите ему роль! Хулиганство!
АКТЕР, вдруг пугается неизвестно чего.
ЗРИТЕЛИ, почуяв это, угрожающе зашевелились, как нечто косное, еще не сознающее…
АКТЕР, чувствует плывущую на него смутную грозу. И сразу – из-под ног побежали длинные доски пола, будто рельсы из-под колес… Потолок и кулисы удирают от него, как стая чертей… Вмиг похудел, одежда обвисла, струйки пота горячо текут по спине… Даже воздух отталкивается от него. Нельзя ни дышать, ни жить в этом безвоздушном пространстве!
ЗРИТЕЛИ, сидят рядами острых зубьев. Театр – машина вроде гигантской молотилки или бороны.
АКТЕР ВАСЯ, сейчас рванет на себе ворот, выкрикнет неизвестно что, забьется в истерике!.. «Утиная охота»… «Епиходов какой-то»… Машинально достает из грудного кармашка пиджака за хвостик конфету, как носовой платок. Разворачивает, долго шуршит конфетной бумажкой…
ЗРИТЕЛИ, оскорблены. «Дурака показывают», – негромко сказал кто-то. Неподалеку засмеялись. Зал задвигался, захлопали стулья.
АКТЕР, двигая челюстью, дожевывает конфету, ему приторно и противно. Но чудище уже распалось на стадо более мелких. В ложе блеснули смехом, как чешуей хвоста. В партере безрогие бродят, недоуменно мычат на сцену. В проходе мелькнуло несколько длинных серых. Собаки? Нет, не собаки.
ЗРИТЕЛИ, кое-кто встал. Остальные видят, может быть, все-таки что-нибудь покажут.
АКТЕР, встает с кресла, раскланивается.
ЗРИТЕЛИ, там, на балконе, свистят.
АКТЕР, достает из кармана яблоко и, по-мальчишески свистнув, запускает его туда – вверх.
ЗРИТЕЛИ, кто-то охнул.
АКТЕР, торжествующе: «Попал!»
ЗРИТЕЛИ, с балкона кто-то бросил еловой шишкой. Специально, что ли, принес в театр? Попал тоже.
АКТЕР, схватился за макушку. Смотрит на ладонь. Крови нет.
ЗРИТЕЛИ, в партере все поднялись с мест.
АКТЕР, кричит: «Браво! Бис!»
ЗРИТЕЛИ, на этот раз сверху ничего не упало.
АКТЕР, достает из кармана пиджака куриное яйцо, недоуменно смотрит на него. Качает головой укоризненно. Небрежным жестом выбрасывает яйцо далеко в партер.
ЗРИТЕЛИ, многие откровенно хохочут, потому что женщина, в которую угодило яйцо, восьмой ряд, шестое место, застыла. Только поворачивает из стороны в сторону лицо, по которому стекает желток – прямо в полуоткрытый крашеный рот.
АКТЕР, распускает петушиный хвост, прыгает по сцене, кричит: «Ку-ка-ре-ку!»
ЗРИТЕЛИ, встают на сиденья кресел, хлопают руками о бока и азартно кудахчут.
АКТЕР, подзывает кого-нибудь из публики, может быть рабочего сцены, вскакивает ему на спину и в упоении «топчет» его.
ЗРИТЕЛИ, орут, показывают ему монеты, кулаки, желтые апельсины. А кому нечего показывать, отрывает от пиджака пуговицы или делает округлые движения руками.
АКТЕР, аплодирует зрителям.
ЗРИТЕЛИ, аплодируют актеру. И – сразу струйки, водовороты. Потекла река к выходу.
АКТЕР, поворачивается спиной к залу, уходит со сцены, поигрывая номерком от пальто. И бедрами.
КАРМАНЫ
Перед нами появляется АВТОР. Он несколько рассеян, задумчив, пожалуй, грустноват. Так всегда кажется, когда он сочиняет. Автор осторожно заглядывает себе в карман, пугается и делает пальцем: тсс!
