Дневник моих откровений

– Аккуратно, чтобы не смешивать эти два компонента, перематываешь коробок нитками, – сказала Элла и внимательно посмотрела на меня.

Я кивнул, сдерживая негодование.

– Откуда ты это знаешь? -выдавил наконец я вопрос, который казался мне смертным приговорам.

Она засмеялась.

– А разве я не учу в школе химию?

– Ты что, пероксид водорода с карбамидом, – быстро проговорила Элла. – Вот я нашей химичке расскажу, что восьмиклассники не знают элементарной химии.

Мне стало стыдно и обидно. Никогда я еще не испытывал эти два чувства одновременно. Стыдно было, потому что я, действительно, не знал химии, а обида съедала меня из-за того, что я гордился нашим с Сашкой изобретением, а оказалось, что оно известно уже всем.

– Да,– вдруг оживилась Элла,– а название «Белый парашют» красивое, мы называли эту смесь просто «дымовуха». Я запомню.

После фейерверка и «Белого парашюта» многие начали потихоньку разбредаться. Кто-то направился домой, кто-то пошел погулять по городу, а кто-то расположился на освободившейся скамейке, потому что старушки, занимавшие ее с утра, разошлись по домам. Я с тревогой посмотрел на Эллу.

– Мне пора, – прошептала она. – Проводишь?

Я утвердительно покачал головой.

– За ветровкой домой зайду и пойдем.

Она засмеялась:

– Мне бы тоже не мешало привести себя в нормальный вид, а то всех прохожих распугаю.

Джинсы почти высохли, поэтому Элла натянула их, попрощалась с именинником и вышла из квартиры. Было около одиннадцати часов, осеннее солнце, которое днем радовало нас своими теплыми лучами, сейчас спряталось и его место заняла холодная луна. Своим бледным ликом она нехотя освещала землю.  На черном небе появились редкие, но яркие звезды, погода начала портиться и обещала завтра расплакаться мелким и нудным дождем. Я замешкался дома, и когда вышел, Элла уже дрожала от холода.

– Замерзла? – тихо спросил я.

– Чуть- чуть, – стуча зубами, проговорила она.

Я провел рукой по ее бедру и удивлённо спросил:

– Высохли?

–Да, – радостно ответила она, – и пятен нет и почти сухие.

– А ветровки нет?

– Тепло же было.

Я быстро снял свою ветровку и накинул ей на плечи.

– Спасибо, – прошептала она, – а ты?

– Не замерзну, я же сибиряк.

Она засмеялась, просунула руки в рукава и застегнула молнию.

– Так теплее, – уточнила она и взяла меня под руку.

– Какой дорогой пойдем? – строго спросил я. – Короткой или длинной.

– Я же на каблуках.

– Значит, длинной, – обрадовался я.

Короткая дорога сокращала путь почти в два раза, но нужно было идти по темноте через стройку. Один я бы, конечно, воспользовался именно этой, короткой дорогой, но с Эллой мне хотелось побыть подольше. Я не помню того, о чем мы говорили в этот вечер, я помню, что мне было приятно ощущать ее руку на моей, чувствовать тепло ее тела и слушать приятный журчащий голос.

Глава 3. Новый ученик

С тринадцатого сентября началась история нашей любви. Я жил в трех минутах от школы. Это было очень удобно, потому что занятия начинались с девяти часов, значит, я мог спать до восьми сорока. Затем быстро вскакивал, умывался, одевался, неспешно завтракал и приходил в школу за десять минут до звонка. С появлением в моей жизни Эллы, в режиме дня произошли изменения. Теперь я просыпался в семь утра, умывался, одевался, быстро завтракал и бежал короткой дорогой к дому Эллы. По меркам нашего города она жила далеко от школы. Несмотря на то, что в ее дворе была школа, но Элла в ней не училась. Я как-то спросил у нее:

– А почему ты учишься в нашей школе?

Она пожала плечами и шепотом ответила:

– Потому что очень хотела встретить тебя.

Мы тогда не понимали, что наша школа была лучшей в городе. К тому же с физико-математическим и химическим уклоном. В этой школе учились наши родители, но об этом потом.

