Дарю тебе небо – Любовь Ласточки

Лицо Марины просияло:

– Тебе правда понравилось?

– Понравилось – не то слово! Тебе бы подучиться немного у профессиональных художников, ну или, на худой конец, у среднестатистического архитектора вроде меня, имеющего в зубах диплом, а за плечами – какие-никакие знания. Но, Марин, правда – у меня нет и десятой доли таких идей и такой самобытности исполнения, как у тебя! Я могу только немного подкорректировать твою технику. Давай попробуем. Покажу тебе кое-какие нехитрые секреты, и – серьёзно – хоть на выставки представляй свои работы! Кстати, могу попробовать организовать выставку твоих картин. Хочешь?

Глаза Марины засветились искренним, неподдельным счастьем, но тут же погасли, сменившись выражением смирения и обречённости.

– Ой, нет, Людочка, – тихо проговорила она. – Выставки не надо. Тебе, конечно, большое спасибо за столь щедрое предложение, но, как говорится, всяк сверчок знай свой шесток. А насчёт того, чтобы поучиться у тебя, то я с большим удовольствием.

– Ох, зря, Мариш! – Людмила сокрушённо покачала головой. – Если уж не тебе выставляться, то кому же ещё? У тебя такие оригинальные и самобытные рисунки! И темы необычные – церкви. Почему они доминируют в твоих работах?

– Не знаю, – пожала плечами Марина. – Просто нравится рисовать их, и всё.

– Мне кажется, в этом есть какой-то смысл, – задумчиво произнесла Людмила. – Быть может, пока что недосягаемый, скрытый от тебя самой. Но, по-моему, это неспроста. У тебя, Марина, особый дар. От Бога.

– От Бога у меня другой дар, – рассмеялась Марина. – Вот он! – Она с нескрываемой материнской гордостью указала на коляску, где мирно посапывал Стас, которому в скором времени должно было исполниться три года. – И кажется, скоро будет ещё один.

– Да ты что? – радостно улыбнулась Людмила. – Неужто мы ждём Владислава?

– Похоже, что так, – подмигнула Марина. – Готовь там свою Ладу.

– Маринка! Здорово! – воскликнула Людмила. – Поздравляю от всей души!

– Поздравлять пока рано, – с некоторой опаской взглянув на подругу, заметила Марина. – Вдруг что пойдёт не так?

Людмила мягко взяла её за руку:

– Не выдумывай. Всё будет хорошо. Я так за тебя рада! А уж как рада Ладусенька! – она окинула нежным взглядом одну из сидящих в новой сдвоенной коляске девочек, на чьей правой щеке красовалась характерная родинка.

– Ну вот, теперь на всех твоих девчоночек женихов хватит, – улыбнулась несколько успокоенная словами подруги Марина.

Людмила стала постепенно открывать Марине технические нюансы художественного мастерства. Когда она приходила в квартиру, где жили супруги Озеровы со своим имеющимся и намечающимся потомством, подруги расставляли перед окном мольберт, раскладывали рисовальные принадлежности и сосредоточенно брались за дело.

– Марин, скажи, а почему ты избегаешь рисовать людей? – спросила однажды Людмила. – У тебя столько зарисовок природы, а также вполне законченных пейзажей и натюрмортов, но нет ни одного портрета и даже ни одного человеческого лица в отдалённой перспективе. Это что, твой фирменный стиль? Или тебе не нравится рисовать людские лица и фигуры?

– Не знаю, – честно ответила Марина. – Никогда над этим не задумывалась. Скорее всего, и то и другое.

– Странно, – тихо произнесла Людмила. – На самом деле изображения людей призваны оживлять картины. Без них всё должно быть как-то неестественно, неправдоподобно… А у тебя почему-то получается вполне себе естественно и правдоподобно. Вот тебе и парадокс!

– Спасибо, – ответила Марина. – От тебя это звучит как похвала. Но мне самой не нравится. Вероятно, я ещё не дозрела как художник, чтобы действительно правдиво изображать людей.

– Вот ещё глупости! – отозвалась Людмила. – Ты замечательный, талантливый и самобытный художник. Не в этом дело.

Марина пожала плечами:

– Возможно, когда-нибудь это умение придёт. Наверное, что-то должно случиться в моей жизни, чтобы это произошло.

