– Нет. Не обижают. С пониманием относятся, – попытался успокоить её Дмитрий Кириллович.
– Хорошо, если с пониманием. А если не понимает кто? Дураков-то у нас много, – бросила укоризненный взгляд на своего мужа, старательно разливающего кипяток по чашкам, – А много ли ума надо, чтобы маленького обидеть?
– Ну, кто если обидеть захочет, то будет иметь дело со мной, – многозначительно заявил Николай, накладывая себе в чашку густого черносмородинового варенья, – Он мне, как брат. Мы с ним всегда вместе. Ещё в детском саду на горшках вместе сидели. Потом в школе за одной партой. Раньше он был как все. Это потом, вдруг, сильно затормозил. Во втором классе, кажется. Все в гору пошли, а он остановился. Так до конца и проучились. Все десять лет обижать его ни у кого желания не возникало.
– Что, правда, что ли в одном классе учились? – растянул щербатую улыбку Иван, не понимая, как это могут по виду столь разные люди оказаться одного возраста.
– Учились, – утвердительно кивнул головой маленький гость, – Я за него контрольные писал, а он боксом занимался.
– Это хорошо, когда друг такой у человека имеется, – заметила женщина, мелко шинкуя большой кочан белой капусты, – Может, вы подождете чуток, пока обед не сготовится. Поедите по-человечески? Что толку с этого чая? Я макарончиков вам поджарю. Щи свежие поспеют.
– Спасибо, но нам идти надо, – поблагодарил хозяйку большой гость, – Дело у нас срочное. На поезд успеть надо.
– Да. Поезда у нас плохо ходят, – согласилась она, забрасывая нарезанную капусту в большую кастрюлю, – Если опоздал, то всё. А иной раз они сами опаздывают. Бежишь, думаешь, опоздала, а его ещё и не было. Вот как у нас тут бывает.
– Ага, ага, – присоединился к беседе хозяин дома, пристраивая горячий чайник на специальную подставку по центру стола.
– Мы вещи у вас оставим? – поинтересовался Николай.
– Конечно, оставляйте. Я присмотрю. Не беспокойтесь. Вон, в комнату занесите. Чего сидишь? – махнула большим ножом в сторону мужа, – Помоги людям управиться.
Иван не заставил себя просить дважды, моментально вскочил с места и помог втащить тяжелые сумки туда, куда указала строгая половина.
– Запереть бы их где, – предположил рослый хозяин товара.
– Не боись. Если Клара сказала, что присмотрит, значит присмотрит. Она у меня лучше любого засова. Будет, как в банке, – заверил его мужик.
– И всё же лучше бы запереть, – заметил гость.
– Вы идите. А тут управлюсь, и после в чулан занесу, – молвила из кухни хозяйка дома, – А что там у вас?
– Товар разный. В электричках торгуем, – пояснил Дмитрий Кириллович, прихлебывая горячий чай, – Там много всякого. Они тяжелые. Лучше мы сами донесём.
– Ну, так, снесите, – согласилась она, – Чулан знаешь где, – бросила, не отрываясь от плиты, – Только ключ с собой не уносите. Мне ещё в доме прибрать надо.
* * *
Иван с Николаем, прикрыв за собой дверь, понесли сумки в большой чулан, расположенный в сенях, сразу возле встроенного туалета, откуда доносились не самые приятные запахи из наполненной за долгую зиму выгребной ямы. Пока они их устраивали возле полок со слесарным инструментом, мимо деловито проплыло несколько тяжелых, мохнатых мух. Не обращая ни малейшего внимания на посторонних, они стали медленно кружить над каким-то большим мешком, стоявшим в углу, наполняя помещение кладовки глухим урчанием самолетных моторов. Видимо за долгие годы своей старательской деятельности эти твари привыкли к тому, что в этом доме никто их особенно не беспокоит излишним вниманием. Одна из них явно заинтересовалась содержимым внесенных больших сумок, отделилась от звена и приземлилась на край. Но, не успев подойти к толстой металлической застежке, стремительно взмыла вверх, преисполненная невыразимого удивления от той бесцеремонности, с какой круглолицый великан решительно отогнал её, едва не шлепнув растопыренной ладонью.
– Ружье не забудь, – прогремел он, обращаясь к знакомому и хорошо пахнувшему человеку.
– Ага, – буркнул тот и сгреб с полки длинный, холодный, металлический предмет с деревянной накладкой, – Сигареты давай.
– Патроны возьми.
