Падение в небеса, или «Все будет хорошо!»

Иван снова кивнул.

– Надо будет тебе дубину срубить. Топор взял?

– Про топор разговора не было.

– Топор не взял! Ладно, сломаем тебе что-нибудь. Не волнуйся. Завалим твоего Змея. Пусть только покажется. Тот камень, на котором, ты, сидел, как далеко от входа?

– Так, метров десять будет. Не больше. Далеко заходить было не к чему.

– Слева, справа?

– По правую сторону. Выпуклый такой. Плоский. Сидеть на нём можно.

– Понятно. В десяти метрах от входа справа. Камень удобный для сидения. Он нам и нужен. Ты, мне телогрейку свою дашь. На камень постелю. Посижу на нём, как, ты. Посмотрим, что будет. Если что, с неё соскочить легко. Соскочу и в лоб дуплетом: бах-бах! Патроны взять надо. Для перезарядки. Все, что есть. Дай-ка ружье. Посмотрю, как это можно быстрее сделать, – протянул руку, взял у Ивана двустволку, стал осматривать, – Ничего, тяжёлое. Надежное оружие, – переломил, – Тут у тебя какие патроны?

– Картечь.

– Порох дымный?

– Какой же ещё?

– Дальше я с ним пойду, – накинул воин на плечо охотничье ружьишко.

– Так пришли уже. Вон она горочка, – указал мужик на холи слева от дороги.

– Вот оно значит где. Ну, всё. Пошли тихо.

Николай мгновенно преобразился. И вот это уже был не он, а Чингачгук Большой Змей, шедшей тропой войны на полчища бледнолицых. У него даже походка изменилась. Шаг сделался мягким, пружинистым, легким, почти бесшумным, особенно после того, как он нырнул с дороги в густой кустарник, переходящий в сосновый лес, покрывавший собой всю усыпанную большими валунами возвышенность.

– Я так понимаю, грот будет с той стороны, – почти шёпотом уточнил он у Ивана, громко хрустящего следом сухими, опавшими ветками.

– Там, там, – махнул тот рукой.

– Тихо иди. Не хрусти, – приложил охотник к губам палец, – Лучше стой тут на месте. Я вперёд пойду, – взвел оба курка и словно кошка двинулся в обход пригорка.

Обойдя несколько крупных валунов и десяток вековых сосен, он увидел обрамленную густым мхом зияющую пасть пещеры. Перед ней расположилась освещенная солнцем полянка, вполне ровная и удобная для предстоящего боя со Змеем, если тот на него отважится. Прямо от входа в обход скалистой возвышенности шла еле приметная тропинка, ведущая к дороге, а примерно в пяти метрах, напротив, кустился густой орешник вокруг небольшой ямы, оставшаяся от корневища поваленной ветром сосны, образуя вполне подходящий наблюдательный пункт. Впрочем, он, видимо, тут ранее и находился, если судить по сломанным веткам, пустым бутылкам и прочему сору, сопутствующему пребыванию человека на природе.

Николай знаками подозвал к себе Ивана.

– Сиди тут, – указал на густой орешник.

– Ага, – кивнул тот, протягивая руку за ружьем.

– Так сиди. Наблюдай. Кричи, если что, – изменил воин на ходу разработанный план действий, явно не желая расставаться с оружием, наполнявшим его романтическим, воинственным духом, – Я скоро.

Он двинулся в обход полянки, скрываясь в тени обрамляющих её сосен, внимательно осматривая по пути все кочки и ямки. Дошёл до возвышенности, легко взлетел на вершину, сверкая на солнце своими белоснежными кроссовками, осмотрел с неё окрестности, спустился с противоположной стороны и проследовал тропой от дороги до выставленного в кустах секрета.

– Никого нет, – сообщил Ивану.

– Кому ж тут быть? Ясно дело.

– Ну, тогда, я пошёл. Давай ватник.

Мужик, нехотя, стянул с себя привычную, теплую вещь, переложил из неё в карманы штанов все пять пачек сигарет и протянул Николаю.

