Под чужим солнцем
Папа сидел возле телевизора, изредка произнося какие-то слова. Мы с Милой взяли все на себя: уборку, покупки, приготовление еды. Мне так было легче. Мне нравилось, что у меня постоянно полно забот, что у меня конкретные задачи. Купить молоко. Сварить спагетти. Вынести мусор. Чем больше дел у меня было, тем меньше я думала о маме, при этом, занимаясь домашними делами, я чувствовала себя ближе к ней. Я готовила вегетарианский гуляш, и от запаха петрушки и лаврового листа мне казалось, что мама тоже здесь, на кухне, со мной.
На протяжении лета я пыталась справиться с непоправимым. Сухое жаркое солнце шпарило в окна, и мы прятались от внешнего мира за задернутыми жалюзи. Но Мила больше не хотела так жить. Через несколько недель она начала учиться в гимназии на другом конце города и договорилась со своей лучшей подругой Сандрой и ее родителями, что ей лучше переехать к ним, чтобы сократить дорогу. У семьи Свенссон было достаточно места на желтой вилле с гамаком и прудиком для рыбалки, так что им это было совсем не трудно.
Я слышала, как мама Сандры сказала папе вкрадчивым голосом, как говорят взрослые, что для Милы будет лучше отдохнуть от всего произошедшего, и поскольку я вовсе не дурочка, я сразу же поняла, что это значит. Мила хотела отдохнуть от нас. Она хотела вернуться к свету и забыть о горьком вкусе скорби. Я пришла в ярость от того, что моя сестра разбила семью, не думая о том, какие это будет иметь последствия для нас.
Полулежа на кровати, я смотрела, как Мила собирала вещи в темно-зеленую спортивную сумку. Если честно, мне хотелось попросить ее взять меня с собой. Я тоже хотела бы жить в доме Сандры Свенссон, есть фрикадельки с коричневым соусом на большой кухне, раскачиваться в гамаке и ловить золотистых карпов, шныряющих под водой. Но я не могла найти для этого слов – ее предательство слишком сильно ранило меня.
Мила ничего не замечала. Она напевала себе под нос какую-то мелодию, складывая футболки. Взяв в руки светло-голубую футболку со звездами на груди, она остановилась. Она знала, что эта вещь мне очень нравилась.
– Хочешь, отдам ее тебе? – спросила она.
Я покачала головой:
– Можешь ее забрать.
Я отвернулась к стене и обняла себя руками. Мила вздохнула.
– Шкаф теперь твой, – сказала она, как будто этот факт мог поднять мне настроение. Несколько пустых полок вряд ли могли компенсировать тот факт, что она нас бросала.
– Ладно, мне пора. Пока!
Я не ответила, изо всех сил пытаясь сдержать набежавшие слезы. Мила ушла в гостиную и попрощалась с Дани и папой. Лишь когда за ней захлопнулась входная дверь, я повернулась и увидела, что она бросила футболку на своей кровати. Голый матрас не оставлял никаких сомнений. Пути назад нет.
Появился Дани, но вместо того чтобы зайти, остановился в дверях комнаты.
– Давай сделаем блинчики и поиграем во что-нибудь?
Я хмыкнула. Я знала – это значит, что мне нужно испечь ему блинчики. Сам он не умел, он даже не знал, как включается плита.
– Нет, – буркнула я.
– Я дам тебе хороший геймпад, – продолжил он, выжидающе глядя на меня. Казалось, он не понимал, что именно сейчас произошло, что нас снова бросили, оставили в нашем заточении. Что с этого момента наша жизнь превратится в сплошное дерьмо.
– Не хочу.
– Ну пожалуйста.
Я слышала, как в гостиной папа открыл пиво, и что-то во мне взорвалось.
– Сам себе пожарь блинчики, я тебе не мать!
