Возвращение с Лоэн. Роман
Родился Рой в небольшом городке в Теонии, потом закончил столичный университет и вернулся домой, и стал там «судейской мышью», как он сам говорил о себе. Он изнывал от мелкости дел, его тошнило от разбора всяких межличностных конфликтов, связанных с разводами, дележом имущества… Он поначалу упрекал свою мать в том, что она заставила его заниматься всей этой «юристикой-ерундистикой», сложные категории которой нельзя было применить в повседневной жизни. В небольшом городке мало кто «нарушал по-крупному». Уделом Роя были лишь такие дела, которые всегда будут возникать между людьми, живущими «под одной крышей» и на деньги, более-менее праведно заработанные. Исключительной своей надобности, незаменимости Рой не чувствовал – там, на Родине. Он, конечно, старался вести дела исправно, но его тошнило.
Вот почему он подался в Ринос. Сначала он был обескуражен тем, в какой водоворот он попал. Но быстро успокоился, уразумев, что людей, охраняющих Закон, здесь сильно не хватает. И что порядка в человеческих, общественных и экономических отношениях здесь тоже мало. Его это окрылило, он понял, что это – его город. Он воспринял полумиллионный Ринос чуть ли не как Новую Землю и Новое Небо, был полон энергии, и ему казалось, что он счастлив, счастлив вполне.
Нравы здесь были поярче, каждый тянул в свою сторону, мало сообразуясь с общими интересами. И красивых женщин и девушек было много – ну гораздо больше, чем в его недалёком прошлом. Рой тут стал почти сердцеедом. Породистая внешность, завидное положение, блестящая будущность – всё это привлекало к нему женское внимание. Здесь ему ничего не стоило приятно провести вечер или ночь. Постоянной привязанности, однако, у него не было. Может, еще не попалась ему «та, единственная», а может, потому, что «любовь» он рассматривал пока как средство, а не цель, и женщин ставил ниже себя. Он вообще их высоко не ставил – всех. Кроме своей матери. Которая, как он полагал, обладала мужским умом и умела подчинять своей воле. Сына она тоже умела подчинить, хотя и потакала ему.
Рой никогда не делал принципиальных шагов, не получив одобрения «свыше» – от матери. В детстве он её просто боялся. Потом же – уразумев её своеобразную жизненную философию – понял: слушать и слушаться мать «выгодней, чем невыгодней», с точки зрения успеха. Успеха во всём. Когда он учился в университете, у него с матерью было полное взаимопонимание. Она верила в своего сына и считала, что он должен «учиться, а не шалопайничать», как многие, чтобы раньше них «взобраться». Отца своего Рой не уважал за слабый, как ему казалось, характер, за малодушие и неспособность держать слово. Неуважение это складывалось в их семье исподволь. Подрастая, он понимал с неизбежностью, что отец в их доме – никто. В конце концов, мать, сама никогда не хранившая отцу верности, выгнала его, узнав, что у него – любовница. Рой тогда уже был студентом и жил в столице. Отец иногда приезжал к нему и помогал деньгами, но близкого контакта между ними не было. А мать, узнав о визитах отца, настояла, чтобы Рой не брал у него деньги, увеличив сыну «содержание» чуть не втрое. Но с условием – не общаться с отцом. Рой, конечно, подивился такой щедрости – мама не одобряла «лишних денег» в карманах молодёжи. И – принял её условие.
Деньги ему были нужны, конечно же, страшно. Как-никак – он в столице… От отца трижды приходили переводы, но он отсылал их обратно без объяснений. «Если он человек с мозгами, то поймёт, что не нужна его помощь», – думал Рой. Отец писал ему, просил объяснить, что случилось, но Рой, читая его письма, не отвечал на них, отодвигая в своей приятной школярской суете мысль о том, что с отцом рано или поздно придётся объясниться. И однажды отец снова приехал к нему – в его «лежбище», как он называл снимаемую им квартирку, состоящей из одной большой комнаты.