Если заглянуть себе в карман… Осторожно, там играют в карты – в такие замусленные шлепанцы, огарок теплится и – тени на подкладке, дух курева… «Закрой, кричит, карман! Что круглым глазом уставился, пижон? Сунь только руку – ножом полосну!»… Нет, уж лучше оставить в покое, пускай свою ночь коротают в хлебных крошках и пыли табачной – апчхи! И дырочка – тоже, монетки, насквозь пролетают, за подкладкой теряются сразу. Зане карманники в кармане обжились.
В другой заглянешь, там темно и смутно, кто-то там живет, да я его не видел никогда. Он прячется от света – но куда? Обшаришь – пусто… Но вот твой пятипалый ревизор наверх убрался, мысли отвернулись… Нечто выглянуло прямо из подкладки. Прислушалось: не думаю о нем. Засуетилось, забегало… Пыхтит и тащит спичку из коробки… Топорщится карман… Да вы и сами замечали: с утра, казалось, полная коробка, а тут – две спички ломаных на дне.
В грудном кармане – все по распорядку: расческа, авторучка, удостоверение – и лампы там горят. Линолеум и пластик, герб на коже. Там слышно: сумасшедший журналист, в который раз потея вдохновенно, перепечатывает записную книжку!..
А тут, в кармашке пиджака – далекий город. Вечернее солнце – какая длительная выдержка – фотографирует оранжевые здания на плоской набережной. Далеко за край бегут автобусы, спешат автомашины. Торгуют магазины, гастрономы. И в окнах люди разные видны. В одном, как прежде, за столом тот грузноватый и усатый, похожий на Дюма и на Бальзака, сидит и пишет. Точно, это я. И пишет точно то же. И даже называет по именам всех тех, кого назвать я не хочу. «Прочь из карманов, ШУШУНЫ – МЫШУНЫ, ШУХИ, ШУШЛУХИ, ХАХЛЮХИ, МИХИ!»
Испуганно я вынул из кармана открытку, где вечерний южный город. И выложил на стол. Гляжу – себя не разглядеть…
ГЕНРИХ БУФАРЕВ. ТЕРЦИХИ
(1984, 1987)
Генриха Буфарева я знаю давно, потому что я его придумал. Он мой тезка и мой двойник. Он живет на Урале. Он пишет стихи. Как всякий советский человек, бывает в Москве и на Кавказе.
Генрих Буфарев… Однажды он вошел ко мне, не постучав:
– Пельсисочная, – заявил он.
– Что? – не понял я.
– В пельменной обыкновенно пельменей нет, – объяснил поэт. – Зато имеются в наличии сосиски. А в сосисочной – наоборот.
– Красиво, – согласился я.
– Пространство – транс, а время – мера, – раздумчиво произнес выдуманный Буфарев, и я ощутил в своей ладони его небольшую сухую горячую руку.
