Завещание красного Сен-Жермена
– А как же, помню… – И здесь Сергей похолодел. Были вещи, о которых он никак не хотел вспоминать. Более того, изо всех сил старался о них забыть.
– Ну и отлично. Старых наших героев забывать не надо. Люди, можно сказать, науку двигали. Промышленность нашу, авиастроение. Чем бы без них страна была? Как бы кто ни относился к Советскому Союзу – это была мощь, держава!
– Да… люди… – Сергей вдруг почувствовал тупую боль в затылке.
– Еще по рюмочке. Теперь вина попробуем. Не пропадать же добру.
– Лучше не надо…
Кажется, он все-таки выпил вина. Предметы перед его глазами вытянулись, а потом разом сплющились.
– А помнишь такого Бертони?
– П-пом… Н-нет…
– Так да или нет?
– Я устал! – чуть ли не выкрикнул он. – Правда устал. Спасибо за стол. Но кажется, нам пора расходиться. Посидели хорошо, спасибо.
– Давай еще немного. А потом уже и баиньки. Договорились? Давно не виделись… Столько всего переговорить надо.
– Мы вроде… обо всем… пп-поговорили?..
Он все-таки много выпил, все перед глазами кружилось, раздваивалось. Годы не те, чтобы так бухать. Надо меру знать. Чай, не молоденький, корил он себя. Сейчас ему очень хотелось оказаться в собственной кровати. Он уже представлял, как вытянется на ней и провалится в сон. Спасибо этому новому-старому знакомому, которого он, по правде сказать, так и не вспомнил. Вот что жизнь с людьми делает. Как память подводит… А ведь Роман так убедительно вспоминал о том времени, сыпал знакомыми именами и фамилиями. Одних людей Сергей вспомнил сразу, другие расплывались в памяти смутным пятном, а о третьих – слышал впервые. Хотя что можно сказать наверняка, учитывая его возраст. Знал – и забыл… На какое-то мгновение ему даже захотелось плакать. Вспомнил он свою жизнь и двух жен. И почему детей не завел? Надо было и о старости подумать. Но в то время такие мысли ему просто не приходили в голову. Зато приходят сейчас. Когда уже поздно. Он издал странный звук, услышав который кошка Мася настороженно подняла голову. Время он времени он бросал ей прямо на пол лакомые кусочки курицы, колбасы, и она ела их, не веря своему счастью.
– Ну что, Мася, одни мы с тобой… непутевые остались.
– Ну так что с Бертони? – настойчиво повторил Роман.
Сергей снова икнул. Теперь он точно мог сформулировать свои ощущения: ему было страшно, очень страшно, и хотелось, чтобы его новый старый знакомый поскорее ушел. И он остался бы один. Впрочем, не один, а с кошкой Масей, бело-серой кошарой с одним рваным ухом.
– Д-давай потом…
– А чего потом? – голос Романа вдруг стал неприятно визгливым. – Давай поговорим сейчас. Зачем откладывать?
– А что ты хочешь знать?
– Ты же брал у него интервью?
– Да. Брал. Но оно было неудачное… и его не опубликовали.
– А почему так?
– Н-не знаю. – Он вспомнил, что правда брал когда-то давным-давно, в другой жизни, интервью у Бертони. Но интервью это главный положил под сукно и сказал, чтобы он ни о чем не распространялся. Не было такого задания. А оно было, только странное… Дал его замглавного. Он тогда только пришел к ним в редакцию. Распорядился взять интервью у такого вот человека и вкратце рассказал о нем. И даже составил список вопросов, по которым надо строить это интервью. Сергей взял листок. Пробежался по нему глазами… Интервью как интервью, только некоторые вопросы, что называется, «царапали глаз». Он списал это на неопытность нового зама. Тот приехал откуда-то с севера или, наоборот, из Крыма… теперь он уже не помнил. Такой высокий, светловолосый, с четкими чертами лица. Молодой по сравнению с главным, возраст которого приближался к семидесяти годам. Главный был, конечно, самодуром – увлекался выпивкой, менял любовниц, но зато был верный партиец, имел хорошие отношения с местной властью. А вот новый зам свалился им как снег на голову. Обычно брали своих. А этот был приезжий…
– Ты же мастер пера, опытный журналист. Почему не опубликовали материал?
– Правда не знаю… Что-то не понравилось в нем.
– Что именно?
– Не помню.
– Давай посмотрим вместе?
– Что посмотрим?
– Это твое интервью.
