Завещание красного Сен-Жермена
– А… сын… – поджала губы Светлана Васильевна. – Я не хочу сказать ничего плохого. Но и сын, и внучка довольно редко бывали здесь. Все-таки старый человек, могли бы навещать почаще. А они приедут раз в месяц или того реже. Разве это правильно? Вот у меня дети чаще бывают.
– Значит, вы мало общались с Петром Васильевичем. А кто-нибудь к нему приходил?
– Пожалуй, нет. Вам чай? Кофе? Но у меня только растворимый. В зернах кончился.
– Кофе мы уже пили недавно.
– Чай у меня хороший. Из Владимира привезла. Есть с чабрецом и иван-чаем.
– Давайте с иван-чаем, – сказала Демченко.
– Мне тоже.
– Насчет Петра Васильевича. Мне показалось, что он вообще был человеком, не стремящимся к контактам. Чем он занимался, не знаю. Замкнутым был. В магазин сходит – и все.
– Откуда вы знаете?
– У меня окна выходят на улицу. Так вот, я его видела, как он в магазин ходил. Спросите его соседей, может, они больше знают. Хотя… С одной стороны парень молодой живет. Кажется, айтишник. Он, наверное, вообще ни на что внимание не обращает. Справа – граждане Узбекистана, по-моему, снимают. Вряд ли они обладают ценной информацией. Ну попробуйте.
Чай уже стоял перед ними. Павел пригубил – показалось, что пьет заваренное сено. Он не был поклонником ЗОЖа и поэтому не мог по достоинству оценить предложенное питье. Хотя знал, что всякие экологические штучки жутко популярны и молодежь просто тащится от них. Открываются целые кафе, где сидят эти самые… как их… а… вспомнил – веганы и балдеют от сена, травы и прочего экопитания. А он, Павел Рудягин, пока до этого не дорос и любит простую традиционную пищу…
Эти размышления прервал ощутимый толчок в бок. Он повернул голову к Светлане. Она выразительно посмотрела на него. В ответ он просигналил, что с ним все в порядке.
– Я думала, что ты витаешь в облаках. – сказала она, когда они вышли в коридор. – Сидишь с выпученными глазами и улыбаешься. Следить за собой надо.
Они уже звонили в соседнюю дверь, где, по словам Светланы Петровны, жил айтишник. Но им никто не открыл. Зато в следующей квартире им повезло больше. Дверь распахнулась, и перед ними выросла молодая женщина с младенцем на руках. Смотрела она настороженно.
– Мы из полиции, – сказала Светлана. – Вашего соседа убили, и мы опрашиваем свидетелей. И соседей.
– Ой, мы ничего не видели, мы тут недавно, не знаем никого, – запричитала молодая черноволосая женщина.
– Как вас зовут?
– Зухра.
– Зухра, вспомните, пожалуйста, все, что вы знаете о своем соседе.
– Ой, не знаю. Такой старый человек, да? Он пару раз останавливался, спрашивал, как зовут ребенка. Вежливый такой. Здравствуйте. Здравствуйте. В квартиру не ходили, ничего не знаем.
Она стояла в дверях, не пропуская их дальше. В квартире пахло жареным мясом и еще какими-то специями.
– Мы можем пройти на кухню? – внушительно спросила Светлана…
– Да, проходите. Но мы не виделись с ним. Старый такой, а убили. Богатый был, да? Деньги прятал?
– Не знаем. Следствие установит. А родных вы его видели?
– Не знаем. Какие родные?
– Ну, кто-нибудь приезжал к нему.
– Не видела. Я с ребенком целый день. Туда-сюда, на улицу. В магазин. Арам придет, муж мой, все должно быть сделано. А он старый, да. Дома сидел. Никуда не ходил. В магазине видела, да, был там. Старый… но… – Ее лоб прорезала вертикальная морщинка.-… недавно женщина у него была молодая.
