Пеший камикадзе. Книга вторая. Уцелевший

– Да… – не раздумывал Егор.

– Не безногий, а безрукий! – сказал Берг Голиафу. – Слепой? Протез не видишь?

– Ек! – вытаращил глаза Дзилихов, бросив изумленный взгляд на свою ладонь размером с глубокую суповую тарелку, которую будто кунал невесть куда, а теперь тряс, чтобы смахнуть налипшую ненавистную грязь, за то, что не распознал искусственную клешню при рукопожатии.

– Чтоб уж совсем не осталось секретов, – как в закрытую дверь постучал Егор по правому колену активным тяговым протезом, – нога – тоже протез…

Голиаф выпустил облако дыма в салон и отвернулся, всем видом выказав, что возмущен, удивлен, что разговор исчерпан.

Егор откинулся на сиденье, утонув во мраке салона авто.

Через минуту явился Тутыр, что–то сказал на своем. Голиаф ответил недовольным лицом на таком же – тарабарском, оба погрузились, и машина вывезла Егора, впервые за трое суток, за пределы локации батальона «Восток».

Тутыру было от силы лет двадцать пять, может, двадцать семь, но выглядел он и этих лет моложе, несмотря на бороду. В машине Егор успел разглядеть последнего из команды в деталях, украдкой, пока пялился в оба окна, с интересом разглядывая городские улицы.

В обычной жизни Тутыр мог выглядеть по-другому, иначе, ни в этих пыльных берцах и мультикамовских шмотках. Почему-то Егору показалось, он мог быть из тех нарядно одетых молодых щеголей и модников, что усердно следят за бородой, прической, растительностью в носу и подмышках. А имея природное обаяние осетина, наверняка, пользовался успехом у женщин и был презираем взрослыми мужчинами своих кровей за непозволительную смелость, как братья Дулатовы из модных домов Версаче и Гуччи.

– Я узнал тебя, – спустя время сказал Тутыр. – Слышал о тебе, когда ты появился…

– Надеюсь, хорошее? – хмыкнул Егор.

– Куда там… Инвалид, короче, ты. Без ноги и руки.

– Верно. – Согласился Егор. – Не наврали.

– Ты – проблема для нас… – внимательными глазами посмотрел Тутыр, – из-за протезов.

Красивое модельное лицо стало серьезным и более суровым. Егору стало малость завидно: «Вот, если бы не шрамы… Ни фугас…»

– Сейчас, когда можно купить протез – это уже не проблема, – отвернулся Егор в свое окно, избегая холодных глаз «повелителя».

За окном мелькали дома, магазины, светофоры и те, кто представлял неподдельный интерес, люди. Но неудобный разговор не позволял сосредоточиться на желаемом. – У меня по два протеза на руку и ногу, – сказал Бис. – Пара из них – электронные, сгибаются и разгибаются за счет электричества, заряжаются как смартфон. Они умеют все, что и твои обычные ноги и руки, – захотел разубедить собеседника Егор. – Этот… – продемонстрировал он протез, – …обычный тяговый, с пружинным схватом кисти, локтевым модулем с активной ротацией плеча и ступенчатой фиксацией локтя… А тот – как у Терминатора… – пришли на ум слова Витьки Песка. – Титановый, – приврал Егор, – как броня танка. Так что протезы мои не будут для тебя проблемой, а я – твоей заботой, – закончил Егор.

– Чо… они, прям в магазине продаются? – спросил Берг.

– Нет, конечно, – почему–то Егор ожидал от Берга подобных вопросов.

– Тяжело жить с протезами?

