Не буди Лешего
– Ты в своём ли уме, женщина? – я её столкнул с себя. – Спать пойдёшь сегодня под порог. С одним мужчиной в постели лежать и про другого говорить.
Я не разозлился на самом деле. Не могу почему-то на неё злиться. Такая она бесхитростная.
– Я тебе рассказываю всё как есть. Чтоб ты всё про меня знал, – она подползла обратно. – Никто больше и не смотрел в мою сторону, кроме муженька моего бывшего. Мельника младший сын он, – зачем-то уточнила она. – Я для их семьи не ровня. Но ты не подумай, что я на богатства их позарилась или хотела в их доме жить. Я как про свои мечты рассказываю, так можно так подумать. Но не потому я. Хотела я всю жизнь с одним мужчиной прожить и верной ему быть. Родить деток. Кроме него у меня никого не было. Вот я и держалась за него. Хотела, чтобы у нас всё по людски было, правильно.
Она хочет детей. От меня никаких детей уже быть не может. Наверно я не знаю, но с чего бы у нежити были живые дети? Отпускать мне придется Гостяту.
– Ну так и если вернется твой муж, впустишь его обратно?
– Нет, не смогу теперь, – она покачала косматой головой. Подсохшие волосы разметались по голым плечам. – Я тебе отдала своё сердце, другого мужчины у меня никогда не будет.
– Сравнила с предыдущим, не в его пользу вышло, – это я зря сказал. Не знаю, чем думал. Но она опять ответила бесхитростно.
– Не в том дело, у тебя доброе сердце.
– Ты обо мне ничего не знаешь.
– Это не правда. Я много чего знаю, – она приподнялась, нависая надо мной. – Ты столярничать любишь, из под твоих рук много красоты выходит. Человек с чёрствым сердцем такую красоту создать не сможет. Руки у тебя умные и дерево ты сердцем чувствуешь.
– И всё?
– А ещё к тебе лесная живность тянется. Это мне особо удивительно, но их ты тоже сердцем чувствуешь.
Видела же она как я волка гладил. Или ещё что-нибудь успела подсмотреть?
– Положено по статусу, – ответил я. – И всё равно ты ничего про меня не знаешь.
– Мы вон сколько уже разговариваем.
– И всё ты про себя рассказываешь.
– А ты меня слушаешь, – она снова устроила голову у меня на груди. – Меня никто никогда особо не слушает. С девушкой одной недавно также, в ночь, разговаривали. А больше и не интересовался мной никогда никто.
Слушать я умею. Только и делаю, что слушаю, что в лесу творится.
– С какой девушкой? – спросил я.
– Так с Радой! Это она меня отправила в лес за водицей для Ракиты. Они с Радой одновременно детей родили, и у Ракиты роды были сложные. Теперь вот надо её на ноги ставить. А мужья так и не вернулись и не знают, что у них детки родились. Сыновья.
Она опять мечтательно вздохнула и снова я почувствовал укол в груди. С живым человеком ей будет лучше, чем со мной. И умения у неё для людей нужные, а тут, в лесу, они особо без надобности. Что она будет делать здесь – зверьё лечить? Прикапывать вурдалаков? Проверить бы надо, не повставали ли? Завтра пройтись. Хорошо с Гостятой, но я за эти дни из дому не выходил почти.
Рада – та самая девица, на чей зов мы с Водяным снялись Купальской ночью и помчались её жениха из лап Кикиморы вызволять. А потом, почитай, вытащили с того света. И Рада в этом много помогала. Сильная духом девица.
– Когда вернешься и Раду увидишь, чтобы водицу передать, скажи ей, что Леший её видеть хочет.
– Как она придёт к нему, Алёша!? – испугалась Гостята. – У неё дети малые, грудные!
– Двое родилось? – удивился я.
– Один её, второй Ракиты, – пояснила мне знахарка. – А кормит она обоих. Ракита то болеет тяжело.
– Ясно мне. Тебе возвращаться надо, – вздохнул я. – А ты здесь.