Генрих Сапгир. Москва. 1989ПЕЛЬСИСОЧНАЯ
В мурелки шлепают пельсискиВ стакелках светится мычайНародострах и чуд российскийЖить отдыхать и врать и веритьРабить стакелку невзначайи правду выдумкой проверитьСижу качуриком в отставкес майороглазым старшинойДожали – снова по одной…Хрегочут глотки в переплавкеА на дуроге – дымовозыи мразогрязь… божба, угрозы —живьем корчуют и мостятСквозит на взлобье – исинь – ветошьИ любят так, что не поверишькак бы насилуют и мстятКИОСК КУРОРГА
Киоск курорга: старый добрый пластикНа выбор – сумки, рюмки, жустик, хрястик– Вам нужен блист? Здесь есть похожий блистикНарод глядит. Внутри ряды резини никчемушек полный гамазинНабычил глаз небритый баргузинТигрессы, вепри, бракодабра, на-рисованы на майках и штана-Хватают все. Такие временаНет вас не удручает нет! что это —сплошной обман нарпитом карапетавампука, кривошвейная работаВозьмите в руки эту пару, братысмотрите: не услады, а усраты —распороты и буфли оборватыВы сами два солдутика в наборе —В ничьей культуре, в выдернутом миреИ что за игры там – на верхотуре!ДОМ ИЗ ДЕТСТВА
Одноэтажный дом с высокимибелыми окнами помню как думс белыми окнами помню как дымодноэтажный с высокими белымипомню как ветер и помню как шумГИСТОРИЯ
Звал ковырялу Главный Бутафори приказал: расковыряй мне дворне то с тобой – короткий разговорЗвал каменилу Славный Буфарии говорил: мне известь затвории каменную повесть сотвориЗвал меднолюба Гневный Фабиуморщиной храм изобразив на лбуон вырешил: измысли мне трубуБыл двор изрыт. Собор построен былИ крылоса охрангел затрубилкак бы Господь пришел во славе силИ жители бежа на трубный зовкричали так, как будто взят Азов —И громче всех – сробевший БуфаревНо всюду были ямы, камень бутбыл Футариб раздет и необут —и навернулся в яму ФарибудИ умер Арибуф. И до сих портуристы посетившие соборидут к автобусу через изрытый дворПИТИУНДА
Питиунда – охрамина сосенНожницами этот полухрамий —и железные листья мандаринови картонные листы магнолийи кора-дерюга эвкалиптов —вырезан из крепкой старой сути —из ДАРУНВАРУНМАРАКИПРЕНЫПОЕЗДКА В КОЛДОБ
Питутели приехали в КолдобПодумал предприятель: «Ах ты чтоб…»Задача: отстающим вымыть клубЛысняк, грустняк и белоклочковатыйполучтарух по-модному одетыйглядит: полукоттеджи – полухатыСкружаются к бибобусу фигурыУ дверцы – озабыченный которыйне в складь – не в мать заводит разговорыЛысняк ему лопаточкою – брысте!Полустарух собрал себя на частиВинтарь щепу и тракты смотрят гости —Куровники муровники – охмурь!А баграном со сцены (верь – не верь)«Весь ураган доложим без потерь!»Потом читали подыхая мухместа – отдельно – выжимая смехлысняк и молодой полустарухТеперь – грустняк. Он честный и очкастыйОн с отвращеньем в рифму мыслит часто:за час – пятнадцать, а за двадцать – тристаДавай, Брусняк, дави их эрудитомв мощь децибел! – и каждого при этомвсенепременно сделай патриотомЗови, Песнюк, чтоб каждый первокурсник —неруха знал: гудит престольный праздник!Колдобник чтоб задумался о жизниНе галочкой, а козырем пошел«Ну прощевайте» – женщины как шелк– Питутели питуйте хорошоКуб опустел. Известка – голякомОсталась память хухом – чеснокомИ предприятель быдто незнакомКЕРЫВНИК ТАЙ ПРАЦИВНИК
