Соломенный век: Сутемь

Да, кричали они громко. И стонал старшина ещё долго. Ожог на лице доставляет очень болезненные ощущения.

«Говорили же – это шайтан-девка, не подходите к ней!» – бранили провожатые дозорных, заново связывая придавленную к земле и скрученную общими усилиями Киру.

«Радуйтесь, что нож не успела схватить!»

Этому действительно следовало радоваться. Никто из дозорных не ожидал, что такая на вид милая и слабая девушка может свалить крепкого мужика, при чём сделать это с таким хладнокровием: сперва усыпить бдительность, стрельнув голодными глазками и подкупив жалостью, а потом неожиданно нанести удар в горло, со всей силы пнуть в колено и столкнуть в костёр. При падении воин выронил нож (вот зачем напрашивалась разрезать ей путы – она не руки размять хотела, а нож в них получить), но в тот момент, когда она хотела его схватить с земли, на неё уже набросились три бдительных охранника. То-то она так смирно переходила реку – чтобы других дураков проучить. Итог урока: один побитый и обожжённый, которому нелегко будет смыть свой позор, один разбитый нос и пару свежих царапин. Не так просто скрутить тигрицу – она обязательно изловчится каждого укусить или заехать когтями в лицо.

Когда Киру уволокли и привязали к дереву, провожатые наконец облегчённо вздохнули. Расположившись вокруг костра, они поведали дозорным свою больную тему: какая эта девка рассякая на голову пришибленная и что на неё никакой управы нет. Как ни скрути, а всё-равно обязательно выждет удобный момент, чтобы заехать в лицо. Сжалишься, руку освободишь, чтобы поесть сама могла (или ещё что-то сделать ради облегчения) – глаз рада будет выдавить или клок волос выдрать. Когда на самом деле спит, а когда только вид делает, тоже не поймёшь. На отдыхе ничего другого не оставалось, как связывать её всю, ибо сколько руки и как больно ни выкручивай, а толку никакого. Задремлешь на минуту, а она того только и ждёт – подскочет и ногой в лицо заедет.

«А с ними что? – дозорные показали на Миллу с Ролом у соседнего дерева. – Их чего не привязываете?»

«А куда им деваться? Баба далеко не убежит, а мужик и так еле дышит. Дошёл и то хорошо. Пусть Сангар сам решает, что с ними делать».

Один из дозорных толкнул соседа локтем, кивнул в сторону повязанной пленной, которая сидела с закрытыми глазами, и спросил:

«Как тебе, взял бы в жёны на недельку? Тебе вроде нравятся бабы с характером».

Тот пренебрежительно махнул рукой:

«Да ну, больно надо! Её, вон, трое к земле прижали и руки вывернули, а она даже не пискнула. Думаешь, ей не больно было? Какое ты вообще от неё получишь удовольствие? Всё-равно что с бревном обниматься. Ещё и в лицо плюнет».

«У бревна нет этого…»

Дозорный изобразил руками женскую грудь.

«Ну так иди и потрогай её, если тебе этого достаточно».

После бурного всплеска из-за учинённой драки мужчинам хотелось сгладить эмоции, поэтому шутливый вызов был принят соответственно (не дурак, чтобы нарываться на серьёзные неприятности из-за руколапаний вне установленной очереди). Встав, дозорный набрал в миску еды – котёл чудом не опрокинулся на голову старшины, когда тот распластался на горячих углях, – и пошёл к пленным. Сейчас он покажет им всем, как правильно приручать тигриц. Кого не запугаешь грубой силой и демонстрацией острых штучек, которыми можно сделать очень больно, на того подействует доброта.

Кира сидела с закрытыми глазами, совершенно выдохшаяся, устало опустив голову. Убедившись, что она надёжно привязана к стволу, дозорный присел в шаге от неё – так, чтобы она не дотянулась, если бы захотела. Затем он поднял миску с дымящейся едой на уровень её лица и немного поводил, подгадывая, чтобы дуновение воздуха несло аппетитный аромат на неё. Голод не тётка (та сидела неподалёку и глотала слюнки), и какая-то реакция должна была последовать. Однако не последовала – а южанин очень внимательно следил за её лицом, отмечая про себя, что под налипшей грязью и царапинами (самой тоже доставалось при драках) скрывается очень миловидная внешность. Её бы обмыть – красавица будет на загляденье. Подумать только, что за ажиотаж будет, когда её на торги выставят! Ну и пусть ведёт себя как бревно, не такая это помеха, если знать с какой стороны прижиматься. Глядишь, со временем размякнет. Главное – иметь терпение.