– Ну не при смерти она, – начала оправдываться Гостята. – Когда я уходила, ей лучше стало. Несколько капель водицы целебной, что оставалась у меня, подействовали. Пошли со мной! – она схватила меня за руку. – Алёша, пошли! Мне тебе предложить нечего. Кроме избушки у меня ничего нет Но я буду хорошей женой.
– Зачем мне твоя избушка, я этот дом сам построил, – улыбался я, смешила она меня. Но было и грустно.
– Тогда и ещё лучше сможем построить. Ты столярничать будешь – это очень мастерство хорошее!
Наверное я при жизни был столяром, а может заодно и плотником. Большая у меня страсть ко всему этому.
Но с людьми Лешему не жить на их территории. Я теперь из этого мира, из нежити.
– Я, Гостята, к людям не пойду, – ответил ей.
– Твёрдо уверен? – она головой покачала. – Поговорим ещё об этом. Давай пока спать.
Глава 14. Гостята и Кощей
Когда я проснулся, её рядом не было. Я успел почувствовать, как пробежалась по горлу тревога. Но слух у меня хороший – гремят в доме посудой. У печи Гостята, что-то с утра готовит.
Поднялся с постели, прошёл по дому, увидел там где и ожидал Гостяту. Стояла она у печи, босая, нечесаная, в одной моей рубахе на голое тело. Рубаха ей была большая, много открывала ей шею и грудь, рукава были по локоть закатаны. А волосы распущены, лохматы, за спину перекинуты.
– Ты почто нечесаная у печи стоишь? – рассердился я. – Ты же еду готовишь.
– Ни один волос не упадёт, ты не бойся, – отвечает она звонким колокольчиком. – А если боишься есть что я готовлю, я сама всё съем.
– Нет, я так не согласен, – я подошёл и собрал ей волосы со спины и плеч.
– Ты что ли заплетать меня будешь? – удивилась Гостята.
– Нет, не буду, – уложил аккуратно её космы обратно. – Посмотрю, как у моей печи Анчутка колдует.
– Кто я? – она рассмеялась. – Дома у себя я сызрани прибранная ходила. И причесанная и с платком, – она запустила пальцы в свои густые волосы. – Да тяжелы у меня косы, тянут голову вниз. Так у меня головушка болела. Только в бане и отдыхала. И на ночь не расплеталась, уж больно это моему… – договаривать не стала, а я сделал вид, что не заметил. Уткнулся носом ей в шею. В доме было прохладно, а у печи жарко. Нечесаная Анчутка вся разомлела, пока готовила.
– Ты ведовка, вот и тянет тебя ходить простоволосой, – предположил я. Сам уже подумал, что не мне, Лешему, требовать соблюдения людских приличий.
– Никакая я не ведовка, – надулась Гостята. – Знахарка я!
– Ведовка, ведовка, просто про себя не знаешь, – я не мог от неё отлипнуть. Размышлял, что лучше – тащить лохматую Гостятку обратно в постель или дождаться, пока она закончит с готовкой и меня накормит. Такой бы выбор каждое утро.
Уходить мне надо было на обход. Я уже чуял, что творится что-то в лесу, как не лешаки опять к границе из подлесков подбираются. Надо проверить. Гостяту, значит, тут оставить. Не сбежит она, пока я ей воду не отдал. А у меня и нет её.
– Мне уйти будет нужно, но я быстро вернусь, – говорю ей, наблюдая, как она шустро с посудой на печи управляется.
– Как это уйти? – Гостята пугается. Разворачивается ко мне и хватает за руки. – Меня здесь одну оставишь? А как Леший вернётся, пока тебя нет? А тут я!
– Покорми меня для начала, потом пугайся, – я её к печи обратно поворачиваю. – Заодно схожу к источнику, наберу тебе живой воды.
– Так та водица живой называется!? – догадывается Гостята.
