Катя отставала от остальных метров на пять.
– Как думаешь, отсюда можно выбраться не через станции?
– Из тоннеля? Ну, если представить метро как гигантское бомбоубежище, то оно должно делиться на автономные отсеки, и каждый такой отсек по идее должен иметь свой герметичный выход. Но я сомневаюсь, что мы сможем его открыть, даже если найдем.
Пустовалов кивнул и погрузился в свои мысли, пока его не оглушил девичий визг.
Метрах в пятнадцати луч фонаря высветил Харитонова и Катю, которую тот крепко держал за запястье.
– Еще один вопль и я сломаю тебе руку. – Говорил великан.
– Этот придурок опять за свое. – Закатил глаза Виктор.
Девушка с ненавистью глядела на Харитонова.
– Роман, свети. – Приказал Харитонов.
Луч уткнулся в его плотный затылок, переходящий в «медвежью» шею.
– Что ты делаешь? – Крикнул Пустовалов.
– Провожу воспитательную работу.
– Слушай, я видел, какую работу провели с ментом твои родственники из Гвианы.
– Лучше поинтересуйся у этой шлюхи, что она собиралась сделать.
– Это преступление! – Жестким голосом заявила Катя. – Отпусти меня сейчас же! Я иду домой.
Вопреки ожиданиям, Пустовалов не увидел в лице девушке страха, оно было перекошено от гнева.
– Это не называется идти домой, дура, это называется подвергнуть всех риску.
– Какому риску? Я никого не заставляю идти со мной!
– Ты с ума сошла! – Поддержал великана Ромик.
Катя с силой дернула руку на себя, и, судя по тому, как вспышка боли отразилась на ее лице, с таким же успехом можно дергать руку, зажатую в дубовой колодке.
– Что ты делаешь?!
Катя посмотрела на Пустовалова.
– На кого ты смотришь? – Усмехнулся Харитонов, притягивая девушку к себе. – Ему плевать на всех, кроме себя. И этот тоже не поможет…
Харитонов словно видел отражения в глазах девушки.
– Там в вагоне он чего-то дунул, а теперь запал выдохся. – Харитонов обернулся с хищной улыбкой, указав на Виктора неожиданно появившимся в руке молотком.
Виктор и впрямь казалось, впал в ступор. И толи дело было в ракурсе луча, толи что-то изменилось в самом Харитонове, но сейчас он был по-настоящему страшен, как дикий голодный медведь-шатун. Медведь-людоед.
– Свети.
Скачущий луч вернулся на место.
– Вы мне еще спасибо скажете. – Сказал Харитонов, ловко перехватывая Катину руку выше локтя. – Ничего личного, все ради общего блага.
– По-твоему, ломать руки молотком это общее благо? – Спросил Пустовалов.
– Ломать?! О чем ты говоришь! – Испугалась девушка.
Вместо ответа последовал оглушительный, почти животный далекий крик. Пустовалов слышал такой крик в детстве, когда случайно забрался с Гариком и Вадиком в свиноводческий комплекс.
– Что они там делают?
– Экзекуция. – Улыбнулся Харитонов. – Кое-кому здесь она тоже не повредит.
Медведя-шатуна дикие крики не только не пугали, но казалось, даже радовали.
– Все любят, – говорил Харитонов, пытаясь расстегнуть ремень на брюках, – когда кто-то делает за них грязную работу. Даже те, у кого есть ствол, не станут применять его, если им это невыгодно. Я правильно говорю?
Харитонов потянул руку девушки вниз, будто собирался уложить ее на рельсу, как на плаху.
Катя завизжала и стала изо всех сил вырываться.
Луч фонаря дрогнул.
– Свети! – Скомандовал Харитонов.
– Иван… – Робко начал Ромик.
– Заткнись!
– Отпусти ее, придурок!
Миниатюрная девушка встала перед Харитоновым. Пустовалов почувствовал легкий укол. Его удивили требовательные нотки в дрожащем голосе, но неприятное чувство не было связано с чувством вины или беспокойства. Оно было связано с воспоминанием. Очень далеким воспоминанием. И почему на рожон часто лезет тот, кто меньше всего готов к последствиям?
– Что такое? – Посмотрел на Дашу страшный Харитонов. – Я же сказал заткнуться.
– Убери молоток и отпусти ее.
В плотоядных крохотных глазках Харитонова сверкнул интерес.
Даша продолжала стоять перед ним, хотя ее плечи вздрагивали.
– Ну? Что еще сделать?
– Я обещаю тебе большие неприятности, если не отпустишь ее. – Сказала она неуверенно.
