– А как же макитра?
– Разобьется. Зато ты от Огневика избавишься. Стоит это старой макитры?
– По-моему, стоит. Когда начнем?
– Тетка Марушка просила меня не уходить, пока она не вернется. И обещала вернуться через час. Так что в нашем распоряжении времени достаточно. Начнем прямо сейчас. Где ведро с водой? Ага, вот оно. Ставь скамейку под брус.
Они сделали все, как задумали. И Коля ушел, оставив Ивасю еще несколько напутствий.
На следующий день, когда мама уходила на работу, Ивась сказал, что больше не боится оставаться один дома. И тетя Марушка может больше не дежурить у него, а заниматься своими делами.
– Вот и хорошо, мой Ивасик. Я сейчас зайду к ней и скажу. Ну, не скучай. Постарайся выполнить все школьные задания, которые тебе принес Коля.
Мама поцеловала сына и ушла. А он встал и положил в печку столько дров, сколько поместилось. Потом Ивась протянул веревку и стал ждать. Дрова постепенно разгорались, и, спустя несколько минут, в печке уже гудело пламя. И чем яростнее оно бушевало, чем сильнее раскалялась плита, чем жарче становилось в хате, тем отчетливее слышалось довольное уханье и покряхтывание Огневика. Тем больше Ивась съеживался от страха. Тем сильнее колотилось его сердце. В последнюю минуту ему захотелось все бросить и выскочить из хаты прямо так, раздетым. Лишь бы убежать подальше. Но желание избавиться от ненавистного Огневика, желание обрести вновь спокойную жизнь оказалось сильнее страха. И он упорно продолжал ждать, превозмогая ужас.
В конце концов, в печке раздался громкий, тяжелый вздох, с плиты слетела конфорка, и хата осветилась оранжевым заревом. Ивась весь съежился, и зубы его застучали часто-часто. И в это время из открытой плиты с нечеловеческим гиканьем и хохотом поднялась извивающаяся в дикой пляске фигура Огневика, охваченная разноцветными языками пламени. Словно наслаждаясь своим могуществом, Огневик горланил свою хвастливую песенку:
Я – Огневик, сын огня,
Я – повелитель огня!
Я там, где огонь,
А огонь там, где я!
Нет меня без огня,
А огня – без меня!
Огневик озирался по сторонам и, наконец, увидел Ивася, сжавшегося от страха в комочек на своем топчане.
– Ага! Вот где ты! Наконец-то я тебя поджа-а-арю! А ну-ка, дерзкий мальчишка, поздоровайся со мной за руку!
И тут Ивась, ухватившись за кончик веревки и собравши все свое мужество, закричал:
– Да я не то, что поздороваться, я и поцеловаться с тобой могу! Только дотянись до меня! Ну, давай же, Огневик!
– Ах, вот ты какой дерзкий и смелый? Тогда давай, дава-а-ай поцелуемся!
Туловище Огневика стало вытягиваться. Одной рукой он оперся на скамейку, и скамейка задымилась под нею. Лицо Ивася обдало жаром, потому что голова Огневика оказалась так близко от него, а все туловище как раз под тем местом на брусе, где стояла макитра с водой. Ивась с силой дернул за веревку с криком:
– На! Вот тебе!
Макитра опрокинулась, и вода выплеснулась на Огневика, окатив его с ног до головы.
– Хррр! – захрипел Огневик. Тело его растрескалось и рассыпалось на мелкие черепки.
Хата наполнилась паром, сквозь который Ивась едва мог видеть окно, дверь и печку, в которой еще продолжала шипеть вода, гася остатки не догоревших углей. Перепрыгивая через нагромождения черепков, Ивась подбежал к двери и открыл ее, чтобы проветрить хату от пара и дыма.
Едва хата проветрилась, вошел Коля Комизерко.
– Вижу, что дело сделано. Молодец, Ивась. Теперь давай вместе убирать, а ты тем временем рассказывай все по порядку.