Глаза Дани сузились. Ему исполнилось тринадцать, но он все еще носил спортивные брюки на резинке и футболки с надписями World of Warcraft, едва прикрывавшие его круглый живот, и даже не понимал, что это выглядело жалко.
– Исчезни, – сказала я и швырнула в него подушку. – В видеоигры играют только маленькие дети, разве ты не понимаешь?
Он покачал головой и ушел. На мгновение мне стало жаль, что я так поступила, мне захотелось встать и пойти за ним. Но я не могла. Злость настолько переполняла меня, что ни для чего другого места не оставалось.
Мила приехала домой только в конце сентября. Она принесла с собой булочки с корицей, которые испекла вместе с Сандрой и ее младшей сестрой, и без конца болтала о том, как ей нравится в новой школе. Какие интересные у нее учителя, что ученики сами отвечают за свою учебу и готовятся к экзаменам, точно так, как в университете.
Папа пытался слушать ее, но по большей части просто сидел словно тень. Он похудел, руки дрожали, когда он держал чашку с кофе. Он слабо улыбался, когда Мила говорила что-то смешное, но из-за его ввалившихся щек это выглядело даже страшновато.
Милу привезла мама Сандры, которая пошла за покупками, пока Мила проводила время с нами. Ровно через час она позвонила и сказала, что закончила свои дела и ждет Милу внизу. Словно Мила принадлежала ей, словно она разрешила ей навестить нас ненадолго.
Мы попрощались в коридоре. Мила обняла меня и прошептала мне в ухо, что скоро все наладится. Просто подожди, скоро ты пойдешь в гимназию, сказала она, хотя до этого было еще очень далеко.
Когда она ушла, я повернулась к Дани.
– «Моя гимназия просто прекрасная», – пропищала я деланым голосом, но вместо того, чтобы рассмеяться, он ушел в свою комнату, закрыл дверь и включил на полную громкость Rage Against the Machine[1], хотя знал, что я ненавидела эту группу.
Мы уже почти не разговаривали, даже не здоровались друг с другом, встречаясь на кухне или в коридоре. Я не знала, как у Дани дела, потому что мы едва виделись. Встречаясь в школе, мы делали вид, что не видим друг друга, и я признавала, что после смерти мамы стала ему плохой сестрой.
Однажды я увидела Дани в школьном дворе. Какие-то девятиклассники окружили его. Я не слышала, что они говорили, но увидела, как один из них наклонился вперед. Кулаки у него были сжаты, выглядел он очень агрессивно, и Дани бросился на него. Он дрался яростно, бил руками во все стороны и прижимался к телу другого мальчика.
Я была в шоке и не знала, что мне делать. Отчасти мне хотелось рвануть туда, а отчасти я понимала, что не смогу остановить то, что происходило. К тому же я не была уверена, что Дани хотел бы, чтобы я вмешалась. Намного лучше заработать пару синяков, чем быть спасенным старшей сестрой. Я беспокойно смотрела на них, видела, как Дани пропустил несколько ударов и как другие парни сгрудились над ним и схватили его за руки. Они крепко держали его, а я думала о том, почему не вмешиваются учителя. Ведь кто-то должен был видеть, что происходит?!
Дерево загораживало мне вид, и я подошла поближе. Я думала о том, чтобы позвать на помощь, но в этот момент кое-что произошло. Из ниоткуда появился Джексон, и девятиклассники отступили. Теперь я снова видела Дани. Он стоял согнувшись, его лицо было красным. Джексон положил руку ему на шею и что-то сказал, и спустя буквально несколько секунд девятиклассники исчезли.
Я сделала еще один шаг в их сторону и подумала, что мне стоило вмешаться. Я могла бы сказать, что мне нужно поговорить с Дани, вот только он просто усмехнулся бы мне в ответ. Я лишь проводила Джексона взглядом. Хотя он больше не учился в нашей школе, я хорошо знала, кто он такой. О нем ходили слухи. Одним из самых страшных был слух о том, что он нашел своего отца повесившимся в гараже и с тех пор у него было не все в порядке с головой.