Вдоволь изучив спящую красавицу (не поцелуешь ли, добрый молодец с ножом на поясе?), дозорный пришёл к выводу, что даже если она жутко голодная, то не подаст виду.

«Смотри, чтобы не укусила!» – звучали в его сторону предостережения.

Один из провожатых показал для наглядности на отчётливый синяк на своей руке. Впрочем, последнее происшествие яснее некуда объяснило, к каким жгучим последствиям может привести даже мимолётный невинный соблазн. Дозорный бросил взгляд к реке – там старшина обмывал своё лицо, охлаждая ожоги, и при этом в пол-голоса самому себе отрывисто рассказывал, пытаясь проглотить набитый ударом ком в горле, какими всеми способами он люто поимеет эту паршивку, если когда-то заполучит её. Вот кому даже писков этого бревна не нужно будет, чтобы получить своё удовольствие.

«Не сиди так близко, у неё ноги не связаны!»

Тоже дельный совет. Провожатые об заклад биться готовы были, что она не упустит возможности поддать сидящему в колено, когда он обернётся, или подставить ноги, когда будет вставать, чтобы если не свалить на землю, то хотя бы досадить лишний раз.

«Не надейся, дружище, она даже куска не возьмёт! Отдай другой бабе, она их обоих обхаживает. Ей, вот, можешь руки развязать, она ничего не сделает».

Встав, дозорный осторожно обошёл Киру кругом (как клетку с тигрицей) и молча протянул миску голодной тётке у соседнего дерева. Посмотрев в её лицо и убедившись, что да – эта бабёнка сама по себе спокойная и мирно настроенная, а не просто разыгрывает такую, – он распустил узлы верёвки на её руках и снял путы. Куда ей действительно бежать в таком состоянии – в лес рожать, чтобы волкам отдаться с дитятком на корм? В этих глазах страх, сострадание и благодарность были искренними и убедили бы даже чёрствого душой человека. У её мужа – по каким-то признакам южане без объяснений сразу понимали, что это её муж, – тоже были человеческие глаза. Прямой взгляд он выдерживал и смотрел с надлежащей гордостью, но без откровенной ненависти. Посмотришь и сразу видно: нормальный, трезвый мужик, за свои поступки ответ нести будет. Впрочем, и у девки не наблюдалось признаков, что она не понимала, что делала. Напротив – она очень даже хорошо понимала, и в этом была вся заковырка.

Правильно парни сказали: шайтан-девка. Жить надоест – подойди к ней и развяжи руки.

Кто она вообще такая и чем связана с этой парочкой? Скажи сейчас, что они близкие родственники – никто из южан бы не поверил и рассмеялся. Кто-то это кстати и говорил, заливисто смеясь в синем небе, но люди его не слышали. А когда смотрели, жмурились и прикрывали глаза ладонью. Невероятно красивое, но и одновременно опасное это зрелище: смотреть прямо на солнце.

Ровно как и в глаза некоторых женщин.

Дозорный ещё немного побыл с пленными, попытавшись завязать с ними разговор, но никаких особых успехов не добился. Либо они не понимали мешанину слов из разных языков, при помощи которых южанин надеялся найти хоть один, которым обе стороны худо-бедно могли бы изъясняться, либо попросту не хотели. Главное было – показать, что ты добрый. И имя назвать. Ничто не располагает пленных к себе больше, чем данная им возможность обратиться к кому-то по имени за помощью. Рано или поздно они и свои имена скажут – и этой шайтан-девки.

Имя – оно всегда имеет какую-то власть над человеком.

Вечером того же дня пленных доставили в стан. Его южане разбили в удобном месте: между рекой, высокими холмами и лесами, которые окаймляли долину со всех сторон. На смотрины заявились высокопоставленные лица, включая Сангара – предводителя южан. Очень неприятный тип. Ничем не выделяющийся: ни ростом, ни фигурой, ни лицом. Обычный неказистый, почти полностью облысевший и не в меру напыщенный пещерный человек с гадкими глазами и хвастливо выращенной бородой, перед которым все пресмыкаться готовы были – и ему это очень льстило. Прямо противоположное, что провожатые пытались Милле донести, невзирая на то, что она почти ничего не понимала. Почему-то именно ей. Вероятно, надеялись на то, что она сможет как-то повлиять на двух других, дабы вели себя, как подобает пред великими повелителями.