– Шибко не пачкай.

– Патроны, – указал тот на пояс.

Иван снял и его. Добрый молодец перекинул ремень через голову коробочкой под правую руку, сверху надел на себя ватник.

– Так, – молвил, – фонарик у меня есть. Патроны есть. Время? – посмотрел на часы, – Четырнадцать сорок три. Жди минут тридцать. Если не выйду… – поморщился, подбирая нужное слово, – Ну, сам знаешь, – видимо, не нашёл, – Пошёл я, – махнул рукой и двинулся к пещере.

– Не пуха тебе, – шепнул в спину мужик.

– К черту. Дубину себе найди, – бросил молодец через плечо.

У самого входа он остановился, повел носом, тихо выругался и, держа фонарик в левой руке, а ружье со взведенными курками в правой, осторожно ступая, медленно погрузился во мрак.

* * *

Нужный камень Николай нашёл почти сразу. Действительно в десяти метрах от входа, справа, оказался большой плоский валун удобный для сидения. В нём даже обнаружилась специальная неглубокая выемка весьма подходящая под соответствующую естественную округлость человеческого тела.

Подстелив под себя телогрейку, парень сел, обвёл сводчатое помещение придирчивым глазом, глянув в сторону выхода, положил ружье на колени и прислушался. Но ничего не услышал. Тишина окружила его со всех сторон. Легкой поступью она подкралась к нему сзади, склонилась над ним, надавила на плечи, слегка подула в висок и мягко опрокинула в какую-то чёрную пустоту. Дыхание перехватило. Руки и ноги оледенели. Тело сковала мёртвая неподвижность и над самой головой, несколько в отдалении, сухо и отчужденно, зазвучали, словно из старого репродуктора, два скрипучих голоса каких-то механических, неопределённой принадлежности существ.

– Посмотри, какой глупый. Пришёл, сел и что нам теперь с ним делать? – спросил первый.

– Да, он глуп. Впрочем, как и всё они. Но в нём много энергии, – ответил второй.

– Думаешь, он, может быть, нам чем-то полезен?

– Я вижу в нём хороший потенциал. Надо его использовать.

– Как?

– Пускай строит. Пускай много строит. Они все должны жить в больших городах. Так легче нам будет управлять ими. Чем больше город, тем лучше.

– Но он ничего не умеет.

– Он быстро научится. Активируй его и веди.

– Но у меня уже есть много таких, как он. Зачем мне ещё этот?

– Если этого правильно направлять, то он может опередить их всех. Посмотри, сколько в нём скрытой энергии.

– Да. Вижу. Хорошо.

– Пускай они между собой дерутся. Сталкивай их. Пускай они соревнуются, кто из них лучше. Чем больше они будут между собой драться, тем быстрее мы сможем достичь нашей цели. Он сами себя уничтожат. Песка и извести нам не жалко. В большой массе они быстрее тупеют. Чем больше у них техники, тем слабее они становятся. Кода ни окончательно превратятся в обезьян, мы очистим от них планету. Они нам здесь не нужны. Отпускай его. Пускай идёт. Пускай строит.

* * *

Все отведенные для ожидания тридцать минут Иван высидел, как и договаривались, в положенном месте под кустом орешника в обнимку с корявой, березовой дубиной, обнаруженной за ближайшими кочками, терпеливо давя комаров и слегка поеживаясь от пробирающего в тени прохладного воздуха. Из своего зеленого укрытия он хорошо видел черный провал входа, всю залитую солнцем лужайку и тропочку, ведущую к дороге. Поэтому сильно удивился, когда на двадцатой минуте пристального наблюдения из грота неожиданно выглянул маленький человечек с большой головой, широким лицом какого-то бурого цвета, непонятно во что одетый, ни на кого не похожий, и, как мужику показалось, с выпученными, круглыми глазами и ртом, сильно напоминающим рыбий. Только на одно мгновение он показался в черном проеме, тут же развернулся и сразу исчез в темноте.

