Королевство крестоносцев
Зов Клермона был услышан в тиши монастырей и в торжественных кафедральных соборах, в величественных замках и жалких лачугах нищих крестьян. На него откликнулись десятки тысяч человек. Причины у каждого из них и у каждого класса были различны. Воинственные дворяне смотрели на крестовый поход как на возможность дать выход своей энергии и найти применение своему военному мастерству. Сражаться с неверными было не только обязанностью дворян, но того желал сам Господь. Высшее духовенство понимало, что это был путь спасения. Урбан II обещал отпущение грехов всем, кто возьмет свой крест. Орудие Христовых Страданий, крест, стал эмблемой Его воинов, намеренных освободить Спасителя и место Его земного воплощения. Поход в Иерусалим был военным паломничеством; это был очистительный акт покаяния для тех, кто достиг цели, ну а те, кто пал в пути, были увенчаны славой мученика. Для людей, недовольных своим положением, что были во всех классах общества, крестовый поход представлялся дорогой к лучшему будущему. Благородная знать мечтала о княжествах, замках и земельных владениях, а негодяи, которых хватало, – только о добыче. Более того, крепостной крестьянин получал свободу, если присоединялся к армии крестоносцев.
Религиозное рвение было характерно не только для представителей высших классов, и среди простого люда мессианское чувство достигло своего пика. Год спустя после Клермона и задолго до того, как аристократы закончили подготовку к походу, по всей Франции начали хаотично появляться крестьянские армии, которые выдвигались в долины Рейна и Дуная. Иногда их возглавляли местные рыцари, хотя чаще всего крестьяне выбирали вожаков в своей среде. Одно такое воинство выпустило взятую с собой утку, которая была в Средневековье символом колдовства, чтобы узнать направление своего движения. Считалось, что иметь командиров – дело ненужное. Ведомые Богом (Deo duce), они отправились в путь вместе с женами и детьми, погрузив на телеги свой жалкий скарб. Покинув свои родные места и оказавшись в незнакомой провинции, каждый раз при приближении к новому городу они обычно спрашивали, не это ли «Небесный Иерусалим».
Возродилась древняя вера о бедных во Христе, из которых образовалась первоначальная христианская община в Иерусалиме. Под влиянием экстатичных проповедников, стремившихся спасти души и изменить мир, подобно апостолам оставивших мир, чтобы жить в бедности и во Христе, в народе верили, что только бедные войдут в Царствие Небесное. Только самым бедным была дана возможность войти в эту общину избранных с одной-единственной молитвой: «Да приидет Царствие Твое».
Дух авантюризма, набожность, алчность и другие присущие людям страсти обуревали это движение. Когда собрались первые отряды, они начали двигаться на восток. Массовый психоз и давление со стороны общества привлекали все больше новобранцев, и небольшие отряды превращались в армии. Как уже было замечено раньше, первыми в движение пришли крестьяне. Их переход через Рейн и дальнейшее продвижение вдоль Дуная сопровождалось самой массовой и ужасной в европейской истории резней евреев, которой не было подобных вплоть до нашего времени. Еврейские общины в прирейнских землях, существовавшие с древнеримских времен, еще до того, как там осели германцы, были безжалостно уничтожены. Здесь и там епископы по убеждениям или за взятку защищали еврейские общины, но, за небольшими исключениями, это не помогло. Было вполне естественным для того, кто собирался сражаться с неверными за пределами страны, начать с наведения порядка в собственном доме! Общину за общиной ставили перед выбором: апостасия или смерть. Одних евреев крестили насильно; другие, под угрозой смерти, соглашались быть окропленными святой водой; кто-то выбирал мученичество, вдохновляясь преданием об Анне и ее семи сыновьях (2-я кн. Маккавеев, 7) и последним героическим противостоянием Израиля против римлян в Масаде[1]. Даже несмотря на наш век, видевший холокост миллионов, нельзя не ужаснуться, читая еврейские хроники того времени. Отцы убивали своих жен и детей, а потом и себя, принося всех в ритуальную жертву, чтобы избежать осквернения от рук неевреев. Этот невиданный погром, уничтоживший все еврейские общины и их учебные заведения, положил начало трагическому тысячелетию. Это был «Судный день 1096 г.», как он был назван в еврейских источниках (Gzeroth Tatnu); событие это никогда не изгладится из памяти еврейского народа. Виновниками его были те, кто пошел освобождать Святую землю, основывая свою веру на еврейских священных книгах, освобождать гробницу Бога любви и всеобщего мира.