Егор тяжко вздохнул:

– В целом – да. Просто отношение к людям с протезами не выработанное. В обществе нет паттернов поведения… кроме, пожалуй, жалости и страха… как вести себя или что делать, оказавшись рядом – помогать или нет. Это нормально, учитывая, что только у нас в стране не принято рассказывать о своей инвалидности вообще… никому. Даже в Собесе! – попробовал шутить Егор. – Если бы инвалидов было больше в публичном поле, как в Америке, и без акцента на инвалидность, здоровые люди перестали бы их бояться и плакать при одном их только виде. А у нас их сначала соберут в одной палате, в которую медперсонал боится заходить, потому что «утки» с говном выносить надо, а потом развезут по домам без пандусов и лифта. Вот они сидят там на колясках безвылазно, ждут годами свои пиратские протезы, на которых потом выясняется ходить невыносимо. Сейчас, ситуация понемногу меняется, слава богу. – «Или Аллаху?» – не вовремя подумал Егор.

– Ты же свои как–то получил?

– Получил. Протезов у меня за тринадцать лет было много и разных. Пробовал российские, грузинские, украинские искусственные руки и ноги, но ходить и бегать стал на фирменных, импортных, немецких, там, эта индустрия работает на то, чтобы человек полноценно жил дальше. А для этого нужен – протез–«мерседес». Стоит он как крыло Боинга и, пожалуй, единственный способ его добыть – участие в спортивных соревнованиях. Ну, и второй – убить за протез… – шутка, Егору показалось, зашла, вызвав у всех смешок, – …или быть обеспеченным.

– Так, ты, что… олигарх?! – смешно сказал Берг.

Егору показалось, что Кобергкаев подбирая замену трудному слову, так ее и не нашел.

– Много, ты, их тут увидел? – с насмешливой дерзостью ответил Егор, больше потешаясь над увулярным дефектом речи Берга.

– Ты – первый! – вызвал он очередную кривую ухмылку.

– Ну, что ж – пусть так…

После этого все замолкли, а Егору представилась возможность осмотреться.

Донецк был не устроенным, как квартира с только что вынесенной по случаю пожара мебелью, с одним отличием – еще не пепелище. В городе были проблемы во всем, но казалось, проблемы с интернетом принимались людьми куда серьезнее прочих. Люди без особого успеха толпились у пунктов раздачи гумпомощи, на продуктовых и вещевых рынках, еще больше у банкоматов и отделений банков. Более молодые толкались у точек раздачи вай–фая – обменивались новостями, постили фотки происходящего в мессенджерах. Многих война сблизила даже этим.

Регулярно приходящие гуманитарные конвои из России, пожалуй, были единственной помощью, без которой жителям Донецка было бы крайне сложно. Люди жили практически впроголодь, многие лишились своих домов и квартир и были вынуждены переехать, кто в чужие квартиры, а кто из Республики. В этом плане свободного жилья в городе было много.

В целом вокруг царила нищета и бардак на много лет вперед. По городу, казалось, бесцельно, но с очевидными задачами разъезжали военные всех цветов солдатской радуги и шлюхи с сутенерами на джипах. Казаки в папахах с автоматами и нагайками на показ пили водку посреди улицы на капоте машины, выискивая злыми опухшими глазками в прохожих ритуальную жертву недавних диверсий. Повсюду бродили неприкрытые бандитские шайки с плохо скрываемой целью – грабеж населения. Судя по всему, решил Егор, это было началом упадка хозяйственного благосостояния Донецка и, вероятно, всего востока Украины.

Пожалуй, на каждой улице и проспекте Донецка чувствовалось, что народ стремиться примкнуть к России, рассчитывает на военную и финансовую поддержку, хотя в российском Ростове люди жили почти также бедно, с таким же чувством надвигающейся войны. Да и чего греха таить, также нищенски люди жили далеко за пределами Ростов – Донецк, уже сразу за МКАДом. Только что о войне в Украине узнавали из брехливого телевизора.

Но, торжество и гордость русского народа Донецка, пожалуй, как и России в целом, с его нравственной силой, высоким моральным духом и народным гневом, вылившиеся в тяжелое противостояние и борьбу за независимость Донбасса разрушали бытовые проблемы, и все та же предательская политика власти.