– Его надо искать, – заупрямился он. Почему-то не хотелось никому сейчас показывать это интервью. Он вдруг подумал, что надо бы перечитать его. Ведь с ним было связано… Он чуть не вскрикнул: как же он не догадался сразу об этом?! Какой же он олух и дурак! Как так?
То, что вылетело из головы, сейчас всплыло… Сам Ричард Бертони сказал ему тогда: «А ведь это интервью не опубликуют в вашей газете». Он еще спросил: «Почему?» – «А потому. Если хочешь, чтобы его опубликовали, последнюю часть после слов о шестом измерении опусти. Не поймут они этого». – «Кто они? Главный?» – «Нет, не главный. Ну… они… – Он опустил голову, а потом поднял ее, и Сергей увидел, как блеснули его глаза – каким-то необъяснимым блеском. – Тебе же деньги нужны, чтобы тебя читали, правда?» – «Да». – «Так опусти последнюю часть. Заумная она. И отдавай материал без нее. Понимаешь?» – «Понимаю». Хотя он ничего не понимал. Но ему нужна была премия. Нужно, чтобы хвалили, отметили его труд. А интервью, которое забракуют, ему не надобно. «Я так и сделаю». – «Вот и молодец», – сказал его собеседник с легкой иронией. Которую он, впрочем, пропустил мимо ушей.
Профессия журналиста способствует определенной толстокожести, нельзя ничего принимать близко к сердцу. На все реагировать – жизни не хватит. Недаром в эту профессию идут самые стойкие, хладнокровные… Циничные твари. Вспомнилось, как однажды напутствовал его старый журналист. И еще тогда похлопал по плечу: «Я тебе советую… когда-нибудь вернуться к этому интервью. И подумать…»
«Много думать вредно», – усмехнулся он. Бертони посмотрел на него с сожалением: «Увы, эти шуточки, которые пошли в народ, – думать вредно, инициатива наказуема, начальству виднее – развратили общество так, что ты себе даже представить не можешь. В этих словечках и таится зло, которое когда-нибудь накроет великую державу. Человек без цели, без мечты, без инициативы, который только и смотрит на начальника, – обречен. Понимаешь ли ты это? А значит, обречено и общество, которое состоит из людей…» – «Люди-винтики», – пробовал пошутить он. «И это тоже ошибка – так думать…» Ему стало как-то не по себе. Вскоре они распрощались, и он пошел на работу.
Почему он не просмотрел тогда текст еще раз? Отложил интервью в долгий ящик – и все. А мог бы просмотреть.
Да, так он и сделает. Только бы ему выпроводить этого Романа Алексеевича и остаться одному. А завтра с утра он этим и займется.
– Я устал… Х-хочу спать.
– Еще наспишься. Так где это интервью?
– Говорю же, з-завтра.
– Давай сейчас. Не надо откладывать.
– А я хочу отложить.
– Где интервью? – Лицо Романа Алексеевича приблизилось к его лицу… – Говори же!
– Не знаю.
И здесь случилось непредвиденное. Роман Алексеевич с силой тряхнул Сергея так, что голова его словно раскололась на куски:
– Где?!
– Пустите меня! Зачем вам…
– Говори…
Его ударили под дых, и он согнулся пополам. Истошно мяукнула кошка Мася.
– Я…
Следующий удар пришелся по лицу. Во рту возник вкус тягучей соленой крови.
– Не бейте… Я…
– Где? – Голос лез в уши, бил по голове, залезал под кожу…
В этот момент в дверь позвонили. Кто это мог быть в такое позднее время, Сергей понятия не имел.
Его новый знакомый как-то притих.
– Кто это? – спросил он почти беззвучно, одними губами.
– Сам не знаю.
– Ждешь кого?
– Н-нет.
– Врешь!
Звонок раздался снова. Уже более настойчиво.
– Я открою.
– Не смей! – рявкнул тот.
И тогда Сергей изо всех сил заорал:
– Помогите!
Тут его ударили так, что в голове зашумело снова и он упал на пол.
Кира стояла и с силой нажимала на звонок. Она слышала шум за дверью и понимала, что хозяин дома. Ей нужно было во что бы то ни стало попасть туда. Но почему никто не отвечает? И тут раздался крик: «ПОМОГИТЕ!»
Она ударила по двери – та не поддавалась.
Не теряя времени, Кира сбежала по ступенькам на улицу. Выскочив во двор, она прикинула, где могла быть эта квартира. К ее счастью, балкон был открыт. Остальное – дело техники.