Этот первый поход закончился катастрофой. Не управляемые никем орды вскоре где-то в Богемии (Чехии) остались без провианта, и начались грабежи. Они были практически полностью перебиты местным населением Венгрии и византийского Балканского полуострова. Очень немногие вышли к побережью Босфора[2]. Чешский хронист Козьма Пражский (скончался в 1 125 г.) считал, что они были уничтожены праведным гневом Божьим и что это было отмщением за чудовищную резню евреев.
Тем временем четыре большие армии собирались во Франции: норманнская, англо-норманнов которой возглавил герцог Роберт Нормандский, фламандцев – граф Фландрии Роберт и Стефан Блуаский; дворяне Северной Франции и Западной Германии под началом Готфрида Бульонского; отряды из Прованса под командой графа Тулузского Раймунда IV де Сен-Жиля; и норманны из Италии Боэмунда и Танкреда. Папский легат Адемар, епископ города Ле-Пюи, был своего рода главнокомандующим. Северяне избрали сухопутный маршрут, по которому ранее прошли участники народного крестового похода; южане частью двинулись через Иллирию, частью – переправились через Адриатическое море и высадились на Балканском полуострове. К весне 1097 г. они достигли Константинополя.
Прибытие таких «помощников» едва ли подбодрило византийцев. В Пьяченце Византия просила о присылке отряда славных европейских рыцарей. А получила grande armee, которая разграбила все провинции на подходе к Константинополю, подожгла пригороды и проявила заносчивость и страсть к военной добыче, что не предвещало ничего хорошего. Византийцы не могли не заметить, что в этом воинстве были итальянские норманны, которые несколькими годами раньше пытались вторгнуться в их провинции на Балканском полуострове.
Последовали продолжительные переговоры между императором и крестоносцами. Император требовал если и не верховного командования, то, по крайней мере, гарантий, что эти армии не будут сражаться сами по себе. Его позицию подкреплял тот факт, что крестоносцы нуждались в проводниках и запасах провианта, чтобы пересечь всю Малую Азию – еще недавно бывшую византийской провинцией, а теперь захваченную сельджуками, – а затем достичь Сирии и Святой земли.
По окончании сильно затянувшихся переговоров одни командующие армиями принесли присягу в верности, другие прошли через торжественную церемонию оммажа. Были приняты требования Византии на получение своей части завоеванных территорий. Со своей стороны император обещал предоставить крестоносцам проводников и снабдить армии продовольствием. Никто не был удовлетворен, и все не доверяли друг другу. При таких неблагоприятных обстоятельствах войска 1-го Крестового похода были переправлены через Босфор в Малую Азию. Император мог вздохнуть свободно, а крестоносцы наконец-то столкнулись лицом к лицу с неверными. В известном сражении при Дорилее (ныне Эскишехир) в июле 1097 г. сельджуки потерпели поражение. Их недавно завоеванные земли в Малой Азии стали легкой добычей для крестоносцев.
Большие потери личного состава и невероятные мучения сопутствовали крестоносцам на протяжении всего перехода через засушливые пустынные районы Малой Азии. Армия разделилась, перевалив через горы Тавр и выйдя в Южную Киликию. Одна ее часть под командованием Балдуина, брата Готфрида Бульонского, быстро двинулась на восток к Евфрату, где в Эдессе армянские христиане просили о помощи. Большая часть армии пошла в южном направлении вдоль побережья Сирии.
Прибрежные города закрывали свои ворота перед крестоносцами, которые, однако, не встретили серьезного сопротивления, пока не достигли столицы Сирии Антиохии. Тяжелая и длительная осада закончилась в июне 1098 г. взятием города после предательства одного из своих командиров. Это было поистине чудом, поскольку большое войско сельджуков находилось уже в нескольких днях перехода от столицы. Вчерашние осаждавшие оказались сразу же в роли осажденных в только что захваченном ими городе. Их запасы продовольствия закончились во время осады; людей косили голод и болезни. Ситуация была критической, и крестоносцы вполне могли найти в Антиохии свою могилу. В момент наивысшего отчаяния было чудесным образом «обнаружено» Святое копье, которым тысячелетие назад якобы было прободено тело Распятого Христа[3]. Воодушевленные этим видимым знаком Божественной воли, крестоносцы совершили вылазку и разгромили превосходящие силы осаждавших город сельджуков. Антиохия была освобождена, и уже не было силы, которая могла бы преградить дорогу на Иерусалим.