«Страна, как после польско-шведской интервенции, – смотрел по сторонам Егор с заднего сидения внедорожника, под бодрую осетинскую музыку, – кровавая пустыня! Тогда Россия не могла защититься от набегов ногайских и крымских татар, и казаков… Сейчас эти маргинальные шайки снова здесь, хлынули сюда из разных областей, поживиться тем, что осталось; литовцев не хватает. Тогда они набегали до самой Москвы, а сейчас – из Москвы… – подумал он и о себе. – Парадокс, не иначе. А недостаток продовольствия был результатом грабежей гуманитарных конвоев «разбойниками с большой дороги». В казне нет ни денег, ни хлеба… вернулись на четыре века назад, в смутные времена».

…Осетинскую музыку сменила какая-то русскоязычная радиостанция, диктор которой, как показалось счастливым голосом Владимира Соловьева, вскоре сообщил, что скандально известный генерал Сергей Кульчицкий – прежде неизвестный Егору – в прошлом начальник управления боевой и специальной подготовки Главного управления Нацгвардии Украины, заявлявший в своем мартовском интервью журналистике «Русского репортера» Марине Ахметовой о том, как будет убивать русских солдат и мирное население на востоке Украины и центральной России, был похоронен позавчера на Лычаковском кладбище во Львове.

«…Трудно сказать, какую тактику мы выберем, – цитировал диктор генерала Кульчицкого. – На войне любая хороша. Лишь бы наши солдаты оставались живы, а ваши погибали. На дуэли мы драться точно не собираемся, но мы будем мочить вас в сортирах. И на вашей территории тоже, – слушая это, Егор подумал, что в новейшей истории авторство классического уголовного выражения из лагерей сталинской эпохи пока что принадлежало нынешнему главе государства, грозившему подобными водными процедурами заполучить победу в Чечне, но Кульчицкий, цитируя российского «гаранта Конституции» оказался куда изобретательнее, сильно переплюнув теперешнего противника. – В ход будут пущены все средства. – Утверждал ныне покойный генерал. – Будут рваться ваши вокзалы. – Цитировали его. – Мы будем отравлять вам колодцы. Мы насыплем вам какую-нибудь гадость в водопровод. И мне все равно кого из вас убивать – мирное население, немирное…»

– Слава богу, эту мразь замочили! – сказал Тутыр.

«Напомним, – продолжал диктор, – что генерал Кульчицкий погиб двадцать девятого мая, в ходе вооруженного конфликта на востоке Украины в результате падения вертолета, сбитого ополченцами ДНР из ПЗРК близ горы Карачун, недалеко от Славянска».

– Этот ублюдок, бывший российский офицер морской пехоты, – сказал Голиаф.

– Каким способам ведения войны научили – такими и воевал, – добавил Берг. – Есть с кого пример брать. Одна военная школа будет…

– Кем командовал генерал? – спросил наконец Егор.

Тутыр цыкнув, думая, что Егор спросил у него, пожал плечами.

– Уебскими внутренними войсками и карательными добробатами с Майдана, – сказал Берг за подголовником, яростно сжимая руль.

Егор поежился, спрятал подбородок за ворот куртки, в миг раздумав что-то комментировать.

– Ну, все, приехали.

Конечной точкой оказался какой–то рынок, со сломанной вывеской над центральным въездом – «…РОВСКИЙ».

– Работаем по привычной схеме, – сказал Голиаф, – легенда прежняя: собираем налог на развитие первого республиканского банк ДНР… Эй, ты, – обратился Голиаф к Егору, – никуда не лезешь, смотришь, на тебе прикрытие – с недавних пор у нас объявились конкуренты… Позывной у тебя есть?

– Нет, – в очередной раз признался Егор.