Паша встрепенулся. Руслана говорила, что ездила к нему редко. А тут была. Она его обманула.
– Как недавно? – встрял он в разговор.
– Ну, совсем недавно. Дней пять назад. Или неделю.
– Получается, что накануне убийства? – нахмурился Рудягин. – Вы ничего не путаете?
– Нет. Поздно вечером она была.
Паша со Светланой переглянулись.
– Расскажите об этом поподробнее, – сказала Светлана.
– Я возвращалась из магазина. Ребенка только уложила. И вспомнила, что хлеба нет. Арам придет. А хлеб я забыла купить. Пошла в магазин. Выхожу на площадку, а там в дверь звонит молодая женщина.
– Эта? – Павел достал из кармана фото Русланы.
Зухра напряженно всматривалась.
– Эта… вроде да. Или нет… Не очень хорошо видела… Полутемно было. Волосы такие длинные. Кудрявые.
Кудрявые? У Русланы прямые. Кто-то был у Деревянина накануне убийства? Кто это?
– Посмотрите еще раз внимательно? Эта?
– Похоже, но волосы другие, нос длиннее.
– Как она была одета?
– В брюках и темной блузке. Или куртке. Что-то темное наверху.
– Это очень важно. Вспомните, пожалуйста, все точно, – попросила Светлана.
Ребенок на руках заплакал. Зухра спустила его на пол. Она взяла в руки фотографию и поднесла ближе к глазам:
– Нет, не эта… Похожа, но нет.
– Спасибо. – Павел взял у нее фото и убрал обратно в борсетку.
– Что было дальше? Вы увидели ее на площадке…
– Она звонила в дверь. Увидев меня, отвернулась.
– Дверь ей открыли?
– Да.
– Вы видели лицо Петра Васильевича?
– Да.
– Они говорили о чем-то?
– Что-то сказали, но я не расслышала.
– Кто?
– Женщина. Что-то вроде «бонасри».
– А Петр Васильевич что?
– Что-то сказал, но я тоже не расслышала. Было тихо. Что-то вроде «ночь»…
Вскоре они покинули квартиру жителей солнечного Узбекистана и вышли на улицу.
– Тебе не кажется, что в нашем деле новый поворот? – спросила Светлана.
– Похоже, что да. Но надо уточнить у Русланы, была она тут накануне убийства или нет?
Позвонив Руслане, Павел услышал от нее, что в квартире деда она накануне убийства не была. И очевидно, ее с кем-то спутали.
– Нет, нет, не волнуйтесь, – говорил Павел громче обычного. – Все в порядке. Просто необходимо некоторое уточнение. Так что все в порядке. Да. Конечно. Я позвоню. Но позже. Работаем…
Дав отбой, Павел наткнулся на взгляд Светланы.
– Нет. Руслана не посещала своего деда накануне убийства.
– Ты ей веришь? – проворчала Светлана.
– Верю…
Она бросила на него взгляд искоса, но промолчала.
– И где теперь искать эту женщину? С длинными кудрявыми волосами?
– Может быть, это была Кира Степанцова?
– У нее волосы не длинные и не кудрявые.
– А если это был парик?
– Зачем?
– Чтобы не узнали.
– И она убила Степанцова? Она же и пришла к Руслане, чтобы побеседовать с ее дедом.
– Да. Не стыкуется.
– Нам еще предстоит побеседовать с отцом Русланы, Андреем Петровичем. Он приехал из командировки и ждет нас. Чует мое сердце, что беседа легкой не будет. Перекусить перед этим визитом надо. А то желудок подведет. Он у меня на нервной почве и так не ахти.
– В кафе зайдем?
– Да.
Подкрепившись бургерами, от которых, как выразилась Светлана, ей тоже «не очень» (но любит, любит она эту отраву), они подъехали к офису, где работал Андрей Петрович.
Секретарша провела их на второй этаж:
– Андрей Петрович вас ждет.