Сгребая черепки, Ивась рассказывал все без прикрас, порой ухая, выкрикивая страшным голосом, гримасничая и приплясывая, подражая Огневику. А Коля слушал, делая короткие перерывы лишь для того, чтобы вынести черепки на мусорную кучу. Каждый из ребят был горд за себя. Ивась – потому что победил Огневика, а Коля, потому что оказался прав в своих рассуждениях и помог другу избавиться от смертельного врага.
Как раз тогда, когда Ивась закончил свой рассказ о таком опасном сражении с Огневиком, а Коля приготовился вынести последнюю порцию черепков, пришла на обед мама.
– Вы что это наделали, безобразники? Во что вы тут играли? И всю хату водой залили, и макитру разбили! Придется теперь в воскресенье на базар за новой макитрой ехать.
– Зато, мамочка, мы Огневика победили. Теперь я смогу опять спокойно жить.
– Ах, выдумщики вы мои! Не Огневика, так еще что-нибудь придумаете! Садитесь-ка за стол, я вас обедом накормлю. А уборку я и без вас закончу. Марш руки мыть!
Вскоре настало лето. Ивась и Коля перешли во второй класс и очень этим гордились.
– Будем теперь первоклашек дразнить «первячки-червячки»! – говорил Ивась. А Коля возражал:
– Ты помнишь, как нам было обидно, когда нас так дразнили? Зачем же мы будем маленьких обижать? Нехорошо, Ивась.
А Ивась отвечал:
– И они на следующий год тоже перейдут во второй класс. А потом новеньких будут так же дразнить.
– А если мы их не будем дразнить, то и они не будут. Понял?
Они на этом прекратили спор. Но Ивась про себя решил, что все равно будет дразнить первоклассников, а Коля – что будет убеждать всех дразнильщиков, чтобы не делали этого.
В один из жарких летних дней сыновья тети Марушки, Василь и Славко собрались идти на ночь коровье стадо стеречь. Ивась тоже просился с ними. Они не возражали и обещали взять его, если мама отпустит. Но мама возражала:
– Нет, сынок. Они уже большие мальчики. Василь перешел в пятый класс, а Славко – в восьмой. И не на прогулку они идут, а на серьезную работу. Ты мешать им будешь.
Но Ивась не унимался и не переставал упрашивать маму. Наконец, Василь и Славко сами пришли к маме просить за Ивася.
– Пани докторша, – говорил Славко, – не бойтесь за Ивасика. Мы присмотрим за ним.
– Да он мешать вам будет. Вам что, с коровами хлопот мало? Так еще и за Ивасем смотреть. Нет, хлопцы, пусть дома сидит.
– Пани докторша, – вмешался Василь, – наоборот, он будет за костром следить. Нам со Славком некогда будет. Отпустите его, пани докторша. Ну, пожалуйста!
– Ладно, уговорили. Только смотрите, осторожнее там.
Вечером отец Василя и Славка, дядя Петро сказал им перед уходом:
– Смотрите, хлопцы, дождя давно уже не было. Сено, солома, трава – все сейчас сухое. Не разводите костра вблизи от стогов сена, хоть это и удобно – и мягко, и тепло. И от рощи подальше. Ночью может ветер подняться, огонь разнести. Будет тогда беда! Ружье даю тебе лично, Славко, как самому старшему. Стрелять только в крайнем случае. И если волк, старайся отпугнуть, а не убить. Вверх стреляй. Люди тут же прибегут на выстрел.
– Ладно, не в первый раз уже. Ну, пойдем. Людей сменить нужно. Устали за сутки.
Ивась никогда еще не был так счастлив. Впервые он почувствовал себя взрослым. А бригадир даже обещал заплатить ему за дежурство.
