Она, кстати, помогала мне и позже, когда было нестерпимо тяжело или больно. Практически не поспав, Юрий Логинович на работу все-таки ушел – тогда с этим делом было очень строго, а мать решилась на прогул. В восемь часов утра мы уже были в больнице, ждали, когда проспится мой несостоявшийся тесть. Он оказался высоким и широкоплечим мужчиной с доброй улыбкой, а белый халат добавлял ему доверия с моей стороны. Привязав за плечо полотенцем пострадавшую конечность к ручке двери медицинского кабинета, хирург неожиданно для меня с силой дернул за кисть. Что-то хрустнуло, боль пронзила насквозь все тело, но зато рука приобрела более естественный внешний вид. До сих пор помню, что это был перелом лучевой кости. Доктор наложил временную шину и повел в рентгеновский кабинет – проверить результат своего труда. Однако он ему, видимо не понравился. Ничего мне не объясняя, он снял шину, и попросил опереться больной рукой о стол, и та опять стала совсем кривой. Вторая попытка поставить кость на место оказалась более удачной. Наложили гипс, и целый месяц я гулял, как раненый боец, с подвешенной на бинтах рукой.
…Когда закончил описывать этот случай, задумался…. Мысль развивалась вслед за дальнейшими размышлениями о справедливости. Не той – субъективной, человеческой, а высшей, порой для нас непонятной. Сделал когда – то больно другому, не возмущайся, когда и самому станет больно…. Мелькнула догадка: может это наказание небес за загубленного воробья? Или за иконы? Или за какой-то другой неблаговидный поступок, который и в голову-то пока не приходит? Но ведь все люди, за редким исключением, совершают иногда явные нарушения десяти библейских заповедей. Получается, что человечество постоянно терпит наказание от Бога? И в чем тогда смысл, что он создал нас такими? Дал нам свободу выбора в поступках, а теперь наказывает? Уснул с мыслью, что, по-видимому, методом «кнута и пряника» Он делает нас лучше, спасает от самих себя….
Отец длительное время работал помощником мастера на ткацкой фабрике в селе Кибердино Тейковского района, мать Александра Яковлевна, там же – ткачихой. Чуть больше ста рублей в месяц получали они от государства, самого богатого, сильного и гуманного в мире. Что на эти деньжонки можно было купить трем мальчишкам, которым хотелось и велосипед, каждому свой, и лыжи, и коньки…. Одежду братья донашивали после меня, так как я был старший. Средний Виктор был на три года младше меня, а Андрей – на целых восемь.
Помню в магазин поселка Нерль, где мы проживали, привезли коньки на ботинках, моего размера. Мне было примерно тринадцать лет, столько же стоили и они – целых 13 рублей, и позволить мне такого подарка родители не могли. Но после того как я увидел подобное достижение цивилизации, кататься на валенках с коньками – снегурками на веревках, уже не мог. Мать, видя страдания старшего сына, сделала коммерческое предложение. В летние каникулы по утрам я должен был собирать пустые бутылки из-под водки и отдавать ей. Выручка целиком поступала в мой карман. Такой вот был заключен устный договор.
И вот все лето, когда друзья еще все спали, в восемь часов утра я на велосипеде объезжал места, где обычно любили выпивать мужики из рабочего поселка. Мог встать и раньше, боясь, что другие охотники за пустыми бутылками лишат меня моей мечты. Приезжал сначала в центр в поселковый парк: там под каждым кустиком, прямо на газоне иногда организовывалось застолье. Как радовала детский глаз лежащая в густой траве, еще покрытой утренней росой, эта зеленая или прозрачная тара!
Затем – железнодорожный вокзал; там тоже было, что-то вроде парка, да и лавочки для людей, ожидающих поезда, зачастую использовались не только по прямому назначению. А домой возвращался по установившемуся маршруту, вдоль железнодорожных путей, по обе стороны которых были лесные посадки, места щедро пополнявшие мою добычу. В общем, к осени коньки мне справили.