Сын Деревянина был высоким мужчиной лет сорока с лишним. Холеный, с приятными чертами лица. Он сидел за большим столом. Когда они появились в кабинете, встал, вышел навстречу и пожал им руки.
– Садитесь. Чай, кофе?
– Кофе, – ответила за них Светлана.
Деревянин вызвал секретаршу и дал ей поручение.
– Слушаю вас.
– Мы явились сюда в связи с убийством вашего отца.
Андрей Петрович откинулся назад:
– Да, это горестное событие для нашей семьи… и я не знаю, что вам сказать.
– У вас есть какие-нибудь подозрения, были ли у вашего отца враги?
– Ну какие враги у человека, который давно на пенсии?
– Враги могут быть у всех.
– Да-да, я понимаю. Но ничего по этому поводу сказать вам не могу.
– Почему ваш отец не переезжал к вам?
– Он хотел жить один. Мой отец из тех людей, кого не тяготит одиночество. Он со всем справлялся сам. Боюсь, это мы с дочерью ему докучали.
– Как сообщила ваша дочь, вы посещали отца примерно два раза в месяц.
– Да. Я бы приезжал чаще. Но он сам не хотел. Такая вот старческая причуда.
– Ваша мать умерла…
– Да. Давно…
– Знали ли вы друзей отца?
– Я был поздним ребенком. Отец вышел на пенсию в шестьдесят лет. Его друзей я помню очень смутно. Если вы попросите вспомнить кого-то конкретно, то я вряд ли смогу это сделать. Хотелось бы помочь, но… увы! Не могу…
– Остались ли какие-нибудь бумаги после вашего отца?
– Надо хорошенько посмотреть в его квартире.
– Если что-то обнаружите, дайте знать.
– Непременно.
* * *Кира посмотрела на свои руки. Они дрожали, и она не знала, как унять эту дрожь. После визита в подмосковный поселок «Голубой ручей» ей было не по себе. Она предполагала, что начнется охота за людьми, упомянутыми в списке деда. Но что все развернется так быстро… Ее дедушка стал первым. Деревянин Петр Васильевич – вторым. А сколько еще жертв будет на этом пути… Она сглотнула. Как же ей действовать? Если бы пришел ответ сверху… Она вдруг ощутила собственное ничтожество. Раньше такого не было. Наверное, это близость смерти так повлияла… Все перевернулось с ног на голову. Дедушка… В глазах защипало. Она вспомнила Руслану. Ее сбивчивый рассказ. Все было и так, и не так, как у нее. И в то же время один почерк. В этом она не сомневалась. Ей нужно опередить тех, кто шел за жертвами. Кира провела рукой по волосам. Ее комната, которую она снимала… Насколько надежно это убежище? Не пора ли его поменять? Или лучше не делать резких движений? Голова шла кругом…
Кира открыла список. Через полчаса внимательного изучения расплывшихся под воздействием времени и влаги букв она разобрала фамилию, обведенную кружочком. Напротив нее значилось –Таганрог.
Глава восьмая
Кульбит во времени
До того, кто не желает слушать, докричаться невозможно.
Бернар ВерберТаганрог. Наши дниОн давно уже был на пенсии и ничего не писал. Работа журналиста осталась в далеком прошлом. Сейчас он с тоской вспоминал дедлайны, треп в курилке ни о чем, сменявшихся с завидной регулярностью секретарш, которые потрафляли вкусу Самого, ощущение молодости и сознания, что ты перевернешь мир. Казалось, еще немного – и ты выдашь такой материал, что получишь огромную премию, признание коллег, внимание женского пола… И деньги наконец-то станут копиться, а не улетать в черную дыру. Молодость была полна сладостных предчувствий, неудобств он не замечал, стойко их игнорировал. Не было ничего такого, чем бы он не пожертвовал ради острого репортажа.