Вид у отца был потрёпанный, жалкий, он стал сильно худеть и потерял свойственную ему (как и Рою) вальяжность. К тому же у него были давно немытые волосы, что почему-то бросилось Рою в глаза и неприятно «царапнуло». Рой не выносил жалких людей, непрошенная брезгливо-жалкая гамма чувств, которую они вызывали, приводила его чуть не в бешенство. Он едва стерпел присутствие папаши у себя в комнате. Наконец, объяснение состоялось:
– Не приезжай ко мне больше, и денег не присылай.
– Так угодно тебе или матери? – спросил отец.
– Так будет спокойней нам всем, и тебе тоже, – ответил Рой.
– Обо мне не волнуйся, я не испытываю неудобств, посылая тебе деньги, я рад тебе помогать и видеть тебя, – «не унимался» папашка.
Брезгливая жалость вновь кольнула Роя, и он не удержался.
– А мне – никакой радости! – грубо бросил он в отца. – Ты никогда не был мне отцом – видишь, у меня и без тебя всё отлично!.. Ты что? – хочешь купить меня своими подачками?
– Рой… по… верь, я не то хотел сказать, – вдруг залепетал отец раздавлено.
– Всё! – резко сказал Рой и встал, давая понять отцу, что «аудиенция» закончена.
У отца заблестели глаза и мелко дрожали руки. Вот уж чего Рой не выносил. Это окончательно убило в нём всякое желание даже думать об этом человеке. «И это – мой отец?».
– В чём я виноват перед тобой, сын? – прости, если обижал тебя. Но я – люблю тебя…
– Вины твоей никакой нет, – нетерпеливо оборвал его Рой, уже не зная, как поскорей избавиться от непрошеного гостя, – но и я не виноват в том, что мой отец мне не нужен. Хватит об этом!.. Я, пожалуй, провожу тебя до машины…
Тут в комнату ворвалась подружка Роя – одета вызывающе, агрессивно. Смерив взглядом «постороннего», жавшегося к стенке и как-то нелепо улыбающегося, она спросила:
– А это что?
«Ну вот – девушка, которая впервые видит моего отца, – подумал Рой, – говорит о нём «что», а не «кто». И, чтобы поскорей свернуть ситуацию, сказал отцу, который явно намеревался продолжить разговор:
– Извините, я должен идти, меня ждут.
И вышел из комнаты вместе с нею, крикнув отцу на прощанье:
– Дверь не забудьте закрыть!
Уже на улице она спросила его:
– Что за чубрик такой потрёпанный?
– Да отец одного знакомого, ищет тут кого-то – привязался, выдворить не мог…
Вот к такому человеку Лоэн попала на дознание. Рою будто нарочно кто-то «подкинул» её – испытать его на прочность. Никогда ему не мог никто противостоять. А эта «лошадка» поставила свой круп выше него. И презирает его этим крупом «с отвратительным отвращением». А ведь она – в полной его власти. И как это ей удаётся? – и не боится ведь.
После «бойни» Рой должен был себе в этом признаться… У него есть «вещдок» стоимостью в десятки миллионов. Но «привязать», «стреножить» им, оседлать с его помощью эту «лошадку», он пока не может. Но ничего… Всё как было, так и есть, и будет в его руках…
Глава 4
Лоэн
Лоэн просто органически не переносила ситуаций, когда кто-либо пытался ей навязать свою волю.
…Она была красивой, общительной и остроумной девочкой. Когда ей было шесть лет, дети уже тянулись к ней, даже те, кто был и постарше. Каждый стремился заслужить её расположение, и не то чтобы она добивалась поклонения, интриговала в свою пользу – нет, это получалось само собой. Лоэн росла доброй, открытой и нежной. Не выносила она лишь окрика, команды, глумления. Даже если и не с нею пытались так обращаться, она воспринимала это так близко к сердцу, что бледнела и приходила в такое подавленное состояние, что вывести её из него не удавалось иногда и на следующий день. Что и говорить – когда унижали её самое, она переживала это бурно и болезненно, надолго замыкалась в себе, становилась капризной и агрессивной, никогда не прощала этого.