Иногда я видела его в Мёллане в компании других парней. Они сидели в пиццерии каждый раз за одним и тем же столом и пили пиво. Однажды его ранили ножом, но вместо того, чтобы упасть и истечь кровью, он выдернул нож из раны и ударил сам. Поговаривали, что он связан с одной из самых страшных банд Мальмё.
Я не знала, правда ли все это. Но я знала, что Джексон из тех людей, от которых нужно держаться подальше, так что, когда он отпустил Дани и вышел со школьного двора, я почувствовала облегчение.
Глава 6
Как только у меня выдается свободная минутка, я выхожу на поиски. Я хожу по улицам, заглядываю в окна ресторанов и вздрагиваю каждый раз, когда слышу чей-то крик.
Мальмё – живой город, он дышит, его сердце бьется, я всегда чувствовала себя здесь как дома. Я люблю суматоху толпы, дома, запахи еды и звуки. Этот город постоянно в движении, он растет, он развивается, но в то же время это означает, что в нем легко затеряться.
Угол площади Мёллевонг заняли большие серые голуби. Словно армия, они продвигаются вперед, выклевывая что-то между брусчаткой, и двигаются только в том случае, если им грозит быть задавленными. На скамье рядом с ними сидят два старика в поношенной одежде, у них длинные грязные волосы. Они громко ссорятся, и когда я прохожу мимо, один из них спрашивает меня, что мне, черт возьми, от них нужно.
Я обхожу прилавки ярмарки с их полосатыми крышами и спотыкаюсь об укатившийся вилок капусты. Торговля идет полным ходом. Между рядами с медленно прогуливающимися покупателями слышится уютное журчание голосов. Дани рассказывал, что один из его друзей детства иногда продает здесь овощи. Я ищу его взглядом и натыкаюсь на невзрачную женщину, укутанную в несколько слоев одежды.
– Я ищу Аднана, – говорю я.
Испещренное морщинами лицо сильно накрашено, она оглядывает меня с ног до головы, словно не может решить, стоит ли мне помогать.
– Вон там, – говорит она, помолчав несколько секунд, и кивает на один из стоящих в отдалении прилавков.
Прошло больше десяти лет с того дня, как я видела его в последний раз, но я сразу же узнала Аднана. Он возмужал, отпустил бороду, у него широкие плечи и мощная шея, но вот глаза все те же.
– Баклажаны сегодня очень хороши, и я сделаю вам скидку. – Он улыбается.
– Аднан! Ты меня не узнаешь?
Он сосредотачивается, между бровями залегает морщинка.
– Лидия! – говорит он. – Сестра Дани.
– Да.
– Как у него дела?
– Хорошо, – отвечаю я резковато. – Но если честно, его нет уже несколько дней.
– Уехал? – Он передает пакет с помидорами клиенту.
– Нет. Пропал, – уточняю я.
– Ой, – отвечает он обеспокоенно.
– Как я понимаю, ты его не видел?
– Да, мы не встречались уже несколько лет.
Хотя шанс, что Аднан может что-то знать, был невелик, я все же расстраиваюсь.
– Аднан, – говорю я, подходя поближе. – Ты не знаешь, где мне найти Джексона?
Аднан достает нож, обрезает пустую картонную коробку и выбрасывает ее.
– Он опасный человек, – говорит он. – Держись от него подальше.
– Я знаю, но с Дани что-то случилось, и мне нужно попытаться его найти. Пожалуйста… – прошу я.
Он смотрит на меня долгим взглядом и качает головой.
– Он живет в доме за промышленной зоной. Ну, той, знаешь, у автомойки.
Я киваю, я знаю, о чем он говорит. Именно туда люди ходят по ночам на разборки.
Аднан не хочет давать мне адрес, но все-таки дает.
– Будь осторожна, – предупреждает он.
– Обязательно.