Шахтер – большой и шумный сухожил– Пишлы до баб, – другому предложил– Поихалы! – обрадовался ты-лБудынок видпочынку – тю! – СТАХАНОВБлюкають хлопци в поисках коханыхВ фойе физдеш: Гоните фулюганов!Сторонкой – в лифт. И той – мужик огромный– Працуй, казав другому, жмы подъемник! —Тот и нажал, хоть с измальства был скромникПо коридору темень, як в забое…Дви дивчины. И наших було двоеГе, совписуе, значить роковоеПриподнимае кофточку рожевудва порося… – Мы – не помеха? – Что вы?Халатик расстегнуться був готовыйПодруга – быстр и смугол – ни словечкаСпросил: – Откуда? – Отвечал: – УзбечкаТатарка – и казанская конечноПод окнами грымыв зализный шляхБлымали зори, огоньки в горахИ там был Бог, а тут сидел АллахИ пировали двое великановкраса и блесс одесских ресторанови гурия из рода Темир-хановОвчар склонял коровушку к амуруТоварищ обнимал татарку-дуруСпивали хором: – Взяв бы я бандуруИ вдруг сказал товарищ напрямик:– Ты – працивник, а я, брат, керывникЯ к обчеству шановному привык– Нехай працюе витры над хвылынойНехай працюе ричка коло млынаВидпочиваты хочу, геть, хамлына!И счастье наступило в сей же мигХОРОНЫ БАРАКА
Тут с поезда сойдя, казалось, только шагзабор? Нет, здесь описывали кругавтобусы – и дальше был баракОхристая стена – в такую далину…Стежком пройдя снежком и подойдя к окнузаглядывал как рыба в глубинуТам в солнце сдвоено: какая-то доскаблеснул очками, кажется, Оскаркачнулась комната как некий батискафХоронят или блазь? Хоронят: слышу медьИ стылая со ржавчиною сельдьлежит в сугробе так, что любо поглядетьИз коридора вышли Валя и Оскар —на яси снял очки, глазами поискал(от дужки – вот – полоска у виска)Да, видим: понесли народом долгий ящикс окошками и крышей настоящейНесут барак, потряхивает вещиТам с полки сыплются кастрюли, чашки, плошкикровати ездят, падают подушкиИз форточки на снег выскакивают кошкиИ видно, как все меньше раз за разомнесут на белом к смутным тем березамдощатый гроб великим переносомКогда я проезжал и видя корпуса(забыл упомянуть, что здесь теперь Мокса)другая жизнь, другие трубесаХМЫРИЗМЫ
Из многих лиц слагался хмырьнад морем наводя на душу хмарьпереползала облачная хмурьИ будто въявь я встретился с хмыремкогда вдоль моря шел я пустыреми мир кругом был хвоен и огромТуману может быть благодарявдали на белой гальке, где корякоряжится, увидел я хмыряБыл в кепочке, нет – лыс и седокурсидел в развилке, где целуют дуртакой худой и в маечке амурИ глазки так размывчиво – скорей —желеючи… Хитер! нет я хитрейЧто в своей жи не видел я хмырей!«Давчемлособств!?» Себе я говорюпришел смотреть дымясь я на зарюПусть в брызги…юсь! не дамся я хмырюВдруг вижу вдаль: вдоль берега лежатдесятки тел лежат, как рцы на грядЯ слышу крик хмырюношей, хмырятТам – мертвый адельфин у бахромыухмылкой морды будто молвит: хмыСкружились, отчужденно смотрят мыТам в желтом супе плавают хмыри:газеты, пластик, юфть, хоть гнем гори! —И грязное величие зариВсе голо – кость и камень – вот их мирВсе сбрито, стерто, сношено до дыри в человека водворился хмырьНо съест его он скоро изнутриПЕРЕМЕНА
Дует ветр порывисто и смольноразволноволновывет пальмыВоду всю в курчавках видим вдаль мыВдруг рвануло флаг шток – сник тряпПерехлебнулось как задохлось в хвоеДрожь прошла переберебирая веерДрыгнул лист глицинии – проверилНебо стало… лишь ласкательные волны полоскательныеХРСТ И САМАРЯНКА