В девять лет она была предводительницей шумной ватаги маленьких школяров – от восьми до десяти лет. Впрочем, они принимали в свои игры и детей постарше, или помладше. В ватаге были добрые отношения, Лоэн задавала тон…
Детей влекло всё таинственное, непонятное, жуткое. В доках Старого порта, или Старых Доках, они однажды пролазили всю ночь. И то, что они увидели там – Лоэн и еще четверо искателей приключений – так потрясло их и заворожило, что они попросту не заметили, как прошла ночь. Квартал Старых Доков отличался тем, что с наступлением темноты жизнь там только разворачивается и достигает своего апогея к трём утра, в то время как остальной Уэйн – большой припортовой район огромного Кантана – погружён в полное безмолвие. Лоэн влетело страшно, поскольку пойти в Старые Доки было её идеей.
Однако популярность среди детворы этой красивущей девчонки с «вулканом» чёрных волос на голове резко возросла. Довольно тесный круг её приятелей и подружек расширился. Рассказы о Старых Доках – об огромных «огненных» кораблях, плывущих в ночи, о складских катакомбах, в которых они нашли массу интересных вещей, о том, как они укрылись от дождя в одном из огромных, заброшенных складов и прямо там, внутри, разведя костер и греясь вокруг него, наблюдали за гигантскими чёрными силуэтами, шарахавшимися по тоскливо-громадному и сырому помещению, и как завороженные тайной огня, замирали их души, и лихорадочно работала фантазия (они пересказывали друг другу самые страшные истории, о которых когда-либо слышали, выдавая их за истину), а также о том, что такое «излишества ночной жизни» (это выражение прочитал во взрослой газете один из «путешественников») – словом, о всевозможных предметах, о которых не рассказывают детям, сделали маленькую Лоэнету самой известной личностью трёх окрестных кварталов. Она с удовольствием играла роль предводительницы, королевы. Но, как это всегда бывает, с расширением компании, в ней оказываются люди, которые неравнодушны к лидерству и втайне желают избавиться от «соперника» и построить общение по своим законам. Лидерство Лоэнеты было ненатужным, естественным, весёлым, необременительным для остальных, её трудно было «сбить», именно поэтому новому претенденту пришлось воспользоваться нечестным приёмом.
Вскоре выяснилось, что претендует на «трон» некто Линэт, мальчик лет одиннадцати, которого его сверстники не хотели брать в свои игры. Поэтому, когда он прибился к ватаге Лоэн, она уделила ему особое внимание, потому что ей стало жалко его. Маленькая «королева» «назначила» его начальником «войска» и своим «советником», уважая его возраст, а не какие-то особые заслуги. Однако Линэт не сумел оценить этого, он стал покрикивать на детвору, и даже угрожать непослушным, он хотел, чтобы ему подчинялись. Поначалу Лоэнета только присматривалась к нему, ничего не говоря, не веря. Поскольку она молчала, никто не перечил Линэту.