Каждое утро я прибегал к ее подъезду и ждал, когда Элла выйдет. Она никогда не опаздывала, и мы приходили за десять-пятнадцать минут до начала уроков. Сначала нас сопровождала Дарина, она жила в соседнем доме, и девчонки утром ждали друг друга. Шахерезада была недовольна тем, что теперь каждое утро я ждал Эллу, нес ее дипломат и она держалась за мою руку, а не шагала, как это было раньше рядом с ней.

Тут, мой дорогой читатель, я хочу дать пояснение. Дипломат – это небольшой плоский чемодан для деловых целей. Говоря современным языком, атташе-кейс. В советское время почему-то старшеклассники облюбовали такой кейс и приспособили его для школы. Дипломаты были изготовлены из мягких, виниловых материалов или жестких пластиков и металла. Такой кейс обязательно имел замки с ключами или кодовые замки. У меня не было дипломата, потому что я не носил в школу ни учебников, ни тетрадей. У меня была одна «общая» тетрадь на все случаи жизни. А школьный дневник жил в Сашкином гараже.

И у Эллы, и у Дарины был дипломат, в который они аккуратно укладывали тетрадки и учебники. Надо отметить, что у старшеклассников каждый день проводилось по пять- шесть уроков. На каждый предмет полагался учебник страниц на двести, в обложке, общая тетрадь для теории и две тоненькие рабочие тетрадки. И все это каждый ученик приносил в школу, обеспечивая себя «рабочими инструментами».

В советское время школьными учебниками пользовались несколько поколений, поэтому обязательное условие – каждый учебник должен иметь обложку, чтобы его не испачкали и он мог служить подрастающим школьникам. С выдачей учебников в библиотеке было тоже не все так просто. Сначала новые или почти новые учебники получали те, что учился на «хорошо» и «отлично». Затем внешний вид учебников становился хуже и их получали троечники и те, кто не очень хотел учиться. Мои учебники были старыми и побывали в руках таких же лодырей, как я. Загрузив в дипломат пять учебников, столько же тетрадей, да и к тому же у девчонок были ручки разных цветов, карандаши, резинка, циркуль, линейка, транспортир, калькулятор, расческа, зеркальце и прочие дамские штучки. Кейс получался очень тяжелым.

– Зачем ты все это приносишь в школу? – спросил я как-то у Эллы, рассматривая, как она выгружает все содержимое дипломата на парту.

– Учиться! – строго ответила она.

– И зеркало?

– Глупый ты.

Больше таких вопросов я девчонкам не задавал.

Дарина молча тащила свой дипломат, но иногда она фыркала на подругу:

– Ну, что ты к нему прилипла? Пусть идет впереди, а лучше позади нас, я хочу с тобой посекретничать.

Тогда Элла, извиняясь, отпускала мою руку и тихо просила:

– Сережа, иди вперед, мы тебя через пять минут догоним. Дарина хочет что-то мне сказать без твоих ушей.

Я злился и на Шахерезаду, и на Снегурочку, но послушно шел вперед. Затем Элла громко говорила:

– Да, ты сошла с ума.

Догоняла меня и брала под руку. Я был счастлив, и мне было все равно, почему по мнению Эллы, Дарина сошла с ума. Вскоре Шахерезада перестала быть третьей лишней, и мы с Эллой добирались до школы вдвоем. Иногда она пересказывала мне страницы параграфа, потому что думала, что сегодня ее обязательно спросят. Я внимательно слушал и даже понимал то, что она мне рассказывала, задавал вопросы – запомнил эту тему. Но чаще мы просто болтали, я рассказывал ей, что хочу починить мотоцикл отца, чтобы летом на нем кататься. Она смеялась, толкала меня в бок и строго говорила:

– Тебе нужно готовиться к поступлению в техникум, а не кататься.

Я ее понимал, но учеба меня интересовала мало, а вот техника – это наука, которую я самостоятельно постигал каждый день. У меня были справочники и книги по автомобилям и мотоциклам. Я мог легко прочитать схему охлаждения двигателя, начертить схемы электропитания и газоотвода.  Умел разбирать и собирать двигатель мотоцикла и по звуку определять неисправность в работе системы. Я рассказывал об этом Элле, а она заинтересованно слушала, кое-что уточняла, а потом задумчиво говорила:

– Это хорошо, это очень хорошо.