Пара, отряженная докладывать о достигнутых успехах Его Сиятельству Излучающему Божественную Силу (о, прости за столь скромное описание твоих достоинств!), постаралась расхвалить ему товар, который ишачок привёз по дорожным ухабам на телеге. Судя по пренебрежительному выражению лица, с которым он слушал, одновременно осматривая жалкую троицу, потеря собственных людей его не особо удручала. Больше всего его впечатлила винтовка, которую он вертел в руках и осматривал взглядом ценителя (откровенной жадины и хапуги – в мыслях многих голов вокруг).

Подступив к Ролу почти вплотную, Сангар посмотрел ему в лицо. Не как мужчина – мужчине, а скорее как будто это была скотина на базаре, которую под узду держали. Задержавшись взглядом на перетянутой ране на плече, он выразил некое немое довольство. Мол, дрался – хорошо, заслуживает толику уважения.

«Имя?» – отрывисто спросил Сангар.

По голосу слышно было, что так он всегда разговаривал: в приказном и требовательном тоне, ожидая немедленного выполнения его воли. Как положено повелителям. Не дождавшись надобной реакции от пленного, Сангар подманил жестом со стороны помощника: наугад, не выбирая кого-то определённого. Первый, кто быстрее других вызвался оказать услугу досточтимому, с более оживлённым видом постарался донести до «глупой скотинки» смысл простого вопроса. Хлопнув себе в грудь, он назвал своё имя, затем показал на Сангара, назвал его имя (с подобающим благоговением и воодушевлением, конечно же), а после этого перевёл руки на пленного с вопрошающим видом. Ну? Будешь отвечать или ещё раз повторить?

– Эй, – с промедлением процедил сквозь зубы Рол. – Так меня зовут: Эй.

«Эй? – Губы Сангара медленно расплылись в ухмылке. Ткнув на Миллу, он спросил: – А её?»

– Эй. Её тоже зовут Эй.

«Чёрт, да их тут всех зовут Эй!» – воскликнул Сангар, и вся толпа вместе с ним громко загоготала над какой-то только им понятной шуткой.

«Они, наверное, у себя по числам детей называют! Это тристапервый, это двестидесятый», – издевательски подшутил ещё один умник, которому тоже не терпелось как-то выслужиться.

Приняв ответ как должное, Сангар подошёл к Милле.

– Если ты к ней прикоснёшься, я тебя задушу. Как и этих ублюдков, – холодным тоном сказал Рол.

Когда речь идёт о женщине, мужчины понимают друг друга даже без знания языков, на котором каждый говорит. Проигнорировав предупреждение, Сангар посмотрел в глаза Миллы (как быстро ты их отведёшь, ничтожная тварь?), затем скользнул взглядом вниз и отошёл. Недостойное это занятие для богоизбранных – сцепляться с дикарями из-за какой-то беременной бабёнки. Ведь и он не какой-то самец, которому любую самку оприходовать хочется. Он – !!! (таких и слов нет, чтобы описать его величие).

Следующую пленную держали двое под руки – как и Рола. Миллу только один охранник за рукав держал, да и то больше для порядка, чем в силу необходимости. Сангар цепким взглядом заметил это. Несомненно ему уже расписали подвиги Киры, стараясь не слишком в этом усердствовать – иначе храбрые налётчики выглядели бы как мальчишки по сравнению с ней. С другой стороны нужно было и расхвалить «добычу», чтобы не сочли за дураков.

В том, что Киру крепко держали под руки и она была дополнительно связана по ногам – не туго: так, чтобы могла передвигаться мелкими шагами, но не могла пнуть, – был и другой смысл. Она еле на ногах держалась. На неё с утра приступами находила тошнота, а после езды на повозке и вовсе развезло. Если бы не поддержка, она скорее всего зашаталась бы и свалилась от головокружения. Иногда она поднимала глаза и смотрела мутным взором прямо перед собой, а потом опять опускала их либо закрывала (тошно от вас всех, противных).

Бесцеремонно схватив девушку за подбородок, Сангар властно поднял её лицо, чтобы получше рассмотреть. Краем глаз он внимательно следил за тем, какую реакцию покажет пленный мужчина: дёрнется ли, как быстро и с какой решимостью. По отношению к жене и дочери рефлекс защитника срабатывал мгновенно, здесь же была определённая задержка и медлительность. Младшая сестра? Непохожи. Племянница? Любовница? Соседка? В любом случае – свободная, ибо будь у неё дружок, он бы ни за что её не бросил. Ну а если бросил, то всё этим уже сказано.

