Соломенный век: Сутемь

Выбор был сделан. Получив одобрительный кивок от повелителя, южанин разрезал путы на руках пленной и снял их. Охранник отпустил рукав и отступил в сторону. Помощник демонстративно развёл руками: всё – ты свободна! Разве он не велик, наш повелитель? Благодари его за такую милость, мы всего лишь покорные слуги. Точно решила, не передумаешь? А то вас, баб, порой не поймёшь: сначала скажете так, а через минуту что-то другое. Если что, верёвки всё ещё тут.

Сангар закинул с довольным видом винтовку за спину. Хороший сегодня выдался день, такую выгодную сделку провернул! Не удостоив Миллу взглядом, он опять подступил к Ролу.

«Эй! Сколько ты убил людей?»

Охранники быстро переглянулись.

«Трёх он ранил. Он тоже плохо стреляет, и потом у него плечо порезанное было».

Грубо притянув охранника за ворот, Сангар рявкнул ему в лицо:

«Куда тогда остальные делись, а?! Если он только трёх ранил? Вас было тридцать, а привели вы троих! Ты хочешь мне – Сангару! – сказать, что она одна убила половину из вас?»

Воин испуганно заморгал и покосился на обвиняемую в столь великом подвиге, на который в этой толпе не каждый способен был. Разве что на словах.

«С ними ещё двое были. Они разделились, чтобы нас запутать, и мы тоже разделились. Мы с другой половиной потом больше не встречались и думали, что они уже вернулись. Один из них был крепким бойцом, он с ней ружьём менялся и тоже хорошо стрелял. Они и похожи, я думаю, что это её отец. Если бы они были вдвоём, их бы никто не одолел. Они как лесные духи – раз, и их нет! А потом раз – и бьют откуда-то со стороны! Правду говорю! Если бы её с ними не было…»

Охранник многозначительно покосился на беременную Миллу. Недосказанную часть фразы нетрудно было додумать.

«…мы бы пришли с пустыми руками и нам было бы стыдно показываться тебе на глаза, Сангар. А так мы принесли тебе два подарка. – Воин показал на винтовку за спиной повелителя и на чудо-юдо лохматое (и полумокрое). Заискивающе осклабившись, он добавил для пущей убедительности: – Она правда здорово дерётся. Нам её жалко было бить, а убивать мы её и вовсе не хотели, поэтому она многих из нас перебила. Посмотри – у неё коготь на поясе висит, чтобы арбалет заряжать. Она его с убитого сняла, потому что у неё стрел для лука больше не осталось. И она знает, как его использовать. И ножом швыряется. Я никогда не видел, чтобы бабы по-настоящему могли сражаться, как она. В ней много силы».

Сочтя слова воина достаточно убедительными, Сангар отпустил его ворот. Подарки были действительно ценными. Один из них уж точно. Поправив винтовку, Сангар вернулся к прерванному разговору с пленным.

«Эй! Ты будешь жить вместе с нами, но должен будешь отработать за тех, кого мы потеряли по твоей вине. Если ты постараешься, то твой ребёнок будет жить свободным и ему не надо будет расплачиваться за тебя. Мы дадим ему дом и семью, а твоя жена может остаться ему матерью. До той поры, пока ты не начнёшь делать глупостей».

Рол ничего не ответил. Охотней всего он бы плюнул этому самозванцу в лицо. Даже если бы они понимали друг друга, тут любые слова были излишни. Посмотрите только, какой справедливый судья, всем курам на смех! Ещё и считает, что они дёшево отделались. Попроси сейчас глоток воды, чтобы пересохшее горло смочить, так и это в долг запишет и взыщет. Так волк с овцой в басне торговался, привязав её в лесу к дереву. Хочешь, мол, чтобы я тебя сейчас съел или отпустить в долг? Слово волка, что не задеру сразу и дам ещё побегать! До опушки.

«Волк» осклабился и, довольный собой, направился озвучивать третьей «овце» своё судейское решение. Милла в это время, справившись с растерянностью (её что – действительно отпускают или только для виду?), выпросила жестами воды (несложное дело: показать на бадейку в руках одного из воинов в первом ряду) и поспешила первым делом напоить мужа, пока его не успели увести. Сейчас перед ней стоял ещё более трудный выбор, который она должна будет сделать: либо остаться с Ролом, либо упросить – да хоть и на коленях! – чтобы позволили быть с Кирой.