– Она самая эта водица и есть, – не скрываю я. – Один ручей с мертвой водой недалече от дома, ты его видела и к нему за водой ходила. А второй ручей – с живой водой – далеко отсюда. Они из одного места начало берут и есть место, где в озеро смешиваются. Но смешанная вода уже ни на что не годна, так что путать нельзя их.
– Помню, мне Леший так и наказывал: сначала мертвой водой, потом живой, – кивает моя гостья.
– Дождись меня, не уходи никуда, – перебиваю я. – В лесу неспокойно может быть, пережди в доме.
– Хорошо, буду в доме сидеть, – кивает Гостята.
Поели мы с ней вместе, она пошла посуду прибирать, а я одеваться для обхода. Шкуру вытащил, рассудил, что перекинусь уже когда от дома отойду. А всё же что Гостята никак мне этот разговор не облегчит, сама не догадается? Как бы то ни было, за водой надо сходить. Достал свой топор, поставил пока у двери. Собираюсь на выход. Гостята подходит проводить меня.
– Ой, – говорит. – Так это топор Лешего, Батюшки!
– Топор и топор, – отвечаю я. – А ты чего пришла? Со мной идти хочешь?
– А надо, Алеша? – спрашивает. Косу так и не заплела, только в платье своё переоделась.
– А пошли, – отвечаю ей, – пригодишься. Может, драться придётся.
– Мне драться с кем? – глаза округлила она, ресницами хлопает.
– Нет, топор подержишь, чтоб я не зарубил кого, – продолжаю я.
– Топор держать? – переспросила. Подошла к топору, хотела подать одной рукой – не смогла. Взялась двумя руками – даже с места не сдвинула. Я забрал свой топор сам, усмехаюсь ей. – Тяжёлый он, не то что красная девица, ни один человек его не поднимет. Разве только если богатырь окажется.
– Так ты, Алеша… богатырь, стало быть? – у меня спрашивает. А ведь подловила меня. Поняла или нет? Я не человек просто, я нечисть лесная, сам Леший. Богатырем мне быть не пристало, силы мои из другого берут исток.
– Мне лес помогает, – отвечаю пока уклончиво. То ли умная она, что молчит, то ли совсем дура. Иная бы уже догадалась. Вернусь и расскажу.
– Осторожен будь, – она привстала на носочки и поцеловала меня на прощанье. – И возвращайся быстрее!
Я уже развернулся уходить, как она схватила меня за руку.
– Алёша, а ежели всё-таки Леший первым вернётся, что мне ему сказать?
Посмотрел в её лицо взволнованное. Не удержался от ответа честного, хотя понимал, что не поймет она, а я её только напугаю.
– Не переживай так. Он уже всё знает.
Как я и думал, повставали вурдалаки. Пришлось с ними рубиться, а возиться потом с костьми их вдвое дольше. Много где ещё снег лежит шапками, не в сугробы же мне вурдалаков прикапывать? Умаялся, пока сложил их как положено, добрался до источника, набрал воды. Думал сам выпить, но негоже живой водицы пробовать вперёд мёртвой. А мне надобно сначала в мёртвом источнике окунуться, чтобы раны на теле зажили. Напал на меня таки помимо упырей обычных ещё один лешак. Но хоть не тот самый, с которым брагу на Купалу пили. Другой какой-то. Больно злой да обидчивый. Порезал мне бочину, но и сам лёг. С концами в землю. То есть, в сугробец пока, а там видно будет. Не принимает их земля.
Возвращаюсь к себе. Всё чин по чину, до дома не дошёл, в человека обратно перекинулся. Оно бы и заявиться сразу так – да больно я страшен. Весь оборван, морда в крови, рог один мне сшибли, нету. Изнежился за пару дней сытых и сладких, обвыкся в теле человечьем, со звериным быстро не совладал, дал порезать себя.
Шёл я обратно, на себя сердясь, а всё же пока что всё закончилось для меня благополучно.