Возле леса, километрах в двух от поселка, еще летом я приметил овраг с водой. В самом поселке были пруды, но мы почему – то любили кидать камни в первый лед, стараясь пробить его, и сильно повреждали ледяную гладь. Рано поутру, как только установился первый ледок, я один с новыми коньками рванул на овраг – испытать радость катания по нетронутому перволедью. С одной стороны оврага стоял густой смешанный лес, с другой – колхозное поле, за которым был наш поселок. Я выписывал замысловатые круги, оставляя после себя резаный след, а душа ликовала. Лед слегка потрескивал и прогибался под весом тела, но страха провалиться в воду не было. Вот оно простое, настоящее счастье, а не куча денег в закромах!
…С каким удовольствием испытал бы я подобное чувство тогда, когда был ограничен во всем, даже в праве на передвижение! Но там была свобода, а здесь – неволя. Ведь именно здесь понимаешь, как мало порой надо человеку для ощущения счастья на душе…. Порой из окна камеры увидишь дерево, даже не целиком, а какую-то его часть и испытываешь необъяснимую радость. Траву по дороге в баню хочется потрогать и погладить, ну, естественно, в летнее время года. Кстати, в бане обливаясь горячей водой и смывая с себя накопившуюся грязь, тоже испытываешь «праздник на сердце»….
А вот лыжи отец нам всегда покупал сам, каждому свои, и никогда не ругался, когда мы их ломали, катаясь с крутых гор. А если и ругался, то не сильно и очень редко наказывал. Лишь иногда, несмотря на его демократичность, я умудрялся добиться ремня. И каждый раз – за дело! Экзекуцию он проводил так: зажимал мою голову своими ногами и по голому месту, на котором сидят, прогуливался несколько раз кожаным ремнем. Порой оставались синяки, и сидеть после этого было не совсем уютно. Но не помню случая, чтобы я обиделся на него – наверное, потому что все – таки осознавал справедливость и крайнюю необходимость такого метода воспитания.
…И как не хватало этого ощущения там, в холодном каменном склепе! В смысле – ощущения справедливости наших ограничений, которые были практически во всем. Ведь я и мои друзья точно знали, что мы невиновны в преступлениях, в которых нас обвиняли. При этом и мы же сами должны были это доказать, хотя по закону-то обязанность доказывания лежит на следствии…. Однажды пришедший в тюрьму батюшка из местного храма сказал:
– Ну и что, что вы невиновны в этих деяниях, значит, виновны в других. За них-то вас Бог и наказывает.
А ведь он может быть и прав….
Учеба в школе для меня особых сложностей не представляла, хотя определенное трудолюбие приходилось проявлять, особенно в старших классах. Я ежедневно, без давления со стороны родителей, учил уроки, если что-то не понимал с первого раза, перечитывал снова и снова, пока в голове все не вставало на свои места. А вот дружил не с теми, кто хорошо учился, а с ребятами бойкими или, как их еще называли, хулиганами. Бывало, на каникулах возникнет вопрос, кто и как закончил год или четверть, друзья начнут хвастать своими двойками и тройками, считая это какой- то лихостью, а я молчал. Мне «хвалиться» было нечем: в дневнике красовались одни четверки и пятерки…. Правда, по поведению за четверть случался неуд, да и то не каждый раз.
Зато в школьных конфликтах между мальчишками я участвовал всегда, во всех драках и разборках, иногда даже был их зачинщиком. Вообще физически, где то до четвертого класса средней школы поселка Нерль Тейковского района, где проживала наша семья, я был одним из самых сильных. А вот после летних каникул, придя в школу в пятый класс, увидел, что все мальчишки вытянулись вверх и окрепли, а я как-то остался почти таким, каким и был. Однажды даже проиграл в небольшой потасовке парню, которого всегда до этого легко «ставил на место». Вот тут и взыграло мое самолюбие: каждое утро стал отжиматься от пола, заниматься гантелями, которые где-то нашел по случаю, подтягиваться на крепких сучках деревьев. В итоге статус-кво был восстановлен, а заодно, и по физкультуре в дневнике стали одни пятерки.