– Слушай! – как-то сказала ему жена, проснувшись среди ночи, когда он ввалился в дом после двухдневной командировки. – Я больше так не могу. Ты живешь своей жизнью, совсем не замечая меня. Если честно – меня словно нет. Я для тебя пустое место. Иногда кажется, что ты призрак в моей жизни.
– Очень хороший призрак, – пробовал он шутить. От него пахло перегаром и духами. Эта Светочка была так назойлива. Так умильно на него смотрела, что он не устоял. Кажется, она работала на рыбокомбинате, куда он поехал делать интервью с директором… Или она была подругой замначальника цеха… Он уже не мог и вспомнить… Но сейчас образ Светочки стремительно испарялся под строгим взглядом жены.
– Ты хоть соображаешь, в каком ты сейчас виде?
– А что?
– Иди посмотри на себя в зеркало, – зло бросила она.
Сергей побрел в коридор, где стояло большое зеркало, доставшееся от бабки. На него глянула распухшая физиономия. С засосом на шее. «Ах, Светочка. Ах, озорница, – вспомнил он. – Зря она так. Я же сразу предупредил, что женатый человек. Чем я теперь буду оправдываться? Ничего, как всегда, изображу раскаяние… и все пройдет. Наташа простит. Не может не простить».
Но, войдя в комнату, он вдруг увидел, что жена уже облачилась в халат и собирает чемодан.
– Ты куда? – пискнул он.
– К маме. Потом подадим на развод.
– Что?
– Что слышал! Я больше не собираюсь так жить. Ты мотаешься черт знает где. А я сижу дома. То есть я не сижу, конечно, я работаю, но вечерами тебя нет. Потом твои частые командировки. Такое впечатление, что ты там, в своей редакции, самый безотказный. Сказали – и ты поехал. Остальные, наверное, как-то выкручиваются, ссылаются на семейные обстоятельства. Не летят по первому свистку начальства.
Это было чистой правдой. Он ехал в командировку при любой представившейся возможности. Ему нравилось отрываться от дома, знакомиться с новыми людьми. И – что греха таить – нравились невинные маленькие радости, которые он урывал в этих командировках. Наташа была нечто постоянное, стабильная величина, которая не подлежала никаким изменениям. А вот поди ж ты… и что теперь?
– Наташа! – Он встал и подошел к ней. – Натусенька! – И взял за руку.
Она решительно вырвалась и бросила, не глядя на него:
– Раньше надо было думать. Я сыта по горло тобой, твоей работой, командировками, безденежьем. Хотя, впрочем, это не главное. Главное, что тебя нет. И поэтому у нас нет детей, – припечатала она.
Это была тема, которой они старались не касаться. После шести лет брака дети не появились. Они сходили к врачу, проверились, но тот только развел руками, сказав, что никаких отклонений у супругов не находит и, соответственно, помочь ничем не может. Сначала Наташа плакала. Ходила к каким-то бабкам. Потом перестала. И вот…
– Натусенька! Хочешь, мы усыновим…
– Нет. Уже не хочу. – И уточнила: – С тобой не хочу.
– Наташа! – Голос прозвучал теперь жалобно. – Не надо! Давай попробуем все сначала…
– И это я уже слышала. Ты говоришь «сначала», а сам возвращаешься со следами от засосов. Твои дамы, наверное, очень пылкую любовь изображают.
– Нет… что ты…
– Сергей! Все! Мое решение окончательное и бесповоротное.
Да, она, Наташа, была человеком твердым, решительным. Когда-то это привлекло его в ней. Четкие черты лица, спортивная фигура. Задорный взгляд из-под челки. Умница. Ведущий инженер в своем КБ. На работе ее ценили, награждали премиями…
И все осталось в прошлом. Наташа ушла. А он стоял посереди комнаты, растерянно озираясь вокруг, как будто видел ее впервые. А потом подошел к кровати и рухнул на нее ничком, провалился в тяжелый сон.
