Трулль кивнул.
– Сюда движется летерийский торговый караван, – добавил Рулад. – Бинадас встретил их по дороге. Аквитором у них Серена Педак. С ними идет Халл Беддикт.
Халл Беддикт. Бывший летерийский страж-посланник, который предал нереков, тартеналей и фарэдов. Что ему здесь понадобилось? Трулль знал, что не все летерийцы одинаковы. Несхожесть взглядов выливалась в ожесточенные стычки. В летерийских городах предательство считалось обычным делом. Если слухи верны, то изменники водились там даже в королевском дворце. Вот и этот торговец, что возглавляет караван, наверняка будет говорить не от лица своего правителя, а от имени тех, кто его нанял и заплатил ему. Серена Педак, как и полагается аквитору, своего мнения не раскроет и в чужие суждения вмешиваться не станет. Более ничего о ней Трулль сказать не мог; всякий раз, когда эта женщина появлялась в их деревне, сам он отсутствовал. Ну а бывший страж-посланник, говорят, неподкупен. Был ли он таким всегда, или же это предательство собственного короля так на него повлияло? Да кто же его знает.
Трулль смотрел, как рабы заносили оружие в полутемный арсенал.
Такое чувство, что даже его родные братья в чем-то изменились. Между ними как будто пролегли невидимые тени, и от дуновения ветра эти тени гудят наподобие туго натянутых веревок. В кровь братьев проникла Тьма. Ох, все это отнюдь не на пользу грядущему походу. Как бы чего не вышло.
«Опять я тревожусь на пустом месте. Не умею смотреть дальше своего носа или же вижу все не так, как есть. И виноват только я один. Вина укоренилась во мне, как ядовитое семя. Нужно помнить об этом и следить за собой. Напридумывал невесть чего про Рулада и Майену. А ложные мысли ведут к ложным поступкам, и их ядовитый источник не иссякает…»
– Бинадас говорил, что этот торговец, Бурук, везет нам летерийское железо, – сказал Рулад, прерывая раздумья Трулля. – Железо нам не помешает. А летерийцы и впрямь глупцы.
– Нет, они не глупцы, – возразил Фэр. – Им просто все равно. Сегодня им выгодно продавать нам железо, а завтра – развязать с нами войну.
– Или отправиться бить наших тюленей, – добавил Трулль. – У летерийцев десять тысяч загребущих рук, и никогда толком не поймешь, кто же у них на самом деле всем заправляет.
– Их король Эзгара Дисканар не похож на нашего Ханнана Мосага, – промолвил Фэр. – Он не правит своим народом, обладая безраздельной…
Фэр не договорил. Повернувшись к нему, Трулль увидел, что тот глядит куда-то в сторону.
– Вечером к нам приглашена Майена, – вдруг сказал старший брат. – Матери может понадобиться ваша помощь.
– Раз нужно, поможем, – все с тем же странным, совершенно несвойственным ему равнодушием отозвался Рулад.
«Ошибаешься, Фэр. Ханнан Мосаг более уже не обладает безраздельной властью… Мы своим походом в Каменную чашу поколебали его положение. А может, у короля-колдуна никогда и не было этой самой власти. Взять тех же женщин…»
В хозяйском доме полным ходом шли приготовления к празднеству. Рабы что-то мыли, чистили, выносили шкуры, чтобы выбить из них пыль, заправляли маслом дополнительные светильники. Черед Удинааса наступал вечером, а пока ему дозволялось немного отдохнуть. По пути в свою каморку он заметил Уруту, стоявшую возле главного очага. Но там было сумрачно, и ему удалось проскользнуть незамеченным.
Удинаас ни на мгновение не забывал предупреждение Ведьминого Перышка. Если тисте эдур вдруг обнаружат, что в жилы раба попала кровь вивала, его убьют на месте. Надо таиться, но вот только как? Этого Удинаас не знал.
Он развернул подстилку и лег. Со всех сторон на него налетали звуки и наплывали запахи. Летериец лежал на спине, закрыв глаза.
Вечером он увидит Ведьмино Перышко. За все это время она лишь однажды явилась ему во сне. Других случаев поговорить с юной ведьмой Удинаасу не выпадало. Он догадывался, что девушка сторонится его, и причина тут не только в неравенстве их положения. Ведьмино Перышко чуяла в нем кровь вивала. Так колдунья говорила Удинаасу во сне, если, конечно, там действительно была она.
