Камни Гипербореи и щит Атлантиды

Все, кроме Джона и Линды, стали спорить, какие элементарные частицы лучше использовать для облучения артефактов.

Одни склонялись к мнению, что лучше использовать элементарные частицы из класса адронов[14], другие – из класса лептонов[15].

Первая группа утверждала, что только сильное взаимодействие[16] с веществом позволит вскрыть структуру это непонятного металла, но вторая возражала, что адроны нестабильны и многие из них очень быстро распадаются.

– Ты ещё резонансы[17] используй, – спорил с Элизабет Эрик, – они не успеют даже долететь до артефактов.

– Но можно использовать мезоны[18]. У них срок жизни значительно больше, чем у резонансов.

– К этому излучателю нейтрино даже специальные регистрирующие пластины разработаны.

– Но к созданным излучателям мезонов тоже регистрирующие пластины разработаны.

Тут вмешался Джон:

– О чём вы спорите? Вы уже надоели мне своей терминологией из физики. Все вы говорите об одном и том же. Разве нельзя попробовать сначала излучатель нейтрино, а если ничего не получится, то мезонов? Все равно других вариантов у вас нет.

Все сразу замолкли, а ведь Джон прав: действительно других вариантов нет.

Все эти излучатели были сделаны на основе ускорителей элементарных и требовали для своей работы большого количества энергии: необходимо было в течение получаса отключить от энергоснабжения практически весь Нью-Йорк и часть его окрестностей. Вопросы энергоснабжения и доставки необходимого излучателя взял на себя куратор из ФБР.

Прошел месяц бюрократической волокиты, пока наконец этот бетатрон – излучатель с регистрирующими пластинами и подробной инструкцией по его эксплуатации – привезли в лабораторию.

В течение нескольких часов вся группа разбиралась, как он работает. Потом еще несколько часов ушло на его наладку. Куратор из ФБР ушел, заявив, что у него семейное торжество и ему надо обязательно на нём присутствовать.

Когда всё было налажено, а артефакты были подготовлены к изучению, часы показывали половина двенадцатого ночи.

Часть Нью-Йорка и его окрестностей обесточили, а освещение в лаборатории, как требовала этого инструкция по эксплуатации прибора, отключили.

Полчаса бетатрон разгонялся, и его излучатель начал работать вместе с боем настенных часов.

Тут началось нечто невообразимое: все артефакты вдруг засветились переливчатым светом и стали похожи на огромные куски янтаря. Свет от них строго концентрическими кругами стал разливаться по всему помещению.

Сердце у Мэрилл бешено забилось, глаза закрыл туман, а в середине лба что-то треснуло.

Все стояли как вкопанные. Первым опомнился Джон. Он подбежал к регистрирующим пластинам, но на них ничего не было.

Потом пришла в себя Мэрилл. Она подошла к витрине с артефактами.

– Этого не может быть, – проговорила она.

К ней подошли остальные члены группы. Их взорам предстала странная картина: артефакты приобрели прежних серебристый цвет, но на каждом из них появился большой выпуклый знак янтарного цвета, похожий на иероглиф. Никто из членов группы ничего не понимал.

Все очень устали и поэтому, немного посовещавшись, решили повторить эксперимент на следующий день.

Уставшая Мэрилл добралась домой, быстро умылась, перекусила, легла на кровать и сразу уснула.

Через некоторое время ей приснился странный яркий цветной сон: на фоне высоких заснеженных гор за столом сидят одиннадцать человек, Мэрилл не успела их сосчитать.

«Это Гималаи, – подумала во сне Мэрилл, – а что это за люди? Да ведь это апостолы с фрески „Тайная вечеря“ в трапезной монастыря Санта-Мария делле Грацие в Милане, нет только Иуды, да и центр пустой – нет Христа».

Вдруг из-за стола вышел один из апостолов. «Кажется, его зовут Андрей», – подумала во сне Мэрилл. В руках он держал пластину – один из исследуемых ими артефактов. На пластине был выпуклый янтарный знак, напоминающий футбольный мяч.

Андрей поднял пластину и дотронулся ею до Мэрилл. Она сразу ощутила на своём теле сильное жжение. Он отнял пластину и произнес странные слова:

После этого Андрей сел за стол и встал Матфей. В руках он держал точно такую же пластину, но с другим знаком. Он пошёл явно не по направлению к Мэрилл. Изображение стало ограничено рамкой, как на экране телевизора.