Высокий расстегнул сумку, извлек пять пахучих белых пачек и передал их второму, который распихал их по карманам. Затем снял с гвоздя кожаный пояс с пристегнутой к нему тяжелой коробочкой и опоясался им под ватником.
– Фонарик-то есть? – поинтересовался.
– Точно. Фонарик взять нужно, – согласился круглолицый, снова запустил руку в сумку и достал маленькую коробочку, – Хорошо, что ими торгуем, – закрыл застежку, – Далеко будет отсюда?
– Километра два.
– Давай, выйдем по-тихому. Чтоб Димыч не увязался. Быстрее управимся.
– И то верно. Куда малому в такую даль топать.
Они вышли, оставив принесенные вещи за плотно закрытой дверью, полной широких щелей и дырок, даже не подозревая о том, сколько любопытных глаз, ног и усов тут же устремятся к свежепринесённыму имуществу в надежде найти для себя что-нибудь вкусное и интересное.
* * *
– Что-то долго они там возятся, – насторожился Дмитрий Кириллович, ставя пустую чашку на стол.
– Вань! А, Вань! – крикнула в глубину дома его жена, снимая большой ложкой пенку с закипающего супа, – Ты, чего это там, а?
– А папка с дядькой ушли, – прозвучал в ответ из сеней детский голос.
– Как это ушли? Куда это ушли?! – встрепенулась женщина.
– Ружье взяли и ушли, – пояснил другой, не менее звонкий.
– Вот как? Всегда он вот так. Ничего не скажет и уйдет. Куда этого его понесло? – озадачилась хозяйка.
– К гроту они отправились, – пояснил маленький гость, – Динозавра смотреть.
– Вот, дурак, так, дурак! Мало того, что себе, дурак, голову забил всякой дурью. Так теперь ещё и людей на дурь свою подбивает. Ну, я ему задам, когда он вернётся! – многообещающе выразила супруга многогранность своих семейных отношений.
– Зачем же так сурово? У человека цель в жизни появилась, – возразил ей маленький собеседник, потерявшийся за большим заварочным чайником.
– Какая у него ещё может быть цель? Вон, на улице болтается вся его цель. Я одна, что ли, поднимать их всех буду? Меня одной на их всех не хватит. Его цель работать и деньги в дом приносить. Вот его цель, – резонно заметила женщина.
– Семья, дом, дети и деньги это ещё не вся жизнь, – тяжело вздохнул Дмитрий Кириллович.
– Что значит не вся? – повернулась к нему хозяйка.
– Гораздо большее значение имеет её наполненность. То, для чего всё делается, чем всё наполняется, во имя чего строится. То, что объединяет людей в одном доме, – пояснил коротышка свою мысль, – То, что приносит всем радость и осмысленность бытия. То, что дает ощущение счастья. Вот потому и не вся.
– Ой, твоя, правда, – опустились руки у женщины, – Конечно, не вся. Ведь, иной раз думаешь, ну, чего тебе, паразит, ещё надо? Всё у тебя есть. И хозяйство, и руки, и голова, вроде как, место свое занимает. Живи, знай себе, работай, как все нормальные люди. А он, нет. Всё его черти какие-то побирают. Всё ему вляпаться нужно во что-то. Ведь всё для него делаешь. И дом блюдешь, и детей, вон, сколько у нас народилось, и телевизор цветной купили. Живи, радуйся. Ну, если работы нет, так по хозяйству вон её сколько. Дом, огород, сад. Всё же внимания требует. Знай только работай. Живут же другие. На всю зиму заготавливают. Перебиваются. А этот что? Сперва пил, как уволили, а теперь вбил себе в голову вообще что-то несусветное! Ящера видите ли он нашёл! Где? У нас! Это надо же такое придумать! Это же в голову никому такое не придёт, что в дурную его башку, впёрлось. Весь день теперь его где-то носит. Что вот он там делает? Домой вечером явится, места себе не находит. Гвоздя в стену толком не вобьет. Мне теперь одной со всем этим справляться, что ли? Мне за всем этим одной не уследить. Еле-еле огород засадила. Хорошо детей много. Помогли. Растут в доме помощнички. А он вот где? А он, спрашивается, на что? Зачем вот его понесло снова? Ведь глупость такая, что кому и сказать стыдно!
– Почему же глупость? Может, совсем даже не глупость, – осторожно выглянул из-за чайника Дмитрий Кириллович.