Дождавшись троих сменщиков, усталые пастухи тотчас же ушли домой. Василь и Славко решили подготовить всё для ночного костра. Но Василю не хотелось разводить огонь на прежнем месте – далеко от стога сена, где они намеревались прилечь, если все будет в порядке.
– Славко, давай вот здесь костер разложим. Там уж очень далеко от стога.
– Ты слышал, что нам отец говорил?
– Да чего там! Ветра нет и не будет. Видишь, какое небо звездное. Ивасю скажем, чтобы следил, как следует. А то греться в одном месте, а спать за версту от него.
– Ну, ладно. Только тебе придется все время быть поблизости. А то Ивась мал еще, да и в первый раз на работе. Пошли собак покормим да коров сосчитаем, пока светло. А то вдруг какая забрела куда.
Пока Василь и Славко кормили собак да считали коров, Ивась принялся таскать на выбранное место хворост из рощи. К заходу солнца он натаскал его целую гору.
– Славко, посмотри, этого хватит на ночь? Или, может, еще принести?
– Ой, Ивась, да здесь на три ночи хватит. Можно жечь, не экономя. Давай, складывай хворост кучкой для костра. Скоро стемнеет.
– А я уже и сложил.
– Вот это? Ой, да кто же так складывает? Василь, покажи ему.
И Василь с серьезным видом начал учить Ивася:
– Сначала надо положить жмут сухого сена или комок бумаги – вот так. Потом сверху аккуратно уложить тоненькие сухие хворостинки. Видишь как? Пирамидкой. А поверх этих – покрупнее. Понял? Теперь еще крупнее. А на самый верх можно класть любые – все займутся. Запомнил? Ну и хорошо. Только не зажигай, пока не скажет Славко.
Когда стемнело, Славко сказал:
– Давай, Ивасик, разжигай костер. Да за ветром следи. Начнет дуть от костра к стогу, залей. Вот ведро с водой. И огонь поддерживай не то, чтобы сильный, а так – приличный. Чтобы издалека хорошо видно было и нам, и волкам. И ничего не бойся. Чуть что – кричи. Мы с Василем мигом прискачем. Только не спи. Будем спать по очереди. У костра спать нельзя. Ну, с Богом!
Ивась поднес спичку, и костер ярко запылал, освещая Ивася, лежащие поблизости вещи, а также высокий стог сена и вдали берестовую рощу.
Василь и Славко носились на лошадях, ориентируясь на лай собак, сгоняли коров в круг. А Ивась все подкладывал и подкладывал в костер крупные сухие сучья. Они горели, как порох, весело потрескивая. Где-то сверчки пели свои заунывные песенки. В роще порой раздавался угрюмый стон сыча. А из села иногда долетали обрывки собачьего лая да скрип ворота колодца. Но потом ночные сельские звуки стихли. Остались только степные.
Ивась почувствовал, что начинает засыпать. Чтобы не уснуть, он принялся подбрасывать в костер крупные сучья, хотя костер и без того горел ярко. Стало жарко, и Ивась отодвинулся от огня подальше. Но сон одолевал неудержимо. Чтобы разогнать его, Ивась начал бегать вокруг костра. А когда устал, присел отдохнуть на минуту и подбросил в огонь еще пару увесистых сучьев. Они мигом запылали, а Ивась стал смотреть на огонь, как зачарованный.
Когда сучья превратились в раскаленные угли, в костре что-то затрещало, зашипело, и над костром взметнулся фонтан золотых искр. Они завертелись, закружились вихрем, уносясь в самое небо и смешиваясь там со звездами. Огненный вихрь становился все плотнее, все ярче, и вокруг стало светло, как днем. И вот тут в этом вихре, подобном рою огненных пчел, в бешеном танце закружился сам Огневик, размахивая огромными руками и дико сверкая раскаленными глазами, на которые было больно смотреть. Ивась вздрогнул от неожиданности и в ужасе попятился назад, к стогу стога. А Огневик в искрометной огненной пляске оскаливал зубы, сверкающие ослепительным блеском раскаленного металла, и пел свою неизменную хвастливую песню:
Я – Огневик, сын огня,
Я – повелитель огня!