«Почему ты так уверен? – спросил он себя. – А вдруг все это – ловушки твоего собственного воображения? Вдруг оно придало праху совершенно иные очертания?»
Удинаас решил, что непременно поговорит с Ведьминым Перышком, как бы она на это ни отреагировала.
Судя по приглушенным ударам, доносившимся снаружи, рабы дружно выколачивали пыль из ковров. На мгновение Удинаас задумался о том, куда мог подеваться его дух Тени, после чего провалился в сон…
Тела у него не было. Все ощущения являлись неведомо откуда. Например, запах льда. Удинааса окружала плотная голубоватая дымка. Сквозь нее проступали полосы какой-то зелени. Их сменяли другие: черные и желтоватые. Наверное, то были участки земли и песка. Издалека доносился шум водных потоков, больше напоминающий вздохи и стоны. Сверху, из разрывов в облаках, нещадно палило солнце. Неожиданно раздался громоподобный хлопок, и весь мир вокруг вздрогнул.
Удинаас плыл по каким-то незнакомым, покрытым льдом местам. Похоже, двигался только он один; больше вокруг не наблюдалось никакого движения. Времени здесь тоже не было. Ничто не давило на Удинааса и не разрывало его на части.
Внутри ледяных глыб застыли чьи-то трупы. Их принесло сюда издалека, со стороны низин. Казалось, лед окутал своих жертв внезапно. Глаза мертвецов были полуоткрыты; вокруг тел застыли красным туманом облачка крови. Рядом Удинаас замечал и другие облачка, оставленные желчью и всем остальным, чем начинено человеческое тело. И не только человеческое. В лед вмерзли жертвы громадного побоища. Тисте эдур и их темнокожим союзникам противостояли ящероподобные твари. У некоторых вместо рук поблескивали мечи. Число этих монстров не поддавалось никакому счету.
Постепенно Удинаас добрался до места, где мертвые полуящеры заполонили собой все пространство, и теперь лавировал между «берегами». И вдруг откуда-то снизу ударила струя талой воды розово-красного цвета. Пробиваясь сквозь трупы, струя эта то слабела, то крепла, будто вверх ее гнали сокращения какого-то гигантского сердца, скрытого глубоко внизу.
Вода была ядовитой.
Удинаас бросился прочь. Он плыл (или бежал?), натыкаясь на трупы. Его вынесло в овражек, где мертвых тел не было. Не задумываясь о происхождении овражка, летериец помчался дальше. Быстрее, еще быстрее… пока его не поглотила тьма.
Потом тьма рассеялась. Внутри ледяных глыб застыли косматые бурые звери. Многие стояли на задних лапах, открыв пасть, откуда торчали клочки зеленой травы. Замерзли целые стада. Их бивни были направлены в сторону Удинааса, а блестящие глаза, казалось, внимательно следили за ним. В одном месте он заметил волка. Время остановилось для хищника вместе с прыжком, который так и не завершился… Еще одна сцена гибели, наступившей все по той же причине. Окружающий мир внезапно изменился. Но неужели настолько внезапно, чтобы дыхание ветров стало обжигающе ледяным?
«Оказывается, мир тоже способен предавать, – подумал молодой человек. – Скиталец милосердный, да как же такое возможно?»
Для многих соплеменников Удинааса богом была определенность во всех ее проявлениях. Такое воззрение на мир делало его проще и понятнее; холодное суждение, словно меч, рассекало собой что угодно. И все, более уже никаких исправлений, никаких изменений. Удинаас не раз наблюдал подобную определенность, но рассекающий меч всегда держали в руках другие.
Пусть не в людях – в самом мире все-таки была какая-то… определенность. Разумеется, мир менялся, и порою весьма жестоко, но ты хотя бы понимал, чего ждать. Ну скажите, какая природная стихия способна в мгновение ока покрыть льдом громадные пространства? Так неузнаваемо преобразить все вокруг могло только колдовство. Должно быть, кто-то обрушил на эти земли чудовищный магический удар. И все равно… чтобы безропотно подчиниться магической силе… Здешний мир не мог не сопротивляться чародейству. Удинаас привык верить, что природа сильнее магов и богов, иначе от мира уже давным-давно ничего не осталось бы.
