– Я с ней поговорила. Она только что ушла, – сообщила равнодушным голосом Матильда, когда Настя покинула кафе. – Да, я все сделала так, как ты сказал, Леша. Ты знаешь, она угостила меня тирамису. Интересная девочка.
Женщина, словно забыв о том, что ей нужно попасть на совещание к губернатору, вытащила из кожаной сумки пачку сигарет и, поставив оба локтя на стол, закурила. Рассматривая потолок, расписанный весенним узором, она думала о чем-то. А докурив тонкую белую сигарету до половины и небрежно, но тщательно затушив ее в пепельнице, Матильда вновь взялась за телефон, который с трудом умещался в ее небольшой, но крепкой ладони. Она открыла папку с фотографиями, сделанными, кажется, на каком-то торжественном официальном мероприятии: мужчины в строгих костюмах, женщины в вечерних нарядах, снующие между ними официанты в форме, напоминающей мундиры позапрошлого столетия… Высшее общество, одним словом.
– Тебе судьба сделала подарок, – вдруг тихо, но жестко, с нотками отвращения проговорила крестная Насти, разглядывая фотографию, на которой были запечатлены двое мужчин и две женщины, одной из которых была сама Матильда. – А ты так бездарно отказалась от него. Дура. А мне такого подарка не сделали.
Еще раз глянув на светловолосую статную женщину лет сорока, одетую в черное, с открытыми плечами платье в пол, Матильда кинула телефон в сумку, подозвала официанта, быстро расплатилась и ушла.
Деньги, которые были оставлены за тирамису, она так и не тронула – после ухода Матильды официант посчитал их чаевыми.
Глава 3
С крестной мы продолжали общаться, но так и не стали близки. С Матильдой – этой железной женщиной, которую я очень уважала, в принципе невозможно было сблизиться – она держала дистанцию, и делала это отменно. По жизни Матильда была одиночкой, и сама всего всегда достигала – это я поняла по ее биографии, которую изучила вдоль и поперек, а также по ее редким оговоркам.
Мужа и детей у крестной не было, подруг, как я понимала, – тоже, лишь приятельницы и коллеги по работе, родители ее уже давно отправились в мир иной. Получается, у нее была лишь я, и мне, если честно, это нравилось, хотя, включив здравый смысл и логику, я понимала, что, скорее всего, помогает мне крестная не из-за сильной любви, а из-за чувства долга перед своей умершей подругой. Раньше она делать этого не могла, но как только узнала, что я покинула семью отца, стала помогать – так, как считала нужным.
Я пыталась научиться быть на нее похожей. Я тоже хотела стать успешной женщиной, стальной леди, которая в свои сорок пять лет выглядит куда круче, чем большинство моих ровесниц, при этом даже не скрывая свой возраст. Наверное, с моей стороны тоже не было любви – но присутствовало искреннее уважение.
Отправив статью редактору и немного пообщавшись с ней по скайпу, чтобы обсудить кое-какие рабочие моменты, я вытащила диктофон, на который было записано интервью с деканом физмата, и принялась за вторую статью – уже для университетской газеты, в которой числилась на хорошем счету. И только потом, усталая, потирающая глаза, но довольная потащилась в душ и провела там не меньше часа – сначала приняла ванну, нечаянно заснув минут на двадцать, хотя и не люблю там долго «разлагаться в воде», как говорит моя подруга Алена, а потом опробовала подарки Даниила, оставшись ими очень довольна. Подозреваю, что после душа я и мои волосы пахли ванилью за версту.
Сделав кое-какие дела по дому и еще раз почитав поздравления от друзей, я долго крутилась около зеркала, решая, что лучше надеть в клуб. Мой гардероб не был большим, но из всего имеющегося я пыталась выбрать то, что лучше всего подойдет для празднования дня рождения в приличном месте. К тому же мне хотелось быть красивой для одного парня, который мне очень нравился.