В этот момент все скрытые до сих пор амбиции и завистливое соперничество вышли наружу. Это была опасность не меньшая, чем угроза со стороны мусульман. Это было моральное банкротство, что привело к распаду армий. Командование оставило Антиохию, и их отряды начали совершать рейды по территории вражеской страны; каждый командир пытался захватить для себя часть земель и сделать их своим владением. Некоторым это удалось, большинству же помешали это сделать друзья или враги. Войско, если таковое и было, пыталось выиграть время в Сирии. Казалось, что Земля обетованная находилась на реке Оронт, а не в гористой Иудее. Исчезли мессианские мечты и надежды на Новое Царство. Идеалы крестового похода были забыты, и начали властвовать самые низменные желания. В условиях духовного кризиса среди руководства проявили себя низы. Больше всего беднейших крестьян в войске крестоносцев, которые по крайней мере умели лучше выражать свои мысли, было в армии Прованса. Брожение среди них привело к бунту, и вождям уже грозило народное восстание. Была оставлена Северная Сирия, и поход на Иерусалим был продолжен, в противном случае стены Антиохии были бы разрушены, а город сожжен. Это был глас истинных крестоносцев, в их умах, в основном простого народа, были безнадежно смешаны представления о земном и Небесном Иерусалиме. Остатки армии вели фанатики, которые сражались в пешем строю без щитов и какой-либо защиты; они верили, что их жизни находятся в руках Провидения. Они не только безжалостно убивали своих врагов мусульман, но даже ели их плоть. Этот народный элемент снова возжег искру энтузиазма.
Ультиматум отрезвил командующих, и армия продолжила движение на юг, задержавшись только в Триполи, напрасно понадеявшись на легкое завоевание ливанских городов. Оттуда армии направились в Иерусалим. Пройдя через Святую землю и оставив в стороне прибрежные города Ливана, удерживаемые египтянами, они миновали города Кесария и Яффа и остановились в Рамле, которую оставили мусульманские жители, а затем, перевалив через горы к середине июня 1099 г., появились под стенами Иерусалима.
Глава 3
Завоевание и установление новой власти
Еще до того, как крестоносцы устремили свои взоры на стены Иерусалима, сложилась новая карта Ближнего Востока. Их победоносный поход через Малую Азию разрушил державу сельджуков, которая угрожала Константинополю. В результате побед «франков» (крестоносцев Франции и других стран) Византийская империя отвоевала свои потерянные территории и вновь отодвинула свои границы от побережья Эгейского моря до гор Тавра.
В горах Тавра армяно-христианские общины, избавленные от угрозы со стороны мусульман, заложили основы своего будущего царства Малая Армения.
Вне этого горного района в Сирии крестоносцы основали княжество Антиохия. К востоку от него Балдуин, будущий король Иерусалима, основал в Эдессе на Евфрате армянское княжество, которым начали править франки.
Далее к югу, на побережье Ливана, армия крестоносцев создала плацдарм, на котором впоследствии появилось графство Триполи. В итоге 15 июля 1099 г., после пяти недель осады, крестоносцы взяли штурмом Иерусалим[4], сломив сопротивление его египетского гарнизона. В последовавшей затем трехдневной резне защитников города мусульман и евреев погибли от 20 до 30 тысяч жителей. Благодарственные молитвы возносились в притихшем Иерусалиме, смердевшем от разлагавшихся трупов, среди сожженных мечетей, синагог и домов горожан.
Взятие Иерусалима завершило эпический 1-й Крестовый поход, продолжавшийся три года. Победоносная армия достигла заявленной цели: Гроб Господень был освобожден из-под власти мусульман. У крестоносцев уже была столица, королевство еще предстояло создать. Судьба окруженного со всех сторон мусульманами нового государства все еще находилась на чаше колебавшихся весов. Собери мусульмане достаточные силы, и с малочисленными поселениями латинян было бы покончено. Однако в этот критический момент мусульмане не смогли скоординировать свои усилия. Соперничество между Дамаском и Каиром делало невозможным совместное наступление на латинян, а Иран, где находился центр сельджукской державы, был расположен слишком далеко, чтобы осуществлять эффективный контроль своих вассальных сирийских эмиратов.