Через пару минут она уже была на балконе.
Присев на корточки, она прислушалась: раздастся ли крик снова. Но была тишина. Только какой-то шелест, едва слышный хрип. И шаги.
Она выглянула. Балкон выходил на кухню. И та была пустой. Значит, все в комнате. Она переместилась в коридор, стараясь ступать как можно бесшумней. Потом выглянула. Спиной к ней стоял какой-то человек, а перед ним лежал другой, и изо рта у него текла кровь.
Человек, стоящий спиной, стал выворачивать ящики стола и рывком открыл дверь гардероба. Кошка вцепилась ему в ногу, но он скинул ее. Она шмякнулась об угол. И тут Кира подлетела к нему. Она охватила его сзади ловким приемом и потянула на себя. Однако человек оказался недюжинной силы. Он вырвался и замахнулся, чтобы нанести Кире удар. Она уклонилась – и тут увидела на столе пустую бутылку. Моментально схватив ее, она с силой ударила незнакомца по голове. Он застонал, закрыв лицо руками, и попятился из комнаты. Вскоре хлопнула дверь…
Кира метнулась в сторону – к хозяину квартиры. Он смотрел на нее непонимающе. Изо рта шла кровь.
– Там, – показал он на стену. – Там…
Кира кинулась к книжным полкам.
– Под ними.
Там был ящик.
– Серая папка.
Серая папка лежала на самом дне.
– Возьми… Все… Бер… – И голова мотнулась в сторону.
Кира пощупала пульс. Умер.
Она перелезла через балкон. И вскоре оказалась на земле.
Она не успела… ей нужно было поговорить с этим бывшим журналистом… Кто-то истошно орал рядом с ней. Кира наклонилась. Та самая кошка. Она погладила ее.
– Бедная! Надеюсь, тебя кто-нибудь возьмет и ты не останешься одна…
Через полчаса она уже была на вокзале.
Глава девятая
Интервью из прошлого
Терпение горько, но плод его сладок.
Жан-Жак РуссоТаганрог. Много лет назадОн стоял и смотрел на своего визави во все глаза:
– Вы хотите интервью?
– Да.
– С какой целью?
– Произвести фурор в газете. Это эксклюзивный материал.
– Вам хорошо заплатят?
– Не знаю. Но премию выпишут. Это точно.
– Ладно, попробуем. – И здесь собеседник произнес загадочную фразу. – Это даже не столько для вас, сколько для других, для тех, кто придет следом, кто поймет…
Сергей потер руки… Если все будет как надо, за это интервью не просто заплатят, но и премию выпишут. Что ему было бы очень кстати… Собеседник непростой – говорят, хороший авиаконструктор. Интервью надо записать, а потом обработать, и все будет тип-топ.
– Давайте тогда сначала и по порядку. Вас зовут Ричард Бертони. Вы родились…
Собеседник был здесь – и все же казалось, что одновременно он где-то в другом мире. Не здесь и сейчас. А в иной Вселенной.
– Дело в том, что я и сам этого точно не знаю.
– Как так?
– Я незаконнорожденный сын. Понимаете? Во все времена это было грехом, имя отца обычно скрывалось… Поэтому помилуйте, но на такой простой вопрос у меня, к сожалению, нет ответа.
– Вы с детства любили самолеты, технику?
– Пожалуй… меня влекло все непознанное, таинственное, то, что находится за пределами познания обычного человека. Я ни за что не хотел бы прожить простую жизнь… Я любил читать биографии великих людей. Иногда мне казалось, что они совсем рядом, вдохновляют меня, подсказывают мне идеи. Например, Леонардо да Винчи. Ведь он был не только художником, сфера его деятельности простиралась далеко за пределы художественных экспериментов. Он был архитектором, строителем оборонительных сооружений, скульптором – трудно перечислить все грани его гения.
– Взяв за образцы великих людей, вы интересовались техническими изобретениями, ходом их мысли?
– Пожалуй, да. Но также любил искусство. Ведь именно оно способно упаковать самые тонкие и яркие смыслы в привлекательные образы, которые будут мгновенно восприняты окружающими. Искусство – это канал трансляции великих идей.
Сергей записывал за ним, стараясь ничего не упустить.
– Выделялись ли вы среди других учеников?
– Учился я хорошо… Претензий ко мне не было. Мной были довольны и дома, и в школе.
– А потом?