Я там, где огонь,
А огонь там, где я!
Нет меня без огня,
А огня – без меня!
– Огневик! Ты жив? – вскричал Ивась.
– Ха-ха, как видишь! Ты думал, что избавился от меня? Ты ошибся, глупый дерзкий мальчишка! Меня убить невозможно, как невозможно убить огонь! Ты мне изрядно надоел, поэтому я с радостью сейчас изжарю тебя на тобой же разведенном костре!
Огневик схватил несколько углей и швырнул их в кучу хвороста, а потом – в стог сена. Пламя начало разгораться, и Ивась попытался проскочить назад, где путь еще был свободен.
– Ты куда, проклятый мальчишка? Не пройде-о-ошь!
И Огневик пинком заставил часть углей костра лечь поперек пути к отступлению. Ивась оказался в кольце огня. Путь к ведру с водой был также отрезан огнем.
– Васи-и-иль! Сла-а-авко-о-о! Помоги-и-ите-е-е! – что было сил закричал Ивась.
А Огневик кружился все быстрее и быстрее, разбрасывая вокруг искры и красные головешки.
Ивась уже изнемогал от жары и задыхался от дыма, когда услышал конский топот. Это Василь и Славко мчались на подмогу, выкрикивая на ходу:
– Мы здесь, Ивасик!
– Сейчас поможем!
– Не бойся, Ивась!
Василь, спрыгнув с коня, вбежал в огненный круг, подхватил Ивася на руки и выскочил на открытое место. А Славко схватил ведро и стал заливать уже частично занявшийся стог. Потом он взял лежавшие рядом вилы и отбросил в сторону пучки еще тлевшего сена.
Ребята быстро загасили костер и разбросанные вокруг головешки. Славко присел рядом с Василем и Ивасиком, отер с лица пот и укоризненно сказал:
– Видишь, Василь. Надо всегда старших слушать. Чуть беда не случилась.
– Но было же так тихо несколько дней подряд. Ни одна травинка не шелохнулась.
– Это степь. Все тихо, тихо, потом бац, и вихрь закружился. А затем снова тихо. Вот как сейчас. Из-за того, что я не настоял на своем, мы едва не погубили Ивасика. Да и стог чуть не сожгли, а он, знаешь, сколько стоит! Но это уже не так важно.
Ивась понял, что Огневика они не видели, и не стал о нем ничего рассказывать. Все равно не поверят.
Чтобы избежать трепки, все трое решили о ночном приключении ничего дома не рассказывать.
Ивась опять загрустил. Он понимал, что от Огневика ему никак не избавиться. Тут даже разумный Коля Комизерко ничем помочь не сможет. Наступит осень, затопят в хате печку, и Огневик его рано или поздно все равно сожжет. Мама и все вокруг думали, что Ивась заболел. Все спрашивали, как он себя чувствует да не болит ли у него что. Ивась отвечал, что вполне здоров и чувствует себя нормально. Но он с ужасом ожидал неумолимо приближавшейся осени.
Как-то перед заходом солнца дед Ничипор, живший в хате напротив, вышел подышать свежим воздухом. Увидев Ивася, который молча стоял у калитки и грустно смотрел на пожелтевшую липу, дед подозвал его к себе.
– Что с тобой, Ивасик?
– Да ничего, дедусь Ничипор. Все в порядке.
– А что же ты такой скучный?
– Никакой я не скучный. Такой же, как всегда.
– А почему же ты тогда не бегаешь с ватагой хлопцев, как раньше? И в футбол не играешь? И в жмурки тоже? Нет, что-то с тобой не так. Ну, что случилось, признайся. Я никому не скажу. А может быть, и помочь смогу. А?
Ивась немного замялся.
– Понимаете, дедусь Ничипор, радоваться мне нечему.