– Иди с ней, ты ей нужнее, – тихо сказал Рол, утолив жажду. – Не переживая за меня, до сих пор не убили. Как-нибудь справлюсь.

Охранники не торопились разнимать пару, которая обменивалась прощальными словами, с любопытством ожидая следующего акта судейства над овечками. В данном случае: над тигрицей. Очень занимательный случай. Можно открыто сказать – уникальный. «Волк» не стал ещё раз обходить подсудимую, чтобы заставить её посильнее нервничать (первый раз не подействовало, к чему тогда такая честь?). Подходить вплотную тоже не стал (недостойное повелителей это занятие – липнуть к бабам, будь они хоть трижды привлекательными; они должны к нему липнуть и безумно радоваться, если он на них посмотрит). Остановившись в шаге, он ещё раз пристально изучил подсудимую взглядом. Если сравнивать её с другой «овцой», то она отличалась от неё, как белая от чёрной. Одета в такую же юбку, какие носят здешние лесные дикари: из плотной материи, простую одноцветную (землисто-зелёный, серо-чёрный и коричневый – это были самые ходовые тона), но на этом сходства заканчивались. Рубаха по фасону выглядела скорее мужской, чем женской, и была надета навыпуск. Поверх крепкий ремень – тоже скорее мужской, на котором висела трофейная гафа и пустой чехол от ножа. Там, где кожа открыта, заметны царапины и синяки. Нелегкая эта работа была для храбрых молодцев – скручивать тигрицу, не применяя силу кулаков. Промокшая от выплеснутой воды рубаха липла к груди, обрисовывая аппетитные женственные контуры: не большие, но и не слишком маленькие – в самый раз, чтобы ладошку наполнить. Живот ниже ремня не выпирал (тоже в самый раз, как и талия в целом), но определённые черты в поведении наводили на некие подозрения. Это надо будет первым делом выяснить, ибо значительным образом влияло на ценность «подарка». Дышала пленная ровно, не выдавая волнения.

«Эй! Ты должна будешь отплатить за всех тех, кого вы убили. Мои воины сказали мне, что вас было больше, и если бы другие не оказались такими трусами, то они могли бы перенять часть вины на себя и тебе не пришлось бы тогда за них расплачиваться. Ты крепкая и здоровая, мы дадим тебе отдохнуть, а потом ты родишь для нас сыновей, таких же храбрых. Столько, сколько убила наших».

Окружающие захихикали, прикрывая рты, и залыбились, проникаясь сказанным. «Для нас» – значило именно это, иначе Сангар бы сказал «для меня». Вот это подарок так подарок! На такое великодушие способен только самый великий повелитель всех времён и народов. Если хорошенько посчитать, сколько она убила (обязательно будет сделано, включая раненых, ибо покушение на жизнь равно убийству), то веселья всем надолго хватит. Вопрос был теперь только в том, сколько Сангар сочтёт нужным для отдыха. С женщинами в стане южан было негусто – а утех с ними хотелось всем. Хотя бы иногда. Следовало ожидать, что Сангар захочет первым «от имени всех» выразить своё желание зачать будущего сына, но в силу того, что у него недостатка в наложницах не было, то он быстро передаст «подарок» в руки своих лучших подхалимов. А там он пойдёт по рукам направо и налево. Азартным игрокам в кости уже можно было потирать в предвкушении руками.

Переводить решении судьи никто не вызвался, ибо пленная и глаз поднимать не желала, упрямо смотря вниз и, видимо, намекая этим, что смотреть ей в глаза можно только стоя на коленях. Поединок лесной владычицы против повелителя – так это следовало понимать. Сангар снял винтовку и тряхнул ею перед пленной.

«Или ты будешь покорно служить мне и пойдёшь вместе с нами. Я ценю своих воинов как десять ваших. Когда ты расплатишься за все долги, будешь свободной».

Несколько человек тихонечко присвистнули. Вот так предложение! Ай да Сангар, ай да хитрый лис! Подумай хорошенько, девка, и прими во внимание, что сей бравый муж обычно с девками вообще не торгуется! Только торгует ими (святое дело, а уж на благо войска тем паче). Выбор за тобой.

Помощник немного склонился, пытаясь заглянуть в лицо пленной, которое частично было скрыто под свисающими волосами. Не дождавшись реакции, он пожал плечами и посмотрел на повелителя. Шайтан её знает, может она действительно немая? Надо будет проверить. Не такой уж и важный изъян, учитывая все остальные прелести (облапать глазами и спереди и сзади все уже вокруг успели, и не раз).