– Эй, зачем бесишь меня?! – с трудом сдерживая злобу сказал Берг. – Я тебе сказал – придумай! Не можешь сам – я придумаю, потом не обижайся! Как тебя зовут?

– Егор Бис. – Сказал Бис.

– Бис? – удивился Берг, задумчиво повторив. – Бис… Будешь – «Бес»! – за секунду, не мешкая, выдал он, но тут же раздумал. – Нет! Есть уже, бля, один Бес, сильно много – нехорошо… «Бесенок»! Бесенком будешь, – в раз, за всех решил Кобергкаев, добавив. – Возражаешь – да, нет, все? Порешали вопрос!

Возражать Бергу не хотелось, собственно Егор даже не успел возразить несмотря на то, что ни один из предложенных вариантов, мягко сказать, не устраивал. В первую минуту Егор даже был категорически против, вроде как – не по Сеньке шапка, но, тут же остыл – не хотел затевать сомнительный спор при первом же случае.

«В конце концов… – замирился с собой, – …как бы не звали – быть им – не обязан». – То, чем предстоит заниматься – опасно? – только и спросил.

– А ты как думаешь? – продолжил злиться Кобергкаев. Желчь так и выплескивалась из его рта, как кипящие щи из кастрюли.

– Тогда мне нужен ствол, – сказал Егор.

– Справедливо… – шелестя фантиком, согласился Тутыр.

– Себя не подстрелит? – снова отозвался Кобергкаев.

– Берг, отдай ему свой, – Тутыр забросил конфету в рот.

Берг внезапно заткнулся, будто его окатили холодной водой и послушно, но точно без удовольствия сунул Бису пистолет между сидений, глушитель – передал следом. Левой рукой Бис скинул магазин себе в ноги, снял с предохранителя, прихватил левой жестко за затвор, неподвижным большим пальцем протеза с силой натянул пистолетную раму вперед, неуклюже согнувшись, осмотрел патронник, лязгнул, снял с боевого взвода пружину, зажал пистолет рукоятью в коленях, четким движением навернул глушитель… Но тут же раздумал. Быстро свернул приспособление со ствола, скинул в карман брюк, чтобы не мешал пистолету в куртке, решив, не зная всех обстоятельств происходящего, быть готовым на мгновенную ответную стрельбу через карман одежды.

– Ого! Да ты трюкач? – сказал Тутыр, одобрительно улыбаясь.

Егор в ответ сгримасничал, перехватил пистолет и выверенным движением вставил магазин с патронами в рукоять:

– Это не трюк… – спрятал он ствол в карман, – даже не фокус… Нет даже секрета в том, что бытовые трудности одноруких разрешаются исключительно мучительным трудом. А в работе с пистолетом нет ни фокуса, ни трюка, ни проблемы – заряжай, стреляй, чисть. Гораздо серьезнее проблема – мне пришить пуговицу. Вот это – трюк!

– И какой же? – спросил Инал.

– А это уже – секрет! Расскажу в другой раз, если будет интерес. Так кто нам конкуренты?

– Бойцы из «Оплота» и «Кальмиуса»… но, из серьезных – Калининское РОВД… Вообще, этим заняты почти все спецподразделения, а под их видом и разные ОПГ. Но – Главой Республики задача поставлена именно нашему батальону, короче. Так что, смотри в оба!

– Порочащих наше имя будем нещадно карать! – добавил Кобергкаев.

Последнюю фразу Егор пропустил мимо ушей, чтобы в мозг не попала; про Берга он все уже, собственно, понял и в нем не сомневался.

Выйдя из машины, все четверо отправились в администрацию рынка. Егор шел замыкающим и оглядывался по сторонам. Донецк совсем не походил на Грозный, но Моздок, по атмосфере, напомнил сразу: еще не война, но уже – ее граница.

К директору рынка Егора не взяли, предусмотрительно оставив с секретаршей. Егор, довольно долго обустраивался в кресле у окна, а затем стал пялиться на нее, найдя привлекательной, мысленно выстраивая необременительный разговор, думал, о чем таком заговорить, но мало, что шло в голову.