Красавец ждал – автобус В И Н Т У Р И С ТНарод был пестр – осваиванье местПодтягивался – торопился хвост– В пруф! – рявкнуло в два микрофуфа разомНаш дом дал дым… и явно был «под газом»наш красовод с развесистым под глазомНу-с развлекай нас милый куроводрцы в микрошиш брадатый э-энекдотпуст квохчут женщины, грегочет златорот«Адна армянка Сарра Федосевна…»Все: гры, двры, кры, гзы, псы, кровь говна —кавказисто как будто нарисованоНоздристый кмнь – сплошь крявая стенакрст зрелая хурьма ветвями оплелакого ты прячешь посреди села?За крысоводом – врта в стене – туристы…Вдруг небо Иоанна Златоустанас высветлило весело и чистоПотомкам верующих – новым дикарямбольшое А созвучное горамкак на ладони протянуло хрмВот тут пришла пора ХРСТУ И САМАРЯНКЕКолеблемы сошли они с картинкибеседуют – босой ногою на ступенькеНездешний воздух душу холодилИ даже златозубый крокодилв своих печенках что-то ощутилПицунда Гагры Лыхны ГудаутаЗдесь вся земля замешана на светеи пении – и радостью прогретаЗдесь древоцерквовиноградохрамхурьмапереплела все души и дома —и далеко внизу – бус, красовид и мы…Здесь плавают курлы, дракони и грома —Кавказия…ПОСЛАНИЕ – САПГИРУ
Твой вислозадый ус, твой волосатый пузпо перышку я описать берусьПрощай Сапгирыч – молодец-дедусьФарфора чашечка и листья глянцем воскаи Питиунда про – всю вылюбили, тезка —ты – черномор и я – кусок довескаДождь на шоссе, смиренный вид коровЯ – буф! я – пуф! из трубочки искревИз ничего сложился БуфаревЯ – клоун! цирк! – но и в брезенте дыркаЯ тот мальчишка – «посмотреть» – из паркаАга! попался! ждет годяя поркаТебе в тумане чайку вместо рукя протяну – расстанемся, навек? —Все будут жить и ждать глазами всех собак…Бери, Сапгир, дарю свои терцихи —хоть бы они завязли в чьем-то ухеи то мне хлеб – хрычу и выпивохеНо ты – не Герцен, я – не Огарев —хоть кроликам скорми! Прощай и будь здоровМкрч! Твой лоскутный тезка БуфаревКУЗНЕЧИКУС
Давиду Шраеру
Оретикус моретикус кантарус! —Свою латынь теперь изобретуЯ над любой фонемой ставлю парусЖив еретик вживлением в ничтуКак ариель взбежал на звездный ярусКричу судьбе: огнем его! ату!И сам себя хватаю налетуЖгу в ярости! – На сцене – пыль и старостьБеру ваш мир – и этакий макарусИз стеклодранок строю аппаратусКузнечикус – и зинзивер икарус!Не звездомер не время-акробатусСам-сон лечу и нет пути обрауунсПусть солнце попадает в точку! в ту!БУТЫРСКАЯ ТЮРЬМА В МОРОЗ
Моксовые дворы белеют крыСверкеет небо как седая рыс утра еще морозище ветриНа холоду гляди потустороннатюрьма в снегу большая как ворона —она сидит и ходит как воронаС Ивана начиная – с башни дурыдомашним страхом дышат кирпечуры —всех выше профиль сталинской бандурыНаверняка в такой мороз и снегкакой-нибудь залетный «человек»фланируя планирует побегКогда слепят и гаснут фонариеще красней морозище ветри —еще и с вышки вертухай смотри…Душа успел – пролезли проскочили (ха!)не выдали его не «замочили» (ха!)В пустом трамвае – до ВДНХА там до Ивантеевки – таксиДуша расслабься! Скука не крыси! —у шефа БЕЛОМОРА попросиВ кабине черный свет летит свечойтак жарко что горит – знобит плечои ноет девка – рана: чо да чо?Вкось зеркальце ныряет глаз – чекист«емутовсеравно» – вези таксистпусть буркалы твои слепуша съест – артист!Заветный дом – светло замроженоОт крыши тень – крылом. Стучу в светлоперепелом – там жду меня давно —Ноэтоневозметоневозмо!……………На дверь и стены зырит как в трюмо —и там – я сам – портрет и натюрмоДжазморж – еще ветрище! – и Бутыркидуванит вовсе каменные дыркискрипучит карусели в детском паркеСкрипачит и качели в дымной пуркеСУМЕРКИ