Я остановилась на черных прямых брюках из плотной ткани, облегающих ноги чуть ли не как вторая кожа, белой простой майке и черном же приталенном пиджаке с короткими рукавами и манжетами в черно-белую полоску. Сверху надела длинные бусы, критично оглядела себя и, чуть подумав, нацепила на запястья крупные белые браслеты из пластика. Вышло вроде бы даже ничего. Я даже подмигнула своему отражению.
Выбрав одежду, я, подпевая американской певице, чей клип крутили по музыкальному каналу, накрасила ногти в алый цвет. Подождав, пока лак высохнет, привела волосы в порядок – расчесала и завила в крупные локоны, которые тут же залила профессиональным сухим лаком, позаимствованным у Дана, чтобы прическа не распалась. Волосы-то у меня хоть и были прямыми от природы, но очень уж своевольными. Их с трудом брала даже краска.
Все так же напевая вслед за очередным музыкантом, я принялась за мейкап. BB-крем вместо тонального, немного пудры, чтобы сделать цвет кожи ровным, корректор для скул, придающий лицу несколько более четкие контуры, карандаш-подводка, тушь, темно-серые и белые тени – глаза должны быть выразительными, а взгляд – загадочным. Последний штрих – нежно-розовый блеск для губ.
Всему этому меня научил Дан, который одновременно учился в университете на менеджера и посещал курсы парикмахерского дела и визажа. У него очень даже неплохо получалось делать людей красивыми, а самое главное, он испытывал от этого удовольствие, и потому планировал связать свою жизнь с индустрией моды. Учился он плохо, зато постоянно участвовал в фотосессиях – работал в паре с фотографом
Руки у меня хоть и не были золотыми, но слава богу, росли не из того места, на котором принято сидеть. Поэтому Даниил быстро научил меня разного рода хитростям в визаже и прическе и даже сказал как-то, что я смогла бы работать в этой области, если бы пошла учиться, но я лишь отмахнулась. У меня была совершенно другая цель – журналистика. Люди, правда, постоянно спрашивали меня, почему в таком случае я учусь на филологическом факультете, а не на журфаке, на что я всегда неизменно отвечала – это мое личное дело. Филология – классическое гуманитарное образование, а журналистами становятся люди с совершенно разным образованием, даже технари и инженеры. Говорить о том, что я не поступила на журналистику, мне не очень хотелось, а со временем я поняла даже, что у филфака есть свои плюсы. Например, именно там я нашла двух своих подруг.
Чем ближе был вечер, тем настроение у меня становилось хуже. Возможно, включилась моя интуиция, которой я не особенно доверяла, предпочитая объяснять все логически.
Обзвонив друзей, которые должны были приехать в клуб, я при полном параде выкатилась из дома, стуча по припорошенному снегом тротуару высокими каблучками ботинок, купленных мною недавно на одной очень классной распродаже. Иди, правда, было неудобно, и я сто раз обругала себя за то, что не купила нормальную удобную обувь. Усилившийся снег тоже настроения не добавил. Он мягко ложился на волосы, разрушая локоны. Чем больше я злилась, тем больше шел снег, и вскоре вообще началась едва ли не пурга.
Перед самой остановкой я умудрилась поскользнуться и на беду себе упасть, поцарапав колено и едва не порвав брюки. Естественно, от этого настроение у меня понизилось еще на градус. А вот температура на улице – на градусов пять как минимум.
Нужного автобуса не было едва ли не час, и когда он наконец приехал, я казалась похожей на окоченевшую сосиску с негнущимися пальцами – даже перчатки не спасли их от холода. И в автобус забралась с трудом – в него ломанулись все, кто мерз на остановке. И ехали тоже долго – минут сорок, хотя никаких пробок не было, едва-едва плетясь около обочины и останавливаясь с поводом и без. Я все это время стояла, с трудом дотягиваясь до высокого поручня, а потому стала еще злее – ноги, не привыкшие к высоким каблукам, устали. Кроме того, все время толкалась кондуктор – веселая тетенька лет пятидесяти, с яркими голубыми тенями, громким голосом и с золотым передним зубом. На широкой груди ее сверкала большая нежно-розовая брошка с каким-то цветком, который я, впрочем, плохо рассмотрела.