Закинув винтовку за спину, Сангар небрежно кивнул охранникам. Когда они начали разворачиваться в обратную сторону, чтобы увести пленную, один из них вдруг споткнулся и упал на четвереньки, едва не сбив своего повелителя. «Растяпа! – можно было сейчас насмешливо гаркнуть. – Смотри под ноги!» Никто в этот момент не обратил особого внимания на то, что нога пленной была намеренно подставлена – путы не позволяли ей со всего размаху пнуть, но полшага иногда бывает для подножки достаточным.

Неудачник быстро понял свою оплошность. За прошедшее время, пока Сангар разговаривал с Миллой и Ролом, Кира вела себя как присмиревшая овечка, заставив охранников немного расслабиться. Они, вероятно, полагали, что она не решится среди такого скопища людей напакостить. Напрасно. Второй охранник вскрикнул вслед за первым. Он сначала подумал, что его товарищ нечаянно споткнулся, и когда пленная тоже начала внезапно падать, то обхватил её руками, удержав на ногах. От неминуемого падения он её спас – товарищ в добавку неудачно запутался ногой в верёвке и потянул зачинщицу за собой, – и в награду получил в придачу к тесным обниманиям жгучий укус в плечо. Отпрыгнув (так и норовит сказать: как укушенный), он с болезненной гримасой прижал рукой больное место.

Раззява в пыли, испугавшись гнева повелителя, рассерженно хлопнул рукой по земле, и истошно заголосил, кланяясь:

«Шайтан! Это шайтан, а не баба! Она специально выждала, хотела, чтобы я на тебя упал. Извини, Сангар! Не уследил!»

Кира сухо сплюнула в сторону и гулко хохотнула со злорадством, мотнув головой, чтобы откинуть волосы с лица (не ты ли, дружок, первый начал эти игры с верёвками?). Есть ещё желающие приласкать тигрицу? Примерно то же самое выразил и укушенный, с чувством махнув на пленную рукой и пнув травинку, чтобы спустить злобу. Не первый раз. Но дай бог, последний. В жизнь он больше к ней не подойдёт, разве что прикажут.

Вот вам, любуйтесь: связанная по рукам и ногам, больная, а всё-равно двух обдурила. Итог: один на земле, один прокушенный рукав, под которым назревает очередной кровоподтёк. А сама каким-то чудом изловчилась на ногах остаться, продолжая как ни в чём не бывало горделиво смотреть себе под ноги.

Толпа, заскучавшая было на минутку, загоготала над двумя недотёпами и захлопала в ладоши, выражая пленной похвалу. Вот таким должен быть настоящий воин: никогда не сдаваться и драться до последнего вздоха, смеясь опасности в лицо.

«Эй! – крикнул укушенный южанин Милле. – Иди, отведи её!»

А та только того и ждала, нерешительно перетаптываясь в стороне и не зная, как напроситься, чтобы её пустили сопровождать Киру. И надо было очень. Давно уже. Сил еле хватало терпеть, чтобы не осрамиться при всех, а тут ещё столько волнений пережить пришлось.

Рола уводили в одну сторону (он тоже усмехался – на большее сил не было; как отдохнёт, так обхохочется вдосталь), Киру – в другую. Милла послушно засеменила к племяннице, подхватила её под локоть и повела за провожатыми. Осторожно, чтобы одна не споткнулась, а другая не расплескала содержимое мочевого пузыря, сдавленного ребёнком в чреве (умоляю, малыш, не бузи и ты, побереги бедную маму!).

Сангар, сложив руки на груди, смотрел им вслед с довольно смешанными чувствами. Гнев с одной стороны был бы уместен, чтобы поставить заносчивую деваху на место (у его ног, лбом к земле). Ведь она не просто сдуру напакостила, а действительно подгадала момент, чтобы показать ему, Сангару, что она обо всём этом думает. С другой стороны выместила свою злобу на других и сплюнула в сторону, а не повелителю под ноги. Мол, вот какая настоящая котировка твоих людей: десять олухов за одну северянку. И это за обычную, а перед тобой, неуважаемый, очень необычная. Если ты уже опускаешься до торгаша, то следовало задуматься над тем, не окажется ли цена слишком высокой для тебя.

Лицо прихвостня Сангара скорчилось в гримасе «ничего себе даёт». Что думает хозяин на этот счёт? Ведь это открыто брошенный вызов. Недостойное великих повелителей дело – вступать в поединок с бабой, – но такую наглость нельзя оставлять безнаказанной. Так глядишь, и другие обнаглеют и вообще всякое уважение потеряют.