Дошёл до хором своих лесных, а там на полянке перед домом, на бревнышке, Гостята сидит, на солнышке греется, а в ногах её кот Баюн. И мурчит так, шерстяная кабаняка, что по всему лесу шум стоит, деревья качаются. Сморит девицу, упадёт же в сон. А чего это его так расплющило? Морда довольная, во все стороны усы. Вон оно что! Гостята его за ушами чешет и по спинке гладит.
– Нечисть ты блохастая, – я из лесу вышел, – найди себе свою девицу, к моей не лезь. Запустил в него сучком, под руку подвернувшимся. Баюнка только “Мяу” своё недовольное промурчал, а с места не сдвинулся.
– Алёшенька, ты почто котика обижаешь? – надулась Гостята. – Хороший такой котик!
И что, не смутило её ни разу, что котик этот размером с телёнка?
– Молочка бы котику налить, – Гостята всё его по морде гладит.
– Вон лужа весенней водицы натаяла, пусть пьет, – махнул рукой я. – Ты как тут?
– Хорошо, – она потянулась. – Приготовила обед к твоему возвращению, подушки вон, вынесла сушиться. Встретила котика. Вот сижу, песни его слушаю.
– Он тебе частушки пел? – напрягся я. Котику то уши пора пооткручивать.
– А он умеет? – удивилась Гостята.
Не стал выдавать свой талант сразу нечисть блохастая. Ну да и шут с ним. Что мне там про обед-то сказали? Готов мне обед?
– Алёшенька, а что с тобой?
Рассмотрела меня внимательно.
Хуже нет напасти заботящейся бабы.
Особенно если она знахарка.
Побежала Гостята варить мне какую-то мазь и отвары лечебные. Велела раздеться, промыла раны. Заставила сидеть и не двигаться. Я сидел и терпел. Толку от её заботы никакого – мне бы в мёртвый источник прыгнуть один раз и всё само затянется. Но Гостяте невдомёк, что лечить меня не обязательно.
– Гостятушка, я тебе про мёртвую воду зачем рассказывал? – наконец, я не выдержал, когда она какой-то дрянью щиплющей начала мне раны обкладывать.
– Не хочу злоупотреблять, Алёшенька, – девушка головой только встряхнула и своё дело продолжила. – Всё ж таки лечение ваше лесное мне непонятное. А если вода эта мёртвая постепенно убьёт всё человеческое?
– Да она просто мясо сращивает, – попробовал настоять на своём. А сам смотрю, что небо потемнело вдруг и ветер усилился. Шум какой-то, гул по лесу идёт. Будто кость гремит и железный доспех.
– Гостятушка, давай ты потом меня долечишь? – ссадил её с колена своего. Подтолкнул к крыльцу. – Иди-ка в дом.
– А что такое, Алёшенька? Погода, кажется, портится? Серчает Стрибог?
– Ни при чём он, – говорю ей, шкуры свои натягивая.
– Ой, а это, кажется, мой стежок? – она руку к рубахе прикладывает. – Думала, Лешего чинила одёжу, а это твоя, стало быть?
– В дом иди, – опять её толкнул. И успел едва. С неба громыхнуло. И свалилась сверху нечисть костлявая.
Первый удар отбил топором. Сверху пришлось. Закрыл голову. И второй отбил, но не совсем успел. Рог мне сшибло последний, что целый был. Третьим ударом в землю вошёл. Ну хоть не достал меня Костейшество. Надо бы отвечать, а то порубит ведь.
Так мы и дрались, пока я не понял, что уже в звериный вид перекинулся.
– Что забыла гнилая груда костей в лесу моём? – у Костейшества спрашиваю.
– Ты еще поговори мне, Лесная труха! Где жена моя? У тебя сидит? – Кощей знай мечами размахивает.
– Ты мне лес попортишь, костлявая тварь, – отвечаю, злой уже сам как есть. Кощей-то, к тому же, горит огнем, как бы на лес не перекинулось.
– Мара где? У тебя? Выходит пусть! Я обоих убью на полянке здесь, – наступает костлявая нечисть, глаза крутятся, желваки ходуном, а суставы скрипят устрашающе. Тысяча лет, как не больше ему, как бы не развалился Кощейшество.