– Я воевал, был интернирован, меня чуть не расстреляли за симпатию большевистским идеям. Я ведь в душе всегда был коммунистом. В 1923 году я приехал в Советскую Россию.
– По зову сердца? – Сергей считал, что красивый оборот только украсит интервью. Так красиво звучит: молодой итальянский коммунист приехал в Советскую Россию по зову сердца строить лучшее будущее. Как это замечательно!
– Это вы правильно заметили, – почему-то развеселился его собеседник, – по зову сердца. Зову непознанного. Знаете, бывает, тебе посылается этот самый зов, и ты идешь по нему как по тонкому лучу.
– Зов неизвестного, – вспомнил Сергей. – Об этом писал еще наш писатель Александр Грин.
– Да. Он умел это показать.
– Итак, по зову сердца вы приехали на нашу Родину и сразу стали заниматься авиастроением.
– Практически да. Участвовал в первом съезде дельтапланеристов в Коктебеле. Знаете об этом?
– Что-то слышал.
– Ну вот «что-то слышали». – И Бертони сказал совсем тихо какие-то слова, но Сергею показалось, что он произнес: «Как упал уровень журналистов», и еще тише: «Тем лучше, такой и нужен…»
– Это было довольно знаменательное событие. Понимаете, зна-ме-на-тель-ное. Там были… И еще Волошин. Знаете такого? – теперь итальянец уже откровенно издевался над журналистом.
– Художник.
– И поэт… В этом месте светоносной Киммерии и состоялся первый съезд дельтопланеристов. Были выбраны удачный день, направление ветра и воздушных потоков.
– В чем смысл вашей работы?
– Смысл… Хороший вопрос… – Он задумался. – Наверное, в том, чтобы пробуждать других людей. Выявлять таланты, скрытые в них. Ну, еще и реализоваться самому.
– Пробуждать? Разве люди спят? Им нужно проснуться? – В этом месте он не удержался и хихикнул. Только что прозвучавшие слова показались ему такими нелепыми и смешными.
– Я не ошибся. Большинство людей – я бы сказал, подавляющее большинство – находится в беспробудной спячке, без всякой надежды стать когда-нибудь живыми. Такая жизнь равна смерти, только они об этом не подозревают. Так думаю не только я, но и великие мистики, например, Гурджиев. Вы, конечно, о нем не слышали, но, прошу вас, запишите все тщательно, не искажая мои слова. Это все пригодится.
– Да-да, конечно. Вы довольны проделанной вами работой?
– Не до конца.
– Почему?
– Не все успел сделать.
– Есть ли возможность доделать то, что еще не успели?
– Вряд ли. Но попробовать можно.
– У вас есть соперники?
– Да. Но я бы назвал их не совсем соперниками.
– А кто они?
Молчание.
– Авиаконструкторы?
– Нет.
– Близкие? Друзья?
– Нет.
– Родные?
– Нет.
– Я тогда затрудняюсь понять.
– И не пытайтесь. Есть силы, которые трудно описать, и существа, о которых сложно говорить.
– Существа? Могущественные люди?
– Нет-нет. Не совсем. Следующий вопрос.
– Кто идет в том же направлении, что и вы…
– Никто. Я один.
– Но у нас работают большими коллективами, идеи не создаются в одиночку, – начал он с пафосом. – Величие Советского Союза в том, что у нас существует коллектив единомышленников, который тебя всегда поддержит и поможет осуществить твои самые лучшие идеи, направленные на благо государства рабочих и крестьян.
– Идеи всегда создаются в одиночку, – подчеркнул его собеседник слово «всегда». – Пожалуйста, запомните это. Человеческая мысль летит со скоростью, превышающей скорость света. И проникает прямо в мозг. И наступает вспышка озарения. Понимаете? Повторите.
– Мысль, которая летит со скоростью… – Он заглянул в свои тетради.
– …превышающей скорость света – это очень важно. Старик Эйнштейн немного напортачил.
– Какой старик?
– Я же говорю: Альберт Эйнштейн. Вы хорошо записываете?
– Да. Да.
– Постарайтесь ничего не перепутать. Это очень важно.
– Я стараюсь.
– Вот и отлично. Может быть, по рюмочке коньяка? Не откажетесь? Фалернского предложить не могу. Но этот коньяк ненамного уступает тому вину.
– Спасибо, не откажусь. Не очень хорошо при выполнении служебного задания…
– А кто увидит? Никто. Так что…
Перед ним появилась не только бутылка, в которой поблескивала таинственными янтарными бликами темная жидкость, но и блюдо с фруктами.