– А может, так и должно быть? – предположила Людмила. – Что, если это – одна из своеобразных изюминок твоего стиля? Говорю же – у тебя это получается на удивление естественно и правдоподобно.

– Я так не считаю, – честно призналась Марина. – Но, наверное, тебе виднее.

***

И вот теперь Марина попросила Людмилу устроить что-то вроде своеобразных тестов по выявлению способностей к рисованию и черчению у своих сыновей.

Марина показала подруге раскраски, заштрихованные цветными карандашами пока что робкими и неумелыми линиями, но Людмила уже с ходу отметила верное цветовосприятие и цветовоспроизведение у сыновей Марины.

Затем мальчикам вручили по простому карандашу с ластиком и по листу бумаги. Людмила вооружилась тем же набором и стала выводить на бумаге простые геометрические фигуры – конус, шар, куб – после чего попросила Стаса и Влада попробовать начертить такие же. Постепенно она усложняла задания – в ход пошли уже цветные карандаши и более сложные графические рисунки по типу разнообразных многоугольников.

– Ну, что скажешь? – спросила Марина, когда проверка была завершена. – Как у них получается?

– Пока что трудно судить, – ответила Людмила. – Для них ведь это первый подобный опыт. Кроме того, дети ещё совсем маленькие для таких серьёзных упражнений, особенно младший. Но способности и у того и у другого мальчика определённо имеются. Если хочешь, могу попробовать с ними позаниматься, посмотрим, что может из этого выйти.

Марина с радостью согласилась, и Людмила стала приходить к Озеровым по два-три раза в неделю. К её визитам всё необходимое для занятий уже было наготове. В пёстрой банке на большом, накрытом цветастой скатертью столе по-прежнему стояли цветные карандаши, рядом в картонной коробочке помещались несколько простых карандашей с ластиками на концах, несколько ластиков лежало отдельно, подле линеек для черчения.

Марина и сама с большим удовольствием присоединялась к занятиям и обращала внимание сыновей на те нюансы, которые упускала из виду Людмила. Всё было устроено так, чтобы мальчики воспринимали эти уроки не как что-то обязательное, а как развлечение, что, несомненно, сказывалось на результатах. Дети корпели над чертежами и рисунками с огромнейшей радостью и энтузиазмом, указывая друг другу на мелкие погрешности и делая это как-то по-доброму, без обид. По квартире то и дело разносился их счастливый смех.

Иногда Людмила брала с собой дочерей. Лида и Лада вели себя как настоящие леди – они тихонько присаживались на предложенные им стулья, брали специально подготовленные для них листы бумаги и карандаши и послушно повторяли упражнения вслед за взрослыми и мальчишками.

У Стаса и Влада было по отдельному альбому для рисования и черчения, что помогало время от времени отслеживать успехи каждого. Несколько месяцев спустя Людмила уже смогла увидеть и оценить первые стабильные результаты.

– Знаешь, у мальчиков совсем неплохо получается, – сказала она Марине. – Я бы на твоём месте подумала, чтобы развивать их дальше в этом направлении.

– Я с большой радостью, ты же знаешь, – отозвалась та. – Будем потихоньку заниматься с ними, показывать новые техники. Если ты не против, конечно…

– Я не о том, – перебила её Людмила. – Теперь уже очевидно, что твои сыновья пошли в тебя. У них настоящий талант в области графического рисунка. Особенно у Влада. Он схватывает всё на лету и по результатам почти уже догнал старшего брата, а ведь для такого дела у них существенная разница в возрасте. Если у Влада уже сейчас так здорово получается – только представь себе, что может быть через три-четыре года!

– Ты предлагаешь заниматься с ним более серьёзно? – не поняла Марина.

– Мне кажется, будет правильно дать ему классическое образование в этой области. Марин, он прирождённый архитектор. У него, как, впрочем, и у Стаса, есть все данные для поступления в МАРХИ.

– МАРХИ? – Марина взглянула на подругу с явным сомнением. – Ты имеешь в виду обучение в Москве?

– Ну да. А что тебя так пугает?

– Ну, другой город, столица и всё такое. Не хочу, чтобы мой сын жил в общежитии с чужими людьми.