– Есть у меня средство верное, тебе для костей подходящее, – подхватил я горшочек с мазями и об рожу разбил Кощееву.
Костяному, видать, не понравилось.
– Погоди, тут ещё отвары есть, – вдогонку разбил бадью с варевом, которым Гостята мыла меня. Зря Гостята, что ли, старалась? Хоть послужит для дела взвар щиплющий.
– Да ты страх потерял, Леснейшество, – Кощей глаза вытер, замер вдруг. А я не успел, я как раз в него ступой запускал, той самой, в которой Гостята купалась. Вытащил я её с утра на солнце, чтобы высохла. Может, полетать ещё придётся. Не среагировал Кощей, ступа аккурат накрыла его голову. Попробовал он сломать средство летательное изнутри, но не вышло. А я, повернув топор плашмя, забил её в землю, вместе с Кощейшеством.
– Мудрёно дерёшься, Алёша, – раздалось из-под земли. Я на ступу сверху сел.
– Пока ещё мхом не порос, как вы, нечисть древняя, – сижу на ступе, с Кощеем разговариваю, а сам на Гостяту смотрю. Не ушла она в дом, осталась на пороге. Вжалась в дверь и стоит вся ни живая, ни мертвая. Побелела лицом, губы бледные. Не ожидала увидеть Костейшество? Или на меня любуется?
– Понимаешь ты, Алёша, что не будь ты мне друг, я б убил тебя? – спрашивают из-под земли.
– Косточкам как твоим в земельке лежится? – спрашиваю в ответ. – Не принимает Мать Сыра Земля, плохо там тебе?
– Нечисть ты окаянная, жену мою не видел, спрашиваю? Или разговаривать разучился, не понял мой вопрос? – земля разлетелась вверх и в стороны, вылез Кощей перед ступой. И тут тоже Гостяту заметил.
– О, так ты тут с девицей! – он вылез, отряхнулся, пригляделся к ней. – Не пойму никак. Селянка, что ли?
– Тебе какое дело? – спрашиваю. – Мары тут нет.
– А была? – Кощей ко мне поворачивается.
– Была ещё по осени, – признался я таки. – Тогда же и улетела.
– А Василиса была у тебя? – внезапно Кощей ещё спросил.
И я тоже мховая бестолочь, при Гостяте уточнить решил.
– А которая?
– Ну… такая… с косою, красивая, – Кощей на морду показывает.
– А побольше подробностей нет у тебя? Они все нынче с косами и ничего с лица.
– Ну я сколько раз говорил тебе – если Василиса, любая – гони взашей!
– Ты про Варвару так говорил!
– Да не один ли бес.
– Ты бы хоть подарки разные дарил. Они же встретятся. Сравнят ступы-то.
– Да Яга красна девица стала, попутала, бери, говорит, сразу несколько, всё равно же тебе пригодится небось!
– Пригодились?
– Ну что ты начинаешь, Алёшенька!
– А это ты, нечисть костлявая, всем в округе девицам разболтал, что меня Алёшей зовут?
– Я стесняюсь спросить, Алёшенька, откуда тебе ведомо, что ведомо то всем девицам?
– Я не виноват, они сами летят, я, если что, к лесу привязанный.
Так мы с Костяным препираемся. Он вылез весь, землю отряхивает. А Гостята тихонько по двери вниз. Кощей первым заметил и мне тычет в бок.
– А там твоей девице не худо ли?
– Гостята! – я окликаю её. Она молчит.
– Варево то щипучее, которым ты в морду мне плеснул, она варила? – Кощей спросил.
– Она, она, – отвечаю я.
– Колдовка, что ль, чуть я не издох, – Кощей мне на лекарку жалуется. Да я тоже, так то, не пойми как цел, ведь лечила меня, припаривала.
– Не колдовка я, – прошептала всё же. От двери отлипла, а ноги не держат.
– Я пойду, – говорит, – и тихонько в лес.