– Это как же так, нечему? Да хотя бы тому, что ты так молод еще, что все еще у тебя впереди – целая жизнь!
– Нет, дедусь, впереди у меня ничего хорошего. Точно говорю Вам.
– Да что ты все загадками говоришь? Расскажи, что тебя мучит. Догадываться я не умею, хоть и век на этом свете прожил.
– Да я бы рассказал, так Вы все равно не поверите. Только смеяться будете.
– Что ты, Ивасик! Или я хлопец неразумный? Как это, не поверю? Смеяться над человеком – это же грех большой. А мне уже грешить никак нельзя, помирать скоро. Ну, расскажи деду старому.
– Понимаете, дедусь Ничипор, меня убить хотят…
– Кто? За что и с чего это вдруг?
– Ну, есть такой, Огневиком его зовут…
– А-а-а! Ясно. Огневик – сын огня и повелитель огня.
– Да! А Вы откуда знаете? – оживился Ивась.
– Мне-то не знать, дорогой Ивасик! На веку, как на долгой ниве – все что угодно может встретиться. Так-так! Чем же ты прогневил Огневика? А?
Ивась опять замялся.
– Ну, понимаете, плевал на огонь, на раскаленную плиту.
Дед понимающе кивал головой.
– А потом он за это мою бабушку убил.
– Она что, тоже на огонь плевала?
– Да нет, – отмахнулся Ивась – она наоборот, говорила мне, что за это Огневик на меня разгневаться может. А я не послушал, все плевал, когда никого рядом не было. Вскоре после этого бабушка и умерла.
– Ну, а потом что было?
Ивась уже окончательно оправился от смущения и рассказал деду Ничипору все, как на духу. И о том, как он впервые увидел Огневика, и как он кричал ему обидные слова, и как он по совету Коли Комизерко окатил его водой из макитры, и как Огневик чуть не сжег его в степи у костра.
– Да, милый Ивасик, в трудном положении ты оказался. Огневик не любит всего того, что ты натворил. Он хозяин и повелитель огня. И ведет себя подобно огню. Огонь, если с ним бережно и верно обращаться, поможет во всем. Он и согреет, и еду приготовит, и свет даст вечером. Но стоит начать небрежно с ним обращаться, он и обожжет, и хату спалит, и тех, кто в хате. Целые села и города сгорали вместе с их жителями. Понял?
– Конечно, а что же тут не понять?
– А то, что ты не понял, что силой Огневика не взять.
– Это я как раз понял, дедусь Ничипор. Вот и жду от него наказания. Но слишком уж он жесток, этот Огневик.
– А силой, Ивасик, такие дела не делаются.
– Так что же мне делать?
– Прощения попросить.
– А он и слушать не станет. Сожжет меня – и все тут.
– А ты пытался?
– Нет. Но это и так ясно.
– Ничего тебе не ясно. Дело в том, что, как и с огнем, если с ним обращаться хорошо, как твоя покойная ныне бабушка, он помогать будет. И тепло в печке сохранять будет, и пище, что готовится на ней, пригореть не даст, и вкус ей придаст отменный. И много кое-чего еще поможет сделать.
– Так почему же он тогда мою бабушку убил?
– Да не убивал он твою бабушку. Сама она умерла, сердце у нее давно уже никуда не годилось. Ты сам придумал, что это Огневик сделал, вот и прогневил его еще раз. А он клеветы ох, как не любит! Да и кто ее, собственно, любит? А потом ты еще с этим Колей охотиться на него вздумал. В общем, Ивасик, виноват ты перед ним. Очень уж виноват.
– Что же теперь делать, дедушка Ничипор?
– Да я же сказал тебе. Прощения попросить.
– А как это сделать, растолкуйте мне, пожалуйста. Я такой непонятливый!