– Как же не глупость! Было бы что другое, а то – одна глупость! Всё только теперь и ищет, как ему из дому сбежать. Как будто мы ему невесть кто стали. Вот, если бы он нас… любил, хоть немножечко, так оно… может быть, совсем бы другое дело было. А так… – смахнула жена украдкой слезу, – Одна мука мне с ним.
– Кто же сказал, что он вас не любит? – заметил малозаметный гость, – Мне так наоборот показалось, что он очень даже вас всех любит. Только о вас и думает.
– Да? Правда? С чего это вам, вдруг, так показалось? – отвернулась хозяйка к шипящей на плите сковородке.
– Он только о вас и говорит. Вон сколько печенья для детей из нас выбил. Думаете, мы сильно этого хотели? А импортной Кока-колы. Каждая банка, знаете, сколько стоит? С чего это, спрашивается, мы так раскошелились? – поставил вопрос ребром маленький торговец.
– И, правда? С чего? – озадачилась многодетная мама, до этого момента считавшая, что такой жест является вполне нормальным для незнакомого человека, входящего в чужой дом.
– А вот с того. Он нас заставил. Муж ваш. Мы могли бы и сэкономить. Обойтись одной пачкой печенья. Но он нам сказал, что так нужно сделать, что детей у него много и каждый должен получить своё. И мы вынуждены были с ним согласиться. Хороший он у вас, добрый, заботливый. Мало, вы, его цените. Ругаете только. А напрасно ругаете, – отметил рассудительный человечек.
– Вот ещё. Напрасно. Нашли доброго, – снова развернулась к нему хозяйка, явно не ожидавшая такого резкого изменения направления разговора, – Видели бы вы этого доброго, когда он нажрётся, – кинула спрятанный в рукаве козырь.
– Дерётся? – настороженно предположил гость, – Насилие в семье это очень не хорошее явление.
– Я ему подерусь, – пригрозила женщина куда-то вдаль большой поварешкой, – Вот ещё. Драться. Хуже. Бухтит, чёрт, без умолку по всякому поводу. Как нажрётся, так всё ему не так, всё нехорошо, всё не на том месте валяется. Хоть из дома беги.
– Вот видите. Даже не дерётся, – подметил Дмитрий Кириллович, – Не позволяет себе обижать вас насилием. Хотя мог бы. Слышали, как в иных семьях иной раз бывает? А вы говорите, что он плохой. Какой же он плохой, когда он собрался идти один на это самое чудище. А почему, спрашивается? Да только потому, что он за вас сильно беспокоится. Переживает, как бы оно вам никакого вреда не причинило. Слышали, о том, что там пропали какие-то две девицы?
– Слышали. Знаем. Он наговорит. Ты только его слушай, – тоном, преисполненным сомнений, подтвердила супруга.
– Вот видите. Слышали. А если оно там на самом деле завелось? Если, оно их действительно сожрало, это чудище, – продолжал собеседник, – Если он ничего не придумал? Вы об этом подумали? Куда могли деться эти девицы? Неизвестно. Но он один, несмотря на то, что ничего ещё не известно, тем не менее, пошёл на него со своей двустволкой. Много он сможет один причинить вреда этому чудовищу своей двустволкой? Он что спецназовец у вас, да? Думается мне, что нет. Не очень много он сможет один против него сделать. Но он этого не испугался. Даже зная об этом, всё равно пошёл. Из всей деревни никто не пошёл, один только он пошёл. Один за вас всех. И после всего этого, вы говорите, что он у вас плохой и вас совершенно не любит? Как же вам не стыдно? Он герой у вас, каких мало. А вы на него набросились.
– И правда, – упавшим, вдруг, голосом произнесла женщина, – А если и правда оно там есть… – представила, и ей стало худо, – Господи! Куда же это его понесло! Один пошёл! – и, бросив бурлящую на плите стряпню, выскочила вон из дома.
– И что плохого в том, что у человека есть какое-то увлечение? – пожал плечами Дмитрий Кириллович, наливая себе холодной заварки в пустую чашку, – Пусть занимается. Пить меньше будет.
* * *
Клара далеко от дома отбежать не успела. Мысль о том, что дети могут остаться голодными остановила её, развернула и бросила обратно на кухню. Дмитрий Кириллович к этому моменту, упершись животиком в край стола, пытался двумя ручками поднять тяжелый, большой чайник, желая плеснуть себе кипятка в чашку.
Не обращая внимания на потуги маленького гостя, женщина сразу подскочила к плите, сняла с огня кипящую кастрюлю щей и поставила на рядом стоящую посудную тумбочку. Туда же определила жаром пышущую чугунную сковородку.