Он выходит из-за прилавка и протягивает мне коричневый бумажный пакет.
– Это французское яблоко, оно называется «Жюли». Прекрасный баланс кислоты и сладости.
– Большое спасибо. – Я тянусь за кошельком, но он машет рукой:
– Угощаю. Надеюсь, ты найдешь брата.
Мой пульс подскакивает, я чувствую, что потею.
– Спасибо. Я тоже на это надеюсь.
Глава 7
Наступило первое Рождество без мамы. Наступило и прошло. Мила по-прежнему жила у Свенссонов. Она говорила, что ей там нравится, что она останется у них до тех пор, пока не окончит гимназию. У нее появился парень по имени Андерс, но нас она с ним не познакомила, думаю, она нас стыдилась.
Не знаю, когда именно все это началось, но однажды я обнаружила, что Дани днем не возвращается домой. Раньше, придя из школы, я всегда заставала его за видеоиграми в гостиной, но теперь его комната была пуста, я решила, что он гуляет со своим лучшим другом Йокке.
В квартире я видела только папу. Он почти не выходил из дома, все время сидел перед телевизором и пил пиво. Шторы были задернуты, сигаретный дым плотной пеленой окружал его, приходилось щуриться, чтобы что-нибудь разглядеть.
Мы с Дани по-прежнему не разговаривали друг с другом. Иногда я спрашивала, как у него дела, но в ответ он лишь пожимал плечами. Он начал ходить в тренажерный зал и постоянно носил с собой спортивную сумку. Я не знала, в какой именно зал он ходил и откуда брал деньги на его оплату. В ту зиму он очень вырос, стал выше и сильнее. У него изменился голос, в чертах лица появилась жесткость, он стал иначе одеваться.
В феврале мне исполнилось пятнадцать. Я сказала папе, что единственный подарок, который я хочу получить, – ботинки Dr. Martens, я видела их в обувном магазине в торговом центре «Мобилия».
В день своего рождения я проснулась с ощущением беспокойства в теле. Я боялась, что папа забыл, какой сегодня день, что он расстроится, когда осознает свою ошибку. Но он ничего не забыл, он сидел на кухне и ждал меня. На столе стоял торт, он сделал его из готовых коржей, воздушных сливок и варенья. Была даже свечка.
– Поздравляю с днем рождения, moj sreca[2]. Мама очень гордилась бы тобой, – сказал он, улыбаясь, но глаза оставались совсем пустыми.
Дани тоже зашел на кухню и пробормотал поздравление. На моем стуле лежал пакет, завернутый в подарочную бумагу из магазина Ica. Я медленно развернула его и достала блокнот с лошадками, в комплект к нему шли карандаш и ластик. Я попыталась скрыть свое разочарование и поблагодарила папу за подарок.
– Я подумал, что это может пригодиться тебе для учебы, – сказал он.
– Да, конечно, – я кивнула. – Прекрасно.
В школе мне спели песенку в честь дня рождения, в остальном я была, как обычно, невидимкой. Несмотря на пронизывающий ледяной ветер, я вместе с другими вышла на улицу и еще в коридоре увидела, что Джексон вместе с каким-то парнем направляются в сторону школы. У обоих поверх бейсболок были натянуты капюшоны, руки были засунуты глубоко в карманы. Дани встретил их у забора. Он теперь выглядел так же, как и они, носил такую же толстовку с капюшоном и черные штаны с белыми лампасами. Джексон протянул руку сквозь прутья решетки, они поздоровались, поговорили несколько минут, а потом разошлись. Дани вернулся в школу. Меня очень беспокоило, что он подружился с таким типом, как Джексон, но ничего поделать с этим я была не в силах. Он бы все равно меня не послушал.
Когда я вернулась домой, на моей кровати стоял коричневый бумажный пакет. Я открыла его, и мое сердце подпрыгнуло от вида черных ботинок, о которых я так долго мечтала. Я не могла поверить своим глазам, я вытащила ботинки, ощупывая пальцами черную гладкую кожу, чувствуя, как ходит оранжево-желтая молния. Я бросилась к папе, сидящему у телевизора.