– Не скажи! А как напасть на Огневика все понял? То-то. Так вот, чтобы зря не рисковать и не терпеть ненужного страху, подойди к печке сейчас, пока она еще не топится. Огневик там все равно живет. Открой дверцу и скажи: так, мол, и так. Виноват перед тобой в том-то и том-то. А коли в чем еще – прости, не упомнил. Прости, скажи, Огневичок. Это я по молодости, по неразумности. Пообещай ему сухих дровишек всю зиму, свежей соломки, сенца. Скажи, что печку сам подбеливать будешь регулярно и трубу закрывать своевременно.
– А если он не простит?
– Обязательно простит, поверь мне старому.
– Спасибо, дедусь Ничипор. Дай Вам Бог здоровьица и долгих лет жизни!
– За здоровьице спасибо. А вот жизни, сколько Бог отмерил. Ну, давай, Ивасик, за доброе дело.
Ивась сделал все в точности так, как дед Ничипор сказал. Открыл печную дверцу, сел около нее на скамеечку и стал просить прощения:
– Здравствуй, Огневичок! Виноват я перед тобой. Прости меня глупого, что бабушкину смерть тебе в вину поставил. Прости также за то, что плевал в огонь и на горячую плиту. И за ту выходку с макитрой с водой тоже прости. И что ругал тебя плохими словами, прости. И может еще что сделал и забыл повиниться, еще раз прости. Я это все не от злого нрава творил, а по молодости своей, по глупости. Я больше никогда не буду делать ничего подобного! И дровишки для тебя всегда буду просушивать, и свежим сеном тебя угощать буду, и соломой. И печку, жилище твое, в чистоте и порядке содержать буду. И трубу закрывать своевременно буду. Только прости меня. Пожалуйста!
Тут в печке что-то то ли вздохнуло, то ли всхлипнуло. И тоненький голосок тихо-тихо так пропищал:
– Хорошо, Ивась. Растрогал ты меня. Давай помиримся. Я больше не держу на тебя зла. Не держи и ты на меня.
– Что ты, какое там зло. Спасибо, что простил меня!
Вскоре наступила осень. Потом зима. Как и раньше, Ивась любил по вечерам сидеть у горячей плиты и греться. А перед тем как лечь спать, он обычно подходил к угасающей печке и благодарил Огневика за тепло и приготовленную пищу. Уже лежа в своей постели, он отчетливо слышал, как Огневик потихоньку там ухал и едва слышно мурлыкал свою песенку.
Но больше всего Ивась был благодарен мудрому и доброму дедусю Ничипору.
Юлий Гарбузов
23 января 2000 года, воскресенье
Харьков, Украина
Птичка
Фантастический рассказЯ увидел его, когда наклонил рукой густой кустик сныти. Оно лежало на черной земле, покрытое крупными каплями утренней росы. Белое, с едва уловимым розоватым оттенком яйцо, чуть меньше страусиного – того самого, которое я видел в коллекции своего шефа. Я так и стоял, наклонившись и придерживая жмут упругой сныти. А оно смотрело на меня, поблескивая радужными искрами в прозрачных каплях росы. В нем было что-то необыкновенное, что-то ласкающее душу самым невыразимым образом. Оно завораживало, не давая оторвать взгляда. Я протянул руку и погладил его. Поверхность показалась мне бархатистой и неописуемо приятной на ощупь. Капли росы размазались по скорлупе и тут же исчезли. Оно было теплым, чтобы не сказать горячим.
Какая птица могла снести его в этих краях? Самая крупная из наших птиц – это дрофа, но ее уже Бог знает сколько лет здесь не встречали. Однако для дрофиного оно было слишком велико. Я поднял его и стал рассматривать в лучах утреннего солнца. Чувствовалось, что под его прочной скорлупой билась жизнь, какая-то особая, неведомая жизнь, пробуждающая к себе чувство необыкновенной нежности, подобной той, которая возникла во мне, когда я впервые взял на руки моего новорожденного сына-первенца. Я положил его в лукошко, в которое намерился было собирать грибы, и накрыл листами сныти. Мое эмоциональное возбуждение было столь велико, что ни о какой грибной охоте уже не могло быть и речи.