Иван потряс головой, сгоняя наваждение, протер глаза и уставился на то место, где только что предстало перед ним странное явление.

«Неужели малец нас догнал? – промелькнула в голове мысль, – Так, вроде, не похож на него… Тогда, кто это?»

Минут пять он размышлял на эту тему, перебирая в голове возможные варианты. Но ни один из них не удовлетворял вразумительностью объяснения.

«Ладно. Колька, знает. Не мог же Колька его не видеть? У меня-то с головой всё нормально. Я даже не пил сегодня», – решил мужик, вышел из своего укрытия и, держа дубину наперевес, осторожно приблизился к гроту. Но не решился заглянуть в чёрный проем. Присел возле самого входа, прислонившись спиной к холодному камню.

Прошло ещё минут пять. Иван сидел, внимательно прислушиваясь к тишине, царящей внутри подземелья. Но там ничего не происходило. От этого становилось очень страшно. Сильно захотелось бросить дубину и убежать. Но осознание того, что Колька останется один, не позволило двинуться с места. Он чувствовал, что там, в тёмной глубине, творится что-то недоброе. Неспроста выглянул этот странный, маленький человечек. Возможно, сейчас парню нужна его помощь. Но он не находил в себе сил подняться, как не находил их, хотя бы для того, чтобы просто окликнуть его снаружи. Страх сковал ноги, приморозил спину к каменному основанию и превратил пальцы в деревянные сучки, охватывающие основание березовой дубины. Все существо его охватило жуткое предчувствие ужасной гибели. Откуда-то из глубины сознания пришло понимание того, что стоит ему только проявить себя, обнаружить, как пещера моментально засосет в себя, как в прошлый раз, но теперь уже безвозвратно.

Как долго сидел Иван, превозмогая в себе страх, стыд и боль, он не заметил. Только постепенно холодный камень отпустил спину, и в голове появилась мысль о том, что прошло уже достаточно много времени и пора начинать что-то делать.

«Уснул он там, что ли?» – подумал мужик, встал на четвереньки и осторожно заглянул внутрь грота. Первое что он почувствовал, это крепкий запах бурно разлагающихся на воздухе экскрементов.

«Обделался он там, что ли?» – мелькнуло в голове.

– Эй, ты, там, жив, или как? – прошептал он в темноту.

Никто ему не ответил. Только несколько темно-зеленых, навозных мух поднялись в воздух с ближайшей, оформленной в виде большого кренделя, кучи и гулко прошли мимо.

– Э, как… – молвил мужик, медленно поднимаясь на ноги и обозревая широкую полосу похожих куч, уходящую вглубь подземелья, покрывающих не только ровные участки земли, но и широкие верхушки угловатых камней, – Да, тут, я погляжу, наследили… И когда же это они успели? Такого тут не было. Да, кто же это так наделал?

Обилие следов жизнедеятельности некоего большого организма заинтересовало его гораздо больше, чем долгое отсутствие Кольки. Не может же один человек столько сотворить, да ещё за такой довольно короткий срок? Тут явно поработала целая бригада. Но зачем? И как теперь тут можно пройти, не запачкавшись? Ступить же некуда!

– Эй, ты, тут? – смелее уже крикнул в темноту.

Но снова никто не отозвался.

Пошарив в карманах штанов, Иван извлек прихваченную, одноразовую зажигалку, засветил и вытянул вперед руку. Но слабый огонек пламени с трудом раздвигал тьму, не в силах пробиться глубже, чем на полметра. Пришлось пойти поискать что-нибудь посущественнее.

Со своего наблюдательного пункта он принёс пустую пластиковую бутылку, поджёг её и бросил в глубину подземелья. Летящий огонь высветил угловатые, уходящие вглубь каменные своды и закутанную в ватник человеческую фигуру, неподвижно сидящую, видимо, на том самом камне, чуть далее десяти метров от входа. Сложив ружье на колени, она опустила голову на грудь и казалась спящей.