Вздёрнув подбородок и погладив бороду, Сангар деловито показал рукой вслед уходящим и воскликнул воодушевлённо:

«К нам самого шайтана привели! А! Сам всевышний привёл меня сюда, чтобы усадить шайтана в клетку! Хвала вам, воины Сангара!»

Под общий смех повелитель с гордостью стукнул себя кулаком в грудь. И себя возвысил, и людей рассмешил, и бедняг-воинов похвалил. Да будет так, как он сказал! Сломить гордую женщину – не просто соблазн, это дело чести любого мужчины. Ничего, придёт день, и эта тигрица у него с рук есть будет, ластясь к коленям, не зовись он великим Сангаром! Слово волка!

*****

Первый снег в этом году выпал рано, половина осенних листьев ещё с деревьев опасть не успела. Это явление оказалось настолько неожиданным, что все видели какое-то предзнаменование, истолковывая по-разному. Кто-то считал верной приметой к суровой зиме, кто-то – к жаркому лету в следующем году, кто-то – к грядущему богатству. У кого на что фантазии хватало.

Осень шла до этого дня размеренным шагом, красочно раскрашивая леса, и дала всем возможность насладиться последним теплом бабьего лета. Дождей на радость землекопов выпало мало, поэтому строительство казарм в достаточном количестве для войска можно было считать выполненным в срок. Постарались на славу общими усилиями. Юрт было немного – их привезли с собой только семьи кочевников, – да и не шибко вместительными они были. Даже на четверть войска не хватило бы. Кто располагал средствами и влиянием, выторговал себе лишнюю, все остальные должны были как-то сами думать о том, как они будут зимовать. Летом можно пожить под открытым небом, не особо горюя. Дождь польёт – спрячешься под телегой или деревом с щитом над головой вместо зонтика, а промокнешь – тоже не велика беда, обсушишься позже у общего костра, травя шуточки с друзьями. Но с затяжными осенними дождями, а уж тем более – зимней вьюгой – шуточки плохи. Посему решено было выкопать длинные котлованы по грудь глубиной и накрыть их двухскатными крышами. Донельзя простая конструкция, дюжина отъявленных дураков и та за неделю справится – знай только, напоминай им каждый день, что им в этой яме жить куда приятней будет, чем в сугробе снега на замёрзшей луже осенней грязи. Пленные мужчины усердствовали в меру своих сил, приговаривая про себя, что роют будущие могилы своим «доброжелателям». С горечью, ибо не знали, кто способен будет одолеть такую огромную орду, которая однозначно готовилась к войне – по-всему, в следующем году, как только подсохнет земля. Знали бы раньше, ушли своевременно из лесов в крепость севернее. Кто-то ведь и предупреждал, кто-то и уходил, но это были единичные случаи. Большинство жителей лесных деревень решили ещё подождать до осени, а там с первыми холодами уйти на зимовку в более надёжные края. Вот и дождались.

Южане старались вести себя миролюбиво. Они руководствовались правилом сильнейшего, оправдывая им свои доброхотные намерения, и не упускали случая, чтобы похвалиться перед жалкими пленниками своими доблестными достижениями и ещё более амбициозными намерениями, а заодно в очередной раз предложить перейти на более надёжную сторону. Мол, делов-то – послужите годик-два, зато потом будете свободными. Не хотите – как хотите, ходите дальше в оковах, копайте землю. Мы над вами так или иначе властвовать будем – миром не захотели пускать к себе, подомнём под себя силой. Зиму вот только переждём. Не любим мы при морозе по сугробам лазать, не привыкшие к такому после родных тёплых краёв.

Солнце в день раннего снегопада осветило округу, продравшись запоздало сквозь серое полотно туч, и, должно быть, так же ахнуло от изумления, как и люди поутру. Холодный ветер, дувший уже второй день, за ночь заволок небо тяжёлыми тучами; снега выпало немного – припорошило всего в палец толщиной, но этого было достаточно, чтобы выбелить все просторы до самого горизонта. Стоило только солнцу встать из-за вечноснежных гор (туда наверняка ветер-пастух гнал своё стадо по небесным лугам), как снежок начал таять. К вечеру от него почти ничего не осталось и только под ворохом опавших от налипшей тяжести листьев можно было ещё наскрести горсточку мокрых крупиц.