Линэт сразу же внёс элемент пренебрежения к девчонкам, не брал в «войско» тех мальчишек, которые особенно уважали Лоэн. Вскоре «войско» совершило вылазку, которую взрослые расценили, как хулиганскую. «Отряд» из четырёх человек напал на мальчишку из соседнего двора и разбил ему нос и губы. Это бы ещё ничего, но Линэт заставил его принести «дань» – украсть у родителей целую пинту (для детей это большие, даже очень, деньги), а в противном случае он обещал приходить каждый день со своим «войском» во двор и бить бедного мальчика. Надо сказать, что этот мальчишка в своё время не испугался и оказал сопротивление Линэту, хотя и был младше последнего, когда тот пытался отобрать у него красивый игрушечный лук, который можно было «загнать» на мальчишечьем «рынке» линеи за две, за три. Бывшие в этот момент рядом с Линэтом сверстники только посмеялись над тем, как Линэт получил по уху и не смог потом догнать свою жертву. И вот теперь – месть… Да ещё какая – мальчика ставили на колени, сыпали ему в лицо песком, заставляли есть землю, и тому подобные гадости. Поскольку «войско» принадлежало Лоэн, вся её компания быстро стала пользоваться дурной славой. Своим сообщникам Линэт под страхом «крови» приказал молчать, и ничего не говорить Лоэнете. Да, сначала Лоэнета не знала.., какое-то время. Потом до неё дошли слухи о других бесчинствах «главнокомандующего» и «армии» – её главнокомандующего и её армии. И после какого-то случая она пришла в такую ярость, что не на шутку перепугала своих «приближённых». И они, уже не знавшие, кому «подчиняться» – ей или ему, всё же немедля побежали к Линэту по её требованию и передали, что завтра вечером все собираются на общий совет при «королеве», а также письмо. В нём было неожиданно взрослое: «Если ты, гад, не придёшь, не ищи потом спасения, я тебя всё равно найду и заставлю есть землю». Письмо было адресовано «бывшему главнокомандующему». Линэт рассмеялся в лицо посланцам и сказал, что обязательно придёт, и не один, только вот боится, что Лоэнета струсит.
Лоэнета, конечно же, не струсила. Так же, как не струсила одна, после наступления темноты, еще раз смотаться в район Старых Доков и купить всем билеты на прогулочный катер, который возил праздно-гуляющих на «остров-аттракцион» Люни, где всё было оборудовано для всевозможных развлечений, где выступал цирк и работало сразу несколько театральных подмостков, открытых эстрад, танцбаров, кинокомплексов и так далее, где вечером всё приходило в движение, взрывалось немыслимым огнём разноцветной иллюминации, причудливо оттенявшей лица и наряды. Люни был вожделённой целью всей детворы Уэйна. Лоэн шла на общий совет с этими билетами, и в её руках они могли стать аргументом потяжелее, чем кулаки Линэта в борьбе за лидерство. Лоэнета не сомневалась в своей победе, как не сомневается в ней сильный и честный человек в равном и открытом бою за правду. Линэт уже давно вовлёк в сговор против «королевы» многих мальчишек – кого посулами, кого угрозами, кого насмешками, что «смотрят в пуп какой-то соплюхе». В ту же секунду, после получения письма Лоэн, он развернул лихорадочную деятельность – с тем, чтобы осуществить план, который давно созрел у него в голове.
Лоэн не сомневалась, что победит и вернёт на свою сторону «слабых», но её, как назло, стали преследовать всякие несчастья. Ни раньше, ни позже ей учинили скандал отец и мама – за выходки её «кавалеров», о последней из которых она и понятия не имела. Они разбили окна в двух домах, в том числе и окно дома, где жил тот несчастный мальчик, которого они заставляли платить «дань». Он, видимо, не смог достать денег, сколько с него требовали. Лоэн обвинили в том, что она собирает дань с детворы.