– Так. Накормите детей обедом. Тарелки они сами поставят. Я мигом обернусь, – бросила ему на ходу и устремилась вслед за своим героическим мужиком.
– Ничего, ничего, не беспокойтесь, – только и успел вымолвить Дмитрий Кириллович, продолжая свои упражнения с чайником и совершенно упуская из вида её многочисленных, необузданных ребятишек.
Те не заставили себя долго ждать. Не успел простыть след, оставленный ботинком матери на влажном песке возле калитки, как они шумно ввалились на кухню.
– Мальчик с усами, зачем, ты, берешь наш чайник? – поинтересовалось существо в черной курточке.
– Я не Мальчик с усами, – оставил гость тяжелый снаряд в покое и выпрямился на табурете, поджав под себя ноги, – Меня зовут Дмитрий Кириллович. Или, можете, называть меня дядя Дима, – заявил с самым серьезным видом, на какой только в этот момент сподобился.
Но вызвал лишь веселый смех со стороны детей.
– Дядя Дима, – смеялись они, – Вот так дядя! Гляди, какой маленький!
– Я не маленький. Я уже большой, – попытался им возразить человечек.
– Он большой! – засмеялись они ещё больше, – Гляди, какой он большой!
– Прекратите смеяться! Ваша мама мне поручила накормить вас обедом, – чуть не выкрикнул из-за стола новоявленный дядя.
Смех моментально прекратился. Дети удивленно на него посмотрели.
– А ещё он взял наши чашки, – указало пальчиком второе юное создание, ростом немного выше первого, но имеющее невероятно чумазое лицо, покрытое шоколадом и рыжей пылью, что напрочь лишало всякой возможности определить его пол и возраст.
– Ваша мама сама их дала, – тут же пояснил объект пристального рассматривания.
– Да. Я видел, – подтвердил третий ребенок самый рослый и явно мужского пола, державший в руке недопитую банку с кока-колой. По виду он казался среди них старшим.
– Зачем мама их дала? – подняло на него изрядно измазанное шоколадом лицо четвертое юное создание, принадлежность которого к девочкам и не вызывало никаких сомнений. На это указывали две торчащие в разные стороны косички, с вплетенными в них грязновато-синими ленточками, красная юбочка и заштопанные колготки со свежими дырками на коленках, – Нам она никогда их не дает. Даже трогать не разрешает.
– Чаем их угощала, – пояснил брат.
– А у тебя ещё есть печенье? – приветливо улыбнулся пятый, самый из них младший и толстый, от чего, видимо, казался наиболее чумазым и жизнерадостным.
– Так он тебе и дал, – ехидно заметило ему первое, но тот уже устремился к столу, нацеленный на ту самую пачку, что досталась его матери, откуда взрослые успели достать не более трех штук и беспечно оставили почти у самого края.
– Сначала следует пообедать, – снова весьма серьезно заявил Дмитрий Кириллович и стремительно выдернул у него из-под носа вожделенное лакомство, переставив на середину стола за пределы досягаемости цепких его пальчиков.
– А-а, – завопил резвый малыш, – Отдай! А-а!
– Ты, зачем маленьких обижаешь? – нахмурило брови существо в черной куртке.
– Ваша мама сказала, чтобы вы пообедали. Значит, сначала нужно пообедать, – решительно объявил гость.
– Мы сами знаем, что нужно нам делать, а что нет, – возразил старший ребенок.
– Отдай ему печенюхи, – угрожающе надвинулось второе юное создание.
– Печенье получите только после обеда. Быстро всем руки мыть, – скомандовал заместитель хозяйки дома, приподнимаясь для пущей важности под столом.
– А-а! – вопил толстяк, пытаясь достать недосягаемое.
– Мальчик с усами, ты почему на нас кричишь? – выступило вперед существо в черной курточке.
– Так, ребята, давайте для начала умоемся, потом пообедаем, и после будем кушать печенье, – как можно более дружелюбно предложил Дмитрий Кириллович. Он очень старался надлежащим образом выполнить возложенное на него сложное поручение, но не обладал достаточным опытом общения с подрастающим поколением, особенно с таким, плохо воспитанным.
– Мы сами знаем, что нам нужно делать, – повторил мальчик.
– Без маленьких обойдемся, – поддержало его второе юное создание.
– Да, – присоединилось к ним первое, – Пусть много о себе не думает.