Мы приходили в школу, сдавали свои вещи в гардероб, и я провожал ее до кабинета, в котором у нее был первый урок. Расписание занятий класса Эллы я знал очень хорошо, потому что после каждого урока приходил на перемене к ним в кабинет и хотя бы пять – десять минут, чтобы увидеть Эллу, посидеть с ней рядом. Иногда я помогал перебирать учебники в дипломате или приносил ей конфеты, зная, что моя девушка очень любит сладкое. Сашка всегда радостно приветствовал меня:

– Новый ученик девятого «А» класса, заходи!

Я смущался, опускал глаза, потому что все его одноклассники сразу же обращали на меня внимание, а я не люблю публичности.

– Может, ты к нам и на уроки придешь? – ехидно спрашивала Дарина. – А то вдруг твою Эллочку кто-нибудь украдет!

Шахерезада громко смеялась, а потом страшным, театральным голосом продолжала:

–Или нет! Наша Снегурочка найдет себе нового принца! Да, вот хотя бы Андрюшеньку.

Все знали, что Андрей с третьего класса заглядывался на Эллу, но кроме дружеских отношений ничего за это время не добился.

Я молчал, но за меня отвечала Элла.

– Нужно будет и придет, и тебя спрашивать не будет.

– У нас класс без троечников, – вспыхивала Шахерезада.-Кому он тут нужен?

Она делала многозначительную паузу, потом продолжала:

–Простите, совсем забыла, он же тебе нужен! Элкин хвост.

Тут все девчонки начинала шипеть на разгоряченную Дарину, она демонстративно хлопала крышкой своего дипломата и еще раз произносила позорный для меня приговор:

–Двоечник!

И тут она была совершенно права, после окончания восьми классов, все не желающие учиться ушли. Кто-то в ПТУ (профессионально-техническое училище), кто-то в техникумы, а кто-то, окончив трехмесячные курсы продавцов, уже работал в торговых ларьках или магазинах. Сейчас в девятом «А» учились только отличники и хорошисты.

–Этот класс- гордость нашей школы, -сообщил директор на торжественной линейке, посвященной началу учебного года.

 Все ученики дружно зааплодировали, а Сашка выкрикнул:

–Ура!

Но его никто не поддержал, а классный руководитель девятого «А» цыкнула на моего друга и украдкой угрожающе показала ему кулак.

 На Всесоюзных олимпиадах по предметам кто-то из учеников этого класса обязательно занимал призовое место. Элла участвовала в олимпиаде по литературе, написала трогательное стихотворение о войне и заняла второе место. Конкурс чтения стихов собственного сочинения проходил во Дворце Культуры, самом престижном месте города. На сцену Элла вышла с перевязанной головой, в военной форме и с гранатой в руке, рядом с ней на земле лежит ранней боец. За сценой шум и немецкая речь, Сашка на фортепьяно играет грустную тихую мелодию. Элла читает стихотворение, а из зала мы эхом повторяем ее последние слова, она бросает гранату и собой закрывает раненого. Музыка затихает, гаснет свет и мужской голос в полной темноте говорит о том, сколько жизней унесла война. Зажигается прожектор и освещает Эллу. Она уже на ногах, держит за руку бойца. Поклон и занавес. Зрители аплодировали стоя. Я гордился ее победой.

Все перемены между уроками я проводил с Эллой. Иногда меня некоторые учителя выгоняли из кабинета со словами:

–Дай ей отдохнуть, они сейчас будут писать самостоятельную, а ты со своей любовью. Сам-то двойками засыпался! Шагай к своим и хоть перед уроком открой учебник или хотя бы посмотри, какого цвета у него обложка.

Я не обижался и уходил в кабинет к своему классу, а назойливая Светка встречала меня ехидным вопросом:

–Что выгнали? Так тебе и надо! Нечего каждую перемену к ней бегать.

–Не злись, -уверенным голосом отвечал я, – красоту испортишь, хотя…

Я замолкал, потому что Светкина внешность – это была для нее больная тема. Девушка была некрасивая, рыжая, а лицо с пухлыми щеками было густо усыпано крупными веснушками. Большой рот с бледно-розовыми губами никогда не закрывался: из него либо вылетали обидные слова или глупые вопросы, либо вырвалась струя воздуха, потому что носом она почему- то Светка не дышала. Я демонстративно брал у кого-нибудь учебник и молча начинал его листать, ожидая звонка.