– Так не вечно же ему за материнской юбкой прятаться, – резонно возразила Людмила. – К тому же если с ним будет брат, то и беспокоиться не о чем. Повторяю, у Стаса тоже есть талант – смотри, какая поразительная точность в воспроизведении на бумаге графических объектов: прямо оптический прицел настоящего пилота, честно – так что, я думаю, им обоим стоит попробовать. К тому же в МАРХИ, если на сегодняшний день ничего не изменилось, имеется очно-заочная форма обучения. Ребята могут какие-то дни ездить на лекции, а основной упор сделать на самостоятельное изучение материалов на дому.

– А если они не потянут? – Марина с беспокойством посмотрела на подругу. – Если самостоятельно не справятся с объёмом материалов? Может быть, есть архитектурный институт где-то поближе?

– МАРХИ – самый престижный, – убеждённо произнесла Людмила. – К тому же, если возникнут трудности, я всегда помогу, ты же знаешь. Пока будем их готовить. Обычно поступление в МАРХИ без репетиторов не обходится, а многие – как, к примеру, поступила и я в своё время – идут на подготовительные курсы. Но нам-то, как говорится, и карты в руки! – она подмигнула подруге. – И времени предостаточно – успеем подготовить ребят основательно.

– Ну что ж, звучит заманчиво, – согласилась Марина. – Людок, спасибо тебе, ты у меня незаменимая. И я правда желала бы для Стаса и Влада примерно такого будущего – спокойного и надёжного, как тихая гавань, – без всяких бурь и треволнений. Хотя мне кажется, что мои ребята хотят от жизни совсем другого. По-моему, они всерьёз мечтают стать лётчиками.

***

Марина задумчиво облокотилась на стол и погрузилась в воспоминания.

Волны памяти уносили её в ясный летний денёк, когда на чистой и безмятежной лазури неба не было ни облачка. Марина с сыновьями шла по мягкому песку, щедро рассыпанному на берегу озера, подставляя ласковому, отражающемуся в зеркальной водной глади солнцу счастливое, смеющееся лицо.

– Мамка, смотри, что это?! – выкрикнул Стас, вскинув голову к небу и указывая на едва различимую движущуюся точку, позади которой прочерчивалась тонкая белая полоса.

Полоса постепенно ширилась, образуя дорожку, убегавшую прямо в лазурную даль небес, словно бы приглашавшую усталых путников пройтись по ней и достигнуть обетованного рая.

– Это самолёт летит, сынок, – пояснила Марина.

– Самолёт? – живо переспросил Стас. – А что, он сам вот так и летит? И как, интересно, это у него получается?

– Не сам, – Марина оторвала заворожённый взгляд от отдаляющейся с каждым мгновением светящейся точки и серьёзно посмотрела на старшего сына, – им управляет человек, который сидит внутри, в самолёте.

– А что это за человек? – допытывался любознательный Стас.

– Лётчик.

– Я хочу стать лётчиком! – убеждённо заявил Стас.

– И я! – неожиданно в разговор прорвался задумчивый голосок Влада. Младшенький, высоко задрав голову, с нескрываемым восхищением следил за непостижимым светящимся чудом в небе. – Я тозе хотю стать лёт-ти-ком!

Марина полагала, что мальчики быстро забудут этот короткий эпизод и отвлекутся на что-то другое. Но не тут-то было. Вернувшись домой, Стас первым делом соорудил из бумаги самолётик, и они с Владом стали играть в лётчиков.

Игра давала простор воображению и настолько понравилась братьям, что они возвращались к ней снова и снова, как только выдавалось свободное время. Они с увлечением по очереди выпускали самолётик, и тот, чей черед наставал заниматься этим ответственным делом, гордо объявлял себя лётчиком.

Постепенно братья стали вовлекать в свои игры родителей. Мать брала на руки то одного, то другого, кружила по комнате, приговаривая: «Ну что, пилот, полетели?» Когда она так делала, счастливчик, оказывавшийся в данный момент в роли «пилота», блаженно зажмуривал глаза, и на его личике мгновенно расцветала счастливая улыбка.

Отец вживался в игры сыновей иначе. По их просьбам он рассказывал о жизни пилотов, о том, какой у них распорядок дня, чем они питаются для поддержания крепкого здоровья. Он пояснил, что существуют пассажирские самолёты, один из которых мальчикам как раз и довелось увидеть в небе тем достопамятным днём, когда они изъявили желание стать пилотами, а также – военные самолёты, бороздившие небеса во времена первой мировой и Великой Отечественной войны. Вскоре дело дошло и до бесчисленных видов самолётов в их исторической эволюции – начиная с пресловутых «кукурузников» и заканчивая продвинутыми современными моделями пассажирских авиалайнеров.