Матфей вынес пластину за «экран» и произнес стихи, в которых речь шла о голубом алмазе, скрытом где-то в Африке.

Другие апостолы совершали похожее действо. Каждый раз речь шла о драгоценных, полудрагоценных, поделочных и каких-то непонятных камнях, спрятанных в различных уголках Земли.

Последним был апостол Пётр. Когда он произнес свою речь и сел за стол, в центре стола неожиданно возник Христос.

Изображение снова перестало быть ограничено рамкой. Христос подошёл к Мэрилл и дотронулся до неё жезлом. Она опять ощутила жжение на своём теле. Христос отнял жезл и произнес следующие, ещё более загадочные слова:

«Чушь какая-то, – подумала Мэрилл во сне, – какая-то Гиперборея, нет такого кристалла Индулаз, какой ещё третий глаз, зачем надо идти к Эвересту и что это за каста Индовод? Впрочем, к Эвересту можно съездить, я люблю альпинизм»

Её сознание заволокло туманом, а странный сон прекратился.

На следующее утро, проделав аэробику, Мэрилл приняла душ и стала причесываться перед зеркалом. Посмотрев в зеркало, она с удивлением увидела на своей правой ключице изображение зелёного мяча, а на левой – какую-то прозрачную пирамиду с непонятным предметом внутри.

Мэрилл сразу вспомнила свой странный сон. Она сразу поняла, что на правой ключице изображен зелёный круглый малахит, но что изображено на левой ключице? Да это ведь кристалл Индулаз с глазом внутри.

Её сон был вещим! Да и сон ли это? Ведь эти выпуклые «татуировки» не могли возникнуть просто так.

Быстро одевшись в джинсы и закрытую тёмную кофточку, чтобы «татуировки» были не видны, она съела два крекера с малиновым джемом и поехала в лабораторию.

Как ни странно, все члены группы приехали очень рано и практически одновременно, задолго до начала ежедневного утреннего совещания.

Вся собравшаяся группа подошла к витрине с артефактами, но они имели точно такой вид, как и до начала облучения: никаких знаков на них не было.

– Джон, – громко сказала Мэрилл, – мне сегодня ночью приснился очень странный сон: будто бы я нахожусь у подножия Эвереста, там стоит стол, за которым сидят апостолы, почти как на фреске Леонардо да Винчи «Тайная вечеря», но только без Христа и Иуды. Апостолы по очереди встают, у каждого в руках по одной пластине, точно такого же вида, как исследуем мы. Они говорят какую-то чушь, а один из них дотронулся до меня пластиной, и знак с нею перешел ко мне на ключицу. Потом, когда апостолы завершили свои действия, появился Христос и произнес вообще что-то несуразное, а утром я обнаружила у себя на теле вот эти знаки, – закончила Мэрилл и показала их Джону.

– Да и мне приснился точно такой же сон, – сказал Джон – но в нём не было Христа, а утром у меня появился этот знак.

Действительно, у Джона на правой ключице был знак голубого алмаза.

– Я сразу узнал знаменитую фреску Леонардо, – продолжил Джон, – единственное что показалось мне странным, что не было Иуды и Христа, а фреска, если не считать Гималаи, была в современном виде. Эта фреска, так же как и знаменитая Мона Лиза[19], дошла до нас не в первозданном виде. Вскоре после её написания она чуть полностью не погибла. Это случилось после того, как монастырь затопило. Спустя всего несколько десятилетий Вазари[20] описывал её как беспорядочный набор пятен. Многочисленные реставрации нанесли фреске только вред и чуть не погубили её окончательно. А сколько легенд о ней сложено – будто бы вместо Иоанна Леонардо нарисовал Марию Магдалину, а Христос и Иуда срисованы с одного и того же человека. Хотя это и не исключено, ведь известно, что Леонардо не был примерным католиком. Он мог и поглумиться над церковниками, ведь, согласно другой легенде, лицо Иуды – это лицо настоятеля монастыря, надоевшего Леонардо своими претензиями.

Всем остальным приснились такие же сны, как ей и Джону. У каждого было по два знака: один на правой, а другой – на левой ключице. Однако у всех были свои знаки – рубина, топаза и других камней, о которых говорили апостолы, но некоторые знаки всё-таки были непонятны, о них апостолы почему-то забыли сказать! Но Христос явился только Мэрилл.

– А что делал Христос? – спросили у Мэрилл остальные члены исследовательской группы.

Мэрилл подробно пересказала, что ей приснилось дальше.

