Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 6

Для предотвращения революционных событий, оснорвываясь на опыте французской революции, Александр I еще в 1804 г. посылал своего друга Новосельцева в Англию с инструкцией, в которой начертал идею заключения между европейскими государствами общего мирного договора и создания Лиги народов, предлагал вести «Кодекс международного права», по которому страны взяли бы на себя обязательства не начинать войны, не исчерпав всех мирных средств, представленных посредниками. Основная видимая идея этого Права заключалось в сохранении мира в Европе, невидимая – сохранения монархической Европы (со всеми отсюда вытекающими последствиями, как помощи друг другу и т.п.) Вместе с тем, предлагая континентальный союз, как его основатель, Александр I вправе мог рассчитывать занять в союзе главенствующее положение, а уже затем через союз проводить политику в Европе умеренных либеральных взглядов, т.е. оправдать свое предназначение мессианства – стать как бы освободителем от «угнетения во всей Европе». Но, на тот момент времени эта, даже видимая сторона идеи вызвала недоверие и усмешку в большинстве европейских столицах. Теперь же, после десятилетия наполеоновского нашествия по Европе, когда Александр I вернулся к этой идеи, отношение к союзу в Европе в корни изменилось.

Принятый венский мир был не прочным. Под прикрытием французской угрозы в Европе возникла политическая система одних держав явно притесняющие других: Франция, возвращенная к границам 1792 г., униженная после стольких лет безмерного величия, подвергнутая международному надзору, остается не примеренной и непримиримой; Англия, остановив морское и колониальное развитие Франции, переходит к повсеместному расширению сферы своей империалистической политики, что неизбежно должно было столкнуть ее на востоке с Россией; Австрия, установив свою гегемонию в Германии, входит в конфликт с Пруссией, утвердившись в Италии, она обращает против себя итальянский патриотизм; в славянском и турецком вопросах для нее неминуемые столкновения с русской политикой; Пруссия, восстановленная, но географически и стратегически разорвана на две части, возвращается к своей традиционной германской политике, объединительной и противоавстрийской; Россия, разрешив польский вопрос, открыла на конгрессе свою игру, отказавшись гарантировать неприкосновенность Пруссии.

Для сохранения стабильности в Европе требовалась объединяющая идея, которую вновь и предложил Европе Александр I, лишь уже с совершенно открытым текстом защиты монархических устоев. Уже 12 мая в докладе секретаря конгресса Гентца было сформулировано основное положение будущего Союза: «союзники признают общественную свободу Франции, но настолько, насколько она совместима с их безопасностью и общим спокойствием Европы»211. После чего, Александр I составляет декларацию, предоставив ее 14 сентября 1815 г. королю Прусскому (Фридриху-Вильгельму III) и императору Австрийскому (Францу I). Сквозь мистическое содержание этого документа, полагающего правила веры в основу управления государствами и догмат Божественного водительства в обосновании монархической власти, ясно просвечивает призыв от трех абсолютных государей, ко всем монархам Европы объединяться «во всех случаях и во всяком месте»212, для защиты Богом данный абсолютизм (соответственно от народного движения). Декларация прямо династического характера. Кроме Английского принца-регента, не пожелавшего формально связывать себя этим договором, и Турецкого султана (не христианские державы исключились из европейской политической семьи), все монархи Европы присоединились к «Священному Союзу». Ближайшим приложением этой декларации появился, как все понимали, акт надзора за Францией, восстановление ее законной монархии.

Задача у Александра I была одна: возникший после войны «Священный союз» должен был заменить противонаполеоновскую коалицию с таким условием, как можно больше включить в себя членов Европейских держав, с правом главенствования России, как одного из самых сильных континентальных государств, несущее модные либеральные идеи и выступающие за старые монархические устои, и с правом вмешательства во внутренние дела государства по общему совету, являющегося членом «Священного Союза», без согласия на то последней. Главной целью Священного союза являлось сохранение установленной Венским конгрессом системы новых государственных границ, укрепление прежних династий, подавление революционных и национально-освободительных движений.

Сам Александр I, имея чисто монархические взгляды, использовал через Священный союз либеральные идеи в Европе, как исполнитель своей мессианской роли, он набирал политический вес, он был горд и мечтал быть самым первым, и теперь, после Наполеона (который освобождал народ от гнета), он удвоил свою энергию по распространению идеи равенства и свободы, благо, что почва после Наполеоновского нашествия (которое морально закрепощало народ перед оккупантами) была вполне благоприятной. Александр I настоял, чтобы Франции была дана конституционная хартия; в ноябре 1816 г. ввел, согласно Венскому договору, подобие национального конституционного устройства в русской Польше, тогда как Прусский король и Австрийский император от этого уклонились, поддерживал агитацию равенства всех в Германии и Италии; поощрял революционные движения славян и греков против султана, и вообще был разработчиком множества других вариантов большего единения, большей продуктивности всего европейского сообщества.

Для принятия мер против нарастающего революционного движения в европейских странах периодически созывались конгрессы Священного союза. В 1818 г. в немецком городе Аахене было решено вывести оккупационные войска из Франции, поскольку она сама входила в Священный союз. В конце 1820 начале 1821 г. в г. Троппау (ныне Опава) на территории Австрии и Лайбахе (ныне Любляна) проходил второй конгресс, в обстановке полыхавших революций в Португалии, Испании, Неаполе и Пьемонте. Конгресс принял решение о «праве» вмешательства во внутренние дела других государств с целью ликвидации возникших у них революций, дал санкцию Австрии на ввод войск в Неаполь и Пьемонт. В 1822 г. в итальянском городе Вероне состоялся третий конгресс, санкционирующий ввод в 1823 г. французских сил в Испанию для подавления там революции. Однако, как и Венскому конгрессу, так и Священному союзу не удалось ни восстановить в полной мере прежние монархические порядки в Европе, ни предотвратить периодически вспыхивавшие в течение всей первой половины XIX в. революции.

Жизнь Священного союза продержалась, более-менее, до кончины Александра I, каждое государство старалось действовать исключительно в своих интересах, сводя свое присутствие в Союзе игрою на интригах, поскольку никто не желал усиления любой стороны, тем более России. Кончиной союза послужил греческий вопрос. Греки, бывшие под Турцией, в феврале 1821 г. восстали. Из дунайских княжеств турки выгнали повстанцев и свирепствовали там так, что вызвали взрыв возмущения во всех странах. Под предлогом борьбы с греческой контрабандой Порта закрыла черноморские проливы для русских судов, что сильно ударило по интересам русских помещиков.

Александр I колебался, он обязан был добиться свободы навигации через проливы, а также, воспользовавшись греческими событиями должен был укрепить влияние России в этом регионе, с одной стороны. С другой – приверженец принципов Священного союза он должен был рассматривать восставших греков, как «мятежников» против «законного» монарха. При русском дворе возникли две группировки: первая за помощь грекам, за укрепление позиций России на Балканах, вторая – против какой-либо помощи из-за опасения обострения отношений с другими европейскими державами. Сам Александр I жертвовал интересами России ради укрепления Священного союза и принципов «легитимизма». На Веронском конгрессе Священный союза в 1822 г. Александр I подписал совместную с Австрией, Пруссией, Англией и Францией декларацию, которая обязывала восставших греков подчиниться власти султана, а самого султана – не мстить грекам. В 1824 г. в связи с продолжавшейся резней греков Александр I вновь попытался объединить усилия стран Европы для воздействия на султана. Однако вызванные в Санкт-Петербург представители европейских держав отказались от предложения царя, заявив, что «греки хотя и христиане, но бунтовщики против законного государя»213. Более того, по истечении времени в игре политический интриг Россия оказалась в положении из главного освободителя в положении чуть ли не главного противника освободительного движения на Балканском полуострове.

После долгих переговоров и, не добившись ничего, осенью на представлении Меттерниха (Австрия) Александр I с открытой враждебностью заявил, что намерен сам вести свою восточную политику. В сентябре он уехал на юг, русские войска стягивались к Пруту. Тем временем, Англия решила греческий вопрос по своему, пригрозив Мехмеду-Али своим вмешательством. Возник вопрос о замещении Греческого престола, сразу принявший для России неприятный оборот. Тогда Александр I предложил Англии посредничество в греко-турецком вопросе. Но английский посол Каннинг, полагая, что цель царя скомпрометировать Англию на Востоке, отказался и заявил, что, если русские войска перейдут через Прут, английский флот займет Морею и острова Архипелага. События опять стали принимать грозный оборот для Европы. Однако 19 ноября Александр I внезапно скончался.

Финансовая политика правительства Александра I носила характер заимствования финансовой политики его предшественников, Екатерины II и Павла I. Оставшийся против них огромный бюджетный дефицит, расходы на войну с Наполеоном, правительство пыталось заполнить внутренними займами, субсидиями от Англии, и огромным выпуском ассигнаций, что привело к падению их стоимости (инфляции), приведшее к повышению налогов, в первую очередь тяжело ударившее по низшим слоям сословия.

Значительным изменением подверглась в правлении императора Александра I банковское дело, а с ним и кредитные учреждения. В это время начинают появляться частные общественные городские банки. Первый банк возник в Вологде в 1788 г., позднее городские общественные банки были учреждены в г. Слободском Вятской губернии (1809 г.) в г. Осташкове Тверской губернии (1818 г.) Деятельность этих банков носила местный характер. Каждый из них руководствовался собственным уставом, предусматривавшим, как правило, предоставление кредита купцам, мещанам и цеховым мастерам, проживающим в данном городе. Для установления единства между всеми кредитными организациями 7 мая 1817 г. было образовано особое учреждение «Совет государственных кредитных установлений», заведовавшее всеми кредитными постановлениями.

Правление Александра I отмечено в истории банковского дела развитием учетных контор, их распространением по стране. Но в связи с ничтожным развитием вексельного оборота и отсутствием достаточных средств они не оказали существенного влияния на торговлю и промышленность тогдашней России. Вместо них в 1817 г. был открыт государственный коммерческий банк, который просуществовал до 1860 г., когда был реорганизован в первый в России Государственный банк. Учреждение коммерческого банка было одной из мер, направленных на оздоровление кредитных учреждений, положение которых оказалось подорвано чрезмерными выпусками ассигнаций, выдачами долгосрочных ссуд из бессрочных вкладов и секретными заимствованиями на нужды правительства. Банку были предоставлены определенные привилегии, в частности, капитал и вклады не облагались налогами и не использовались для финансирования государственных расходов. Государство сохраняло определенный контроль над банком путем назначения половины директоров и утверждало решение правления банка, касающихся активных операций. С 1818 г. по 1821 г. банком были открыты шесть отделений в крупных городах (Москва, Одесса, Рига, Н. Новгород, Архангельск и Астрахань); в период 1833—1852 гг. – еще шесть отделений (Киев, Харьков, Екатеринбург, Ирбит, Рыбинск, Полтава). Банк привлекал высоким процентом. Однако излишняя централизация и регламентация деятельности затрудняли проведение вексельных операций и кредитование под товары, что не позволяло эффективно использовать привлеченные средства. Кроме того, оказалось, что дисконт казенного коммерческого банка был в некотором случае дороже частного, что не могло не отталкивать от банка клиентуру.

Национальный подъем народа после войны с Наполеоном быстро обернулся буднями старой жизни, старыми налогами, повинностями, порой ужесточенными требованиями со стороны хозяев. Надежды крестьян на то, что царь наградит их за патриотизм, не оправдались. В манифесте Александра I от 30 августа 1814 г., который одаривая все сословия различными милостями, о крестьянах было сказано буквально следующее: «Крестьяне, верный Наш народ, да получат мзду [воздаяние] свою от Бога»214. В крестьянских селениях происходят многочисленные волнения. Порой этому способствовало то, что Александр подолгу не мог решить элементарных вопросов; различные рассуждения принимали затяжной характер, поскольку император большее время находился в разъездах, тогда острили даже, что государь управляет Россией из почтовой коляски. Так, например, в 1816 г. открылось (по случаю перехода одной волости под военные поселения), что, вопреки убеждению государя и правительства, никаких продовольственных запасов нет. Пока решали, как поставить продовольственное дело, собирать ли запасы натурой или деньгами, в 1820 г. открылся голод, сначала в Черниговской губернии, в 1821 г. голодало уже 15 губерний. Большинство помещиков отказывалось прокармливать своих крестьян. Люди едва держались на ногах, многие умирали.

В крестьянской среде снова появилось неповиновение властям, уклонение от уплаты налогов и исполнения повинностей и такой старый испытанный способ избегнуть нажима со стороны владельцев, как бегство. Бежали как в старину, в донские степи, в Приазовье. Но и туда добрались цепкие руки карателей. Кроме того, бывшие прежде вольными, эти земли еще при Павле I попадали в орбиту закрепощения, что с возмущением воспринималось местным, свободным доселе, крестьянством. Как писали в одной из петиций на имя царя местные жители, они считали себя вполне законопослушными жителями страны, но наступление крепостных порядков на новых землях, особенно после очищающей патриотической грозы 1812 г., не принимали: «Мы Богу и государю повинуемся и казенным властям, но слушать помещиков и работать на них панщину не хотим и не будем…»215 Десятки тысяч крестьян включились в это движение не повиновения, и лишь сильные воинские команды навели в крае порядок.

За первую четверть XIX в. в России вспыхнуло больше 650 крестьянских волнений, причем 2/3 из них – за 1815—1825 гг. Формы крестьянского протеста были разные – от верноподданнических жалоб царю, которого крестьяне с этой целью буквально «ловили» на дорогах империи, до вооруженных восстаний.

Ряд волнений носил затяжной и чрезвычайно упорный характер. Три года – с 1816 по 1819-й – боролись крестьяне 20 деревень Костромской губернии, принадлежавших помещице Наталье Фёдоровне Грибоедовой (матери писателя), которая по характеру была сродни «рабовладелице» Хлестовой и грибоедовского «Горе от ума». Купив костромские деревни, Грибоедова обложила крестьян оброком втрое большим, чем при прежних владельцах. Крестьяне возмутились, попытались было жаловаться, а затем подняли бунт: достали 300 ружей, даже еще одну пушку и вступили в бой с карательными войсками. Бунт был подавлен в крови.

Особенно крупными были волнения на Украине и в области Войска Донского 1819—1820 гг. с участием 45 тыс. крестьян. Против них Аракчеев направил регулярные войска с артиллерией. Командовал ими генерал-адъютант А. И. Чернышев – будущий военный министр. Он подавил волнения с чисто аракчеевской жестокостью, после чего сам Аракчеев приехал на Дон чинить суд над четырьмя сотнями «зачинщиков». По его приказу больше 200 крестьян были биты кнутами (иные из них насмерть) и почти столько же сосланы на каторгу и поселение в Сибирь.

Кроме неповиновения крестьянства в это время возобновились волнения и среди рабочих. Взбунтовались рабочие новгородской парусной мануфактуры. В 20-е годы постоянными стали волнения на металлургических заводах Демидовых на Урале, на пермских предприятиях. Наконец, и это стало небывалым в тогдашней России, в 1820 г. взбунтовался гвардейский Семеновский полк из-за унизительного обращения с ним полковника Шварца.

Двадцатичетырехлетнее правление Александра I сопровождалось многочисленными путешествиями. Вступив на престол, император на протяжении «четверти века почти ежегодно предпринимал длительные вояжи […] Он исколесил Россию от Архангельска на севере до Севастополя на юге и Златоуста на востоке. Западные ее пределы – со шпагой ли военачальника, с портфелем дипломата – он множество раз пересекал во время зарубежных поездок»216 (Файбисович В. М.) Необходимость совершения венценосным правителем поездок в пределах огромной страны была вызвана рядом причин, в числе которых было желание ознакомиться с состоянием дел в Москве, российской глубинке и во вновь присоединенных территориях – Бессарабии, Польше и Финляндии с тем, чтобы «ускорить своим присутствием исполнение сделанных распоряжений»217. Обязательной частью путешествий было общение с народом, посещение храмов и больниц, участие в церемониях по закладке храмов и открытию памятников.

Однако эти путешествия несли в себе и риск для жизни императора, о чем сообщал в своих письмах генерал-адъютант князь П. М. Волконский, неизменный спутник царя во многих поездках. В ноябре 1818 г. перед отъездом из Ахена в Брюссель был раскрыт заговор, организованный французскими офицерами, «изгнанными из страны», которые намеревались арестовать царя и, «приставя пистолет ко лбу, заставить Государя подписать декларацию в пользу Бонапарте и его сына»218. Были приняты меры по обеспечению безопасности проезда императора и «так сокрыты были удачно», что государь не догадывался о них на всем пути в Брюссель и обратно. Двумя годами позже в поездке из Троппау в Вену в декабре 1820 г. «чуть было в самых воротах городских с моста нас не опрокинули, сам Бог спас, коляска ударилась о ворота и была отброшена в другую сторону, и не понимаю как не упала»219. Возмущенный неосторожной ездой немецких извозчиков220, он с опаской думал о предстоящей поездке из Вены в Лайбах, дорога в который была еще хуже, «и ужасно гористо, а от морозов и снега очень скользят экипажи, отчего легко можно быть в канаве»221.

Длительные поездки, требовавшие от Александра и его окружения хорошей физической подготовки, заканчивались иногда трехчасовым ночлегом, а затем путешественники вновь отправлялись в путь. «Ночь в дороге император проводил по-спартански – на походной кровати, на жестком сафьяновом матраце, который набивался сеном»222 (Файбисович В. М.) В осеннюю погоду добирались нередко по размытым дорогам, зимой на санях. При этом монарх «предпочитал открытые экипажи, хотя зимой это было чревато обморожением». В «студеном декабре 1812 года», выехав в город Вильно к армии, «император пять дней провел в открытых санях», за что, по его словам, «пришлось поплатиться кончиком носа»223 (Файбисович В. М.) Метель и вьюга не пугали путешественников, если уже был намечен маршрут поездки. В конце ноября 1822 г. по дороге из Вероны в Россию в десятиградусный мороз около Падуи «государя застигла страшная вьюга, и мороз усилился до 16°. Писаря и экипажные служители до того перезябли, что некоторые поморизили пальцы на руках и ногах»224, но император проследовал дальше. «И только 20-го января 1823 г. прибыл на ночлег в Царское Село. Дорогою мороз доходил до 26° градусов, но, несмотря на стужу, государь все время ехал в открытых санях»225.

После 1820 г. Александр I отходит от либеральных взглядов, что стало ответом на волнения в России и на политические потрясения 1820 г. в Западной Европе. В 1822 г. Александр I дал распоряжение на имя управляющего Министерством внутренних дел В. П. Кочубеем о запрещении тайных обществ и масонских лож и о взятии с военных и гражданских чинов подписки, что они не принадлежат и впредь не будут принадлежать к таковым организациям. В 1821—1823 гг. помимо секретной гражданской полиции вводится сеть тайной полиции в гвардии и в армии. Появились агенты, следившие за действиями самой тайной полиции, а также друг за другом. Следили за всеми высшими государственными лицами, в том числе и за Аракчеевым (имевший свою агентуру). Реакционная политика Александра I обозначается уже по всем направлениям: отменялись указы, изданные в начале своего царствования, теперь помещикам разрешалось вновь ссылать своих крестьян в Сибирь «за продерзостные поступки», крестьянам же запрещалось жаловаться на жестокость своих господ. Усилились гонения на просвещение и печать. Несмотря на то, что формально продолжал сохранять силу цензурный устав 1804 г., цензура беспощадно преследовала как любую всякую свободную мысль, так и те сочинения, которые по каким-либо мотивам оказались неугодными. Искоренять тенденции разложения было поручено бескомпромиссному Аракчееву, от чего реакционной внутриполитический курс самодержавия 1820—1825 гг. получил название аракчеевщиной. Ведя постоянную борьбу против коррупции, лени и разгильдяйства, что вызывало общее недовольство боярства и бюрократии, выполняя поручение императора по ужесточению внутреннего курса, являясь с 1822 г. фактически единственным докладчиком царю по всем вопросам, современники усматривали лишь в Аракчееве главное «зло» тех лет226.