– Гостята, – опять я кличу её. Не надо было речей про девок. Да вроде она не слушала. Наверное насмотрелась на нас. Морды у нас больно страшные. Что я зверь лесной, что Кощей – одна кость. Кости, череп, плащ и глаза горящие. Тут любой станет дурно – на нас глазеть. Как бы не свалилась здесь замертво.
– Я это, Гостята, – я к ней подхожу и ей говорю, – ты не бойся меня. Я не обижу тебя.
Она нас с Костлявым обходит стороной. Вопрос задает:
– Шутил так со мной Хозяин Лесной?
Это она у меня, стало быть, спрашивает?
– Всё это был морок? – ещё вопрос. Я на морок похож? Я же здесь стою.
– Ты куда собралась?
Видать грубый и злой мой голос лесной. Гостята трясётся от страха. Вспомнил, когда за мужа просила, бежала следом, за лапы хватала. И страха никакого не было. Прокричалась после обморока и больше ведь не боялась меня. А тут опять.
– Ты если уходишь, водицу возьми. Помнишь ещё, приходила зачем? – отдал две фляги ей. – Вот тебе две, одну для Рады, вторая тебе. Ну и попросту не растрачивай, если в лес не захочешь опять на поклон.
Она воду взяла, прижала к груди. Смотрит на меня, будто не может узнать.
– Злые шутки ты шутишь, Хозяин Леса. А я такая глупая, наверно было смешно.
– Кто у вас в селении главный сейчас? – её не слушаю.
– Так наверное Рада, – слышу ответ.
– Скажи тогда Раде, что жду её. Только передай обязательно!
– Рада с детьми малыми, какой за ней долг? Или мало я отслужила тебе? – Гостята смотрит в упор на меня. – Если мало, то я послужу ещё. Но Раду не неволь, она людям нужна. И детям своим. И муж у неё.
– Так это служба была? За фляжку воды? – как-то всё не так оборачивается. Не могла она знать, что Леший я. Или что же, всё же догадывалась?
– Отпускаешь иль нет? – снова смотрит пристально. – Меня люди ждут. Ракиту надо лечить. Да хворых полно в селении.
– Раде всё равно передай. Мне надо видеть её. Зачем – то тебя не касается.
Сказал и махнул ей в лес, расступились кусты, деревья подняли ветви свои. Дорожка ей показалась.
– Зверье тебя проводит. Будет тебя гнать, но кусать не будет, не бойся их. Сама дорогу ты не найдешь, так что не хочешь сгинуть, не уходи с тропы.
Напоследок дал ей указания и молча ждал, когда девица уйдет.
Она прямо стояла, не кланялась. Костейшество у дома топтался, ждал. Какой-то есть разговор, видать. У меня к нему тоже, впрочем, есть.
– Пойдем, провожу чуток, – Гостяте сказал и сам толкнул её в лес и за ней пошёл.
– Леший, надолго ты? – спросил Кощей.
– Сейчас вернусь, – ответил ему.
Прошли мы немного по лесу. Остановил Гостяту, привлёк к себе. Присел на поваленное дерево и девицу посадил на колени. Обнял её осторожно, чтобы не раздавить. Голову ниже к ней наклонил, услышал, как сердце её быстро стучит. Быстрее пожалуй, чем заячье.
– Так сильно ты боишься меня?
– Помилуй, ты же не человек.
Ответила она шепотом. Отстранил её, заглянул в лицо. На лице нет и кровинки, белое.
– Гостята, водицы из фляги хлебни, – забрал у неё фляжку, открыл, поднёс к её губам. – Пей, – говорю, – немедленно.
– Не буду пить, – головой крутит, – это для людей из селения. Для Ракиты это.
– Ты сама упадёшь, того гляди, я сказал тебе: пей, или напою сам.
Она маленький глоток сделала. Фляжка чуть не упала на землю. Поймал, закрыл, вложил девице в руки.