– Спасибо! Спасибо огромное! – кричала я, прижимая к груди ботинки.
Он непонимающе смотрел на меня.
– За ботинки! – уточнила я.
– Это от меня, – услышала я голос Дани. Он стоял в коридоре и кивал мне. – Размер подошел?
Я смотрела на него, не зная, что и сказать. Наконец я взяла себя в руки.
– Спасибо, но откуда у тебя деньги?
– Я нашел работу, – сказал он и улыбнулся.
Кресло скрипнуло, когда папа встал.
– Какие красивые, – сказал он. – Ты купил их для Лидии?
– Да.
– Но они ведь стоят больше тысячи! – удивилась я.
– Откуда у тебя столько денег? – спросил папа.
– Какое это имеет значение? – сказал Дани, пожимая плечами.
Папа помрачнел и шагнул вперед.
– Ты их украл?
– Отстань!
– Отвечай! – зарычал папа, его голос стал совсем другим. – Ты украл эти ботинки?
Дани не отреагировал, и папа дал ему пощечину. Звук встретившейся со щекой ладони отразился от стен, и на мгновение стало совсем тихо. Секунды медленно текли друг за другом, вязкие, словно сахарный сироп. Потом папа начал раскачиваться из стороны в сторону, перебирать пальцы на руках и бормотать:
– Мои дети не будут красть!
Дани рефлекторно замахнулся, чтобы ударить в ответ, но сдержался. Вместо этого он достал из кармана мятый чек и бросил его на пол.
– На, подавись! – сказал он и вышел из квартиры.
Я подняла чек и увидела, что он из обувного магазина в «Мобилии».
Медленно, на ощупь, словно слепое животное, папа вернулся в кресло в гостиной и рухнул в него, закрыв лицо руками. Я не знала, плачет ли он, слышалось лишь слабое поскуливание.
– Мои дети не будут красть! – повторял он до тех пор, пока его голос не заглушил звук работающего телевизора.
Я поставила ботинки на пол и посмотрела на чек. Мне было так страшно, что я едва могла дышать. Дани заплатил за ботинки наличными, и отчасти я была очень тронута тем, что он сделал это ради меня. Что он посмотрел на мой размер обуви, сходил в торговый центр «Мобилия» и купил именно то, о чем я мечтала. И все же мне бы хотелось, чтобы этого не было. Не нужно было ничего говорить, не нужно было ничего хотеть. Потому что единственное, о чем я тогда могла думать, единственное, что занимало мои мысли, – тысяча двести крон. На что же пришлось пойти Дани, чтобы раздобыть такие деньги?
Глава 8
Я иду на север мимо кладбища Святого Павла, мимо предприятий, окруженных забором с колючей проволокой. Прохожу пустынные парковки, беспорядочно понатыканные бетонные здания с наглухо забитыми окнами, самодельную площадку для скейтборда из сломанных досок и старых автомобильных шин. Сложно представить себе, что всего в паре километров отсюда совсем другой Мальмё: виллы с видом на море и бассейнами с морской водой, магазины модных дизайнеров и эксклюзивных ювелиров, роскошные рестораны и новостройки с квартирами ценой в несколько миллионов крон.
По дороге я встречаю женщину в цветастой одежде и панаме, она везет дребезжащую магазинную тележку, набитую каким-то хламом. Одно из колес тележки вращается в другую сторону и издает высокий пронзительный скрип. Под мышкой она зажимает пожелтевший вентилятор, провод от которого волочится по земле. От нее так ужасно пахнет, что мне приходится отвернуться.
Тот факт, что Джексон живет здесь, меня настораживает. Еще десять лет назад он был без тормозов, и я всегда представляла себе, что он сядет в тюрьму на пожизненный срок. Но на табличке с именами жильцов желтого восьмиэтажного дома действительно написано его имя.