Стиснув зубы, Кира крепилась, не желая открывать глаза и смотреть в лицо изверга, виновного в том, что они вынуждены были бросить свой обжитый дом и потерять по дороге любимых людей. В этот момент она поклялась себе, что никогда не посмотрит ему в глаза – даже когда будет убивать. Для неё это не больше чем куча дерьма, от которого не менее отвратительно несло потом и смрадом (они – лесные дикари, а всё же приучены чистить зубы тряпицей, окунутой в травяной отвар, и полоскать рот).

Показав на Киру, Сангар покосился на Рола и спросил, предугадывая ответ:

«Её тоже зовут – Эй?»

Не получив скорого ответа, Сангар посмотрел на Миллу.

– Её имя ты узнаешь в тот день, когда подохнешь, – с такой же прохладцей сказал Рол.

Сангар хамски хохотнул. Ответ был принят.

«Эй! Это твоё?» – Он потряс перед Кирой винтовкой.

«Она что – глухая?» – спросил он охранников, немного раздражённый тем, что пленница не хотела открывать глаза – даже от лёгкого хлопка по щеке (считай себя счастливой – таких нежностей редко кто от него получал).

«Её это ружьё, Сангар, её! – робко ответил охранник, решив не доводить дело до крайностей. – Она всё слышит, просто не разговаривает. С ними (кивнув на родственников) она тоже ни разу не заговорила. Немая, наверное».

Повелитель сурово посмотрел на воина.

«И ты говоришь, что она стреляла? – с ухмылкой сухо спросил он (кто из нас обоих дурак: ты или я?). – Покажи, как далеко! Если ты соврёшь, я отрежу тебе язык».

«С-стреляла, – сглотнув, убеждённо продолжил воин, – правду тебе говорю! Дотуда попадала, вон, где вторая юрта стоит! И из лука стреляла, она сразу три стрелы в руке может держать и так: раз-раз-раз! – одну за другой пускать. Перебежать за другое дерево не успеешь».

Южанин скрючил пальцы и изобразил пустыми руками, как он быстро стреляет из лука. Скорость, конечно, не как у пулемёта, но по отношению к медлительному арбалету весьма внушительная.

«Я не знаю, как у неё это получается, она их как-то между пальцами зажимает. Вообще она дралась не хуже мужиков, как тигрица. И вёрткая, как кошка. Подойдёшь слишком близко, а у неё уже нож в руке. Зарежет в два счёта, как скотину. Сегодня утром – только перевели через реку, дозорные хотели ей поесть дать и руки развязали, – так она сразу заехала ему в горло и в костёр столкнула. Глянуть только успели, как она уже к ножу на земле бросилась. А выглядела такой же вот полудохлой».

Бросить камушек в чужой огород – святое дело. Особенно если он был первым брошен. Не очень красиво – закладывать товарищей, но ведь и они этим не побрезгуют.

Сангар, внимательно слушая, обходил пленную и осматривал её со всех сторон. Да, к девушке с такой соблазнительной фигурой так и норовит подойти со спины и развязать руки. А у неё они были намного крепче связаны, чем у мужика. Понятно – у того плечо ранено, поэтому и так много не сделает, но другой бабе-то руки за спину не стали заводить и связали спереди. А ноги и вовсе оставили свободными. Давно бы уже убежать могла.

Эка занятная вещица: женщина-воин. В жизнь таких не видывал. Злых, сварливых, скандальных – сколько угодно, но воистину хладнокровных убийц, умеющих обращаться с оружием, – ни разу. На указанной воином дистанции ни один арбалетчик не возьмётся с полной уверенностью утверждать, что попадёт в цель. Стоило полагать, что если бы не мешающий лес, то на открытой местности эта дистанция на точное поражение возросла.

Неоднозначно хмыкнув, Сангар прошёлся вдоль охранников, пристально посмотрев им в лица. Не на предмет того, врут или не врут, а скорее – что они умалчивают. Странный это был случай. Когда лесную деревню захватили, всё прошло как по маслу, жертв не было. Так, пару человек отделались лёгкими ранениями. А тут – пол-отряда не вернулось. И это против жалкой горстки мужиков плюс сиё чудо-юдо лохматое.