– Не шутил я с тобой, хотя, по первости, признаюсь, была такая мысль. А потом как-то всё затянулось у нас. Я такой страшный зверь лесной, и буду таким. Так уже суждено, и не колдовство это, не чары. Это просто стал я Лешим в этом лесу и теперь уже и буду им. Буду всегда здесь и всегда таким. И нечисть я окаянная. И к людям мне хода назад нет, и детей от нечисти не может быть. Мужа из меня не получится. Оставаться со мной – свою жизнь сгубить. Но захочешь сгубить – я буду ждать тебя здесь.
Последнее наверное зря сказал, зато высказал ей всё как есть. Только слышала она меня или нет? Какая-то сама не своя она.
Фляги я привязал за пояс девице. Позвал Вука, он сразу пришел. Будто около дома моего службу несет. Тоже новость, должно быть, у него ко мне. Да я уже знаю все новости. И птицы вернулись, рассказали мне, и звери лесные нашёптывают. Совсем не вовремя любовь крутить вздумалось дураку Лешему.
Посадил Гостяту на волка и отправил в путь. Вуку наказал проводить до селения, где Рада живет, а потом не бросить и проследить, чтоб Гостята к себе домой дошла.
На том и простились. Точнее, я простился, Гостята ни слова не сказала мне. Так и сидела с глазами невидящими. И то ли слёзы в них стояли, то ли какая печаль. Ничего, от воды живой оклемается. Скоро уже подействует.
А позже от Рады узнаю я, что Гостята наказ мой не передала.
Баюнка тоже расстроился.
Глава 15. Нечистое братство
– Давай так: ты с этого края заходишь, я с этого, сюда Горяна пускаем!
– Куда меня пускаем?
– Да вот сюда, сверху!
– А я не согласен! – Горыныч хлопнул по столу ладонью, аккурат по тому месту на карте, куда Кощей собирался его запустить.
– Ты меня хочешь в эту яму бросить? Ну приземлюсь я, дальше что – окажусь в окружении, и меня числом завалят, как тушу с мясом. На земле я не шибко маневренный.
– Человеком перекинешься и раз, раз! – Воднейшетво размахался воображаемым мечом.
– Ещё хуже, толку с меня в теле человеческом, – Горян махнул рукой. – Другое предложение: кидаем туда Кощея.
– Зачем меня, меня не надо – я с тыла зайду. Это я умею, – Кощей потёр руки, – а сверху жену мою надо запустить – Мару! Бац – и туда её! Хотя бы с того же Горяна сбросить. В полёте.
– В пике, – подсказал я.
– Ну да, – согласился Кощей, Горян смотрел с подозрением.
– Горянка, смотри, летишь, значит, и сначала огнём всё! – Кощей развел руками над картой. – А я с этого краю – тоже огнем, но по земле пущу.
– А дальше что?
– А дальше ты не приземляйся! Ты Мару скидывай и лети оттуда. Уматывай!
– Если ты туда Мару сбросишь – хана всем. Сразу.
– Выжжем же всё. Леса не будет, – встрял я.
– Тебе чем этот лес сдался? Он даже не твой, – Кощей обиделся.
– Когда мы его займем – будет мой, – сопротивлялся их плану я. – А ежели так, это ты по мне будешь огонь пускать!
– Ну ты так быстро не прикипай к новому месту, Леснейшество! Мы его по большому счёту у другого Лешего отжимаем, чтобы территорию расширить и тебя с собой взять.
– Что меня с собою далеко брать? Нечисть иноземная сама к нам идёт.
– Все селения тогда лесом надо окружить – будет тогда твоя территория. Попадут под защиту. Сделаешь в одну ночь? – Кощей, стратег наш, на меня смотрит.
– Сделаю, – я работу прикидываю. – Не сделать, выходит, не могу.
– А мы там ловушек наставим ещё, – включается Горян. – Вон, зря у нас Кощей колдун? Пусть наколдует!
– Так жену мою берём или нет? Вопрос принципиальный, – Кощей снова голос подал. – Если не её, то кого нам сверху скидывать? Лешего нельзя, его от леса не оторвёшь. От Водяного в небе толку мало.