Он остался один. Жизнь завертелась с прежней быстротой… Суета, беготня, срочные задания, командировки.
Как-то он встретил Наташу на улице. Она толкала перед собой коляску. Этого он не ожидал никак. Сделал шаг назад и с размаху вляпался в лужу. Она шла и не смотрела на него.
– Привет! – сказал он севшим голосом.
– Добрый день, – отчеканила она.
– С прибавлением тебя.
Она скользнула по нему небрежным взглядом:
– Спасибо.
– Как ты?
– Как видишь – прекрасно.
– Ну и замечательно. Я тоже. Меня недавно премировали путевкой в санаторий! – прокричал он ей вслед.
Только спустя несколько минут сообразил, как смешно и нелепо звучат его слова. Та встреча разбередила старые раны. Ведь думал, что уже забыл свою жену, ан нет, помнил, получается… И никакие Светочки-Танечки не могли выбить из памяти Наташу. С дуру, с досады через два месяца после встречи с бывшей, благополучно родившей и пребывавшей, судя по облику, в счастливом браке, он женился на Люде, бывшей однокласснице. Они не виделись лет пятнадцать, если не больше. Люда училась в Питере, там и вышла замуж, а когда развелась, то вернулась в Воронеж – ухаживать за старой матерью. Они столкнулись на улице случайно.
– Серега, ты? – кинулась к нему незнакомая женщина.
– Я, – опешил он. – А вы… кто?
– Люда, я Людмила Селиванова, – бойко ответила женщина. И тут он вспомнил Селиванову. Да, она сидела на последней парте и перебивалась с троек на двойки. В расплывшейся крашеной блондинке Сергей с трудом узнал тоненькую темноволосую девушку. А вот она узнала его сразу.
– Ну вспомнил?
– Да. Как жизнь?
– Стухла. Вот развелась и сюда приехала. За матерью теперь горшки надо выносить. Сын совсем от рук отбился. В десятый класс переходит.
Они незаметно дошли до его дома, он пригласил ее к себе. Дальше был спонтанный секс, который не принес никому удовольствия. Она таращила на него глаза. И натягивала на себя простыню. Потом – заплакала.
– Люд, ты чего? – Он погладил ее по плечу.
– Вернулась сюда как на пепелище. Жила в Питере – крупный культурный город. Как-никак вторая столица России. Все как у людей было: квартира, муж, сын. Работа неплохая. И тут как будто кто-то сглазил. Муж ушел к молодухе, как отрезал. Словно и не прожили мы с ним шестнадцать лет. Пришлось сюда возвращаться с сыном.
– Что же ты в Питере не осталась?
– Так квартира была не моя, а мужа, точнее, его мамаши. А он как сошелся с этой сучкой, так сразу нас выгнал на все четыре стороны. А тут что… Мать ворчит и орет постоянно. Мало того, что она едва ходит. Так еще и башкой повернутая. Все забывает, переспрашивает по нескольку раз. Говорит одно, делает другое.
– Ну, наладится как-нибудь. – пробормотал он, чтобы только утешить женщину.
– Куда там наладится… Сложилось так, что хуже не бывает. И за что мне только такая напасть?
– Бывает и хуже. Вот Игорь на первом этаже – здоровый мужик, попал в автокатастрофу. Теперь без ног. Инвалид. Жена бросила, работы нет. Спивается потихоньку. А ведь еще не старый. Даже сороковника нет. Вот ему хреново, поверь мне. А твоя жизнь образуется.
– Да кому я нужна? Стара уже. Все для меня закончилось.
– Ну хочешь, переезжай ко мне, – предложил он.
– Правда? – обрадовалась она. – Сегодня же вещи перенесу.