Классным руководителем в восьмом и девятом классах у нас была преподаватель физики – Нина Георгиевна Гордеева, серьезная, умная женщина и очень хороший учитель. Она часто мне говорила: «Умная голова, да дураку досталась». Правда, я всегда слышал только первую часть предложения и воспринимал ее как похвалу. Как-то я пропустил по болезни дней десять, и по всем предметам быстро восстановил свои знания, а вот по физике не получалось. Нина Георгиевна решила поговорить со мной наедине: «Вот, погляди, Володя, ты пропустил две важных темы по моему предмету, а на них опираются последующие познания. Поэтому, чтобы подтянуться – либо сам изучи как следует пропущенный материал, либо оставайся со мной после уроков, будем вместе разбираться».
Гордыня не позволяла принять помощь. Неделю читал и перечитывал я эти главы в учебнике по физике, пока не понял их основательно, и отличные оценки вновь заполнили дневник. Мне всегда нравились точные науки – математика, химия, физика, увлекла и астрономия, но к ней в школе даже у преподавателей было отношение как к второстепенному предмету. А жаль – звезды меня всегда манили….
…К месту сказать – упорство в изучении чего-то мне непонятного сильно помогло мне и в дальнейшем. Когда пришлось сражаться за свою свободу. Ведь первые эмоции после прочтения уголовного дела, были какие? « Да вся эта бредятина на суде развалится сама собой». Сейчас-то я точно знаю – не развалилась бы. Пришлось понять «логику» людей, которые, на мой взгляд, ее и не обладали. Затем пришлось тщательно изучить «правила игры» своих обвинителей и…научиться достойно играть «по их правилам». Закон, прописанный в умных книжках, они научились обходить….
Глава 2. Куда пойти учиться, чтобы сильно не трудиться
На выборе текстильного института сказалось страстное желание матери. Сама она работала ткачихой и представляла меня на месте ее начальника. Кроме этого, я знал, что родители переехали из поселка Нерль в Иваново ради меня. Школу я закончил без троек, было стремление учиться дальше, а одного меня, склонного к хулиганству, отпустить в большой город они боялись. Маму я любил, поэтому ей уступил и в 1972 году осчастливил своим присутствием именно это учебное заведение, подав туда документы. А ведь собирался ехать в энергетический институт, но мать ненавязчиво попросила меня «проехать» сначала через текстильный, мол, поглядишь – чему учат, узнаешь про будущие специальности, а потом и решишь где учиться. Все получилось так, как она и хотела.
Готовился к каждому экзамену серьезно, стараясь полагаться не на память, а вникнуть в саму суть…. Однако на физике чуть не «завалился». И не то, чтобы не знал ответов на вопросы билета, а как говорят, напало оцепенение от страха «срезаться». Тем более что в активе уже имел две пятерки, и очень хотелось третью. Преподаватель был «в возрасте», опытный и, очевидно, не первый раз встречал абитуриентов цепеневших от страха. Он стал задавать наводящие вопросы, но и это не помогало вывести меня из глубокого философского созерцания своей ничтожности. Я уже видел двойку, и перед глазами стояла картина известного художника Федора Решетникова « Опять двойка», только мать с отцом были мои, родные. По сути, родители меня никогда не ругали, считая, что я развиваюсь в нужном русле самостоятельно.
И тот, от кого зависела моя дальнейшая судьба, видимо догадавшись о моих видениях, спросил о родителях. В те времена негласно, но имело значение «пролетарское происхождение». А предки-то мои были рабочие…. И я, поняв как мне повезло в этом, вдруг вспомнил – зачем пришел, а заодно и ответ на вопрос. И «тут Остапа понесло»: я отвечал так бойко на первый вопрос, что преподаватель никак не мог меня прервать вежливым «достаточно». Так же темпераментно стал отвечать на второй вопрос, и остановить меня смогла лишь жирная пятерка, которую экзаменатор поднес мне под самый нос, понимая, что я ее не вижу и, надеясь только на мое обоняние. Тогда я впервые понял, что жить в семье, мягко говоря не очень обеспеченной, не так уж и плохо. Радости не было предела….