Воспользовавшись почти полным параличом власти мусульман, который наступил после шока, вызванного их поражением, крестоносцы сумели организовать полноценное королевство со столицей в Иерусалиме менее чем за десять лет. Иерусалим в сердце горной Иудеи не мог рассчитывать на помощь крепостей латинян на севере, удаленных на расстояние сотен миль. Образовавшиеся в Антиохии и Эдессе колонии франков должны были в сражениях отстаивать свою независимость и не могли предоставить помощь ни людьми, ни вооружением. Выживание Иерусалима зависело от того, сумеет ли он захватить порты на средиземноморском побережье и установить непосредственную связь с христианскими флотами и Европой.
Во время своего похода на Иерусалим крестоносцы наступали из Кесарии в направлении Рамлы. Приближение франков вызвало среди мусульман панику, и они оставили Яффу и Рамлу, которые были сразу же захвачены крестоносцами. Легко справившись с небольшими гарнизонами в этих двух стратегических городах, они обеспечили безопасность коммуникаций между Иерусалимом и побережьем. Путь в Рамлу из Яффы, шедший по плодородной долине Шарон, оставался небезопасным в течение более десяти лет. Пройти через горные проходы Иудеи по дороге из Рамлы, хотя на ней не было никаких мусульманских крепостей, через ан-Наби-Самвил (Наби-Самуэль) (название стало боевым кличем крестоносцев) было невозможно без воинского сопровождения. При наличии эскорта купцы и пилигримы могли путешествовать в Иерусалим и обратно. Слишком поздно египтяне и сирийцы осознали важность этой дороги между Иерусалимом и Яффой, и время было упущено. На протяжении следующих шести лет (1099–1105) мусульманские нападения на Рамлу и окружавшие ее районы опустошали всего лишь центральную часть страны. Тем временем крестоносцы продолжали получать подкрепления из Европы. Их было меньше, чем ожидалось, но достаточно для того, чтобы предотвратить падение латинских поселений.
Могло показаться, что накануне крестовых походов имели укрепления только побережье Палестины и его приморские города. Вдобавок несколько замков охраняли главный путь из Дамаска в Моав и Идумею, который соединялся с дорогой в Мекку в Хиджазе в Аравии и дорогой через пустыню Синая. Среди гор и холмов Палестины, в которую входили Иудея, Самария и Галилея, по-видимому, не было каких-то крепостей и оборонительных сооружений.
Поняв, что внутренние области страны были почти беззащитны, Танкред повел своих воинов на север и взял Наблус в Самарии и Бейсан, там, где река Иордан пересекает Йизреэльскую долину[5]. Продвинувшись далее к северу, он захватил Тиверию на берегах Тивериадского озера. Так, одним ударом, он создал вдобавок к королевству новое княжество Галилея. Танкред попытался овладеть Хайфой (в то время небольшим портом, хотя здесь и располагалась известная верфь Фатимидов), чтобы иметь выход к морю для своего княжества. Его намерениям воспрепятствовал Балдуин I, король Иерусалима, который даровал лен Хайфа в 1100 г. одному из своих приближенных. Потерпев неудачу на западе, Танкред попытался компенсировать ее на востоке. Отважный норманн из Сицилии, имея под своим началом не более 80 рыцарей, пересек Иордан и проник на плодородное плато на южной оконечности Ливанского хребта. Предприняв оттуда несколько вылазок в поисках фуража, он оказался в итоге в южной житнице Дамаска. Не имевшая защиты сельская местность, богатая зерном и скотом, постоянно подвергалась грабительским набегам. В сирийской метрополии резко поднялись цены на продовольствие и появились первые признаки его нехватки. На этом никем не обороняемом поле битвы Танкред добился главной политической, если не военной, победы. Правители Дамаска были вынуждены признать, что новая власть на Ближнем Востоке крепнет и намерена там остаться. Им пришлось вступить в переговоры с франками и пойти на необычное соглашение. Голан, то есть земли, находившиеся к востоку от Тивериадского озера и к югу от Дамаска, стали частью некоего кондоминиума. Обе стороны согласились не строить укрепления в этой области, но поделить получаемые здесь доходы: треть шла Дамаску, треть – франкам и еще одна треть – феллахам, то есть крестьянам, обрабатывавшим землю. Это соглашение, несмотря на то что его несколько раз нарушал Дамаск, который даже постарался захватить Моав и Идумею, расположенные на юге, оказалось наиболее длительным среди всех франкских договоренностей. Дамаск со временем понял, что иметь своими соседями франков гораздо безопаснее, чем мусульман, которые постараются «спасти» его от неверных, чтобы самим стать хозяевами. К двадцатому году существования Франкского королевства соглашение, принятое под давлением, стало краеугольным камнем политики Дамаска. Довольно любопытно, что оно оставалось в силе, даже когда в середине столетия Дамаск пал в результате объединительной политики Нур-ад-Дина и вплоть до разгромного поражения крестоносцев в битве при Хаттине в 1187 г. Основание княжества Галилея было результатом индивидуального предприятия. Его быстро присоединил к своим владениям Балдуин I, когда Танкред оставил страну, чтобы принять на себя обязанности регента на время нахождения в плену своего родственника Боэмунда, князя Антиохии.