Все решили ничего не говорить куратору из ФБР. Последующие исследования не дали никаких результатов, и артефакты были возвращены обратно в Англию. Их группу вскоре распустили, а её члены разъехались по разным местам.

Через три месяца Джону представилась возможность устроить небольшую персональную выставку картин. Он тут же позвонил Мэрилл:

– Я своё обещание выполнил, жду тебя вечером на вернисаже. Ты будешь на нём главным действующим лицом.

Неожиданно на вернисаж Джона пришла группа известных личностей: Леонард Лаудер, сын основательницы известной косметической фирмы «Estee Lauder»[21] и её фактический руководитель, Анна Винтур, недавно возглавившая самый популярный в США журнал мод «Vogue», знаменитый антиквар и управляющий ювелирной фирмы «Тиффани».

Все они хотели увидеть удивительную картину Джона. На этой картине Джон изобразил улыбающуюся Мэрилл на фоне Национального парка в Гранд Каньоне.

Джон писал эту картину больше двух лет. При её написании он использовал практически такую же технику, как и Леонардо при написании своей знаменитой «Моны Лизы». Его технику в художественных кругах сразу же окрестили «новой сфуматой»[22].

Так же как и у Моны Лизы, выражение лица Мэрилл менялось по мере приближения к портрету. Однако, в отличие от Моны Лизы, улыбка не исчезала с лица, а изменялась от лукавой до торжествующей.

Джон потом объяснил Мэрилл, что он и Леонардо использовали один и тот же приём: издали дымчатые и переливчатые детали сливались с более яркими красками, а если подойти ближе к портрету, то все эти детали проступали, что приводило к изменению выражения лица.

Для написания этого портрета Джон изобрел специальные, почти прозрачные краски, получившие название «сухое масло». Главной особенностью этих красок было отсутствие комочков за счёт специальных улетучивающихся присадок.

– Таких женщин не бывает, – сказал Лаудер и хотел добавить: «Вы её конечно…»

И тут в салон вошла Мэрилл.

На ней было надето длинное вечернее нежно-бежевое платье с большим декольте, на руках тонкие тёмно-бежевые лайковые перчатки, голову венчала прическа на древнегреческий манер, а шею украшала золотая цепочка венецианского плетенья.

– Вы ещё прекраснее, чем на картине, – подбежала к ней Анна Винтур, – вы должны обязательно сфотографироваться для обложки «Vogue».

Знаменитый антиквар открыл коробку и показал Мэрилл потрясающей красоты ювелирный набор из колье и серёжек:

– Я очень прошу вас прорекламировать эти драгоценности. Это только копия украшений, вскоре выставляемых на аукционе «Кристи».

Даже копия драгоценностей была прекрасна.

У оригинала набора колье было выполнено из тонких золотых лепестков с нежно розовым отливом. Как это удалось добиться ювелиру, до сих пор остаётся тайной.

На этих лепестках будто бы в воздухе висели чистейшей воды изумруды, а рядом с ними, словно росинки воды, были вкраплены переливающиеся всеми цветами радуги небольшие бриллианты.

Всё это вместе создавало впечатление изящной сказочной гирлянды цветов.

В той же манере были выполнены и серьги.

– Вам надо обязательно рекламировать нашу косметическую продукцию, – сказал Леонард Лаудер, – если хотите, можем с вами сразу заключить контракт.

Они стали до хрипоты спорить между собой, чью продукцию должна рекламировать Мэрилл.

Тут вмешался Джон:

– О чём вы спорите? Накрасьте Мэрилл своей лучшей косметикой, украсьте её этими драгоценностями, а потом сфотографируйте её для обложки «Vogue». Лучше всего, если вы сфотографируете её рядом с этим портретом. Это только усилит впечатление.

– Точно, – согласились они.

Лаудер распорядился, чтобы в салон срочно приехал лучший имиджмейкер и захватил с собой элитные наборы косметики для натуральной золотистой блондинки с карими глазами.

– Срочно вечернюю одежду, модельера и лучшего фотографа в салон, – приказала Анна Винтур.

Антиквар побоялся привозить в салон настоящие драгоценности. «Все равно на фотографии никто не сможет отличить копию от оригинала», – подумал он.

Так и появился на свет один из самых знаменитых за всю историю журнала «Vogue» номер.

После этого на Мэрилл как из рога изобилия посыпались предложения. Она бросила науку и вскоре стала одной из самых знаменитых моделей в мире – рекламным лицом фирмы L' Oreal.