…Подобный восторг я испытал много позже, когда присяжными были оценены мои выступления на суде, но подробно об этом расскажу в свое время…. Сейчас сижу на деревянном настиле, вспоминаю все свои победы по жизни и четко осознаю, что всегда больше радовался выигрышам на интеллектуальном «фронте». Победы на ринге во время спаррингов или во время многочисленных драк тоже, конечно, доставляли определенную радость, но не такую, совсем не такую. Моя память так устроена, что серьезные вещи почему-то забываются, а вот курьезы забыть не могу. Но может это просто защитная реакция психики на карцерные условия, когда возникает потребность хотя бы слабо улыбнуться, чтобы не сойти с ума? …
Столько, например, полезных знаний получил в институте, а вспоминаются одни смешные ситуации. На одной из кафедр был очень строгий преподаватель, одновременно бывший и нашим деканом, который страшно не любил шпаргалок. Когда он принимал экзамен, то зачастую внезапно вскакивал и бежал меж столов, стараясь обнаружить списывающих. Иногда ему это удавалось, автоматом была двойка и пересдача. Но «голь на выдумки хитра», и один из однокашников, сидящий при сдаче экзамена рядом со мной, сделал шпаргалку на резинке. Она была свернута так, что ее можно было читать прокручивая но, не разворачивая полностью. Один конец крепился к шпаргалке, другой – к рукаву рубашки изнутри.
И когда преподаватель вскакивал и бежал по рядам, успев увидеть нарушающего «порядок» соседа, тот просто отпускал шпаргалку, и она улетала в рукав рубашки. Экзаменатор пытался обвинить его в списывании, но студент разводил руками и клялся, что у него ничего нет. Не сумев разоблачить хитреца, преподаватель возвращался за свой стол, время от времени бросая косые взгляды в нашу сторону. С удивлением он увидел, что мой сосед опять достал свою «помощницу», но целенаправленное «десантирование» вновь потерпело фиаско. Все сидящие на экзамене еле сдерживали смех. И все- таки, несмотря на хороший ответ изобретателя, получил он только тройку.
…Наступило время прогулки в тюремном дворике и я, выписывая круги в гордом одиночестве, снова возвращаюсь памятью в уже далекий областной суд. Надо было тщательно готовиться к каждому заседанию, причем самому, без подсказок со стороны. Какая шпаргалка может помочь в той ситуации? Кто ее подсунет в нужный момент? Рассчитывать приходилось только на реальные знания, в основном, юридические…. Конечно, были записи. Много записей – в толстых блокнотах и тетрадях, на листах и листочках. И всем этим я мог пользоваться, но надо было довольно быстро ориентироваться, что и в какой момент может помочь. И где это находится. И правильно преподнести. Порой даже интонация имеет большое значение….
Были и «добрые» преподаватели. Один старый – престарый профессор по фамилии Горьков продолжал преподавать только ради своей не очень старательной дочери, которая училась со мной в одной группе. У него была очень плохая память, и он во время лекции зачастую путался, забыв, на чем остановился. Перед экзаменом говорил студентам так: «В первый день читайте учебник, во второй полдня читайте, полдня отдыхайте, а на третий, сходите в кино. На экзамен берите шпаргалки, лекции, учебники, пользуйтесь открыто, но спрашивать буду строго».
А преподавал он теоретическую механику, и книга была весьма объемистой. Конечно же, к экзамену никто не готовился, и даже не писали шпаргалок. Но разрешение – разрешением, а учебник я положил не на стол, а себе на колени и спокойно списывал ответы на свой билет.