– Во, как! Сидит, дрыхнет! – гулко прокатился голос Ивана. От былого страха не осталось и следа. Он словно исчез, выжженный яркими языками пожирающего пластик пламени, – А, ну, вставай! На поезд опоздаешь! Вояка, твою мать, – бросил небольшой камень. Тот мягко шлепнул спящего в левое плечо.

– А? Что? – встрепенулся молодец, словно пробуждаясь, и с удивлением обозревая окружающую темноту, – Где я? Кто тут? Куда? Почему? – соскочил с камня.

– Вставай, говорю, – повторил мужик в темноту.

– Я, что, спал? – отозвался голос охотника на динозавров.

– Дрых, как сурок. Выходи, давай, соня.

– Чёрт! – выругался воин в глубине грота, – Быть не может. Неужели спал? Да, нет. Врёшь. Не спал я.

– Ага. Как же! Песни пел и плясал, – усмехнулся напарник.

– Не спал, я говорю, – с явным раздражением возразил Колька и двинулся к выходу. Но, ступив в первую, подвернувшуюся под ногу кучу, растерянно заскользил по ней. Дабы удержать равновесие, отпустил цевье ружья и схватился рукой за каменный выступ. Тяжелый ствол перевесил, ударился в темноте о камень. Он резко дернул его на себя. Пальцы руки рефлекторно сжались. Указательный спустил ближний курок. Прогремел раскатистый выстрел. Картечь кучно ударила в пол каменного свода. Острые осколки со свинцовыми шариками рикошетом засвистела над головой. Он пригнулся, едва не выронив оружие. Переступил ногой в сторону и тут же вляпался во вторую кучу. Вдохнул резко поднявшийся сильный запах, осознал, что это, отпрянул в бок и влетел в следующую. Громко выругался, зацепил стволом другой камень, снова дернул на себя. Второй заряд полыхнул чуть ли не под самые ноги. Он подпрыгнул, приземлился всем могучим своим весом на массы расположенные рядом и ринулся прочь, топча без разбора всё, что отделяло его от яркого света.

Когда он выскочил на освещенную солнцем полянку, то имел настолько растерянный вид, что Иван не удержался от смеха. Тыча пальцем в его некогда белоснежные кроссовки, от былого великолепия которых не оставалось больше никакого следа, он только и мог вымолвить:

– Ну, ты, и вляпался… Ха-ха-ха!..

– А-а! – смертельно раненым зверем завопил Николай на весь лес, глядя на образовавшиеся на ногах толстые лапти отвратительного буровато-коричного цвета, – Сволочь! А-а! – развернулся и влепил изнемогающему от смеха мужику мощный удар кулаком в лицо, – Ржёшь! Смешно! Получи!

Иван отлетел в сторону, упал на землю, замолк, приподнялся, ошалело тряхнул головой, и, держась правой рукой за глаз, произнес:

– Ты, это, чего?.. Совсем, что ли, того?..

– Ржёшь? Смешно? Тебе смешно! Над кем ржёшь, гад? Сдохни, – вскинул парень ружье, взвел курки и решительно спустил их.

Но выстрела не последовало. Оба заряда уже своё отработали.

– А-а! – вновь огласил он окрестности яростным воплем, отбрасывая в сторону бесполезное оружие, – Заманил! Подставил! – бросился на Ивана, – Я тебе покажу, гад, как ржать! Я тебе покажу Змея! – схватил его двумя руками за горло и начал душить, – Будешь знать, как прикалываться! – начал приговаривать, в неистовстве колотя того головой о землю, – Сдохни, скотина!

По всей видимости, принял бы мужик свою смерть на том самом месте, если бы не прозвучала за спиной душителя зычная команда:

– Стоять!

* * *

Как обухом по голове обрушилась на Николая прогремевшая сзади команда.

«Что это я делаю?» – словно просветлело у него сознание.