Удивительно, но игры в пилотов не отвлекали мальчиков ни от прилежных занятий в школе, ни от практически столь же любимого ими рисования и черчения. А в какой-то мере даже, наоборот, способствовали их наиболее плодотворному всестороннему развитию. Стоило кому-то из них принести из школы хорошую отметку (что случалось практически всегда), отец или мать с гордостью говорили: «Так держать, сынок! Настоящий пилот должен много знать и хорошо учиться!»

Так что Стас и Влад с равным энтузиазмом усердно корпели и над сложнейшими задачами по физике, и над пустяковыми эссе по русскому языку на тему «Как я провёл лето», уже со школьной скамьи упорно и педантично вживаясь в роли «настоящих пилотов».

То же касалось и занятий с Людмилой, которые были для мальчиков ещё и интересными.

Родители рассказали детям, что военные лётчики самоотверженно защищали свою родину и своих близких, а также стояли горой за своих сотоварищей по эскадрильям. Узнав об этом, Стас незамедлительно взял опеку над младшим братом, старался всегда и во всём уступать ему, подкладывал со своей тарелки лучшие кусочки и, если кто-то ненароком либо намеренно обижал братишку, готов был вступить с обидчиком в бой не на жизнь, а на смерть.

Со временем такое покровительственное отношение укоренилось у Стаса в натуре и вылилось в итоге в какую-то патологическую, самоотверженную привязанность. Когда Влад болел, старший брат превращался для него в лучшую сиделку: регулярно мерил температуру, подавал необходимые лекарства, очень аккуратно смазывал воспалённое горло раствором Люголя и просто тихонько сидел рядом, пока братишка спал.

Если Стас замечал, что брат уже чувствует себя гораздо лучше, он начинал в своей манере беззлобно подтрунивать над ним, а иногда и слегка подкалывать, но никогда не переходил границы между шутливой «шпилькой» и настоящей обидой. Возможно, таким образом он, зачастую безуспешно, старался замаскировать свою доходящую порой до безрассудства братскую любовь.

Он уже понимал, что никакой игрой в героически опекающего брата пилота тут и не пахнет, что все его самоотверженные порывы по отношению к Владу идут от чистого сердца, и как ни старался хотя бы ради приличия ослабить свой неусыпный контроль, ничего не мог с собой поделать.

Стоило Владу ненадолго задержаться в школе или остановиться по дороге домой поболтать с приятелем, Стас тут же скидывал ботинки, забирался прямо на стол, стоящий возле окна, и начинал ещё издали высматривать брата. Успокаивался он только тогда, когда Влад наконец появлялся в поле зрения, и, если с братом было всё в порядке, возвращался к своим делам как ни в чём не бывало, чтобы Влад, придя домой, не заметил его беспокойства. В тех же случаях, когда Стас замечал, что брат, к примеру, прихрамывает либо возвращается с уроков или с прогулки с разбитым коленом, расквашенным носом или другими хоть сколь-нибудь заметными повреждениями, он мгновенно спрыгивал со стола, на ходу напяливал ботинки и быстро выбегал на улицу, чтобы перехватить там Влада. Осторожно, чтобы ненароком ничего не повредить, он обнимал братишку за плечи и заботливо помогал ему дойти до дома.

Главным образом для того, чтобы облегчить жизнь старшего сына в его неусыпной заботе о младшем, родители купили братьям мобильные телефоны. Но едва ли это хоть в чём-то изменило ситуацию – скорее, даже усугубило. Если Влад по каким-либо причинам долго не отвечал на звонок либо оказывался «вне зоны действия сети», Стас буквально начинал сходить с ума от волнения и снова и снова взбирался на заветный стол высматривать брата.

Влад, в свою очередь, просто обожал Стаса. Разница в возрасте между ними была как раз такова, что младшенький смотрел на старшего с открытым ртом, старался во всём ему подражать и брать с него пример. А ещё Влад очень быстро привык к тому, что старший брат, словно по мановению волшебной палочки, неизменно оказывался рядом в трудные минуты. Он уже не удивлялся, что Стас всегда выскакивает перед ним, словно шальной чёртик из табакерки, чтобы своевременно отвести беду. Поначалу Влад ещё немного обижался на старшего брата, когда тот, любя, пытался его «поддеть», но потом понял, что за «шпильками» Стаса скрывается его патологическая привязанность, и научился остроумно, но при этом исключительно деликатно – так, как это удавалось только ему – парировать шутливые выпады.