Коньяк и вправду был хорош, после него как-то приятно зашумело в голове, а потом мысли прояснились, и даже зрение вроде улучшилось.
– Как вы себя теперь чувствуете?
– Спасибо. Прекрасно. Замечательный коньяк.
– О да. Рецепт знала моя бабушка.
– Она жива?
– Давно умерла. Это если посмотреть с одной стороны. А с другой… Но не будем о бабушке.
– Не будем, – подхватил он. – Перейдем к вам.
– Итак, смысл в том, чтобы пробудить людей… Наука шла долгое время не по тому пути. И прогресс – не всегда значит развитие.
Перечить не хотелось, хотя несколько вопросов вертелось на языке.
– Совершенствуя технику, человек забыл о себе. А ведь он когда-то умел левитировать, передавать мысли на расстоянии.
Ручка летала по бумаге. Писалось легко и быстро.
– Настала пора вернуть это все. Мы пытались. Старались напомнить посредством образов, которые были красивы и манящи. Пробудить память, дремлющую веками… Друд. Бегущая по волнам. Маргарита, летящая по воздуху. Марсиане, которые должны стать людьми. Аэлита, еще не сделавшаяся земной женщиной. Точнее, землянки должны были стать Аэлитами. Туманность Андромеды, эра встретившихся рук…
– Читал… я слышал…
– Записывайте! – прогремел голос. – Ваше дело записывать. А не задавать вопросы.
– Да… да…
– Тогда перед человеком открылся бы новый блистающий мир. Не этот тусклый и жалкий, который именуют миром сегодняшнего дня. Мир должен быть лучезарным и блистающим… Кто-то смог, а кто-то нет… Но они старались. Если земная природа тяготит, то полета не будет. Каждое пробуждение – это ступень. И есть ступени, с которых не свернешь уже назад. Только вперед, к сияющим звездам.
– Мы полетим к звездам? – осмелился он прервать. Но на него только цыкнули.
– Жизнь способна принимать разные обличья. Высшие существа не умирают, а принимают другие формы. Мы их не видим. А они видят все…
– Видят все… – эхом откликнулся он. Чувство пьянящей радости захватило его целиком. Хотелось петь и танцевать, чего не было с ним уже давно.
– Видят все и разумеют многое. Им подвластны мысли людей и природные стихии.
– Как это сделать? Как? – вырвалось у него.
– Преображение человека. Задача самая главная и самая трудная. Не все, кто встает на этот путь, выдерживают его, некоторые сворачивают в сторону – и горе им…
– Но что будет с теми, кто не выдержал?
До него донеслось тихое:
– Гибель… забвение… Трусость – худший из пороков, – прогремело почти над ухом, и Сергей вздрогнул.
– Никто не понимает, что настоящий философский камень и реальная алхимия – это сам человек, его чудесное преображение. Истинное золото – это приобретенные способности. Человек, вставший над своим веком, устремленный в будущее.
– «Мы кузнецы, и дух наш молод, куем мы счастия ключи…» – напел он.
– Вы не представляете, как вы недалеки от истины. Кузнец – тот же алхимик, который кует ключи. Магический знак… Ключи расширяют сознание…
И именно сейчас он вдруг понял, что это его сознание расширилось… Каким-то непонятным, чудесным образом они перенеслись в горы, где дымились вулканы, розовело небо и во всем была какая-то хищная устрашающая красота, от которой шел озноб по позвоночнику. Было страшно – и одновременно весело. Ощущение, как в детстве сигал в воду с обрыва или запускал воздушного дракона. Эта картинка тут же сменилась другой: вода… аромат моря… соленые брызги… Как пахнет море – свежестью, яростным ветром… Он ныряет в воду, и там сквозь зеленую толщу воды проникает свет – золотистый, ослепительный… Он взмывает вверх и летит над водой. Как чайка, широко раскинув руки, он парит в воздухе… Он видит приморский город, пляж, людей, зеленые равнины, горы, реки, текущие синими лентами… Он уже поднялся до облаков, и там, за этими светоносными облаками, он поражается тому, что облака сейчас ему напоминают раковины, внутри которых крохотная жемчужина – свет, озаряющий облако… И там, за ними… Он задыхается. Поднимается все выше… и там… о боже, кто бы мог подумать, что за этими облаками – райский сад, гирлянды и арки из роз и других благоухающих цветов, чьих названий он даже не знает. Вот эти цветы похожи на лилии, но они голубые, а эти – на ромашки, но они ярко-зеленые… Он плывет в этих цветах, между ними бьют серебристые фонтанчики. Он зарывается лицом в них и пьет эту воду. Какой у нее вкус! Сладкий, прохладный… Нет, он не знает, как это описать… Цветы скользят по его рукам, как потоки ветра… Где-то слышится тонкое пение. Не то соловьиное горлышко, не то человеческий голос выводит эти необыкновенные рулады. Боже, какое блаженство…
– Вы все записали? – услышал он рядом.