Он отпустил Ивана, встал с него и с видом полного недоумения относительно того, что тут происходит, отошёл в сторону, растерянно хлопая глазами на толстого капитана милиции, стремительно приближающего к ним по тропинке со стороны дороги.

– Стоять, я сказал, – вновь повторил тот, отрезая дерущихся от брошенного ружья, – Что тут происходит!?

– Ваня! Ванечка!? Что с тобой? – выбежала из-за представителя закона Клара, стремительно подскочила к лежащему на земле мужу, схватила его руками за голову, приподняла, прижала к своей груди, – Ты, жив? Жив! Слава, тебе, Господи! Что он с тобой сделал? Что у тебя с лицом? Куда он тебя ударил? – градом посыпались вопросы, – Что тут у вас случилось? Кто стрелял?

Иван усиленно кашлял и ничего толком пояснить не мог, кроме бесконечного:

– Ну, дурак-то, ведь, ну, дурак… Я, думал, он, человек, а он… ну, дурак…

– Я, что? Я – ничего, – в полном смущении разводил руками добрый молодец, – Я ничего такого не делал. Я только… вышел… а он… того… А я – ничего.

– Я видел это ничего, – грозно произнёс капитан, – Кто стрелял? Он стрелял? – кивнул головой на мужика.

– Я не знаю… Я только вышел… Ничего такого… – повторял Николай.

– Так, он или не он? – надвинулся на него блюститель порядка.

– Да, нет, вроде… – совсем сник богатырь земли русской, видя, как на полянку вышел второй милиционер с автоматом в руке.

– Вроде зарыли в огороде. Он стрелял? – кивнул офицер головой на мужика, – Вижу, что он, – не дал что-либо возразить, – Значит, так: он стрелял, не попал, ты, ружье отнял, провалил на землю и… – попытался он подобрать нужное слово, – задержал в общем. Пресек, можно сказать, преступное посягательство. Правильно, я говорю? – вперил в ошарашенного душителя буравчики свои черных глаз.

– Да… вроде… – согласно промычал тот.

– Так. Иначе и быть не может, – с полной уверенностью в голосе заключил капитан, – Иначе выходит, что, ты, его душил. Убить пытался. А зачем, тебе, его душить?

– Я не душил, – отрицательно замотал головой воспрявший духом молодец, – Зачем мне его душить? Он же мой друг.

– Видал я, какой он, тебе, друг, – обозрел его служитель закона и, оценив, что ситуация, вполне, находится у него под контролем, поднял с земли ружье, – Что это у тебя на ногах? Дерьмо, что ли? Ты, там, что, дерьмо топтал? – усмехнулся, передавая двустволку сержанту, стоявшему возле тропинки и молча наблюдавшему происходящее, опершись спиной на широкий сосновый ствол, уносивший крону куда-то далеко ввысь.

– Да. Вляпался, вот, – густо покраснел Николай, – Зашёл в грот, а там по самое горло.

– Конечно. А зачем шёл? Экзотики захотелось? Туда мужики наши специально ходить повадились, – пояснил милиционер, – После того, как, вот он, Змея своего там увидел. Врёт, конечно. Померещилось ему с перепоя. Но народ-то у нас простой. Народ у нас вообще во всякие глупости легко может поверить. Чем больше глупость, тем легче верит. Прибежали тут ко мне: дай, говорят, мину. Какую, вам, ещё мину? – спрашиваю, – Очумели! Как же, говорят, вдруг, Змей выползет?

– Кто? Кто прибежал? – откашлявшись, заинтересовался с земли Иван.

– Дружок, твой, прибежал, Санёк. Пьянь перекатная. Говорил, ему, не пей много, черти будут мерещиться. Вот, тебе, и пожалуйста, – презрительно сплюнул на землю капитан, – Как работы не стало, совсем у всех крыши поехали. Мину им подавай. Откуда у меня мина? Где я её возьму? Сами, говорю, минируйте, чем можете. Вот они и заминировали. Как смогли. Каждый день на мотоциклах приезжают минировать. Видал, как заминировали? Теперь сразу видно, что за Змей выполз оттуда, – хихикнул в круглый кулак, – Тебя туда, зачем понесло? Чего, ты, там, в этой дыре, не видел? Не видел, что ли, что там… заминировано?