 В нашей школе после третьего урока была большая перемена – двадцать минут, чтобы ученики успели пообедать в столовой. До знакомства с Эллой я на этой перемене уходил домой, обедал, мог даже полежать и возвращался к следующему уроку. Старшеклассники не обедали в школьной столовой. Или не хотели стоять в долгой очереди, или им не нравились приготовленные блюда. Девятый «А» приспособился обедать в лаборантской кабинета «Физика».

Лаборантская – это подсобное помещение с двумя большими окнами. В центре стоял стол. Кто-то из дома принес электрический самовар, посуду тайком от поваров позаимствовали из столовой. Булочки покупали в буфете. Еще одним большим преимуществом лаборантской было наличие двух дверей. Одни двери выходили в кабинет, а вторые – в общий коридор, поэтому если в кабинете занимался другой класс, то девятиклассники проникали в лаборантскую через коридорные двери. Конечно, находиться ученикам в подсобном помещении, где хранились физические приборы, было строго запрещено. Но этот класс был на особом счету, поэтому администрация делала вид, что не знает о новой точке общепита в школе. И нужно отметить, что девятиклассники были очень чистоплотными и лаборантская после их обедов была в идеальном состоянии.

Недалеко от нашей школы расположился уютный ресторан «Чайка». Днем посетителей в нем не было, только вечером, поэтому Сашка договорился, чтобы к началу большой школьной перемены повар готовил беляши на весь девятый «А». Вот это было событие. Вкусные, горячие беляши с румяной корочкой каждый день готовили к назначенному времени. Девятиклассники были в восторге, повар ресторана – тоже. Еще бы, днем, когда нет посетителей в ресторане, каждый день продавать по двадцать- тридцать беляшей по пятнадцать копеек за штуку. Вскоре девятый «Б» узнал о пиршествах «ашек» и тоже договорились с поваром, потом подключился и десятые классы. И я обедал вместе с девятым «А», поэтому с удовольствием за десять минут до конца урока выходил из класса и бежал в «Чайку», деньги и пакет для беляшей были уже у меня в кармане.

– Ах, какие это были беляши! Их вкус я до сих пор помню! Сейчас нет таких беляшей! Я долго искал, но, к сожалению, они канули в лету вместе с эпохой СССР.

Самым грустным днем недели для меня была среда. Не потому, что в этот день были мои самые нелюбимые предметы: черчение, геометрия, английский и химия, а потому что в этот день девятых классов не было в школе. В старших классах урок труда заменили производственной практикой.

Девочки трудились на швейной фабрике, а мальчики – на заводе автозапчастей. Уроков в этот день у них не было, поэтому в школу никто из них не приходил. Я хотел провожать Эллу до швейной фабрики, но смена начиналась в семь тридцать, поэтому их забирал специальный автобус. И после смены я не мог ее встретить, потому что свою работу она заканчивала в двенадцать сорок, а я в это время находился на уроках. Я с нетерпением ждал вечера. В восемь часов я заходил за ней, и мы шли гулять по городу.

Глава 4. Любимые места прогулок

Элла жила недалеко от центра, но гулять любила по набережной, подальше от шума машин и суетливых людей. Самое любимое место для прогулки у моей девушки совпало с местом работы моей мамы. Это небольшой парк перед зданием «Станция забора крови».

Она тянула меня за руку и взахлеб рассказывала, как там красиво. Деревья в парке посадили тремя ровными рядам, а между ними выросли кусты сирени и барбариса. Зацветали они одновременно: и такой стоял аромат от этого цветения, что голова кружилась от медовой пряности и приторности карамели. Элла наклонялась над барбарисом и вдыхала этот воздух, пропитанный весенней природной сладостью.

– Какая прелесть! – восклицала она. – Понюхай!

Элла нежно обхватывала мою голову обеими руками, заставляя нагнуться, так что лицо утопало в нежно-розовых цветах. Я не сопротивлялся, не потому что не хотел ее обижать, а мне нравилась эта весенняя красота, и Элла разделяла со мной эти чувства.

– Правда же, замечательный аромат! -восторженно говорила она.

И с ней нельзя было не согласиться – барбарис, действительно, источал волшебный аромат. Я и сейчас, когда наступает весна, ищу любимые кусты Эллы и наслаждаюсь запахами весны.

– Сирень! – кричала она и тянула меня за рукав к другому кусту. – Давай искать пятилистный. У школьников, сдающих экзамены было много примет, в которые они верили. Найти пятилистный цветочек сирени – это возможность загадать самое важное желание.