…Все родители скоры на расправу, не разобравшись, и хотя родители Лоэнеты редко её наказывали, а тем более кричали на неё – в их доме царила мягкая, добрая атмосфера «любви и дружбы», – на сей раз они не пожалели слов и заперли Лоэн в её комнате, запретив показываться на улице. Поначалу Лоэн, всё это слушавшая, лепетавшая в ответ что-то невнятное, не сдержала слёз, которые всегда катились из её больших чисто-карих глаз огромными каплями, но ещё сдерживала рыдания. Когда же её отвели за руку в комнату – резко, нервно, таща за собой, хоть она и не сопротивлялась, – она вообще разрыдалась, забившись в подушки своей укрытой атласным покрывалом постели. Но рыдала недолго. Гнев на Линэта, страшная тревога за исход «поединка» быстро высушили её слёзы, она не винила взрослых, которым вечно недосуг разобраться в детских проблемах. Потом, возможно, они поймут, что были неправы. А сейчас надо действовать. Но как? Что делать? Если она не придёт на общий совет, все решат, что она или струсила, или предала. Она боялась даже подумать о том, что может произойти, если она не придёт, как могут обидеть её девчонок, особенно Року, её лучшую подругу. «Рока-то здесь причём?» – думала она, всё ещё нервно всхлипывая. Из окна не убежишь – семь метров глухой стены. Но её, уже читавшую приключенческие романы, это не остановило. Она раскрыла свой гардероб, вздохнула с сожалением, глядя на свои красивые платьица, которых было у неё не так много, но каждое – любимое, и стала связывать из них «канат».
В дело пошли простынь, атласное покрывало, наволочки, настенное панно – всё, что можно было связать друг с другом. Всего этого оказалось маловато… Как только она не разбилась! Руки у неё дрожали, и она не могла сосредоточиться, хватаясь за некрепко связанные узлы и скользя руками по атласу…
С улицы стали кричать, увидя, как по стене, болтаясь на обрывках белья, спускается девочка. Когда до земли оставалось метра три, над нею, из окна нависли перепуганные лица отца и матери. Губы отца что-то кричали, но Лоэн не слышала, а может быть, крик просто застрял у него в пятках. Она конечно же неловко упала, но тут же вскочила и – ковыляя – бегом. «Лоэн! Лоэн!» – неслось ей вслед из окна, но Лоэн не обернулась…
Она не забыла прихватить деньги и билеты на «остров развлечений». Обойдя своих ближайших подруг и предупредив с их помощью всех остальных – по второму разу, – она немного успокоилась. В садике за домом Роки они долго совещались, думая, как может повернуться совет и что в каждом случае можно предпринять. В целом обе не сомневались, что большинство пойдет за ними. Обе поклялись так проучить Линэта, чтобы он никогда «не опомнился».
По пути на совет им встретилась женщина, с нею шёл мальчик. «Вот она», – показал он на Лоэн. Лоэн, не знавшая его в лицо, не поняла. Они с Рокой шли, как шли, никуда не сворачивая, так как не предполагали, что их ждёт. Женщина же остановилась, хитро и зло глядя на девочек: «Ну-ка, идите сюда. Постойте минуточку».
– Что вам нужно от нас? – спросила Рока. Они остановились. Вдруг женщина – невысокая, грузная и не совсем опрятно одетая – подскочила к Лоэнете, схватила её за роскошные, чуть тёплые под солнцем, как бы осыпавшие её голову и плечи волосы – одной рукой, а другой – отвесила резкую свинцовую пощёчину.
– Ма-а-ма!! – завопила Лоэн. А Рока, не ожидавшая такого поворота и смертельно перепуганная, бросилась бежать, как убийца от ожившей вдруг жертвы. Впрочем, ни женщина, ни мальчик не обратили на неё никакого внимания. Женщина потянула Лоэн за волосы, пригибая её голову вниз, к земле, приговаривая: «Вот сейчас ты узнаешь у меня, почём стоит ли-ихо», – до тех пор, пока та не упала на коленки возле свежевскопанного газона с вялыми листьями только что высаженных цветов. Пихая её, она вмяла её голову в землю, и с остервенением стала возить ею туда-сюда, шипя при этом: «Ну-ка, поешь земли, дочка – вкусно, а?.. Ну, ещё, ещё! – Марек, покорми её хорошенько. Пусть девочка узнает, как оно, не всё ж тебе одному! А ну, поддай ей – чего ж ты стоишь, сыночек!».