Манеж в опилках – наломали дрова вывихи которых будь здоров! —в любой из одиноких вечеровкогда нарепетируешься сотоварищи – серсо и колесоогнями рассыпаясь в нарисо —Твое лицо привычным кукареиз зеркала кричу тебе навстреи слышно: ржут горынычи в гореУлыбку снял – кругами на водерасходимся – и оплеуха где?Сам незнаком – уже в другой оде…усталости – погаснут все о н иПо коридорам – отсвет беготни…о притолоку – голову нагниПо стенам осыпаясь тарака…и с прочим пестрым ворохом рукакладет на дно – и в солнце городкагде девичье на третьем этажегде позвала – и никого уже —распахнутоЧУРЗЕЛ
Памяти Тоси Зеленского – подмастерья Татлина
Сидит чурзел на курбаке лицом как желтый жабхлебает Хлебникова суп – античный водохлебон видит сквозь и срез и врозь – фактически он слепЛадони сани млину гнут – сметана сатаны —удочерил и в девы взял как вылепил жены —весь млечный путь губам прижечь – все гродники спиныГорягой книгу кухватив летатлина руканад виноградником летит к уступам Судакагде всинева и всеблака – сомнениям близкаЧурзел ты муж! лицо – пейзаж из выдубленных кож!ты скроен так! – горелый пыж! – по злому ты хорош —летают гуки как огонь! – а умер… ну так что ж…Мы – кипчаки от стрековищ до слюдевинных3 крылтот – степь лиловая цветов – а этот – серый Крым —вдали сошлись гора к горе – теперь поговоримПАРЕНЕК И ГЕРЛЕСКИ
В наш клаб приухали герлески —цыганско-русской по-одесскиинтрепетации обноскиДва метра ноги – флеш и пляскиА у меня в моей коляскеполинезийка на присоскеПодралливаю к гитаристке —в шузах и патлах – парень свойский«Ай лав ю!» – и по ГиляровскойВ экстазе жму! – под локтем сиськиОна моя! – и вру ей – брыськечто городок у нас таковскийчто быт степной – почти техасскийчто там я вроде Смоктуновскийи что гриль-бар у нас по-карски —турусы в общем – боль и сказки!А сам – в трусы – и фингер близко…Москвички эти – польки чешки —распалась вдрызг!.. А город мерзкийШвейцуг в отделе СВИНТУРИСТЕзагородил лопатой барской —Оберегают джинг и рвискиДавлю стекло – я мальчик дерзкийМне хук – я брык… У! бийца в каскепопался бы ты мне в Хабаровске!..Ну в общем как окурок в мискесижу – генуг – в своей коляскеА мимо спрингуют сосискихоть презирают попкой детскойай соу – хочется раздеться…Приду как Зоро в гневной маскеКак Рембо прыгну – лев и мускуллюбую выдержу нагрузкуно таун этот идиотскийвесь разнесу машинкой адской…А там пусть скажет суд советскийВОЛК В УНИВЕРСАМЕ
Надоело мне бегать полям и лесамотощал мой кайсак. Дети просят кусамхоть горячих кругал в котелок набрасамСколь бетона и звона – красиво кругом!У вокзала торгуют пустым пирогомКунья шапка ворует а мы не могёмВ холодильнике – праздник – выходной – никогоНе несутся несушки в НИИ ни в КООСкрипнул зубом: поеду! пусть оно далекоСбил стаю – зубасты мохнаи шофер наш – такая махнабелый путь – Волохна БолохнаВспоминали как древле в лесуя догнал и загрыз колбасуА теперь все – в Моксу да в МоксуВон течет не умещаясь в берегаКак ударит сковородкой утюга!..Взяли с тыла – проглядели нас – врагаНас тьмы и тьмы волков-провинциаловНа площадь мы плывем со всех вокзалови солнце зимнее – кровавый оковалокДа! видим! – небо заслоняя колесомстаканно светится колосс УНИВЕРСАМмг – мгают буквы на фасаде А МЛегендой манит путника витринаОранжевое боком апельсинавернулось детство – «Сыр и Ассортина!»Я пры – я прыгнул шапка с волчьим ухомнавстречу прыснуло сосисками, горохом…Все покупаю! – не рассыпься лихомТак два часа толкался как в раюнабил моксой горбушку до краюБегу чужой – своих не узнаюОдин старик узрев мои горбысказал мне внятно: «постыдились бы»Я огрызнулся: – Постыдитесь вы! —едой гонять… за тридевять… судьбыОЧЕРЕДЬ