«Клянёмся, что так и было, как он говорит! – подтвердил другой охранник, заискивающе кланяясь головой. – На других баб с трёх сторон пойдёшь, так они сразу визжать и в бег, как курицы, а эта не боится. Сама в драку лезет. Шайтан в ней сидит, не иначе».

Сангар обладал очень цепким взглядом и знал, что ему в том числе и поэтому боятся смотреть в глаза. По тому, как охранник с покрасневшим носом отвёл глаза, Сангар понял, кто ему этот нос разбил. У каждого героя схватки с тигрицей находились на лице в качестве доказательств царапины. Повелителю даже всматриваться особо не нужно было, ибо когда он подходил к очередному воину, у того рефлективно начинало чесаться или сильнее нарывать больное место. От страха, наверное. Один невольно повернул руку, пряча кровоподтёк от укуса. Другой переступил с ноги на ногу, легонько скривившись – отдавленные пальцы на ступне ныли. Третий почесал шею, на которой верёвка, едва не удушившая его, ободрала местами кожу.

Грозные лесные тяти вели себя сейчас как нашкодившие мальчишки перед атаманом, который строго помахивает плёткой, выискивая, кого первого наказать. Дралась, говорите? Так-так… Физиономии ваши пристыженные царапала? Нескладно тут что-то получается. Вас: десять – сильных удальцов хоть куда. А она: одна – как сладость на ораву голодных. Откуда у неё столько сил? Одного могла исцарапать, с другими просто бы сдалась. За день каждый мог успеть приложиться к лакомству в охотку. И связана действительно надёжно…

Что-то воины от него однозначно утаивали, это Сангар чуял. Ничего, он это узнает. И тогда отрежет кое-кому не язык, а что-то другое. Чтобы не повадно было раньше вынесенного повелителем решения совать руки и другие части тела туда, куда не следует.

Кира гулко кашлянула, пошатнувшись. С трудом сглотнула и опять закашляла. Судорожно согнувшись, она повисла на руке охранника, а затем, не удержавшись, упала на колени. Окружающие с отвращением отводили глаза, чтобы не смотреть, как её рвёт. Некоторые, впрочем, смотрели – с удивлением. А кто-то даже с подозрением.

Грубо откинув спутанные и грязные волосы пленной, Сангар бегло осмотрел её голову с обеих сторон.

«По голове били?» – спросил он строго ближайшего охранника.

«Нет, клянусь, не били! – испуганно начал оправдываться тот. – Она с самого начала такая больная была! Идёт-идёт, а потом вдруг зашатается и падает вот так. Отплюётся, отдышится, и снова встаёт. Не похоже, чтобы было заразным, больше ни у кого такого нету. Мы так её и схватили – она как раз в одного из нас нацелилась, а потом вдруг обмякла и так по дереву и сползла на землю. Ну мы тут же и набросились втроём. Два патрона у неё оставалось, так что двоим из нас крупно повезло».

Сангар, пристально посмотрев на Миллу, которая дёрнулась было к упавшей Кире, но была сдержана охранником, подозвал одного из своих приближённых и отдал ему какое-то краткое распоряжение. Тот в свою очередь махнул в толпу, та задвигалась, передавая приказ и пропуская исполняющего, и уже скоро ему протянули бадейку с водой. Избранный Сангаром воин, который в силу своего хмурого вида скорее годился на роль грозного атамана, набрал ковшом воды и приставил к губам больной, предлагая сполоснуть рот и попить. Оставшись довольным тем, что та не стала разыгрывать чрезмерно гордую и приняла столь добросердечное предложение, он уже вознамерился было обмыть лицо пленной (гляньте, какой заботливый мерзавец), набрав в пригоршню воды, но был остановлен охранником.

«Не делай, дорогой, она укусит! Не обманывайся её слабым видом, если её сейчас развязать, она на первого попавшегося набросится».

Немного подумав и заглянув в бадейку, воин отошёл чуточку назад и выплеснул всю оставшуюся воду в лицо пленной. Каков, а? И умыл, и целым остался! Воин с задорным выражением развёл руки. Лучше тебе, дорогуша?

Толпа вновь загоготала. Воин приподнял бадейку, показывая на неё двум другим пленным. Не желаете ли, дорогие гости, тоже освежиться? В два счёта обустроим, воды тут предостаточно. Свежей, ледяной, недавно из речки в бочонке привезли.