– Котька, ты мне поможешь Ваську умыть, а то он опять будет мылом кидаться, – дернула девочка за рукав старшего брата, явно имея в виду шумного малыша всё ещё продолжающего настойчиво добиваться передачи ему недоеденного печенья.
– Танька, тащи Ваську к умывальнику, – распорядился тот, – Петька, воды принеси. Быстро. Чего стоишь?
Существо в черной курточке, оказавшееся Танькой, тут же схватило вопящего толстяка за шиворот и поволокло от стола к умывальнику.
– А-а, хочу печенья, не хочу мыться, – попытался тот оказать сопротивление.
– В чулан опять захотел? А, ну, живо иди, а то снова в чулане запру, – пригрозила сестра и капризного малыша словно подменили. Ор моментально стих, в доме наступила тишина и какой-то порядок.
Второе чумазое создание, именуемое Петькой, принесло ведерко воды к рукомойнику. Дети по очереди шумно умылись, и по завершении этой очистительной процедуры явили миру свои посвежевшие лица.
Дмитрий Кириллович смотрел на ребят и поражался, с какой настойчивостью в каждом из них повторились черты лица Ивана. «Яблоки от яблони не далеко катятся», – невольно всплыла в голове народная мудрость, от чего на душе стало как-то грустно.
Тем временем, дети довольно слаженно готовились к трапезе. Сначала они по очереди выбирали с полки глубокие тарелки и подходили с ними к своему старшему брату. Тот, ловко орудуя большим половником, наливал каждому его порцию горячих щей из большой кастрюли. Получив её, малыши медленно отходили к столу, стараясь не плеснуть супом на пол, садились и, начинали кушать, практически не обращая больше никакого внимания на наблюдавшего за ними маленького гостя. Неведомым образом на столе оказалась широкая тарелка с горкой нарезанного черного хлеба и литровая банка густой деревенской сметаны. Каждый черпал из неё большой ложкой, половину вываливал себе в суп, а вторую аккуратно размазывал по хлебу. Во всем их слаженном действии заключалась какая-то магия. Они без слов понимали друг друга и, как муравьи, исполняли всё четко по какому-то заранее определенному плану.
«Что-то из них потом будет? – думал Дмитрий Кириллович, – Что им тут уготовано, в этом умирающем, всеми забытом селении, где ничего нет, кроме леса, где магазин и тот скоро закроют? Как они будут жить дальше? Что делать? Как станут получать образование? И получат ли его вообще? И кем вообще станут, если сумеют выжить в этом убогом месте рядом с непонятным логовом, какого-то неизвестно зверя?»
* * *
Запыленное кухонное окно выходило в сад. Дмитрий Кириллович смотрел на зеленую листву раскидистых яблонь и размышлял о судьбах человечества. Неожиданно в ход его мыслей ворвался механический рокот мотора. Казалось, он вынырнул прямо из-под земли, как железный кол, столь несуразным и лишним, явился этот звук, разорвавший гармонию жизни. Возле самого дома он прекратился. Хлопнули дверцы. Кто-то подошел к калитке, открыл её, затем решительно взошёл на крыльцо и, откинув в сторону входную дверь, зычно гаркнул на весь дом:
– Клара, ты, дома?
Не получив ответа, он тяжело зашагал прямо к кухне и без церемоний явил себя в дверном проеме, заполнив своей мешковатой, темно-серой милицейской формой практически все прямоугольное пространство.
– Обедаете? – обвел сидящих за столом маленькими колючими глазками.
– Здравствуйте, дядя Сережа, – почти хором ответили дети.
– Здрасте, здрасте, – вытолкнул через пухлую губу грузный, пузатый человек с капитанскими погонами на плечах, снимая фуражку и обтирая пот с розовой, овальной лысины, обрамленной остатками седоватых волос, – Мамка, где у нас будет?
– Она за папкой ушла, – звонко отрапортовала Танька.
– А где у нас папка?
– Папка с дядкой ушёл Ящера ловить, – браво доложил Петька.
– С каким таким дядькой?
– Мы не знаем его. Он нам печенье принёс. Вот он знает, – указала на Дмитрия Кирилловича милая девочка с косичками.
– Кто такой будешь? – воткнул в гостя буравчики глаз блюститель порядка.
– Мы из города. Случайно тут оказались. Электричку ждем, – кратко пояснил тот, не поднимаясь из-за стола.
– Документы имеются?
– Имеются.