Зрение в отличие от памяти, у преподавателя было в норме, и он негромко сказал мне: «Ну что вы себе жизнь усложняете? Положите учебник на стол, так удобнее будет». Внимание всех студентов сосредоточилось на моей персоне. Поборов стеснительность, я последовал совету профессора, но так разволновался, что списал не тот ответ, совсем не тот. А должен был я в результате долгих расчетов получить какую-то конечную формулу, которую преподаватель наверняка помнил. Видно, сам лукавый внушил мне ничего не переписывать, а просто к неверным расчетам в конце приписать правильную формулу.
И вот достаточно бойко я ответил на вопрос, но не свой, а абсолютно другой, а в конце сделал многозначительную паузу и выдал: «Далее в результате несложных математических расчетов мы получаем нужную формулу»… Аудитория замерла. Профессор минут пять смотрел на меня в упор, оттягивая, как мне казалось, мою неминуемую гибель и наконец, произнес: «Убедительно, убедительно», и в моей зачетке появилась первая нечестная пятерка.
…Записи – записями, но в карцере – отбой, двадцать два часа, и надо дать отдохнуть своему голодному организму…. Над дверью тускло светит «ночничок». За окном всю ночь слышны крики «дорожников», людей ответственных за тюремные «дороги». По ним идут записки, продукты питания, одежда нуждающимся, иногда алкоголь. Удивительно, но на жестких досках и матраце в шишках я засыпал как младенец. И это несмотря на протестующий желудок. Может потому, что перед сном приучил себя читать вечерние молитвы? А поутру решил сам себя подбодрить и развеселить давнишними историями. Перечитал, что-то исправил, но улыбки, тем не менее, все это у меня не вызвало. Вспомнились следующие институтские события, которые в свое время казались мне очень смешными….
Однажды на семинаре по физике молодой, интеллигентный преподаватель вызвал к доске студента Тропина, сына директора какого-то крупного предприятия в Иваново, не отличавшегося серьезным мышлением, и попросил произвести расчеты, по какой- то задаче. Тропин долго что-то писал на доске, считал, высчитывал и никак не мог свести концы с концами. А преподаватель в задумчивости ходил меж столов, заглядывая в наши тетради и смотря, как мы решаем ту же задачу. Затем в какой- то задумчивости посмотрел на доску и громко сказал матом: «Х…ня». Все засмеялись, а обремененный огромными знаниями преподаватель покраснел и со словами «извините», выскочил в коридор, сократив семинарские занятия.
Вообще эти физики – народ рассеянный. Другой грамотный и хороший лектор по этому предмету час читал нам лекцию с расстегнутой ширинкой. Наших хихиканий он принципиально не замечал, а когда вернулся после перемены, время – от – времени глядел вниз на брюки и краснел.
…Вот вроде бы, явная глупость пришла в голову, но настроение поднялось, и я продолжил фиксировать в журнале свои воспоминания…. Вдруг открывается дверь в мою одиночную камеру и приглашают к фельдшеру – замерять кровяное давление, пульс, вес тела, спросить о самочувствии. Ведь наступили седьмые сутки моего добровольного голодания. А все оказалось хорошо – давление 110 на 70, пульс 56 ударов в минуту, но потерял шесть с половиной килограммов живого веса. Самочувствие? Небольшая слабость, тренироваться в прогулочном дворике не хочется….
Глава 3. Крутить педали – совсем не скучно
Увлекся я еще на первом курсе велосипедным спортом. Тяжелым, кстати, это оказалось занятием. Нагрузки наш тренер, Игорь Николаевич Кузьмин давал такие, что с тренировок мы уходили покачиваясь, а ведь были совсем молодые и здоровые. В свои пятьдесят с лишним лет он выглядел превосходно. В прошлом занимался гимнастикой, был мастером спорта по велосипеду, стройный, почти всегда веселый, с невероятным чувством юмора, коммуникабельный и настойчивый в достижении своей цели. А цель у него была одна – воспитать из нас чемпионов. Кстати, он тренировал и девушек, и они реально занимали первые-вторые места на серьезных союзных соревнованиях. Но из парней он сделал только неоднократных чемпионов Иваново; на более крупных соревнованиях мы едва попадали в первую десятку. Было у всеми уважаемого тренера два грешка – любил, и небезуспешно, приударить за симпатичными велосипедистками, а так же поругаться матом, когда что-то было не по нем. Правда, матом ругался он как- то без злобы, с юморком.