Я поднимаюсь по лестнице, чувствуя, как колотится сердце. Возможно, это бредовая идея, но другого варианта у меня просто нет. Если Дани влип во что-то, вероятность того, что в этом замешан Джексон, очень велика.
Снаружи квартира похожа на все остальные. Внутри слышатся глубокие стучащие басы. Я собираюсь с силами и звоню в дверь. На другой стороне лестничной клетки открывается дверь, и оттуда выглядывает парень со светлыми волосами до плеч и голым торсом. Видно, что он только что проснулся.
– Его нет дома.
– Я слышу музыку, – говорю я и звоню еще раз.
Парень закатывает глаза и закрывает дверь. Я решаю постучать, и наконец за дверью что-то происходит. Поворачивается замок, дверь открывается, но цепочка остается накинутой. Тому, кто открыл мне дверь, на вид не больше пятнадцати, я думаю, что ему следовало бы сейчас быть в школе.
– Что надо?
– Я ищу Джексона.
Доносящаяся из квартиры музыка заглушает мои слова. Парень качает головой и гримасничает. Блестящий красный шрам идет от уголка рта до внешнего края глаза, тяжелые веки не вяжутся с его детским лицом.
– Что ты сказала?
– Мне нужно поговорить с Джексоном! – кричу я.
Он закрывает дверь, я инстинктивно тянусь за дверной ручкой, но слишком поздно. Я разочарованно оглядываюсь, подумывая о том, не позвонить ли в дверь разбуженному парню и спросить его, не знает ли он, как мне найти Джексона. Но вдруг слышится звук снимаемой цепочки, дверь распахивается.
– Заходи, – говорит парень.
В квартире темно, все окна зашторены, и как только парень закрывает за мной дверь, становится совсем неприятно. Одинокая лампочка слабо освещает загроможденный коридор, музыка гремит так громко, что сложно расслышать даже собственные мысли.
Парень поднимает пакет с яблоками и подталкивает меня к одной из дальних комнат. Там я вижу Джексона, который наклонился над низким журнальным столиком. От того, как он двигается, меня захлестывает адреналин, моя первая реакция – бежать, но я не успеваю этого сделать, он оборачивается и смотрит на меня.
Джексон все тот же, но он ужасно постарел. Такая же бритая голова, такая же одежда: стильная рубашка с закатанными рукавами, тяжелая золотая цепь, джинсы, свисающие с худых бедер, но вот лицо серое и морщинистое.
Он изучает меня взглядом и широко улыбается, потом делает пару шагов в мою сторону и протягивает мне наполовину скрученную сигарету. На пальцах пятна никотина, дым колечками поднимается к потолку.
– Спасибо, не надо, – говорю я и качаю головой. – Я пришла, потому что ищу одного человека.
Он снова улыбается, глубоко затягивается и говорит тягучим голосом:
– Ты знаешь, что коренное население Африки верит в то, что, когда человек курит табак, его мысли улетают напрямую к богам?
Я думаю о том, что он-то курит совсем не табак, но молчу.
– Ты помнишь моего брата Дани? – спрашиваю я. – Он тоже ходил в школу Софиелюнде.
– Дани, – он кашляет. – Конечно, я помню Дани.
Он делает жест в сторону парня – тот тут же исчезает – и кладет руку мне на талию. Прижимает меня к себе и выдыхает дым мне в лицо.
– Дани пропал, – продолжаю я. – Я бы хотела узнать, не знаешь ли ты что-нибудь об этом.
– Разве он не сидит?
– Это было давно.
– Да, я вспомнил. Побои, да? Какой-то любопытный придурок подставил свой нос и попался Дани под руку – бэнг! – сказал он, ударяя кулаком в воздух. – Долго он сидел?
– Колония для несовершеннолетних, – отвечаю я.