Суша наверняка противилась магии. И море тоже. И ветер. И звери, травы, насекомые. Они просто не могли сдаться без борьбы. Но… потерпели неудачу.
Взгляд раба наткнулся на неуклюжую каменную башню. Узкий проем, похожий на след от косого удара, означал вход. Сам не понимая зачем, Удинаас направился туда.
Внутри он неожиданно почувствовал, что вновь обрел привычное тело. Споткнувшись, летериец повалился на колени. Обжигающе холодный камень содрал ему кожу на ладонях и коленях. Поднимаясь, он ударился плечом обо что-то непонятное и, скорее всего, вывихнул плечо.
Ледяной воздух с трудом проникал ему в легкие. Каждый вздох отзывался болью. Глаза слезились, и слезы тут же примерзали к коже. В слабом голубоватом свечении Удинаас разглядел окоченелый труп. Замерзший был достаточно рослым. Кожа цвета выбеленного пергамента; пальцы длинные, заостренные, и суставов на них больше, чем у людей. Узкое лицо с черными глазами, в которых до сих пор застыло легкое удивление. Вся одежда погибшего состояла из узких кожаных ремешков на поясе и вокруг чресл. Оружия при нем не было.
В нескольких шагах Удинаас заметил еще несколько трупов, застывших в судорогах смерти. Их кожа была зеленоватого оттенка, а изо рта торчали клыки. Похоже, в башне обитала семья: отец, мать и двое детей. Тела всех были изувечены. Из рваных ран торчали обломки костей. Все говорило о том, что бледнокожий явился в башню и убил всех четверых.
Зрелище повергло летерийца в дрожь. Руки и ноги его онемели.
– Эй, Сушняк! Дух Тени! Ты здесь, со мной?
Молчание в ответ.
Сердце Удинааса начало бешено колотиться. Мир, куда он попал, вовсе не походил на сон. Напротив, он был слишком уж реален. Но в то же время Удинаас не чувствовал боли от вывиха в плече. Так, может, он все-таки спит в знакомой коморке в хозяйском доме?
Да нет, ничего подобного: он находится здесь, рискуя замерзнуть насмерть. Здесь, в ледяных глубинах, в мире тайн, где времени не существует.
Удинаас повернул голову в сторону проема и только сейчас заметил на заиндевелых камнях пола следы, которые вели вглубь, к какой-то арке. Вполне человеческие, если судить по отпечаткам босых ног. Следы ребенка.
«Портал! – догадался летериец. – Так вот откуда это свечение!»
По другую сторону портала льда не было. Только туманное серебристое пространство. Возможно, оно являлось завесой.
Преодолевая дрожь в ослабевших ногах, Удинаас решил выяснить, откуда же берет начало цепочка маленьких следов. И понял, что начиналась она позади трупа светлокожего воина. Тот упирался плечом в стену, за счет чего и оставался в стоячем положении. Молодой человек едва не вскрикнул: у мертвеца был начисто снесен затылок! Раздробленные кости черепа примерзли к волосам, а серые сгустки были выплеснувшимся наружу мозгом. Похоже, этого воина ударили не мечом и не каким-то другим оружием. Голову ему проломили чудовищной силы кулаком.
Удинаасу вдруг показалось, что убийство произошло совсем недавно.
А ребенок? Был ли он очевидцем случившегося? Вряд ли. Малыш появился уже потом, но не из портала. И не снаружи, ибо дальше следы отсутствовали. Он просто возник откуда-то. Только вот зачем? Чтобы поковыряться в мозгах убитого? Ростом воин не уступал тисте эдур. Ребенку пришлось бы на что-то взбираться.
Мысли текли все медленнее. В вялости, охватившей Удинааса, было даже что-то приятное. Теперь он уже без прежнего ужаса взирал на жуткую сцену. Глаза начали слипаться. Сон во сне? Но задремать на таком морозе означало верную смерть. Удинаас вдруг представил, как на подстилке находят его окоченевший труп. Истолкуют ли это хозяева как опасное знамение?
«Нельзя спать, – мысленно твердил он себе. – Иди дальше. Туда, в серебристый мир».
Взглянув еще раз на страшную картину пятикратного убийства, летериец медленно двинулся к порталу.