На вид ей было за тридцать. Она поднялась из-за стола, как только они вошли и осталась стоять, натужно листая бумаги из черной папки и складывая обратно и, Егор догадался не сразу, конечно, очевидно была встревожена визитерами, словно видела не впервые. Бис успел заметить, что сообщить о визите директору ей не дали, – Голиаф пригрозил женщине кулаком, – а это означало, что важен был эффект неожиданности. Наконец, Егору все стало ясно, решив, что светская беседа вряд ли станет уместной.

Троица у директора задержалась ненадолго. Первым появился Кобергкаев, которого Егор по большей части, видел в затылок, скрытый водительским сиденьем. Он вышел с лицом, какое встречается у людей с наслаждением и удовольствием причиняющих другим боль и страдания. В руке он держал сверток, как если бы хвастался добычей или прикидывал вес. На каменной физиономии Голиафа совсем мало что читалось. Тутыр был непроницаем. И только смущенного вида директор, провожавший гостей до двери, взмок и покрылся противным потом и все тряс сбившейся прической, как если бы к нему безжалостно липли мухи. Или прежде, разок для острастки, залепили в ухо. Все трое даже не взглянули на симпатичную секретаршу, как если бы ее не было.

За полдня группа объездила с десяток торговых точек: три рынка, четыре торговых павильона, три гостиницы.

На Покровском прошлись по рядам, Тутыр обменялся с каким–то ополченцем коротким разговором и сразу уехали.

В гостиницы Бис не входил. По приказанию старшего, всегда оставался снаружи, стоял как дворецкий на сигнализации.

Всей группой отобедали в кафе на Молодых Шахтеров. Улица запомнилась Егору только потому, что аншлаг с названием и номером дома хорошо читался в окне на стене здания через дорогу, а не пролетел за окном на высокой скорости. В столовке Егор заказал отварную курицу с макаронами и стакан питьевой сметаны, но желудком мечтал о куске хорошего ростбифа.

Конечно, на маршруте встречались: и проспект Гурова, где Егор заметил большое скопление ополченцев с оружием, и вывеска «Свежее мясо» на Горького, видимо проголодавшийся на тот момент мозг отметил, где при случае искать свиные стейки для жарки, и красивое здание «Донбасс–Палас» на фоне урбанистического стеклянного монстра, но названия этих улиц Егору известны пока не были.

Совсем мало объектов проинспектировали после обеда, – так Голиаф охарактеризовал проделанную работу, отыскав емкое слово в глубине своей внушительных размеров головы, за едой, – после чего вернулись в батальон.

Под конец дня наступило время расстаться с пистолетом. Бис ощупал его, словно постарался подушечками пальцев запомнить профиль, увесистую тяжесть и даже уловил запах пороха – из него не так давно стреляли… Ему нравились пистолеты. Но с этим – Егор уже не хотел расставаться, за короткое время привыкнув к его соседству в кармане. Только когда Егор остался с одной рукой, – автомат собран так, что его стоит держать, безусловно, обеими руками, – он обратил на этого «зверя» внимание. Этот пистолет был хорош.

– Берг, – Егор с сожалением протянул ствол его хозяину.

– Чо суешь? – озлобленной острой бородой и оттопыренными локтями встретил Кобергкаев. – Почистишь – вернешь!

– Отвяжись от него, – заступился Тутыр. – Он же не стрелял…

– Да, без разницы мне! Такой порядок…

– Все верно, – согласился Егор. – Почищу, нет проблемы.

Берг остался доволен собой.

«Может он сразу родился таким?» – решил Бис.

Казалось, эта тщедушная победа принесла Кобергкаеву небывалое удовольствие, которое тому захотелось растянуть.

– Эй, бесенышь, пятнадцать минут тебе на все!