– Пассажиры, – командовала женщина, активно пробивая себе дорогу через тела людей своим собственным, – входите-входите, делайте мне план! Давайте, активнее! Женщина, поднимитесь на ступеньку! Мужчина, да-да, вы, в кроличьей шапке, пролезьте вперед!
– Куда я пролезу? – пропыхтел обладатель кроличьей пушистой шапки. – Тут люди. Я сквозь них еще не научился просачиваться.
– Тут везде люди, давайте! – отозвалась бойкая кондуктор. – Вот видите, получилось, а вы боялись.
– Я и сейчас боюсь, – отозвался мужчина. – Мне держаться не за что.
– Сейчас я вам помогу, – как-то угрожающе пообещала женщина и каким-то невероятным образом пропихнула его поближе к поручню.
– Пассажиры, проходите и рассчитывайтесь! А кто не рассчитается, тот огребет, – добавила она радостным тоном и стала пробивать себе путь дальше. Узрев меня, она вдруг подмигнула мне, вежливо отодвинула в сторону какую-то дородную женщину, протиснулась мимо двух парней и остановилась напротив меня, болтающейся на поручнях. Пока я рассчитывалась, боясь не удержаться и упасть, она вдруг сказала:
– Веселая жизнь у тебя начнется, девочка.
– Что? – не поняла я. Кондуктор пытливо оглядела меня и заявила, что я, дескать, скоро узнаю. Я, в свою очередь, подумала, что она много пьет, и скоро узнает о последствиях, но благоразумно промолчала.
Всю дорогу я, зажатая со всех сторон собратьями по несчастью, точнее, по поездке, нервничала, потому как из-за дурацкого автобуса опаздывала на встречу с друзьями и боялась, что они будут стоять на морозе и ждать меня – ведь комната забронирована на мое имя, а значит без меня ребята не попадут внутрь. Они, правда, мне пока не звонили и не писали, и это обнадеживало.
К клубу с наиглупейшим названием «Горячая сковорода», который к этому времени уже открылся и радовал округу ярким светом неоновых огней, я подошла крайне злая. И на фирменный логотип ночного заведения – огромную, якобы раскаленную сковородку, из которой вырывались малиново-красные лучи света, я взглянула чуть ли не с отвращением.
В голове я уже сочиняла слова извинений перед друзьями, которые, должно быть, замерзли, но пришла в самое настоящее изумление, поняв, что никого из них еще нет. Вот поэтому-то они не названивали мне – сами еще не приехали!
Это открытие меня не обрадовало, и я сама принялась набирать их номера. Оказалось, они все сейчас были вместе и почти что подъезжали к клубу на машине.
– Что значит почти что? – подозрительно осведомилась я у Дани, с которым, собственно, и разговаривала. Сквозь смех и вопли: «С днем рождения!» – я с трудом услышала его ответ:
– Ну, вот так, почти… Да заткнитесь вы, Наську не слышно! – заорал он шумной компании. – Дорогая, мы скоро, минут через десять. У Ранджи просто все время Танк глохнет!
Танк – большой, старый, но вполне себе бодрый внедорожник «Ленд Крузер» моей подруги Ранджи, доставшийся ей от отца, в котором могло поместиться семь человек, а при большом желании и не менее большой нужде – даже десять. Мы как-то раз пробовали -было тесно, но весело. Однако иногда Танк вел себя плохо и почему-то глох в самое неподходящее время, хотя специалисты никаких неисправностей в нем не находили.
– Даю вам десять минут, – строго сказала я, ежась на ветру и ненавидя снег еще больше. – Не приезжаете – ухожу, делайте, что хотите.