***

В школе, куда достаточно подготовленных ребят (равно, впрочем, как и их маленьких подружек – Лиду и Ладу) отдали раньше их сверстников и сверстниц, братья Озеровы уже с самого начала заявили себя прочными хорошистами. Со временем же они подтянули свои четвёрки и редкие тройки, став круглыми отличниками. Поначалу Влад ещё пытался немного сжульничать, время от времени упрашивая старшего брата помочь ему с решением какой-нибудь трудной задачи по алгебре или геометрии, но тот старался вести себя строго и не поощрять его в таких делах. Так что если Стас, в конце концов сжалившись над братом, всё же брался помочь ему, то, прежде чем записать в тетради Влада нужные ответы, терпеливо и методично объяснял ему принципы решения, а затем отыскивал в его учебнике похожие задачи и заставлял Влада решать их самостоятельно, без подсказок, не отпуская младшенького, пока не получал реального подтверждения, что тот усвоил материал. Поняв, что обмануть Стаса не удаётся, и на одну решённую с помощью брата задачу он получает по три похожих, Влад вскоре предпочёл справляться без такой «помощи».

Марина искренне радовалась успехам сыновей, продолжая с помощью Людмилы готовить их к поступлению в МАРХИ. Поняв, что мальчики тянут на медали, она воодушевилась ещё больше и едва уже не наняла им дополнительных репетиторов по всем предметам. Тем сильнее было её удивление, когда Стас, с круглым отличием оканчивавший одиннадцатый класс, сообщил родителям, что намерен подать заявление в отдел военного комиссариата по месту жительства о своём желании поступить на обучение курсантом в высшее военное авиационное училище в Краснодаре по специальности «Лётная эксплуатация и применение авиационных комплексов», «Применение подразделений военно-транспортной авиации» с присвоением квалификации «Инженер по лётной эксплуатации летательных аппаратов».

Сказать, что родители были потрясены таким решением, – значит не сказать ничего. Если раньше они с удовольствием поощряли игры сыновей в пилотов, то лишь потому, что были убеждены, что всё это обычная, свойственная ребятам их возраста романтика. Марину, правда, иногда пугало, что сыновья, оказавшись на улице, то и дело запрокидывали головы, высматривая самолёты, но она хотела верить, что это обычная блажь, не стоящая внимания, которая со временем пройдёт.

Однако видя, что решение сына вполне себе взвешенное и осознанное, родители не стали ему препятствовать, хотя Марина и пролила тайком немало горьких слёз. Они с Вячеславом сходили в церковь и раздобыли для Стаса небольшой кулон с изображением Николая Чудотворца. Марина подвесила его на серебряную цепочку и надела сыну на шею с материнским назиданием:

– Носи, сынок, и никогда не снимай. Это твой оберег.

Сдав выпускные экзамены в школе на несколько месяцев раньше, Стас стал усиленно заниматься. Он совершал утренние пробежки на ближние и дальние дистанции, изучал различные тематические пособия и тренинги, призванные закалить характер будущего лётчика, его волю к приобретению профессии, как то: тренинг мотивации, тренинг психической саморегуляции, тренинг развития профессионально важных качеств курсанта и многие другие вещи, полезные в лётном деле.

Весной он, как и планировал, подал заявление в отдел военного комиссариата, а в конце июня был вызван из училища для прохождения приёмной комиссии.

До этого времени со дня достижения шестнадцатилетнего возраста, когда молодые люди с согласия родителей официально допускаются к воздушным прогулкам в качестве вторых пилотов, Стас два месяца тренировался с инструктором на базе ближайшего к своему дому аэроклуба под романтическим названием «НЕБО Шевлино». Сам же аэроклуб базировался на территории аэродрома малой авиации Шевлино – в живописнейшем местечке, располагавшемся между деревнями Шевлино и Пятница Солнечногорского района Подмосковья, на берегу Истринского водохранилища.