– Видел. Прошёл осторожно. По камням. А обратно, вот, вляпался. А он – смеяться, – кивнул парень в сторону приходящего в себя мужика, чувствуя, как вновь начинает медленно закипать, – Меня задело. Я разозлился. Ну, и того…

– Чего того? Вроде как, выяснили всё, – резко прервал признание офицер, – Ты вышел. Он на тебя напал. Так ведь? Деньги хотел отнять, да? Так оно было? – склонился над Иваном, – Что, не получилось? Парень-то оказался сильнее, чем, ты, думал.

– Какие деньги? Зачем деньги? Это он меня первый ударил, гад, – попытался тот что-то объяснить.

– Конечно, ударил. Нужно же ему было защищаться. Вот и ударил. А то, как же? – тоном, не терпящим никаких возражений, заявил служитель закона, – Знаем мы, вас, обормотов. Сперва заманите в тихо место, а потом того… Ружье зачем прихватил? Думал, мол, кто приезжего искать будет?

– Да, что, ты, такое говоришь, Михалыч?! Как, тебе, не стыдно! Ты же Ваню знаешь! – возмутилась Клара, поднимая на ноги мужа, – Как только у тебя язык поворачивается, говорить такое! Совсем, что ли, того? Ты, что, не видел, что тут было? Как этот бугай Ваню бил. Погляди, какой у него синяк! Прямо под глазом. Не видел, что ли?!

– Ладно, ладно. Видел. Всё видел. Не кричи. Разберемся, – тут же сдал капитан назад, – На то мы тут и поставлены, чтобы во всем разбираться, – повернулся спиной к женщине, пресекая дальнейшее выяснений с ней отношений, – И, нафига, мы её только по дороге с собой взяли, – сдержанно бросил сержанту, – Говорил, тебе, не бери. Нет, остановился. Ладно, – вновь повернулся лицом к мужикам, – Давай, собирайтесь, поехали. И, ты, дерьмотоп, то же. С нами поедешь. Только ноги оботри. Не хватало мне ещё, чтобы, ты, машину ногами своими изгваздал. Измажешь, сам отмывать будешь. Понял? Патроны сюда давай, – указал толстым пальцем на висевший на груди патронташ.

Последнее властное распоряжение, адресованное Николаю и произнесенное столь уничижительным тоном, снова всколыхнуло в нем откатившуюся, было, волну негодования. Внезапно обрушившееся на него потрясение, глупая гибель фирменной, дорогой вещи, наглое поведение самодовольного недоумка в капитанском мундире, неловкое чувство вины перед Иваном – все разом навалилось на возбужденное сознание и погрузило его в то сумеречное состояние, когда он уже слабо мог контролировать свои действия. С внезапным криком: «А ну, его всё на фиг!», – он рухнул на землю, стянул с себя обе кроссовки, и, вскочив на ноги, зафинтелил их в глубокую даль леса, простирающегося за густыми зарослями орешника. После чего скинул ватник, сорвал с себя кожаный ремень с патронами и швырнул его милиционеру.

– На, забирай. Ничего не надо. Пошли все в задницу! – выкрикнул, и как-то сразу весь сник, словно вышла из него последняя, оставшееся от былого гнева, вибрация.

– Ты, это мне тут, не очень, – пригрозил капитан, ловя патронташ, но, видя, что всё, вроде как, закончилось, добавил, – Будешь орать, враз успокою, – явно намекая, на висящую у него на ремне увесистую, резиновую дубинку.

– Это же так зачем? – удивленно уставился Иван на своего внезапно ополоумевшего партнёра, – Это же, ты, их куда? Не надо, тебе, их, что ли, да? Выбросил?!