Жизнь у них не заладилась с самого начала. Людка устроилась на работу продавщицей в магазин, работы по инженерной специальности для нее не было. Кроме того, она постоянно бегала к матери и сыну Вадику. Тот категорически отказался переезжать к Сергею и жить с ними под одной крышей. Сергей и не настаивал. Ему тоже так было удобно. Получалось, что Людка была для него приходящей женой. Что вообще-то поначалу устраивало. А потом она стала его дико раздражать. Через год они разбежались. Вскоре Люда вышла за мужика из соседнего города и переехала туда, забрав мать и сына.
Он остался один. Ему было уже сорок лет. Жениться он больше не планировал, да и времена наступали такие, что отодвинули мысли о домашнем очаге на второй план. На работе назревали перемены. Начиналась перестройка, все бегали в поисках заработка. Коммерческие издания платили хорошо, но там требовались молодые да зубастые. Он к таким уже не относился. Постепенно его репортажи перестали брать, ставку понизили, а потом развели руками и сказали, что меняют формат, набирают новый штат и в его услугах больше не нуждаются. Это был удар под дых. Он не знал, что будет делать без журналистики. Он даже не заметил, как профессия стала его второй кожей. Его жизнью. И даже больше, чем жизнью. Он как-то криво улыбнулся. Заявил, что они не представляют, какого ценного кадра теряют. Не пройдет и пары дней, как его позовут назад.
В ответ ему ничего не сказали. Он пошел домой, напился, ждал, что его позовут. Но нет, не позвали, дали понять, что он процветающему газетно-журнальному холдингу не нужен. Его выбросили, как старую ветошь. Отбросили за ненадобностью. Им хорошо, они в шоколаде. А вот что делать ему? Он пил неделю не просыхая, потом взял себя в руки и отправился в другую газету, которую раньше презрительно называл «листиком». Там ему тоже отказали. Газета переживала трудные времена, финансирования не было, и поэтому никого в штат не брали, а тихо увольняли старые кадры, стараясь сохраниться любой ценой на рынке местных медиа. Тут он понял, что мир стал другим и шутки с ним плохи. Можно остаться у разбитого корыта – без работы и денег – и тихо помереть с голоду.
В конце концов он устроился в газету местного общества охотников. Так шли годы и незаметно стукнуло семьдесят пять. Он уже ничего не ждал от жизни и тем более ни о чем не мечтал. День прошел – и слава богу. Детей у него не было, женщины рассосались как-то сами собой. Он остался один. Была еще приблудная кошка Мася, бело-серая с облезлым ухом. Он не знал, сколько ей лет. Просто спас от голодной смерти зимой, и теперь она жила у него.
Может быть, он сделал ошибку, что осел здесь, в Таганроге. Надо было переезжать в Москву. Там без работы не останешься. Где-нибудь да пристроят. Но он любил свой город и не хотел покидать его. Море, набережные, парки… Каменная лестница, которая напоминала ему Потемкинскую, хотя она и не была столь знаменита. Здесь жили Чехов, Раневская, Дуров, бывал Чайковский… Нет, он останется здесь. Это его город.
И в это время, когда он покупал в магазине пакет молока для себя и Маси, его окликнули:
– Серый, ты?
– Я, – ответил он осторожно.
– Сколько лет, сколько зим!
– А вы кто?
– Старых друзей не узнаешь? Нехорошо.
Он всматривался в стоявшего напротив него собеседника. И никак не мог узнать его. Хоть убей. Хотя память должна была быть по-журналистки острая, въедливая. Но что взять с него? Он уже стар.
– Ну ты даешь… – раздался сочный баритон. – Серега, не обижай меня.
– Вы?
– Роман Алексеевич. Для тебя просто Рома. Можно без отчества.
«Просто Рома» был говорлив и нахален. И не давал ему ни минуточки подумать или сосредоточиться на чем-то.
– Ты так и живешь бобылем? Один?
– Постойте, когда мы с вами виделись последний раз?
Собеседник посмотрел на него укоризненно.
– Совсем память плоха стала, – пробормотал он. – Ты у врача давно был?