Поступление далось Стасу с невероятным трудом – но всё же он с честью выдержал вступительные испытания и, к своей невероятной радости, был зачислен курсантом в Краснодарское высшее военное авиационное училище.

Когда начались занятия, Стасу пришлось немало попотеть, поскольку дисциплина в училище была железной, но всё равно он учился с большим подъёмом, так как чувствовал, что практически сбылась мечта всей его жизни.

Единственное, что омрачало его боевое настроение, это безумная тоска по родителям и младшему братишке. В стенах лётного училища нечего было и думать о том, чтобы провести Интернет, поэтому Стас, как только выдавалась такая возможность, отсылал родным письма с фотографиями по обычной почте. Также он периодически старался собирать и отправлять домой небольшие посылки и сувениры, которые каким-то образом умудрялся покупать на получаемое им достаточно скромное, в особенности на первом курсе, денежное довольствие.

Родители и Влад также регулярно высылали ему письма, семейные снимки и посылки на адрес лётного училища.

Влад немного завидовал старшему брату, мечтая в один прекрасный день вот так же дерзко забрать документы из школы и пойти по его стопам, но одновременно невероятно по нему скучал. Едва только продрав глаза, он каждое утро вскакивал с постели, мигом накидывал на себя первую попавшуюся под руки одежду и бежал к почтовому ящику посмотреть, нет ли там письма или извещения о посылке.

Когда Стас получал редкую возможность наведываться домой (это случалось во время полагавшихся ему ежегодных каникулярных отпусков – пятнадцатисуточного зимнего и тридцатисуточного летнего), радости обоих братьев не было предела. За эти короткие дни они, казалось, успевали переговорить обо всём на свете, поделиться всеми своими успехами и неудачами.

За время обучения Стаса в лётном училище Влад успел окончить школу с золотой медалью и, блестяще сдав вступительные экзамены, к невероятной радости родителей, поступил в архитектурный институт.

Однако было и такое, о чём Влад мог поведать только брату. После девятого класса он попытался пройти медкомиссию, чтобы получить добро на поступление в лётно-технический колледж гражданской авиации по специальности «Лётная эксплуатация летательных аппаратов», но был беспощадно «срезан» по заключению окулиста. Так что ему пришлось, стиснув зубы, доучиваться в школе и ждать, пока подвернётся возможность оспорить решение врачей в центральной врачебно-лётной экспертной комиссии.

Ближе к концу второго курса, по достижении восемнадцати лет, Стас заключил контракт о прохождении военной службы, а на четвёртом курсе он, как и полагалось, прошёл перераспределение по родам авиации на внешних факультетах. В числе других курсантов, учившихся по специальностям «Применение подразделений дальней авиации» и «Применение подразделений военно-транспортной авиации», его перебазировали из Краснодара в город Балашов Саратовской области, и с тех пор общаться братьям стало, с одной стороны, проще, с другой – сложнее.

Как образцовый курсант Стас получил привилегию установить ноутбук с Интернетом и, как только выдавалась возможность, пользовался этим преимуществом, чтобы черкнуть брату несколько строк и выслать очередную фотографию. Но к тому времени Влад был завален бесконечным потоком чертежей и графических рисунков, на которые уходили всё его время и силы, и он едва успевал выкроить возможность зайти в Интернет и ответить на послание брата, прикрепив свои снимки, а также фотографии родителей.

Потом братья исхитрились поставить на компьютерах программы для живого общения и не могли дождаться возможности выйти в Интернет и поговорить по душам.

Военная шлифовка и выправка сделали Стаса чуть грубее и соответствующим образом скорректировали его манеры и поведение. Но хотя его лицо было огрубевшим и загоревшим, в груди молодого пилота-курсанта по-прежнему билось чуткое сердце, наполненное невыразимой братской любовью.

Влад же, напротив, поступив на архитектора, стал ещё нежнее и утончённее. На него уже вовсю заглядывались сокурсницы и другие девчонки, проживавшие по соседству. Особенно усердствовала Светлана из соседнего подъезда, которая, едва познакомившись с Владом, не замедлила заявить на симпатичного и скромного паренька свои права. Она то и дело подкарауливала намеченную жертву на улице, а то и, не стесняясь, заявлялась прямо домой к Озеровым, всякий раз по-лисьему глядя на открывавших дверь Марину или Вячеслава, повелительным голосом требовала позвать к ней Влада.