Но сейчас было утро, и люди, веселясь и дурачась, бросали друг в друга снежки. «Прямо как дети!» – с умилением думало солнце, смотря на них сверху. Дети, кстати, тоже не упускали случая лишний раз повеселиться. Многие южане – и не только кочевники – пустились завоёвывать чужие земли вместе со своими семьями. Сангар, великий хан, благосклонно разрешил, слава ему небесная. Ещё и необъятные земли в награду за службу обещал. Не степные, иссушенные зноем и ветрами, не каменистые на голых склонах гор, а плодородные – с лугами, покрытыми сочной травой, и лесами, где живностью кишмя кишит. И ведь не соврал. Вон – гляньте только вокруг! Хочешь есть – сходи в ближайший лес, да поймай себе зайчишку. Хочешь пить – сходи к реке, да зачерпни горсть чистейшей горной воды. И камни собирать нет нужды, чтобы слепить лачугу – пойди наугад в любую сторону, обязательно упрёшься вскоре в сплошной лес. Руби и строй на здоровье. Рай да и только.

Солнце полюбовалось природным пейзажем, который на выбеленном снегом фоне казался ещё более насыщенным красно-желтыми тонами, а затем выследило пару зверей в окружных лесах. В одном месте семейка диких свинушек рыла землю, в другом косули прытью бежали через лес, заприметив стаю рыскающих волков; белки огненными всполохами мелькали то там то сям по стволам деревьев, суетливо закапывая в листве под снегом последние запасы на зиму; с озера шумно поднялся косяк уток, направляясь неизвестно куда. Да, дорогие пташки – кто ещё не успел улететь на юг, тому самое позднее теперь следует об этом серьёзно задуматься! Зима уже на пороге. Медведи – вам пора подыскать себе берлогу для спячки! Еды вам ещё хватит, чтобы нагнать немного жирка, но ненадолго.

Люди – не забывайте между нашедшим весельем, что вам тоже следует поторопиться с некоторыми делами! Делу время, а потехе час – как вы любите говорить. У вас ещё не все избы срублены и крыши плотно крыты. Как польют дожди, бестолку будет грязь в ямах ногами месить.

Перед одной из казарм на заснеженной земле сидела женщина, склонив голову. Когда солнцу удалось заглянуть ей в лицо, то оно увидело, что женщина горько рыдает, протягивая в отчаянии руку.

– Отдайте мне его, это мой ребёнок… – твердила она умоляюще сквозь всхлипы.

Случайно проходивший воин подошёл к ней и, склонившись, поинтересовался причиной её горя.

– Милла. Милла меня зовут… – отвечала она отрывисто, продолжая рыдать.

Кое-как – скудным набором слов и жестами – оба пришли к некому взаимопониманию. Солнце, заглянув в лицо мужчины, увидело крайнее неодобрение. Через минуту после того, как он спустился по ступеням и решительно вошёл в двери казармы, его грубо вытолкнули назад. Встав со ступеней ещё более рассерженным, он не стал дальше ругаться и направился долой. Вскоре он вернулся с компанией других мужчин, которая резким тоном вызвала проказников из казармы, не найдя в картине с плачущей на грязной земле пленнице ничего весёлого. После недолгого скандала всё закончилось тем, что ей всучили в руки младенца, тем самым успокоив. Трепетно прижав его к себе, женщина теперь рыдала от облегчения, благодаря своих заступников. Мир не без добрых людей.

Из всего случившегося солнце поняло то, что у неё отобрали ребёнка, требуя сказать настоящее имя. Чьё – ясное светило не поняло, ибо не особо прислушивалось к разговорам. С одним оно было согласно – что это гадкая шутка и негодники заслужили наказания. Им ещё радоваться стоило, если никто не донесёт про этот случай до Сангара. Самоуправства подчинённых тот терпеть не мог, а тут ещё налицо нарушение данного им этой женщине обещания. Он и без того пребывал в последние дни далеко не в лучшем настроении, так что безудержная ярость повелителя будет естественной реакцией. Что это значит, олухи и сами должны понимать.