–Оно сбудется, – шептала Элла, -обязательно! Только бы найти заветный пятилистник.

И мы начинали перебирать пушистые ароматные сиреневые гроздья в надежде найти уникальный цветок. Элла верила, что пятилистный обязательно исполнит самое важное желание и пыталась убедить меня в этом. И если заветный цветок находил я, то она сразу же говорила:

– Загадывай желание! Загадал? А какое? Нет! Нет! Только не говори мне, иначе не исполнится.

  Меня восхищали ее наивность и искренность, в эти моменты я любовался ею, не веря в то, что эта девушка может когда-то стать взрослой и серьезной.

Ее тянуло в это парк, а я всячески упирался, придумывал разные предлоги, чтобы не идти туда. Но под ее напором сдался.

Меня в этом учреждении знали все, потому что я частенько прибегал к матери, то за деньгами на мороженое, то за ключом от квартиры, потому что свой потерял, то просто к маме, потому что соскучился. Я встречался с Эллой уже месяц, но никому из своих близких об этом не говорил. Боялся спугнуть свое счастье.

Погода в этот октябрьский день была великолепная. Днем светило солнце, но было ветрено, а к вечеру на небе высыпали звезды, и ветер стих. Осенью у нас рано темнеет. Парк освещался фонарями так, что было видно все, и даже можно было бы читать, если бы Элла догадалась это сделать. Но сейчас она была занята сбором осенних листьев, из которых пыталась составить букет, показывала мне то большой желтый кленовый лист, то резные красные рябиновые, то зеленую лапку ели. Но вся собранная ею красота вывалилась у нее из рук, потому что было собрано столько листьев, что из них получился бы огромный красивый ковер. Элла смеялась и радовалась, как ребенок. Она нашла естественную возвышенность, расстелила на траве платок и удобно на нем расположилась.

Из листьев она решила собрать осенний венок, поэтому просила меня принести ей недостающий материал. Сначала я нашел длинные прутья какой-то травы, потом Элла увидела цветок дикой ромашки- я побежал его срывать. Потом она обнаружила, что у нее в наличии только желтые листья, а ей бы хотелось еще и красных. И я снова побежал к ближайшей рябине за необходимыми листьями. Мне приятно было выполнять для нее смешные, на первый взгляд, поручения. Но мы были заняты одним общим делом, и я получал от этого массу положительных эмоций, которых до встречи с Эллой у меня не было.

Красивый венок из желтых и красных листьев уже украшал ее голову, а русая коса спускалась ниже пояса. Волосы Эллы были ее гордостью. Я еще ни у кого не видел таких красивых и мягких волос. Когда они не были заплетены в косу, то обнимая ее, я прятал лицо в этом солнечно-золотистом каскаде. Иногда я прикусывал ее пряди, тогда она удивленно спрашивала:

–Зачем ты кусаешь волосы? Мне же не больно!

– Мне это нравится! – отвечал я.

– На какие глупости идут порой мужчины, чтобы получить поцелуй!

Я кивал, а она приподнималась на цыпочки, обнимала шею руками и целовала меня. Эти минуты забыть невозможно: я был по-настоящему счастлив.

–Хочешь, я и тебе сплету венок? -радостно спросила она.

Вместо ответа я улыбнулся.

–Ты чего смеешься?

– Представил себя в этом венке, -сдерживаясь от вырывающегося смеха, проговорил я.

–Значит, мне тоже не идет?

–Неет!– закричал я.– Тебе очень красиво! Ты не замерзла? Может, уже пойдем?

Она быстро встала, собрала оставшиеся листья и резко подбросила их над головой. Я поднял ее платок и машинально спрятал его в карман ветровки. Элла собрала с земли несколько желтых листьев и, поправив на голове венок, о чем-то задумалась.

–Давай уйдем отсюда, – робким голосом попросил я.

– Нет, – задыхаясь от переполнявших ее чувств, проговорила Элла. – Мне тут очень нравится!

Я уступил ей, и мы продолжили гулять в парке, хорошо освещенном фонарями, а к окнам здания, которое расположилось вдоль главной аллеи, прильнули медработники станции и с любопытством рассматривали Эллу.

Вдруг она резко остановилась, отвлеклась от листьев и, прижавшись щекой к моему плечу, робко спросила:

– Что мы делаем не так?