В грудном отделе позвоночника Егора, будто что–то лопнуло, раскалившись до красна – известное дело – почти у всех бывших военных, особенно офицеров, есть проблема с подчинением. Чем, выше звание, чем позже ушел в запас, чем никчемнее любое «начальство» – тем серьезнее травма.

– Берг, я хочу тебя попросить об услуге, могу? – сказал Егор, прижав пистолет к бедру.

– Смотря о чем… бесенок! – с радостным удовольствием дразнил Берг, отказываясь замечать в голосе Биса тревожные нотки; упиваясь наслаждением, которое не отпускало. – Ну?! Чего хотел?

– Не называй меня так… иначе я утащу тебя в ад!

– Что?! – Берг призывно выпучил глаза. – Чо, ты, сказал, шлюха?! – брызнул он слюной и бросился на Биса с кулаками.

«Почему вдруг – шлюха?» – успел подумать Егор.

Он отступил на шаг и залепил подлетевшему Бергу в лоб рукоятью пистолета, как молотком. Берг рухнул в ноги, словно бежал и провалился под тонкий лед. И только стонал оттуда – тихо и совсем жалобно как обмороженный в ледяной воде ягненок.

Бис отступил еще и, казалось, был готов к стрельбе.

– Эй, боец, остынь. Опусти ствол, – тихо сказал Хадаев. – Продолжать не стоит.

Егор повиновался. Так и стоял в сторонке.

Рукоятью Егор рассек Кобергкаеву лоб до самого носа, да так, что на лицо они стали похожи как родственники из зеркала.

Голиаф посмотрел на Биса злыми глазами, которые стали совсем крошечными, молча оттолкнул его широкой ладонью, в которую поместилась, казалось, вся грудная клетка Егора и одной правой выцепил Берга из полыньи как багром, за лямку на разгрузочной системе.

Берг тем временем ощупал лицо, будто кровью умылся или пригоршню спелой вишни раздавил, от чего волосы как вспотевшие прилипли ко лбу, и все повторял:

– А чего он, а? Алан? Чего он, а?

Поддерживаемый Голиафом Кобергкаев пребывал в состоянии грогги, словно годовалый малыш поставленный впервые на ноги, и позабыв о них, никак не мог сосредоточиться на Бисе – отловить его в своем фокусе, попеременно целясь то одним, то другим глазом и неприятно вращая головой, вроде, спрашивая: «Чо, смотришь, а? Чо, смотришь, сучка!»

– Сам виноват, – спокойно сказал Голиаф малышу, выговаривая ему как несмышленому. – Тебе говорили – не лезь?! Говорили…

– Я убью его… Клянусь! Слово даю: убью! – жалостливо и совсем беспомощно, будто заведомо сомневаясь в силах, клялся Кобергкаев.

– Для начала – ствол верни… – сказал Голиаф Бергу, словно предлагал побороться за него с калекой, полагая, будто Бис теперь пистолет ни за что не отдаст.

Сменив тяговый протез на бионический, Егор по армейской привычке, на табурете, распотрошил пистолет на детали, с головой погрузившись в чистку ударно–спускового механизма и свои мысли о случившемся за день: новом, неприятном или даже гадком для себя и ожидаемом в ближайшем будущем, отметив, что с непривычки зудит культя ноги.

– Егор! Вот, ты где! Еле нашел тебя! Бля, как ты здесь? – радовался Песков и уже обнявшись, полушепотом добавил. – Ну, и обстановочка у тебя здесь – как в плену у талибов!

– Нормально, Вить! – отмахнулся Бис.

– Друзей уже завел?

– Пока только двоих…

– Ну, хорошо! – обрадовался Песок, не уловив в словах сарказма.

– Ты, как здесь оказался? Где сейчас? – отсыпал Егор встречных вопросов.