Некоторые пытки, которые он устраивал нам на тренировках в спортзале, запомнились на всю жизнь. Называлось это ОФП, общефизическая подготовка. Для разминки, а потом и отдыха, мы бегали по кругу под песни Высоцкого, которого он любил. Полюбили и мы. Затем надевали, как ботинки на ноги – две гири, каждая по два пуда, и у шведской стенки поднимали их поочередно, как – будто шли к какой-то невидимой цели. Длилась «прогулка» минут десять. Отдых – бег по кругу. Потом эти же железки ставили между двух лавок, приседали и на полусогнутых ногах (с такой-то тягой!) выпрыгивали как можно выше 20-25 раз. Снова отдых – бег по кругу. Иногда мышцы сводило судорогами, но бег исправлял и это. Повторялось все не менее пяти раз. Вслед за этим нагрузка на спину: подошел к штанге весом 160кг и согнулся-разогнулся не менее 8-10 раз. И, наконец, лежа на спине на специальном приспособлении, полусогнутыми ногами выжимали вверх все, что там положено – 200-240 кг.
Как- то раз в спортзале, где стоял этот снаряд, я перебирал свой велосипед – промывал, смазывал, в общем, готовил к соревнованиям. А рядом тренировались баскетболисты, высокие и неуклюжие. И вот один из них, видя приспособление для выжима тяжестей ногами, решил проверить свои возможности. Он неуклюже перешагнул, через мой велик и выжал целых 80 кг. Своим «рекордом» баскетболист поделился с членами своей команды. Они стали поочередно прыгать через мой велосипед и устанавливать «рекорды». Очень быстро мне это надоело. Более сильные «рекордсмены» постепенно увеличили вес до 120 кг. Тогда я попросил их положить все блины от штанги на приспособление – получилось 240 кг. С улыбкой выжал этот внушительный вес десять раз. Впечатлило – все сразу и молча ушли и больше мне не мешали.
Когда начинался сезон, то есть только-только сходил снег, и появлялось мокрое шоссе, мы уже катались по дороге на своих велосипедах. Обрызганные водой и грязью с обгоняющих нас автомашин, накручивали свои первые километры. Чтобы как – то восполнить затраченные калории, нам бесплатно выдавали талоны на питание в студенческой столовой. Все проесть за месяц не успевали, и остатки талонов отоваривали шоколадом. Объедались не только сами, но и родственники. С тех пор я шоколад не очень люблю.
…Впрочем, воспоминания в изоляторе о такой вкуснотище, особенно когда голодаешь, лишь добавляют страданий. Лучше опять ухватиться памятью за что-нибудь смешное или просто приятное. Например, вспомнить игру на бильярде, который я любил перед принудительной изоляцией. Соскучился по зеленому сукну, белым шарам…. Представил картину – разбиваю пирамиду плавным ударом в крайний шар. Биток падает в правую лузу. Красота…. Но вот скрипит ни разу не смазанный запор, открывается обитая железом дверь.
– На прогулку, руки за спину, – скомандовал «гражданин начальник».
Бильярд придется отложить, помечтаю в другой раз….
Забавный случай произошел в городе Пскове, куда мы приехали на республиканские соревнования. Нам, как обычно, выдали талоны на питание в какой-то студенческой столовой. А там, в начале стойки, где выставляются первые и вторые блюда, всегда стояла сметана в 200 – граммовых стаканах, но с содержимым всего 100 граммов. Рядом же был кефир, который был гораздо дешевле. Последний, как правило, наливали сами клиенты и полный стакан.