Я сначала не понял вопроса, но она молча рукой показала на окна первого этажа с застывшими фигурами в белых халатах, внимательно следящими за нами.

– Мы все делаем правильно, – успокоил ее я.

– А почему они на нас смотрят?

– Не на нас, – уточнил я, – а на тебя!

– А со мной что не так?

– И с тобой все в порядке, – успокоил я Эллу, – просто, тут работает моя мама. А ты же знаешь, какие женщины любопытные?

Она удивленно посмотрела на меня и шепотом спросила:

– Твоя мама тоже там? В окне?

Я утвердительно покачал головой.

– Третье окно. Видишь? Это она.

– Ну и ладно, – весело ответила Элла и продолжила сбор листьев. – Пусть смотрят! И завидуют.

Мне вдруг стало очень интересно, и я робким голосом спросил:

– А чему завидовать?

Она улыбнулась, и в ее глазах вспыхнули дьявольские огоньки. Мне всегда нравилось наблюдать за сменой ее реакций и настроения.

– Мне! – гордо ответила она. – Мне пусть завидуют! Что красивый молодой человек и гуляет со мной!

Меня очень удивила ее реакция, я был готов ко всему: и к крикам «Почему ты не предупредил меня? Я выгляжу, как дура тут с тобой», и к резкому исчезновению из поля зрения наблюдателей, но такого не ожидал, честно. Такое ее поведение было достойно королевы.

Вторым излюбленным местом, где мы гуляли, было старое заброшенное кладбище. Оно сейчас окружено высокими многоэтажками, а раньше находилось на окраине города. Тут было тихо и красиво.

Нужно отметить, что на этом погосте покоятся самые уважаемые и состоятельные жители дореволюционного города. Примерно в 60-х годах советской эпохи были обнаружены документы о захоронениях. И, конечно же, «черные копатели» разворотили все могилы в надежде обнаружить купеческие драгоценности.

Существует легенда, что самый богатый и знатный купец нашего города не успел вывести свои миллионы за границу. Его в 1921 году расстреляли большевики, а вот сокровища все почему- то искали в могилах. Надгробия и памятники были разбиты, склепы и часовни – разрушены. Огромные каменные плиты сохранили имена тех, кто навсегда остался в родной земле. Элла могла часами бродить по этой части кладбища и рассматривать обломки былого траурного величия.

– Нравилось ли мне гулять по разрушенному погосту?

Мне было приятно все, что доставляло радость Элле.

И еще одно место в городе, которое она облюбовала для прогулок, – это заброшенная набережная. До революции в этом месте реки была возведена плотина и работала мельница, знатный купец построил тут каменный дом для своей семьи и помещения для хранения зерна и муки. Конечно же, новая власть успешно разрушила и плотину, и мельницу, и все купеческие постройки. Руины из красного кирпича напоминают о былом великолепии этого места.

Прибрежные кусты тальника и сибирской ивы, почувствовав свободу, быстро заполонили собой все пространство бывшей мельницы, и только узкая выложенная камнем дорожка позволяла подойти к берегу и посмотреть на торчащие из воды остатки плотины. Кое-где сохранились прогнившие от времени и сырости деревянные столбы, служившие причалом, а каменные ступеньки уходят глубоко в воду.

–Как же тут было красиво! – с грустью в голосе говорила она. – Ну, почему все обязательно нужно разломать, разрушить? Какое варварство.

Элла садилась на обломки кирпичной стены, недалеко от воды и как завороженная смотрела на игривое течение реки.

–Плотина, мельница и усадьба – все было продумано купцом, – говорила она, не отрывая взгляда от воды.

Потом Элла быстро вставала и радостным голосом говорила:

– Вот бы перейти по торчащий из воды камням плотины на другой берег!

–Зачем? – удивленно спросил я.

– Просто! Проверить себя!

–Какие глупости ты говоришь, – возмутился я.– Этим руинам более сотни лет. Пойдешь и провалишься! Что я тогда буду делать?

–Спасать меня! – улыбаясь, говорила она.

–Оооо,– простонал я,– Нет! Нет! Я русалок боюсь! Ты же сама говорила, что на водяных мельницах обычно живут русалки.

–Да! Говорила! А и рад меня им отдать!

–Так они же тебя как свою примут! – отвечал я обязательно бросал маленький камешек в воду, приговаривая, – Сестры! Сестры! Выходите! Эллу в свою семью примите!