Кира, отфыркавшись и откашлявшись, с трудом встала. Путы мешали ей выставить ногу, чтобы опереться на неё, а руки тоже были связаны – благо охранники помогли, подхватив под руки (благодарю, я обязательно вам отплачу когда-нибудь за всё разом). Вода промочила всю одежду сверху и стекала по телу, щекоча. Как охотно она бы сейчас искупалась в реке! До другого берега. Вместе со всеми желающими разбить себе головы и захлебнуться в бурных потоках. Как вам такая забава, не слабо?

Воин отдал бадейку доставщику воды и махнул охранникам, которые поддерживали Киру, приказывая следовать за ним. Покрепче подхватив пленную, они повели её за ним. Других двух пленных уводить следом за ними не намеревались, из чего следовал вывод, что их разводят и, возможно, навсегда.

– Стойте! – взволнованно крикнула Милла. Дёрнувшись и будучи удержанной охранником, она умоляюще протянула связанные руки к Кире. – Пустите меня к ней, она больная! Пожалуйста…

Не зная, как объяснить южанам свою просьбу – которые и не особо горели желанием её понимать – она обратилась к Сангару, который изучающим взглядом наблюдал за ними.

– Сангар… Пожалуйста!..

Милла показала на себя, а затем на Киру. Неоднозначный жест, который можно было иначе истолковать.

«Она за ней ухаживала и кормила её, – объяснил охранник, который понял суть просьбы (он же, кто раньше других понял роль Миллы). – Она безвредная, мы руки ей на привалах развязывали, она сама потом даёт их связать».

Что-то хитрое задумав, Сангар неспешно подступил к паре пленных. Державшие Киру охранники остановились по команде и ждали окончательного решения повелителя. Больная, которая чувствовала себя после омовения заметно лучше, так и продолжала смотреть вниз, не поднимая взгляд.

«Вы убивали моих людей. – Теперь Сангар разговаривал с Ролом холодным тоном сквозь зубы. – Вы должны заплатить за это! Это были хорошие воины. Мои воины! – Сангар стукнул себя кулаком в грудь. – Все знают: Сангар справедливый хан! Вы храбро сражались, поэтому я предлагаю хорошую сделку».

Сангар снисходительно позволил всё тому же помощнику перевести смысл сказанного на язык жестов и кривляний, которые вызывали благосклонные смешки в толпе. Слово «убивать» было понятным образом заменено на жест «стрелять», под «людьми» подразумевалась толпа, заключительное выражение спрашивало: «Почему?». Почему вы, такие нехорошие, напали на нас, хороших? Мы ведь только поговорить с вами хотели, а вы сразу драться. Посмотрите на этих храбрых молодцев, как вы их искалечили (охранники старательно лепили их себя невинно пострадавших), разве это по-дружески? Эх, вы!..

«Эй, это твоя жена? – продолжил Сангар. – Она стреляла в моих людей?»

Не дождавшись ответа (чего и следовало ожидать), Сангар обратился в охраннику Миллы:

«Она стреляла в кого-то из вас?»

Нерешительно переглянувшись с товарищами (закладывать эту добрую душу или сбить ей цену, что ваши хари скажут?), охранник торопливо ответил:

«Да, кажется, один или два раза… Но она ни в кого не попала. Она и не умеет стрелять. Он ей арбалет заряжал, а она больше от испуга наугад спускала по ногам».

Сангар прошагал перед пленённой супружеской парой важной походкой судьи взад-вперёд, затем снял закинутую за спину винтовку и протянул им.

«Это ваша вещь. Я не вор, чтобы просто забирать добро у других. Это очень ценная вещь, мы можем обменяться: оружие или её свобода. Она сможет жить с нами и её никто не тронет. Слово Сангара!»

Переводчик быстро нашёл, как это объяснить: вытащив нож, он приставил его под путы на руках Миллы. Предоставленный выбор вкупе с вопрошающим ожиданием даже полный дурак быстро понять способен. Повелитель посмотрел проницательным взглядом торговца на Рола. Не заметив на его лице должной решимости, он протянул винтовку Милле. Не бабское это дело – принимать важные решения, но справедливости ради следует дать ей эту возможность. Кто вас, северян, знает – может у вас бабы в семье главные?

Милла с отчаянием на лице посмотрела на мужа и на племянницу, суд над которой, очевидно, уже был свершён. Из глаз у неё текли слёзы. Не выдержав первой, она шмыгнула носом, сглотнула ком в горле и утвердительно кивнула, показывая на свои руки.

– Прости… – шепнула она еле слышно, закрыв глаза и беззвучно заплакав.