С умилением проводив счастливую мать взглядом, солнце внимательно осмотрело крышу здания, откуда вынесли младенца, надеясь найти щелку, чтобы заглянуть внутрь. Там, кажется, похитители прячут суженую лесного духа. Он жаловался, что давно не видел её. Трудно ему выследить её – зверем в большое селение не зайдёшь, ибо обязательно убьют и будут рады лёгкой добыче, – а пташкой много через открытые проёмы окон в сумрачных помещениях не разглядишь. Тоже опасное дело, ибо подростки-сорванцы с большой охотой брали любых птиц на прицел самодельных арбалетов. Стреляли они притупленными болтами, чтобы, промахнувшись, ненароком не поранить собственных людей, но этого хватало, чтобы перебить птице крыло или голову. Раненных пернатых сорванцы дарили девочкам вместо цветов, а те, разжалобившись, пытались выходить безнадёжных пациентов. Ишь какие добросердечные охотники, прямо все в своих отцов.

Последний раз солнце видело пропавшую лесную владычицу несколько дней назад. Тогда люди тоже изрядно веселились, устроив какой-то праздник. Это как раз был предпоследний день бабьего лета, когда даже нагишом под солнцем не зябко было сидеть. Такой её, кстати, и явили солнцу: нагой, прикрытой только в двух местах шкурой. Она лежала с закрытыми глазами на повозке, привязанная по руками и ногам, разведёнными в разные стороны, и не двигалась. На лице и теле видны были ссадины со свежими кровоподтёками, но в целом девушка была живая, солнце в этом не сомневалось. Её несколько часов возили по селению и под конец стащили и унесли, совершенно безвольную, под эту вот крышу.

Забавный праздник. Пару столетий назад люди почти по всей планете устраивали осенью праздник урожая. Благодарили солнце, показывая самые лучшие плоды, и жгли в честь его большие костры из соломенных сооружений. Потом про всё это забыли, по меркам людей – надолго, но теперь, видимо, опять вспомнили хорошие старые традиции. Мужчины, которые толпились вокруг повозки с девушкой, расхваливали её как только могли и торговались между собой за право потрогать её. Но никакие из тех рук, которым дозволено было погладить тело в разных местах, запустив их и под шкуру (особенно охотно туда), не ласкали девушку так нежно, как солнечные лучи. Уж они точно не упустили ни одной клеточки кожи, расцеловав её любвеобильно с головы до пят. Спину только не дали поцеловать. Жаль, ведь ей это так нравилось. Не слушая весёлого гомона мужчин, солнце шептало девушке в уши самые приятные слова, которые когда-либо слышало из уст людей, но та так ни разу и не улыбнулась. Ну да ладно, и без этого праздник можно было считать удавшимся. Солнце, в любом случае, чувствовало себя польщённым, ведь люди ему показали самое лучшее, что имели. И лесной дух с облегчением вздохнул, когда попозже узнал новость – беспокоился, всё ли с ней в порядке. Переживал он и тосковал, сетуя небесному светилу, что проворонил своё счастье в нужный момент. Бывает. Ничто в этом мире не совершенно, и лесные духи порой дают так же маху, как и люди.

Обернувшись в сумерках в волка, лесной дух ночью долго выл под Стрижиной Горой на луну, клятвенно обещая ей, что никогда больше не даст возлюбленную в обиду. Вспорхнув в лунном свете мотыльком над деревьями, через миг помчался болотной совой над марью, через другой петлял зайцем в траве между деревьями, через третий кружил в шумной стае летучих мышей у подножия высоких гор. И так метался в пылу дикой охоты дни и ночи напролёт до исступления, уснув с приходом зимы медведем в горной пещере. Пошли снега, похоронив под собой никем не найденные трупы, которые лес в скорби осыпал букетом осенних листьев. Ударили морозы, затянув лесное озеро под Стрижиной Горой толстым слоем льда; только в центре озера осталась полынья, у поверхности которой плавали рыбы, хватая ртами воздух, а подо льдом вытекающего ручья продолжала пульсировать жилка воды. Жизнь словно остановилась и только неуступчивая горная река продолжала бушевать – пусть и с меньшей силой, чем летом, – не давая заковать себя в плен льдов и упрямо вгрызаясь потоками в замёрзшую кромку берегов.

Недалеко от моста в двух шалашах сидели дозорные и, нахохлившись под шкурами, грелись у огонька. Скучное занятие, ибо после давней вылазки южан на другой берег северяне не показывались на глаза и не пытались как-то отомстить за похищенных жителей деревни. Теперь они тем паче не рискнули бы ступить даже шагу на совершенно обледенелый мост, а обстреливать дозорных – мелкая пакость, которая никому ничего не даст. Поэтому если дозорные смотрели за берегом реки, то больше надеясь увидеть там какого-то зверя. Хоть какое-то развлечение для глаз.