– Хорошо. Точно ничего не хочешь? – Он показывает на столик, где лежит пакетик с белыми таблетками. – Угощаю.
– Нет, мне нужно найти брата. Полиция тоже его ищет. Ты что-нибудь знаешь об этом?
Он выглядит обиженным, отталкивает меня в сторону и морщит нос.
– Ты меня в чем-то обвиняешь? – бормочет он.
– Я думаю, что у тебя может быть какая-то информация. Они считают, что он кого-то похитил.
– Я таким не занимаюсь, – раздраженно отвечает он и поправляет толстую цепочку на шее. – Что ты вообще обо мне знаешь?
На книжной полке за его спиной лежит сумка «Луи Виттон», под ней я вижу что-то очень напоминающее пистолет. Наши взгляды встречаются, он кладет руку на сумку.
– Мне не нравится, что ты приходишь сюда и обвиняешь меня во всяком дерьме, – говорит он внезапно прорезавшимся голосом.
Я отступаю назад.
– Я не имела в виду ничего такого. Я просто волнуюсь о Дани.
– Во что там вляпался твой брат – не моя проблема, – продолжает он возбужденно, размахивая руками. Его предплечья испещрены сетью пульсирующих вен, под кожей проступают сосуды.
Я прижимаю к груди бумажный пакет. Сердце бьется так сильно, что отдается в висках. Успею ли я убежать, если он достанет пистолет?
– Конечно нет.
Я не отвожу взгляда от его руки и спрашиваю саму себя, что я вообще здесь делаю. Зачем я сюда пришла? Неужели я правда думала, что Джексон мне поможет? И тут что-то происходит, из угла дивана слышится странное бормотание. Мы оба поворачиваемся, и в темноте я замечаю, как что-то движется.
Джексон явно удивлен, но через несколько секунд он подходит к дивану и сдергивает темное покрывало. Под ним лежит светловолосая девушка, волосы собраны в хвост, на ней белый бюстгальтер и короткие джинсовые шорты. Она дергается и кашляет открытым ртом.
– Детка, – говорит Джексон. – Как ты?
– Черт, – говорит она и хрипло хихикает: – Что. За. Дрянь.
Она пытается встать, но сразу же падает обратно на диван, продолжая хихикать.
Я решаю воспользоваться шансом и иду к двери, но Джексон догоняет меня. Теперь он выглядит не таким наглым и смотрит на меня грустными глазами.
– Очень жаль твоего брата, но если он сбежал, то на это есть причина. Он не хотел, чтобы ты вмешивалась в это.
– Вмешивалась во что?
Он теребит свою золотую цепочку.
– Ладно, – говорит он наконец. – Несколько недель назад Дани звонил мне.
– Что? Зачем?
– Он хотел купить пистолет. Но с тех пор я больше ничего от него не слышал.
Меня шатает, я чуть не падаю, зацепившись за край ковра. Я не могу поверить в то, что только что услышала. Дани спрашивал у Джексона, где купить оружие!
– Клянусь жизнью, это все, что я знаю, – говорит Джексон и крестом складывает руки на груди.
Я пытаюсь открыть дверь. Вообще-то мне стоило бы задать еще несколько вопросов, но сейчас я больше всего хочу поскорее убраться отсюда.
– Верю, – отвечаю я. – Если узнаешь еще что-нибудь, найди меня на «Фейсбуке». Лидия Симович.
Открыв дверь, я бросаюсь вниз по лестнице. Внизу я сталкиваюсь с двумя молоденькими девушками, они держатся за руки. Несмотря на то что сегодня среда, они празднично одеты, на веках сверкающие тени, они спешат в квартиру Джексона. Одна из них немного похожа на Линнею Арвидссон, и я понимаю, что почти ничего не знаю об этой женщине. Откуда полиции известно, что она не валяется без чувств на диване в какой-нибудь темной квартире? Но тут я вспоминаю про пистолет, который Дани хотел купить, и мой мир рушится снова.