Конечно же, это был тот самый Марек, которого от имени Лоэн лупцевал Линэт, с которого опять же в «казну королевы» взималась дань, которому разбили окно. Мальчик, подбежав сбоку, несколько раз пнул Лоэн. Но она не почувствовала его ударов, он боялся бить её сильно – он, видимо, ещё стеснялся бить девочку. Но мать наседала на него: «Чего ты стесняешься – наддай ей так, чтоб на всю жизнь запомнила, – ну!!». Он ударил сильнее. Лоэн, вопившая и плевавшаяся землёй, взвизгнула, ей перехватило дыхание. Потом она извернулась и хватанула зубами что есть силы толстую жёсткую руку. Женщина вскрикнула от боли, но не выпустила головы Лоэн. Лоэн боролась так, словно билась в конвульсиях, но вырваться ей не удавалось. «Ах ты, гадюка!» – рассвирепела баба, и, перевернув Лоэн на спину, надавила коленом на грудь, стала впихивать ей своей рукой грязь в рот: «На, жри, маленькая сучка, запоминай: только тронь сына, только тронь!» Прохожих кругом не было… Вдруг женщина заметила, что из нагрудного кармана на платье девочки торчат какие-то бумажки, а рядом валяются деньги, выпавшие, видимо, тоже из неё. Много денег – целых две пинты крупными тяжелыми монетами и «мелочью» линей двадцать. Она на секунду остановила избиение. «А-а, так вот эти деньги, которые вы заставляли воровать Марека!». Конечно, это были деньги не Марека, а деньги, отданные в её «казну» добровольно, причём больше половины из них были её собственные, карманные деньги, которые она копила месяц, экономя на сладостях… Пока мальчик сгребал монеты с земли, мамаша усмотрела, что за бумажки торчат из кармана Лоэнеты – билетики на катер, Люни. Остров пользовался среди упорядоченных и устоявшихся граждан репутацией злачного места, где «разрешалось всё», чтобы люди, перебесившись там, вели потом себя спокойно в обычной жизни… Дети, естественно, в этом ничего не смыслили, их привлекали краски, а не разврат. Но билеты привели женщину в ещё большую ярость. Она стала лупцевать Лоэн по щекам и орать: «Так вот куда ты таскаешь наших детей, так вот, что тебя уже интересует!! А ну-ка, вдарь ей, Марек, ещё хорошенько!». Лоэн, изловчившись, изогнулась и освободилась от жадных лап этой бабы, и – кувыркнувшись – бросилась бежать.
– Ату её, Марек! – Садани ей меж лопаток!
По этой команде – как собака – мальчишка, было ему столько же лет, сколько и Лоэн, бросился за ней, пнул её с разбегу, она упала, больно разбив себе колени, ладони, локти, и, прежде чем она вскочила, он пнул её ещё раз: «На тебе, вшивая сука!». Лоэн не хватало воздуха в лёгких, чтобы громко кричать.
– М-ма-ма, ма-ма! – она захлёбывалась; наконец, инстинктивно сделав петлю и пропустив преследователя впереди себя, она бросилась бежать в другом направлении, и он, погнавшись было, потом отстал…
Перепуганная, онемевшая Рока наблюдала всё это из-за угла соседнего дома…
Лоэн, отбежав немного, перешла на быстрый шаг, всё отнялось у неё внутри, ноги заплетались, она как-то странно, в изнеможении всхлипывала и шла, не разбирая дороги, пока, наконец, не зашла в какой-то дворик. Люди оглядывались на неё, некоторые останавливались, пытались остановить и девочку, спрашивая, что случилось, кто избил её. Она, не оборачиваясь, шла дальше. Какой-то человек увязался за нею и шёл, пока она не остановилась.
– Что с тобой, миленькая? – спросил мужчина, присев рядом с ней и взяв её за плечи.