– Какого врача? – чуть ли не пискнул он. Сердце пошаливало, правда. Но у кардиолога он был год назад. Или даже два. Уже и не помнил.
– Невролога. Психиатра, наконец. Если старых друзей не узнаешь, то дела с головой совсем плохи. Если не лечиться вовремя, то в дурку упекут – и все. Ты об этом подумал?
– В дурку? – с удивлением переспросил он. Сергей хотел сказать, что жизнь его последние годы и есть одна большая дурка. Никого у него нет, кроме облезлой кошки Маси.
– Ты где, кстати, живешь? Там же?
– Да.
– Не хочешь пригласить в гости старого знакомого? Поляну я накрою. Нет проблем. Посидим, поговорим…
Сергей подумал, что дел у него все равно никаких давно нет. Да и смешно говорить: какие могут быть дела у пенсионера? Проснуться, посмотреть в окно, позавтракать, накормить кошку, выйти погулять. Вернее, бесцельно послоняться. Дожить до вечера, включить телик, посмотреть новости или футбольный матч. На худой конец, какой-нибудь сериал. И спать. И так каждый день. А тут все же какое-то развлечение.
– Ну можно… посидим.
– Поляна за мной, – гудел собеседник. – Накрою в лучшем виде. Водочки попьем. Не возражаешь? Или винца красного купим.
– Лучше водки.
– И я так думаю. – И Роман Алексеевич подмигнул ему: – Водочка – милое дело. Ну и винцо обижать не станем. Купим красненького. Огурчики там соленые. Грибочки, колбаски копченой. Все чин чинарем. Занесло меня в этот город, можно сказать, случайно. Решил по местам молодости проехаться. Думаю, вдруг кого-то из старых друзей увижу. Не думал не гадал. А тут смотрю: Серый идет. Вот удача-то!
Романа Алексеевича он решительно не мог вспомнить. Но шутка ли сказать, сколько времени утекло с молодости, да и вообще… Сейчас у него кульбит во времени произошел. Он словно нырнул в те времена. Но… ничего не помнит. Память слабеть стала, это он признает. Бывало, хочет что-то вспомнить – и не может. Как ни старается. А вот посидеть, поговорить, тем более вкусное поесть – это дело хорошее. На пенсию не очень-то разбежишься, а тут угощают. Память услужливо подсказала: сколько было таких халявных угощений во время его журналистской работы… Не счесть! Обильные застолья, чего там только не было: и балыки, и икра, и рыбка красненькая, и коньячок элитный… Все было.
– Ты чего? – подтолкнул его в бок Роман Алексеевич. – Стоишь и губами шевелишь.
– Это я так…
– Ну что, нырнем в магазин?
Магазинный улов потянул на два пакета. Когда они пришли домой, то Роман Алексеевич первым делом сказал: «Давай я тебе помогу накрыть. Что ты будешь один париться?»
– Да я сам управлюсь.
– Нет-нет.
На столе вскоре был сооружен целый «натюрморт». Сергей почувствовал, что его чуть ли не затошнило. Давно он не ел досыта. А тут…
– Садись, садись. – По-свойски хлопнул его по плечу «просто Рома». – В ногах правды нет. Вспомним жизнь нашу.
Когда была выпита первая бутылка водки – под разговоры о прошлом времени, когда оказывается все было хорошо, и о паскудном настоящем, в котором все плохо, – Роман Алексеевич достал вторую. Хотя Сергей не помнил, чтобы они ее покупали. Но память. Память. Что треклятый возраст делает… уже не помнишь то, что было несколько часов назад. Разве это дело? Надо бы правда в поликлинику заглянуть. Попросить таблетки какие выписать. И лучше всего этот визит к эскулапам не откладывать.
– Слушай, Серый, – сказал Роман Алексеевич, и глаза его за стеклами очков как-то странно заблестели, – ты помнишь, как брал интервью у работников шарашки?