Тем временем крестоносцы продолжали наносить удары по прибрежным плацдармам. Яффу и Хайфу франки захватили еще до восшествия на престол в 1100 г. Балдуина I. Побережье было просто усеяно городами. Одни из них, такие как Арсуф, были не более чем простыми рыбацкими портами; другие, как Кесария, уже потеряли свою былую славу. Были расположены здесь также и важнейшие центры торговли, как Тир и Акра с искусственными гаванями, построенными еще во время правления династии Тулунидов в IX в. Естественный залив Акры имел надежную якорную стоянку, что было важно, потому что на побережье страны не было гаваней. Город лежал на перекрестье дорог: одна шла с севера на юг вдоль берега моря, вторая вела к Йизреэльской равнине и в Галилею и Трансиорданию.
Завоевание побережья оказалось трудной задачей для королевства, которое заполучили конные рыцари и пешие воины. У них не было практически никаких осадных средств для захвата этих приморских городов, в которые по морю можно было бы поставлять продовольствие и подкрепления из Египта и Тира. Но тут вмешались в военные действия крепнувшие морские республики Италии. Некоторые из них, как Амальфи, имели давние связи с Восточным Средиземноморьем. Ее купцы часто заходили в порт Александрии и посещали городские базары. В третьей четверти XI в. они даже построили для себя церковь и странноприимный дом в Иерусалиме. Но начинался закат Амальфи, особенно явно это проявилось со времени завоевания ее норманнами. Молодые города шли на смену республикам, и самыми важными среди них были те, что не были прежде связаны с Левантом. Венеция, наполовину союзник и наполовину враг Константинополя, и частый гость в Александрии, колебалась вступить в опасную войну, которая могла бы подорвать прибыльную торговлю с мусульманским Левантом. Но Генуя и Пиза, чьи корабли курсировали вдоль побережья Западной Италии и у берегов Южной Франции, с надеждой смотрели на Восток, обещавший новые рынки сбыта и источники снабжения. Иногда отдельные предприимчивые купцы снаряжали корабли для торговли с Левантом; чаще строительство и снаряжение флота было делом совместных усилий горожан и церкви. Христианская вера, страсть к приключениям и обладанию невиданными богатствами имели своим следствием строительство крупных флотов, суда которых разворачивались в направлении Святой земли. Были заключены договоры между Латинским королевством и Пизой и Генуей, обещавшие последним богатые трофеи и особые привилегии в будущих завоеваниях. Немногим позже Венеция, которая обладала самым мощным флотом, связала свою судьбу с новыми государствами крестоносцев. Город Святого Марка не был равнодушен к пробирному клейму серебра.
Сотрудничество с итальянскими флотами склонило чашу весов в пользу крестоносцев. Египетский флот, который мог вполне успешно сражаться с европейцами, хорошо зная свои моря, побережья и ближайшие порты, так и не предпринял каких-либо серьезных действий. Его спорадические появления говорили об отсутствии решимости, и все немногие стычки на море заканчивались тем, что египтяне уходили на свою базу в Аскалоне. Подобная тактика была большой ошибкой египтян, которая стоила мусульманам восточного побережья и помогла окончательному установлению власти франков.
Каждый год, между Пасхой и поздней осенью, когда итальянские корабли приплывали из Европы (зима была опасным периодом для навигации), франкские армии начинали очередную кампанию и наносили удар по одному из портов, в то время как пришедшие итальянские суда блокировали его с моря. Через несколько недель осады города сдавались; их отдавали на разграбление, а население вырезалось. Только во втором десятилетии существования королевства произошли значительные изменения в подобной политике. Франкская знать, которая ожидала получить во владение свой феод в результате завоеваний, старалась предотвратить грабежи и резню горожан. Дворяне предпочитали обзавестись уцелевшими после осады городами вместе с их купеческим и ремесленным населением, а не грудами тлевших развалин.