И вот мой дружок, сын тренера Володя Кузьмин придумал способ легкой наживы. Он в стакан со сметаной доливал сверху кефир, не перемешивая содержимое, и с него плату брали меньше. Мне тоже захотелось дешевой сметаны. И все бы хорошо и вкусно, если бы не солнечный день. Луч света падал как раз на стакан у кассы, и границу между кефиром и сметаной было четко видно. А кассирша сдачу с наших талонов выдавала настоящими советскими деньгами, в этом-то и был смысл нечестного бизнеса. Но она тоже была не лыком шита, и увидев на свету наши стаканы, предъявила Кузьмину, стоявшему впереди меня, претензию….
Он все отрицал и доказывал, что в его сосуде чистый кефир. Однако чайная ложечка, которую работница столовой использовала в качестве детектора лжи, заставила Кузьмина извиниться и заплатить за двести граммов дорогой сметаны. Я скандала ждать не стал, добровольно признался, что в моей таре – чистая сметана и расплатился в полном размере. Бизнес был разорен.
А за нами шел Юра Петров, член нашей же команды велосипедистов, он был в полном неведении о проваленном «бизнес – проекте». У него в руках был полный стакан обыкновенного кефира. Но кассирша уже вошла в раж и предъявила Петрову туже претензию, что и нам, и даже чайную ложечку запустила ему в стакан. …Как она извинялась перед Юрой за ошибку, как извинялась! А этот мошенник, бубня под нос: «Ничего, ничего, бывает» и, отойдя подальше, достал из кармана неоплаченный коржик. Мы ржали, как кони – и над собой, и над кассиршей, и над своим неправильным поведением.
…Опять еда пришла на ум, а я еще не на свободе…. Да и сам поступок-то вспомнился полукриминальный. А где- то в религиозной литературе я читал, что из таких вот мелких грешков в итоге скапливается смертный и непростительный грех. Это все равно, что один камень в мешке, привязанном к шее, в воде тянет на дно так же, как и большое количество мелких камешков. Появилась праведная мысль: « Надо покаяться и в этом поступке перед батюшкой в очередную встречу». Тюрьма тюрьмой, а к батюшке по расписанию….
Помню, как в середине лета 1973 года мы были на соревнованиях в Ленинграде. В те времена Петербург величали именно так. Перед поездкой все мечтали полюбоваться старинными зданиями города, походить по исторически значимым улицам, посетить всемирно известные музеи. Но одного из красивейших городов СССР я так и не увидел: конкурентная борьба проходила в пригороде, там же нам предоставили и временный ночлег. Да и время на воплощение мечты в жизнь тренер нам не предоставил. Сам-то он здесь уже везде побывал, в прошлые поездки. А мы, как бы ни сами по себе, – мы при нем.
На второй день после индивидуальной велогонки, предстояла командная – на семьдесят пять километров. Это значит: четыре велосипедиста от каждой команды, должны были вместе как можно быстрее проехать дистанцию. Вчетвером ехать значительно легче, так как впереди мы оказывались по очереди, в то время как задние, прячась за спину лидера, отдыхали. Со стороны это выглядело как движущийся по часовой стрелке овал, если ветер дул справа, и против часовой стрелки – если слева.
Для такого движения в команде нужны длительные тренировки, чтобы смена лидера происходила слаженно и четко. Зато скорость можно было развить на пять-восемь километров выше, чем у одиночного велосипедиста, которому и отдохнуть-то было не за кем. Кто посильнее, ведущим ехал подольше, таща за собой команду и держа максимальную скорость. Велосипедисты плотно прижимались друг к другу, укрываясь за спинами товарищей от встречного ветра.
Всего было около пятидесяти команд, но тренера интересовала только победа над нашими постоянными конкурентами и земляками из химико-технологического института, и задачу нам он поставил однозначную: «Всем можете проиграть, но у химиков – выиграть».