Я повернул к дому и медленно побрел по узкой лесной тропинке, время от времени запуская руку в лукошко под травяной покров и нежно поглаживая столь необычную находку.
Такого прилива нежности я уже не испытывал более трех месяцев – с тех пор, как от меня ушла жена. Она уехала с командировочным, который в последнее время зачастил из Москвы в организацию, где она работала заведующей сектором. Высокий, стройный красавец-мужчина, полковник, доктор технических наук. Мне, конечно, не чета. Она сказала, что наши дети уже взрослые, и нас больше ничто не связывает, а этого человека она полюбила по-настоящему; меня же не любила никогда. Это было правдой. Я помог ей собрать вещи и пожелал им счастья. Когда за нею захлопнулась дверь, а спустя минуту я услышал звук мотора увозящей ее машины полковника, меня охватило неописуемое чувство обиды, горечи и душевной боли. Как же так? Вместе прожито более четверти века. Сколько радостей и горестей мы разделили с нею! И вдруг какой-то незнакомец вот так запросто взял и увел ее из моего дома. А до меня не было дела никому.
Квартира опустела. Образцовый порядок быстро обратился в свою противоположность, а в моем сердце поселилась черная меланхолия. Ничто меня не радовало. Квартира осталась за мной – чудесная трехкомнатная. Многие бабы набивались ко мне в жены, но никаких чувств кроме отвращения я к ним не испытывал. Пробовал пить. Но алкоголь только усугублял мою тоску, снижал и без того низкую работоспособность и вызывал физическое недомогание. Сыновья были далеко, жили каждый своей жизнью и во всем сочувствовали матери. Одиночество давило со всех сторон.
И вот я почувствовал, что необычная находка пробудила во мне что-то доброе и нежное. Так, видимо, люди, прожившие всю жизнь бобылями, находят выход для нереализованных чувств отцовства или материнства в уходе за кошками, собаками или другими животными. Размышляя, я незаметно оказался у порога собственного дома.
– Ну, как, много грибов собрали? – спросила сидевшая у подъезда старушка.
– Да нет, ничего не собрал.
– А в корзинке что? Небось, белые все?
Ничего не ответив, я вошел в подъезд и поднялся на лифте на свой шестой этаж. Войдя в квартиру, я тут же положил яйцо на кровать и пошел мыться и переодеваться, а минут двадцать спустя стал внимательно рассматривать находку, не переставая удивляться.
Вооружившись очками и лупой, я увидел, что скорлупа найденного яйца не сплошная, а вся в мельчайших отверстиях, через которые временами мелкими порциями выходила какая-то вязкая жидкость. Потом пузырек воздуха, проходя, вновь открывал отверстие, а жидкость растекалась кольцеобразно вокруг него и быстро затвердевала, наращивая, таким образом, скорлупу. И яйцо как бы росло. Медленно, но росло.
Я попробовал смыть затвердевающие кольцеобразные наросты, но у меня ничего не вышло. Яйцо всосало воду через отверстия, и процесс роста вроде бы даже ускорился. Я поливал его еще и еще, пока отверстия не закрылись и не перестали вбирать воду. Как видно, яйцо напилось. Я прекратил смачивание и стал наблюдать дальше, забыв даже пообедать. Спустя пару минут, отверстия снова открылись, и процесс роста продолжился. Потом я снова полил яйцо водой, и все повторилось как ранее.
Размышляя над тем, что это может быть за яйцо и что мне нужно с ним делать: то ли отнести туда, где взял, то ли отдать соответствующим специалистам, то ли оставить у себя и отложить все решения на «потом», я не заметил, как пролетело время. Почувствовав голод, я решил не возиться дома с кухней, а выйти пообедать в кафе, находящееся в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома.