А пришедший Дрейк, светясь самодовольством, поведал подробности измены Греты.
Макс мечтал проснуться и обнаружить, что всё это невероятно дурной сон, что всё это ложь, неправда, и ничего не происходило. Он не нападал на Грету, а Грета не изменяла ему с Дрейком. Но пространство оставалось неизменным, не торопясь стремительно меняться и обрастать знакомыми ощущениями одеяла и подушки.
Он сидел напротив Дрейка, окаменевший, с разлетевшимся на осколки сердцем. Дальше он не помнил. Кажется, встал и вышел из бара, даже не врезав Дрейку, кажется, шёл по каким-то улицам, переулкам, не обращая внимания на то, что находится у него под ногами.
Боль оглушала, в ушах шумело, в голове царила звенящая пустота, единственным изредка вспыхивающим образом оставалось лицо Греты. То испуганное, то укоряющее, то злое, но никогда – виноватое. Да и мог ли Макс её в чём-то винить? Его любовь к ней перевешивала всё остальное. Он уже простил или хотя бы убедил себя в этом, найдя любящим сердцем тысячу оправданий.
Очнулся он у дома, замёрзший, до обидного трезвый, с промокшими насквозь ногами и разбитыми в кровь костяшками пальцев. Когда успел? Где? Вспомнить он не мог.
К счастью, на часах не было и шести, все ещё спали, и он спокойно смог вымыться, согреться под упруго бьющими струями обжигающе горячей воды и лечь спать, не потревожив даже брата, живущего с ним в одной комнате.
Заснул он на удивление быстро, но спал беспокойно, ему снился сюрреалистичный кошмар, состоящий из бесконечных попыток вернуть Грету и её постоянных отказов.
«Ненавижу тебя! Ненавижу! Убирайся!» – кричала Грета, волосы её шевелились как змеи вокруг головы, шипели и бросались на него. Но картинка сменялась мгновенно, быстрее, чем он пытался сделать шаг навстречу и усмирить свою ведьму. И вот та уже падала, заслонялась от него руками, такая хрупкая, бледная, уязвимая…
«Уходи! Мне страшно! Не прикасайся ко мне! Нет! Нет!!!»
Страх, паника, ужас звенели в её голосе. И Максу становилось бесконечно больно от всего этого, больнее, чем когда-либо было, он проваливался в бездонную пропасть, и чувство вины тянуло вниз надёжнее любых кандалов.
Проснулся он к полудню, весь мокрый от пота, измождённый, словно не спал, а камни ворочал, но с одной-единственной мыслью. Он вернёт Грету так или иначе. Сколько бы ни пришлось ждать. Чем бы ни пришлось пожертвовать.
Глава четвёртая, в которой Юста и Макс снова сталкиваются, а Матвей узнаёт, где находится артефакт
– Угощайся, – прекрасный незнакомец протянул Юсте тонко нарезанные фрукты, лежащие на тарелочке из тончайшего фарфора. Фрукты были мало знакомы, Юста смогла выделить манго, личи и карамболу, благо звёздочки последней ни с чем не спутаешь, но все остальные фрукты остались ей неизвестными.
На сей раз, она оказалась во дворце. Колонны, залы, всё в золоте и драгоценностях, стены, украшенные тканями, огромные портреты неизвестных людей на стенах, ковры на полу. Глаз не отвести. Высоченные потолки, огромные окна, шторы невероятной красоты – на каждой красовался свой полупрозрачный рисунок.
– Ты могла бы стать принцессой. Жить здесь. Повелевать своим собственным народом. Разве это не достойная цель? – голос незнакомца казался Юсте сладким, как патока.
– Мне быстро станет скучно, – ответила Юста, пробуя различные фрукты. Вкусы были разнообразны и невероятны – от кисло-сладкого до горьковато-приторного.
– А где тебе не будет скучно? – быстро спросил незнакомец, видимо уставший от её однообразных ответов.
– Дома, – честно ответила девушка, и в тот же миг зазвенел будильник.
Странные сны снились от случая к случаю, подозрительный тип уговаривал Юсту остаться, показывая ей самые невероятные места, иной раз девушка просто поражалась собственной фантазии, но никогда не соглашалась. Отчасти из упрямства, отчасти желая увидеть ещё что-то.
Во всём остальном эти сны ничем не отличались от обычных – она помнила их, просыпаясь, но уже через несколько минут начинала забывать, если не старалась запомнить. Что-то запоминалось легко и оставалось в памяти, что-то исчезало бесследно, и сколько она ни пыталась вспомнить, в памяти словно черные дыры образовывались.
На работе всё оставалось по-прежнему – с детьми хорошо, с коллегами напряжно, заполнять тонны бумажек – муторно. Когда Юста заканчивала педагогический, она и представить себе не могла, какое дикое количество всевозможных бумаг необходимо заполнять ежемесячно.
Лан и Фрейя регулярно заезжали в гости или встречались на нейтральной территории, Влад и Мира – чуть реже, но тоже не оставляли Юсту в одиночестве. Впрочем, со временем она сама стала несколько избегать излишней опеки, чувствуя, что справилась с собственными эмоциями и вполне способна жить дальше.
Единственное, что стало омрачать её одиночество, так это постоянно досаждающие ей неприятные типы, то звонящие в домофон, то ломящиеся в квартиру. Пару раз пришлось даже звонить в полицию, но всякий раз ситуация оказывалась достаточно безобидной – один алкоголик, перепутавший дом, другой – наркоман, забредший в дом случайно и принявшийся ломиться во все двери подряд и так далее. Волноваться вроде как особо было не о чем, и Юста старалась забывать о подобных инцидентах быстрее, чем они заканчивались.
К концу декабря девушка оклемалась окончательно и твёрдо собиралась начать новую жизнь. Какую именно – она ещё не представляла, но не сомневалась, что подходящие условия вскоре появятся на горизонте. Юста всегда руководствовалась убеждением, что всё в жизни неслучайно и некие высшие силы – не то чтоб она в них верила, но оставляла вероятность существования – не оставят её без присмотра.
Новый Год встречали в квартире у Влада привычной компанией.
Влад, Фрейя и Юста занимались готовкой, Мира накрывала на стол, Лан и Вереск, их московский друг, приезжающий на праздники и каникулы, выполняли роль связных и время от времени бегали в ближайший круглосуточный маркет, докупая забытое.
В кастрюльках клокотало мясо, источая умопомрачительный аромат, в духовке доходил пирог с малиной, Фрейя ловко нарезала закуски, Юста художественно раскладывала их по тарелкам, украшала салаты веточками укропа, а коричные булочки – ягодами ежевики.
Юста беспрерывно хохотала, то сама рассказывая что-то из жизни своих детсадовских питомцев, то слушая Влада, запас смешных историй у которого, казалось, не иссякал никогда. Фрейя посмеивалась, но сама помалкивала – то ли ей нечего было рассказать, то ли не хотелось.
– Дайте зажигалку! – Юста раздобыла клочок бумаги и ручку. Она планировала загадать желание – а для этого нужно было успеть написать желание на листочке, сжечь его, а пепел выпить с шампанским до того, как часы пробьют полночь.
– Только не начинай снова курить, – пошутил Лан, бросая ей через стол свою.
– Не в этой жизни, – отмахнулась Юста, привычная к его беспокойству по этому поводу. В их компании курили все, кроме неё и Фрейи, но летом, сразу после побега Романа, Юста пыталась начать курить – данное помутнение она списывала на стереотип о том, что никотин успокаивает. Хватило её где-то на треть сигареты, после чего она заявила друзьям, что начала и бросила.
Влад разливал шампанское по бокалам, Мира зажигала свечи, расставляемые Вереском. Хрусталь на столе таинственно замерцал, создавая загадочную, но явно доброжелательную атмосферу.
Наконец Фрейя погасила свет, и у Юсты по рукам побежали мурашки от восторга. Такой правильный Новый Год у неё получался впервые в жизни, хотя согласились бы, пожалуй, с ней немногие, исходя из того, что снег до сих пор не выпал, и под окнами зеленела трава.