– Ротного привез! «Медведя»! – улыбался Песков, искренне радуясь встрече. – Механик наш, Ильич, старый дед, приболел… Ну, и предложил командиру меня водилой на время! А я подумал: а чего мне сидеть, вдруг свидимся, а не свидимся – так узнаю хоть, как ты? Нас, с опорника по ротации, кинули роту Абхаза сменить в районе кладбища, вблизи аэропорта. Держим нациков в загоне… Вчера учебные стрельбы были, отстрелял с ПК по крыше аэропорта на зачет – командир принимал!

Егор криво улыбнулся одним ртом.

– Как рука?

Егор собрал пальцы в кулак.

– Ну, круто, брат! – оценил Виктор. – Терминатор отдыхает! Кстати, у нас, на опорнике, все по позывным друг друга зовут – у тебя уже есть позывной?

– Нет, – признался Бис, честно полагая, что теперь Кобергкаев не станет настаивать на своем.

– Бери «Терминатор». Такого, здесь, точно ни у кого нет.

Бис продолжал дурно улыбаться.

– Пока ехали с командиром я о тебе разговор завел, мол, мы знакомы, хочу проведать. Он, кстати, знает о тебе, помнит; сказал, что у него тоже к тебе давно важный разговор имеется. Но какой не сказал… Так что, собирай «шпалер», идем, у машины дождемся.

– Шпалер? Ты где слов таких нахватался? Вроде, молодой, а словечки как у бывалого арестанта?

– Один «правильный» сиделец из Жоринской роты пистолет так называл. Ну, я запомнил. А автомат – знаешь как? «Авторучка»! «Крючок» – его позывной. Он у них в роте, вроде специалиста по угону тачек – промышляют они этим: отжимают у здешних барыг-бизнесменов приглянувшуюся технику, переоформляют в РОВД, ссылаясь на решение Правительства Республики, какие-то тачки в собственность батальона уходят, а какие-то через Ростов гонят в «Рашку», на продажу. Может быть, даже в Воронеж? – вспомнил Песков про родной город. – Механизм по раскулачиванию жидовских еврохохлов отлажен, – улыбнулся он. – Под видом все для фронта, создаем видимость, что все для победы!

– Вить, дальше с таким набором слов только в тюрьму. Если так пойдет, ты по-русски говорить совсем разучишься.

– Не разучусь.

– Слышал такое? Если путь прорубая отцовским мечом, ты соленые слезы на ус намотал, если в жарком бою испытал, что почем, значит, нужные книги ты в детстве читал… – произнес Егор.

– Ты это… Тоже! Сам? Умеешь? – как полная сахарница с мелким песком рассыпался Виктор, у которого сладко засосало под ложечкой от зарифмованных строк. – А мы, раньше, во дворе с пацанами в «буриме» играли и рэп-баттлы устраивали. Я тоже сочиняю рэп, но выходит так себе… А у тебя прям…

– Это Высоцкий, Вить. Не я. Читай больше – это полезно. И сомнительных друзей не заводи – продадут, подставят, разменяют как монетку, – Егор собрал ствол, поднялся, сунул пистолет в карман куртки, придвинул табурет к кровати. – Веди к своему ротному. И вот еще что: не все отобранное здесь под видом раскулачивания принадлежит буржуям, их имущество давно за границей, а если и осталось что-то ценное здесь – хорошо охраняется. И машины, которые отправляются в Ростов наверняка собственность рядовых граждан. Понимаешь?

– Да, знаю я. Ясно мне это было с самого начала. Шутил я так. Ты, прям, как отец мой…

Оба вышли на улицу и направились к машине на внутреннем дворе.

– Вы с отцом близки? – спросил Бис по пути.

– Не особенно…

– Знает, что ты здесь?

– Нет. Ему не нужно этого знать, – отмахнулся Виктор.

– Напрасно ты так, Вить… У меня ведь были похожие отношения, и я об этом кое-что знаю.

– И что же?