Ничего не говоря, она уронила голову ему на плечо и разрыдалась так, как никогда прежде в своей жизни…
На совет она опоздала, но всё же пришла. С исцарапанным, распухшим лицом, измызганная… Рока подскочила к ней: «Я обыскала все дворы – как хорошо, что ты пришла!». Однако Лоэн отстранила её и в упор посмотрела на Линэта…
– У нашей королевы вид сегодня особенно королевский, – насмешливо сказал Линэт, глядя на неё сверху вниз, хотя Лоэн уже тогда была высокой, и он был ниже её ростом.
Кто-то хихикнул.
… – И пришла она немного раньше, чем мы её ждали, – он потешался над ней. – Впрочем, мы тут уже решили, что на Люни тебя не возьмём, поэтому катись колбасой, только отдай билеты и деньги, лучше по-хорошему. Так мы решили…
Лоэн повернулась к Роке.
– И ты решила?..
– Я ничего не решала, – испуганно ответила та, – я тебя искала…
– Решила, решила, – Линэт издевался и над Лоэн, и над Рокой. – Гони билеты и деньги! – перестав улыбаться, приказал Линэт.
– Сейчас, – ответила Лоэн.
Все молчали.
– Ну, чего медлишь!
– Я же сказала – сейчас.
Снова молчание.
– Ну! – не отступал Линэт.
Лоэн подошла к нему. Он насторожился и отставил чуть ногу, вытащил руки из карманов. Человек пятнадцать, в возрасте от девяти до одиннадцати лет, стояли не шелохнувшись. Она подошла почти вплотную к нему.
– Ну, что уставилась?..
Глаза её полыхнули так, что Линэт зажмурился, и руки его инстинктивно потянулись к лицу… Но не успел он опомниться, как Лоэн, собиравшая всё это время слюну, смачно плюнула в его веснушчатую морду.
– А теперь царствуй, – сказал она и, резко повернувшись, вышла из круга своих бывших «подданных» и бросилась бежать…
Она не слышала, что там было сзади – она бежала, роняя на ходу крупные слёзы, ноги сами несли её, она бежала, не глядя по сторонам, выбирая только свободное пространство перед собой.
Так она добежала до площади Сирка, что на границе Уэйна и Шан-тана – другого района города, в котором она, пожалуй, и не была ни разу. За границами Уэйна начинался «большой мир»… Она остановилась на людном месте, перед входом в огромный универмаг. На город быстро ложились сумерки…
После этого случая Лоэн неделю не была дома, и её нигде не могли найти. Мать сутками напролёт плакала такими же громадными слезами, как у Лоэн. Сообщили в полицию – района, города, провинции… Отец, боготворивший девочку, облазил все злачные места Уэйна, приставая с расспросами к их посетителям, делая одну глупость за другой… К счастью, ровно через неделю, уже почти ночью, Лоэнета позвонила в двери своего дома…
Впоследствии Лоэн никому не рассказывала, где провела эту неделю. Как ни пытались родители узнать, где она была и что делала, она упорно отмалчивалась. Это «белое пятно» из жизни девочки навсегда осталось для взрослых предупредительным знаком, дальше которого не следовало заступать, за которым уже никому не было места…
Все эти события несомненно оставили в её душе глубокий шрам, она вернулась другой девочкой, хотя в чём она стала другой, трудно было определить сразу. Слова «менее общительна», «более высокомерна» мало что говорят. Никто, конечно, не ожидал, что детские игры в «королеву» и «короля» могут привести к такому финалу. Но игра – такая же для детей жизнь – жаль, что взрослые это не всегда осознают… Молчание Лоэн о том, где она провела неделю, а потом и молчание вообще – относительно многих вещей – стало своего рода возмездием миру взрослых, которые уже никогда не имели такого, как раньше, доступа в её внутренний мир, она им уже так не доверяла… И то, что в пятнадцать лет Лоэн стала жить самостоятельно, одна, хотя родители её, конечно, содержали и даже баловали, было отдалённым последствием всей этой драмы. Она любила свой дом по-прежнему, и в душе никогда не держала обиды на отца и мать. Просто она рано поняла, что может без них…