– Предъяви, – прошел внутрь кухни служитель закона, явив черную кожаную папку под мышкой.
Гражданин маленького роста извлек из внутреннего кармана куртки свой паспорт и протянул милиционеру.
– Так. Значит из Питера, – полистал тот документ, – И что вам тут у нас нужно, Дмитрий Кириллович?
– Я же сказал, что мы здесь случайно оказались. По ошибке вышли не той станции, – повторил проверяемый.
– Это я уже слышал. Что здесь, конкретно, вам надо? Станция далеко отсюда находится, – уточнил капитан.
– Нас Иван пригласил в гости. Переждать время. До электрички. Они тут у вас не так часто останавливаются, – заметил маленький гость.
– Понятно, – вернул документ милиционер, – И сколько вас сюда прибыло?
– Я и Николай Михайлович, мой друг. Вдвоём мы здесь оказались. Могу я узнать, с кем имею честь разговаривать? – в свою очередь поинтересовался гражданин маленького роста.
– Участковый инспектор Булкин, – представился местный шериф, – Давно папка ушел? – обратился к старшему из детей.
– Нет. Не очень. До обеда ещё, – пояснил Котька.
– Понятно. А мамка за ним что пошла? Вас, почему, одних тут оставила? Даже, вон, погляжу, обедом, как следует, не накормила. Сами сидите, питаетесь.
– Не знаю. Испугалась что-то, – пожал плечами ребенок.
– Чего это она могла испугаться? Вы, как думаете? – капитан снова обратился с вопросом к гостю.
– Видимо, бездействия властей относительно заявления своего мужа о встрече со Змеем, – предположил тот.
– Папка к гроту пошёл? – вопросительно глянул на Котьку милиционер.
– Ага, – утвердительно кивнул тот головой, продолжая есть суп.
– Ещё папка ружье взял, – дополнила Танька.
– И патроны, – добавил Петька.
– Вот как? – оценил обстановку участковый, – Тогда понятно. Стало быть, дружок ваш, нашими достопримечательностями заинтересовался? – вновь засверлил гостя блюститель порядка уголечками своих глаз.
– Да. Его заинтересовала эта история, – подтвердил Дмитрий Кириллович, – Он захотел всё посмотреть на месте.
– Понятно, – решительно сжал губы местный шериф.
По крыльцу прогромыхали еще чьи-то тяжелые шаги, и в кухонном проеме проявилась тёмная фигура сержанта с автоматом.
– Обедаем? – приветливо кивнул он головой детям.
– Здрасте, дядя Толя, – весело прокричали из-за стола в ответ.
– Поехали, – резко развернулся к нему капитан.
– Куда?
– К гроту. Он там.
– Ясно, – радостно улыбнулся сержант, – Пока, пока, – помахал ребятишкам рукой, следуя за начальством, – Мамку слушайтесь.
– До свиданья, дядя Толя. До свиданья, дядя Сережа, – понеслось им в след.
* * *
По мере приближения к гроту Николая всё больше и больше охватывало то самое волнение, какого он давно уже не испытывал. Волнение боксёра перед боем, ученика перед сдачей экзамена, десантника перед первым прыжком с парашютом. Учащённо стучало сердце, мозг наполнялся красочными картинами предстоящей битвы с драконом, шумело в ушах, слегка ломило виски, лицо медленно покрывала испарина.
Шли извилистой и разбитой дорогой, укатанной жёлтым щебнем,.
– По такой сильно не погоняешь, – кивнул добрый молодец на глубокие выбоины и крутые колдобины.
– Кому гонять то? Тут и гонять то уже некому, – заметил Иван.
– Да. Судя по всему, место тихое. Минут сорок идём. Ни одной машины не было. Значит, если кто встретиться, то не случайно. Слушай, как придем, заходить сразу не будем. Сначала надо осмотреться, – начал разрабатывать тактику проведения операции бывший десантник, – Я осматриваюсь, ты – в засаде лежишь у входа. Без меня ничего не предпринимай. Если что, стреляй в голову.
– Кому?
– Змею конечно. Не себе же.
– Это, если тот вылезет?
– Конечно. Как покажется, сразу стреляй.
– А если снова подъедут те парни? – включился в разработку плана мужик.
– Лежи тихо, – продолжил воин, – Себя не обнаруживай. Понял?
– Ага. Понял.
– Потом, когда я всё вокруг осмотрю, я ружье у тебя заберу и войду внутрь. Твоя задача: оставаться снаружи и меня прикрывать. Понял?