Всё реже Мэрилл вспоминала о чудесном эксперименте и загадочном сне, хотя с другими членами исследовательской группы часто перезванивалась.

Через месяц после своего триумфального вернисажа Джон неожиданно исчез. Мэрилл пыталась с ним связаться, но безуспешно. Джон появился только через два года, когда у Мэрилл был уже новый друг.

Мэрилл вышла из Центрального парка и решила зайти в музей «Метрополитен». Сейчас, когда её сердце было свободно, она часто вспомнила время, проведённое с Джоном в этом музее. Он так увлечённо рассказывал ей об экспонатах, что рядом с ними всегда собиралась толпа посетителей.

Любимым художником Мэрилл стал Клод Моне. Её восхищали игра света и изображение воды на его картинах. Она могла часами любоваться полотнами «Парк в Сант-Адресс» и «Маннпорт».

Мэрилл в музее сразу узнали. Вскоре вокруг неё собралась толпа желающих получить автограф.

«Всё-таки у популярности есть и негативная сторона, – подумала она, – невозможно спокойно постоять и полюбоваться экспонатами».

Мэрилл вышла из музея, медленно пошла по Пятой авеню и остановилась у неприметного многоэтажного дома, каких довольно много на Манхэттене. Это была галерея «Тиффани». На витрине было выставлено всего несколько украшений, а небольшие для торгового заведения окна почти полностью занавешены красивыми, изящными шторами: «Тиффани» в излишней рекламе не нуждалась.

К ней сразу подбежал управляющий:

– Мадам, вы, как всегда, прекрасно выглядите, вам очень идёт это платье от Мюглера. Вы, кажется, именно его демонстрировали в прошлом году на Неделе высокой моды, но драгоценности ведь тогда были не настоящими. Мы же можем вам предложить чудесное колье из аметиста всего за полмиллиона долларов.

Мэрилл примерила колье и вспомнила прошлогодний показ мод, нашумевшую фотографию Дональда Грея и небольшую статью про неё в «Vogue»:

Несомненным событием нынешней недели высокой моды в Брайант-парке стало появление после трёхлетнего перерыва на подиуме Мэрилл Райт.

Три года назад мы запомнили Мэрилл как шаловливую молодую женщину с кокетливо-игривой улыбкой. Сегодня же она предстала перед нами в образе богатой, уверенной в себе светской львицей.

Настоящий триумф вызвало появление Мэрилл в облегающем, с разрезом от бедра, декольтированном платье из нежно-розового ламе от Tierry Mugler, с которым прекрасно гармонировали длинные перчатки и колье из аметиста.

Весь ансамбль удачно сочетался с дымчато-розовым макияжем. Казалось, что шелковистое сияние окутало лицо Мэрилл.

Мэрилл вернулась из своих воспоминаний к действительности.

– Да, колье прекрасно, – сказала она, достала кредитку и расплатилась.

Как всегда, украшение положили в голубую коробку с атласной лентой.

– Всё-таки мило, что любой товар, независимо от его стоимости, пакуется у вас одинаково. Если у вас будут украшения, требующие рекламы, то я готова в этом участвовать, но с условием, чтобы они были мне к лицу.

– У нас скоро появится ожерелье из зелёного русского граната. Оно очёнь вам пойдёт. Мы его хотим выставить на аукционе Кристи.

– Надо же, я часто бывала в России, но никогда не слышала о зелёном гранате. Кстати, вам надо использовать рынок России. Сейчас там стало много богатых людей, которые смогут покупать ваши товары.

Мэрилл вышла из «Тиффани» и пошла домой. Она взглянула на неоновую рекламу. С рекламы на неё смотрела улыбающаяся Мэрилл и мелькала надпись:

Мэрилл даже остановилась. «Какие идиотские стихи», – подумала она. Вдруг в этот момент её «татуировки» запульсировали и в мозгу засела навязчивая мысль: надо непременно собирать всех членов исследовательской группы и ехать в Непал, к Эвересту.

Она обзвонила остальных участников группы, у всех происходило то же, что и с ней: «татуировки» пульсировали, возникло навязчивое желание идти к Эвересту.

Мэрилл восстановила в памяти перипетии своего загадочного сна, потом всё записала и выучила наизусть.

Вскоре группа стала собираться в квартире у Мэрилл, которая жила в шикарных двухуровневых апартаментах в Трамп-тауэре.