Им всегда нужно грозить – ребята, как на подбор, странные люди, за которыми нужен глаз да глаз, а еще им нужны инструкции, что да как делать.
– Хорошо-хорошо, не злись, Насть, мы приедем, – пообещал сквозь новую порцию поздравляющих криков Дан. Я улыбнулась и отключилась. Все-таки что бы я делала без своих друзей? Они для меня – самые близкие люди, и я благодарна высшим силам за то, что они у меня есть. Хотя, конечно, их выкрутасы порой раздражают. Ну, на самом деле меня многое раздражает, но я стараюсь держать свои эмоции в себе и делиться ими только с самыми близкими людьми.
Я задумчиво посмотрела на трехэтажное здание клуба, около которого собралось много народа. Сегодня была суббота, и поэтому сюда хотели попасть многие. Однако строгий фейсконтроль половину просто-напросто разворачивал обратно. Конечно, если тебя куда-то не пускает охрана, к тому же без объяснения причин, это неприятно, но политику руководства клуба я поддерживала – заведению нужно держать марку, чтобы в него не валили толпы гопников и прочих непонятых личностей. Часто ведь бывает – открывается какое-нибудь новое пафосное заведение, куда с удовольствием ходит богема, а через пару-тройку лет оно становится нерентабельным, потому как пускают туда всех подряд. Клуб «Горячая сковорода» был заведением иного уровня, и меня это в нем, если честно, и привлекало. Привычка выбирать все самое лучшее уходит с трудом.
Я пристально смотрела на дорогу, заполненную потоком медленно движущихся автомобилей и автобусов, подмигивающих городу фарами и отблесками зеркал, но друзей все не было и не было. Все как обычно – друзья опаздывают. Они всегда так дружно опаздывают, что это выглядит так, будто я раньше приезжаю, хотя всегда прихожу к назначенному сроку.
Пока я ждала ребят, ко мне прицепился какой-то тип в кожаной куртке, сидящий за рулем машины – новенького белоснежного «БМВ» с высоченной подвеской. Он наполовину открыл окно и, жуя жвачку, разглядывал меня. Я одарила его равнодушным взглядом и отвернулась, открыв свой старый телефон-раскладушку и принявшись писать гневное сообщение Алене, которая вместе со всеми сейчас ехала в Танке. Спину какое-то время мне настойчиво прожигали взглядом, а затем парень в кожанке не выдержал одиночества и вышел ко мне.
– Привет, – услышала я и невольно обернулась. – Я хочу с тобой пообщаться. Ты можешь сейчас? – Голос у парня был приятный, неторопливый, но слишком уж развязный, словно мы были сто лет знакомы. Наверное, поэтому он мне и не понравился, впрочем, его владелец, хотя выглядел вполне ничего: чуть выше среднего роста, довольно спортивный, скорее всего, сильный и, почему-то мне показалось, смелый, с довольно правильными чертами лица, находящимися на тонкой грани между грубыми и мужественными. А наличие кожаной крутой куртки, серьги в ухе и длинных темных волос, собранных в низкий короткий хвост, делало его похожим на какого-то обманчиво милого мафиози из итальянского фильма про бандитов.
Он довольно близко приблизился ко мне, неотрывно и приветливо глядя в глаза.
– Я занята. Жду, – отозвалась я скучным голосом.
– Парня? – предположил он.
– Друзей, – не стала скрывать я.
– И когда они придут? Скоро? – Его улыбка была искренней, и если бы не моя природная подозрительность и плохое нервное настроение, я, может быть, даже повелась. А так сразу поняла, что он – пикапер.
– Скоро.
– Значит, две минуты мы можем пообщаться. Ты красивая, мне прямо захотелось с тобой поговорить. И голос под стать. Ты, случайно, не оперная певица?
– А что, похожа? – поинтересовалась я с некоторым недоумением.