Около 1 100 г. все побережье за исключением двух городов было в руках франков. Тир на севере, с великолепной гаванью, держал осаду вплоть до 1 124 г. На юге египтяне превратили Аскалон, постоянно угрожавший Иерусалиму, Рамле и Яффе, в неприступный оплот. Аскалон оставался мусульманским до 1 153 г.
В середине 1120-х гг. крестоносцы, видимо, определили свои военные цели и стратегическую политику экспансии и выхода на природные границы. Палестинские реки, как правило, не служили границами. Даже Иордан можно было легко перейти в нескольких мелководных местах, а южные и юго-восточные части страны, сожженные солнцем и крайне засушливые, вообще не имели рек. Крестоносцы избрали в качестве естественной границы пустыню. За исключением северо-запада, где дорога между морем и горами Ливана связывала королевство Иерусалим с франкским графством Триполи, и запада, где стеной служило море, крестоносцы провели свои границы по линии, разделявшей пахотные и населенные земли и пустыню. Как уже упоминалось, земли между Тивериадским озером и Дамаском, библейские Голан и Башан, оставались демилитаризованной без всяких укреплений территорией, которая находилась в совместном владении франков и Дамаска. На юге крестоносцы нашли союзников среди местных христиан и заложили основы Франкского княжества, манор Трансиордании. Предусмотрительно укрепив древние города и построив новые оборонительные сооружения вблизи источников вдоль известной дороги, они превратили все земли от Аммана до Акабы во франкские владения. Вклинившись между Дамаском и Египтом, они стали серьезным, а возможно, и непреодолимым препятствием для прямых связей между Сирией и Египтом. В то же время новые франкские замки контролировали один из основных транспортных и торговых путей в исламском мире.
С основанием манора Трансиордания франкские границы приблизились к самой пустыне, тем самым препятствуя сосредоточению мусульманских войск на восточном фланге. Сложная система замков и гарнизонов, построенных франками, была нацелена на создание надежной границы, которая могла защитить от любой попытки вражеского нападения с востока. Со временем сложился своеобразный образ жизни в этих отдаленных и пустынных районах востока. Франки нисколько не желали препятствовать торговле и паломничеству. Они предпочитали извлекать доход, обеспечивая безопасность прохождения мусульманских караванов и выделяя для них вооруженное сопровождение.
В то время как продвижение на восток и создание там укрепленных границ было делом довольно простым, поскольку этому не было активного вооруженного сопротивления, на юго-западных границах страны сложилась иная ситуация. К югу от Яффы прибрежные дюны продвинулись вглубь суши на значительное расстояние со времени ухода византийцев. Там не было ни одного значительного поселения. Далее к югу продолжали существовать только древние города Аскалон, Газа и Рафах. Они жили за счет узкой полосы плодородной земли, расположенной за дюнами, прибрежной торговли и прибыли от прохождения караванов в Египет и в обратном направлении по северному пути через Синай. Месяц спустя после завоевания Иерусалима Аскалон едва не взяли франки. Напуганные одним видом армии франков, жители уже были готовы капитулировать; но тут между вождями крестоносцев вспыхнула ссора, и это придало новые силы оборонявшимся. Незначительный разлад стоил франкам 50 лет борьбы, чтобы поставить Аскалон на колени. Аскалон был на протяжении двух поколений занозой в теле королевства. Египтяне правильно понимали его значение. Это был населенный и хорошо укрепленный город у Синайской пустыни и вполне мог служить плацдармом, нацеленным против Латинского королевства. Запасы провианта и различного снаряжения, гарнизон и небольшая флотилия, базировавшаяся в порту города, делали его неуязвимым при скудных ресурсах крестоносцев. Египтяне приложили все свои силы, чтобы удержать город. Три или четыре раза в год они меняли гарнизон, привлекая свежие части для защиты мощных стен. Каждый родившийся в городе ребенок ставился на военное довольствие, гарантируя стабильность населения. Более того, Египет ежедневно снабжал Аскалон продовольствием, потому что постоянные набеги франков мешали ведению сельского хозяйства. Несколько франкских приступов провалились, хотя мусульмане оставили Газу и Рафах.