После 1988 года в Нью-Йорке построили много прекрасных зданий, но Мэрилл хотелось непременно поселиться в здании на углу Пятой авеню и 56-й стрит. Быть может, это было по-детски наивно, но именно о нём Мэрилл мечтала.

Сейчас только одна ванная комната была больше, чем вся её квартира на 42-й стрит. В середине ванной комнаты располагался бассейн из голубого мрамора, украшенный белоснежными ракушками. На левой от входа стене была выложена мозаика, изображающая жёлтые и розовые кувшинки, плывущие по сине-зелёной воде[23]. На правой стене под нерукотворной каменной аркой волновалось море[24]. На полу ванной комнаты была вымощена плитка, имитирующая воду, что создавало иллюзию присутствия. Почти всю противоположную от входа стену занимало большое зеркало в мраморной оправе, контур которого повторял форму бассейна. По бокам зеркала висели бра из такого же голубого мрамора, а рядом стояли шкафы и полки с кремами, шампунями, пеной, морской солью и с другими, необходимыми для принятия водных процедур мелочами.

Спальня была относительно небольшой. В ней находилась широкая кровать из красного дерева. Рядом стоял столик с ночником. На потолке висела небольшая люстра из горного хрусталя. Стены спальни были покрыты нежно розовым шёлком, а окна драпированы такого же цвета тюлем и плотными шторами тёмно-розового цвета, что создавало неповторимую игру света.

В одной из комнат был обустроен спортивный зал с беговой дорожкой Winner, велотренажером Kettler и различными силовыми тренажерами.

Ещё одна комната была оборудована под кабинет в стиле французского классицизма последней четверти XVIII века, то есть в стиле Людовика XVI.

Лаконичность и торжественность этого стиля нравились Мэрилл. Все вертикальные и горизонтальные опоры были чёткими и ясными. Всюду просматривались прямые углы, но резких переходов заметно не было, они сглаживались капителями, бороздками, витыми шнурками и другими приёмами, унаследованными ещё из Древней Греции.

Вся мебель была украшена бронзовыми растительными орнаментами – акантами и гирляндами из мелких полевых цветов.

В кабинете стояли большой стол с компьютером, кресло, стулья, комод-секретер и несколько книжных шкафов с художественной литературой, книгами о спорте и журналами мод.

Стулья и кресло были покрыты гобеленом с сельским мотивом, удачно гармонировавшим с занимающим всю противоположную столу стену гобеленом с изображением беседы древнегреческих философов под сводами никогда не существовавшего античного здания[25].

Рядом с кабинетом располагалась комната отдыха с пальмами, лианами, кактусами, орхидеями и другими растениями.

Кухня была небольшой. Мэрилл не любила готовить, да и времени на приготовление пищи у неё было мало. Обычно она заказывала блюда из ресторана на дом. Только когда ждала гостей, она нанимала официантов для обслуживания и поваров.

Когда у неё собирались гости, то в большой светлой гостиной, выполненной в античном стиле, сервировалось несколько столов.

На втором уровне кроме спальни было расположено несколько гостевых комнат, декорированных в самых различных стилях: античный, классика, модерн…

Прибывшие члены группы почти не изменились, только немного постарели.

Когда вместе с Мэрилл собралось уже десять человек, раздался звонок. Мэрилл открыла дверь и застыла в немом изумлении: перед ней стояла известная порнозвезда Перл:

– Вы, конечно, меня не узнали, я Линда Гамильтон, Перл мой псевдоним.

Все были поражены: Линда раньше была серой мышкой, на которую ни один мужчина не обращал внимания.

Оказывается, вскоре после распада группы она сделала себе серию пластических операций, накачала огромный бюст, немногим уступающий занесенному в то время в Книгу рекордов Гиннесса знаменитому бюсту известной французской порнозвезды Лоло Феррари[26].

Потом она неоднократно снималась в порнографических фильмах, а пять лет назад, неожиданно для всех, ушла из порнобизнеса.

Разрешение на восхождение на горы Эверест надо было ждать годами, но получить разрешение на поход к её подножию трудностей не представляло.

Все взяли с собой в дорогу только личные вещи. Часть необходимого альпинистского снаряжения должна была прибыть в Непал отдельным рейсом, другую – планировали взять напрокат в туристическом агентстве в Катманду.

Время на разговоры не было: до отлёта самолёта оставалось около двух часов. Поэтому, выпив по бокалу вина и немного перекусив, все направились в аэропорт.