– Вот, дурак, какой! – воскликнула Клара, отряхивая своего мужа от налипших на него сухих сосновых иголок, – Видали, как он на людей бросается. Видали, как он вещами швыряется. А мы думали, человек хороший. В дом пустили. Чаем напоили. Дружка его в доме оставили. Такой же, видать, дружок у него, как и он сам. Сумасшедший. А мы его в доме оставили, – вспомнила, вдруг, – С детями! – ужаснулась, – Ой, что же мы, тут, стоим! – представила, что может случиться, – К дому надо вертаться скорее! Дети у меня там одни оставлены. Что же это мы тут стоим! Поехали скорее!

– Действительно, – согласился с ней офицер, – Ну, что? Все, вроде как, целы? Поехали отсюда. У меня ещё дел много. Давай, мужики, в машину. Пошли.

– Погоди. Не оставлять же их тут, – возразил Иван, указывая в сторону леса.

– Кого? – недоуменно взглянул на него капитан.

– Обувку, – кивнул мужик на разутого парня.

– Ты, что, полезешь за ней, что ли? – удивилась женщина.

– Если кому не надо, то мне сгодиться, – заметил хозяйственный мужик.

– А, ну, живо в машину! – скомандовал старший милиционер, – Стану я тут ждать, пока ты будешь по лесу бегать.

– А, ты, не кричи. Не дома, – осадил его Иван, вполне оправившийся от непредвиденных потрясений. Поднял с земли брошенный ватник и добавил, – Можешь ехать. Мы пешком дойдем. Ружье, между прочим, моё. И патронташ мне отдай, – протянул руку к стоявшему рядом капитану, – Клавка, возьми у него патронташ.

– Я, тебе, покажу, возьми! Куда это возьми? Куда это, ты, собрался! – налетела на него жена, – Живо домой поехали! – и чуть ли не кулаками погнала мужика к стоявшей на дороге машине, едва ли не под аплодисменты присутствующих.

* * *

До дома доехали на милицейском, служебным Уазике быстро и без происшествий.

Дети уже отобедали и гуляли во дворе.

Дмитрий Кириллович терпеливо ожидал на кухне возле окна, на том самом высоком табурете, куда его определила хозяйка в самом начале.

Ввалились шумно и все вместе. Можно сказать, одной кучей. Просто удивительно, как взрослые и дети сумели одновременно пролезть через дверной проём. Последним гордо вошёл Николай и, протиснувшись через толпу детей, пробрался к своему другу.

– Как сходили? – тихо поинтересовался тот.

– Никак, – сбросил через губу товарищ.

– Зачем разулся? Тут и так грязно.

– Так просто. Жарко. Ноги вспотели.

– Понятно. Бывает.

Пока хозяйка выносила во двор пищевые отходы, попутно проверяя всё ли в доме в порядке, участковый без приглашения, уселся за стол, разгреб в стороны грязную посуду, оставленную детьми после обеда, положил перед собой свою черную, кожаную папку, расстегнул, извлек какую-то бумагу и, держа её в руке, повернулся к Ивану:

– Садись, – указал на рядом стоящий стул, – Рассказывай.

– Чего? – присел тот, опережая Петьку, – Чего рассказывать?

– Рассказывай, как церковь ограбил, – неожиданно выдал милиционер.

– Покачай, покачай! – тут же налип ему на ногу шаловливый Васька.

– Чего? – удивился вопросу мужик.

– Чего, чего? – передразнил его капитан, пытаясь содрать малыша с ноги свободной рукой, – Чего, вот, ты, вчера в церкви делал?

– Сам же сказал: зайди, зайди. Вот, я и зашёл, – пояснил Иван.

– Когда? – отцепил смеющегося малыша участковый.

– Получил комбикорма и зашёл. А что? – вырвал хозяин заварочный чайник из рук Таньки, плеснул себе в ближайшую стоявшую на столе чашку остатки слитой заварки, и захотел было её выпить, но не успел. Дочка схватила чашку, и с криком: «моё, моё», убежала из кухни в комнату.