Венечке Ерофееву
Государство нам перекрыло кранно еще шумим – спорим по дворамС двух часов стоим – очередь во храмНаши тени по асфальту по земле —просто каторжники сущие ДомьеПротестуем неразумно как в семье– Либер! Либер! – протестующий хрипит– Из водяры тоже маде дефицит! —Теща-ящерица слушает и спитВпереди тоскует плешь. Сзади за —нос грустит и разъезжаются глазадальше лица – как солдатская кирза…Вот и девочка – старуха – надцать лета глаза – плевок! а душа – наждак! —это ж надо так себя вывернуть суметь!Что ни личность – околичность. В то чащёни проехать не продраться – что ещё? —скукотища! – глоток тыща! – леж-би-щё-ё-ё…Дрызнь об нас обколотила все углыМы бы рады считать красивей – жены злывот и пьем и вяжем мать твою в узлыВетераны-ны медаля-ля трясутс фотокарточки глядят – народный суддай им волю – все порушат разнесут!Размахнутся коммунальными Махноразвернут свои тачанки (как в кино)с бугра из пулемета – каждый знает сам в кого!..А пока пока по капле в даль дворапродвигаемся в затылок – номераГоры ящиков и солнца штабеля…Дом поехал… «Всем не хватит» – голосок…Известь трескается… сыплется песок…Водки нет уже – в бутылках ржавый сок!У дверей скорей скорей – терпенья не!..Дуська плавает руками как во сне…Тут же стриженный другого жмэ к стене…И пошел пошел размазывать в кровис кровью сопли – изъясняется в любвиа кровищи – хоть милицию зови…Так и надо нас – смурьё и старичьёНа износ на выброс – кости и тряпьё!Пусть над свалкой – небо птичье и ничьёЭТЮДЫ В МАНЕРЕ ОГАРЕВА И ПОЛОНСКОГО
(1987)
1
Никто! Мы вместе только захочуна финских санках я тебя качуты гимназисткой под шотландским пледома я пыхтящим вислоусым дедом —и разбежавшись по дорожкам льдистымсам еду на полозьях гимназистомМы – отсветы чужие отголоскимелькают елки сосенки киоски —и с хода на залив где ветер дуетгде рыбаки над лунками колдуютгде мне в лицо пахнет твой волос дымныйне нашим счастьем под луною зимней2
Снежный ветер дует с белизны заливарыбаки на льду чернеют сиротливоЗябко – руки в рукава шинели прячуи дышу в башлык – иду к нему на дачуДолго буду там в углу снимать галошиюной горничной шинель смущаясь брошуК лампе – к людям – в разговор! «Хотите чаю?»за чужой спиной себя на стуле замечаюи рука с кольцом холеная хозяйкичашку мне передает «Возьмите сайки»Обыск был у Турсиных – все ли цело?Все сидят наперечет – люди делаМаша светится свечой – чистым счастьеми на сердце горячо что причастен3
Прочли письмо узнали росчерквот кто иуда! кто доносчик!Тянули жребий – люди честии тот кому достался крестиквзял револьвер тяжелый как замоккивнул и – в дождь…Ждал долго… Весь промокСюртук тяжелым стал хоть выжмино ствол сухим держал под мышкойвсе вглядывался в ночь откудасейчас появится иудавсе пальцы разминал которые свелои все спешил душой пока не рассвело4
Еще пел соловей в бледных зарослях маякомары уже открыли пляжный сезонна заливеТы брился отдувая щеку в зеркалоподкручивая победные усикиты душился пачулямии был глубоко и серьезно несчастливОна шла и шла по чуть заметной тропинкерасталкивая коленями тяжелый шелк платьяне хотела слушать никаких объясненийи не успевая сам за собойты спешил впереди себяза взволнованным демоном цвета морской волны