Царствование Александра I описывает П. Г. Дивов, тайный советник, сенатор: «Нет определеннаго плана, все делается в виде опыта, на пробу, все блуждает впотьмах; разрушено все, что было хорошаго и прекраснаго, и заменено пагубными новшествами, которыя зачастую оказываются черезчур сложны и совершенно неудобоисполнимы… Содержат миллион войска и дают унижать себя, и кому же? Туркам! А почему? – потому что боятся затронуть принцип лигитизма…»227

Н. М. Карамзин так характеризовал Александра I: «Двадцать пять лет мы, невинные и неподлые, жили мирно, не боясь ни тайной канцелярии, ни Сибири: скажем ему спасибо… Если он, как человек, не был лучше всех нас, то и мы вместе не лучше его. Кто умел так прощать и мстить за личные оскорбления?»228

Интересна точка зрения о правлении Александра I А. М. Тургенева: «Век Александра сначала был подобен благотворным лучам солнца, которые, при благорастворении воздуха весной, все в природе согревают, живят и оплодотворяют, но средина его века была темна, не ознаменовалась твердостью духа; непостоянство и малодушие, казалось, были сопровожденными его качества! Вдруг, неожиданно, к удивлению целаго света, после унизительнаго и постыднаго покорства, как бы пробужденный силою электризма от дремоты, Александр явил себя непоколебимым и решился быть или не быть! С помощью Божиею одолел притеснителя, свергнул иго рабства, тяготившее народы Европы, возстановил царей и царства, и впал попрежнему в дремоту и бездействие.

История – неумолимый судия событий – на странице (начала царствования Александра Павловича) сыщет еще к смягчению, к снисхождению относительно его личности достаточно основательных доказательств… Но став царем, судию посреди царей, Александр предался (апатии) и вверил правление обширнейшаго своего государства Аракчееву, человеку-невежде, дышащему злобою и ненавистию, котораго, кроме гнуснейших льстецов, никто терпеть не мог, не произносил без презрения имя его. Народ, да и во всех сословиях общества, Аракчеева называли змеем-горынычем! В извинении сего ни слов, ни доказательств не сыщется»229. В приведенном нелицемерном отзыве надо все расставить на свои места – народ Европы хотя и приветствовал восстановление старых порядков, но вскоре от них сам же и отказался, а аракчеевщина не было случайной ошибкой, но целенаправленной политикой Александра по наведению в стране примерного устройства. И то и другое, и для страны, и для Европы, оказалось буксованием на месте: много сил и надежд, а толку мало.

Последней четвертью правления исчерпывается вопрос о правительственном либерализме России начала XIX в. Ни по своей природе, ни по существу своих воззрений царь Александр никогда не был сколько-нибудь либералом, но когда надо, он в совершенстве владел всей шумихой либеральных фраз в целях общественного гипноза. Будучи убежденным самодержцем, совершенно не понимая и принципиально отрицая роль конституционного монарха, он тяготился ролью дворянского царя, вследствие чего и не был сторонником исключительного развития дворянских прав, и если бы мог, резко сузил бы таковые. Лишь время (пример Запада) диктовало необходимость поворота на путь следования курса либеральных преобразований, но страх быть свергнутым объяснял невозможность воплощения этих планов, а затормозившись на реформах вынужден был перейти к реакции, что бы утихомирить настроения вольности низов. Мистицизм Александра I и противоречия на этой почве всех его поступков, выбирая, то либерализм свободы, то возвращаясь к реакции, в виде принципов аскетизма православных монахов, только и объясняет его преклонение перед идеей величия самодержавия, для которого только и должны дышать не только страна и народ, но и вообще все страны, и все народы, и неуверенность царя в своей силе, быстро спасовавшая перед трудностями времени: в Александре было сильно развито чувство самосохранения, в котором присутствовали и боролись две стихии, – высокомерие и страх.