– Я… да… – Он открыл глаза и увидел напротив себя Бертони.
– С вами все в порядке?
– Да… – Он хотел сказать, что летал по небу и опускался на дно морское. Но устыдился этого. Скажут, что он пьян или что-то еще… тронулся головой… Нет, он не будет этого говорить…
Он шагал по ночному городу и бормотал… Подошел к реке… Окна домов были распахнуты. И вдруг он услышал звонкий голос. Очевидно, кто-то повторял школьный урок:
И внял я неба содроганье,И горний ангелов полет,И гад морских подводный ход,И дольней лозы прозябанье.– «И внял я неба содроганье, и горний ангелов полет…» – повторил он и рассмеялся.
Он пришел домой и сразу лег в постель, уснул как убитый…
Москва. Наши дниВ конце рабочего дня Гуджарап заглянул к Рудягину и Демченко.
– Как дело идет? – поинтересовался он.
– Туго, – признался Рудягин. – Топчемся на месте.
– На месте?
– Да. Побеседовали с сыном Деревянина. С его внучкой. Картина вырисовывается следующая. Старик жил практически отшельником. Сын навещал его примерно два раза в месяц. Внучка и того реже. При этом он сам не хотел видеться. Родные выражали желание общаться чаще.
– Им можно верить?
– Во всяком случае так все это выглядит с их слов. Соседка тоже подтвердила нелюдимость Деревянина. Выходил только в магазин, и все.
– А другие соседи?
– В квартире рядом живет айтишник, но он уехал в Таиланд. И его уже месяц как нет.
– Но не могла же соседка следить за каждым движением Деревянина?
– Не могла… – согласился Павел. – И еще… она сказала, что накануне убийства к нему приходила молодая женщина. С длинными кудрявыми волосами. Старик сам впустил ее.
Брови Гуджарапа взлетели вверх:
– Кажется, я знаю, кто эта женщина. Давайте сейчас съездим туда и попросим соседку опознать ее.
– Кто это?
– Моя знакомая итальянка. Анжела Стреппони. Я почти уверен, что именно она посещала Деревянина.
– И убила его?
– Нет. Она хотела поговорить. А вот кто-то следил за каждым шагом Стреппони. И убил Деревянина. А потом ее. Совершил наезд на автомобиле. И все.
Они съездили к Зухре. Та взяла карточку Анжелы в руки и внимательно посмотрела:
– Да. Похоже, что это она. Точно!
– Тогда я прав.
– Она еще сказала «бонасри». Что-то так…
– Буэнос сэрра. Спокойной ночи.
Зухра не сводила глаз с Гуджарапа.
– Спасибо. Вы нам очень помогли, – сказал он Зухре.
– Хорошо, – расцвела та в улыбке.
– До свидания.
На улице Гуджарап сказал Павлу и Светлане:
– Она приходила к Деревянину поговорить. Но за ней уже следили. И сразу после ее визита наведались к нему. И ликвидировали.
Когда Гуджарап уехал по своим делам и Павел со Светланой остались одни, он не выдержал и спросил:
– Почему, когда появляется Гуджарап, ты все время молчишь или разговариваешь неохотно… Как будто на него сердишься. Он тебя в чем-то обидел? Обошел по службе?
Светлана молчала, затем выдавила, не глядя на Павла:
– Ладно, скажу тебе, пока не донесли другие.
– Кто «другие»? – не понял Павел.
– Неважно. Просто когда-то у меня с Гуджарапом был роман. Даже не роман, а так, мимолетные отношения… Красив он, сукин сын… Я была для него игрушкой, развлечением. А я…
– А ты? – повторил Рудягин, непонимающе глядя на нее.
– А я увлеклась не на шутку. Да так сильно… Ладно. Садись в машину. Поехали, – сердито буркнула Светлана. – И больше на эту тему я говорить не хочу… Понял?
– Не держи за идиота. Все понял…