Лан раскладывал закуски по тарелкам, заботясь о девушках, Вереск настраивал в интернете трансляцию речи президента, Влад проверял, ничего ли не забыли.
Наконец появилась традиционная картинка, часы пробили первый удар, и Юста стремительно застрочила на своём листочке, уронила ручку, поджигая его, чуть не обожгла пальцы, стряхивая пепел в бокал и едва не подавилась, стремясь успеть выпить содержимое до последнего удара. Успела!
Юста счастливым взглядом обвела друзей.
– Желаю исполнения, – чуть слышно произнёс Влад, приподнимая свой бокал. Юста благодарно улыбнулась, отводя взгляд. Если то, что она написала, сбудется… Это воистину станет чудом.
– Предлагаю заняться подарками! – воскликнул Лан, вытаскивая из угла огромный пакет. – Это от нас с Фрейей.
– Не торопись, давайте по очереди! – перебил его Влад.
– Начнём с главы дома, – добавила Юста, тоже принеся из коридора свой увесистый пакет. Дарить подарки – это, пожалуй, лучшая часть любого праздника.
***
Новый Год Грета встретила крайне непривычно для себя, с Матвеем наедине. Она сама не знала, как так вышло, но давно поняла, что влюблена – и совершенно не той спокойной, ровной любовью к Максу и не той жаркой, пылающей страстью к Дрейку. Нет, между ними образовалось что-то новое, своё, пока непознанное. Матвей наблюдал за ней свысока, снисходительно позволяя любить и быть рядом. И Грету, импульсивную, энергичную, привыкшую к поклонению и обожанию, это неожиданно устраивало.
Матвей многому её обучил за прошедший перед Новым Годом месяц, уровень её силы возрос на порядок, Матвей с лёгкостью объяснил ей то, что давно не мог Макс. Или… не хотел?
Боль от расставания всё ещё терзала её, и Грета снова и снова обвиняла Макса в разнообразных грехах, раскаивалась, мысленно извинялась, хотела простить… и снова не могла. У неё мелькнула как-то раз мысль, что простить она не может не его, а себя – но это показалось слишком ужасным, и Грета затолкала эту мысль как можно глубже, не позволяя всплыть снова.
Дрейк в её жизни больше не появлялся, не делал попытки встретиться и объясниться, после нескольких звонков в самом начале, на которые она не ответила, он просто исчез, словно так и надо было. Грета выяснила, что его видели с какой-то девицей из знакомых Влада, и на этом успокоилась – почему-то при мыслях о нём боль её совершенно не терзала.
Привычные бокалы с шампанским Матвей им обеспечил прямо в постель, а ближе к утру Грета в одиночестве – Матвея срочно вызвали на работу, что, увы, не являлось редкостью, – нежилась в ванной. Она экспериментировала с тем, чему научил её Матвей, и картинка со стороны, несомненно, смотрелась бы весьма сюрреалистично. Несколько ярко окрашенных птиц сладкоголосо пели, вокруг разметавшихся по бортику ванной рыжих волос юной ведьмы порхали бабочки, огромные махаоны. Ну и на десерт, повинуясь желаниям Греты, из воды вырвались, преодолевая стандартные законы мироздания, рыбы, такие же яркие, как и другие созданные обитатели комнаты. По стенам пополз вьюнок, на глазах распускались его белые и голубые цветы, откуда-то из тёмного угла вылезла пара толстых кроликов, стремительно взлетела под потолок шустрая белка.
Упавшее на пол полотенце покрылось пушистым слоем мха, а на поверхности воды распустились пышные кувшинки.
Грета задумчиво запустила пальцы в шубу одного из кроликов, свесив руку, сделала воду погорячее и призвала бокал с коктейлем, таким же ярким, как и всё вокруг.
Пусть будет так. Она любит Матвея, а он никуда от неё не денется теперь. Он даст ей больше, чем могли дать Макс и Дрейк.
Пусть так.
