– У нас убийство!
– Хорошо начинаешь, – невозмутимо одобрил наиб. – Вижу, что я в тебе не ошибся. Кого убил? И за что?
– Тебе смешно, – обиделся Бурнагул, – а мне что делать? Пришли люди из хорезмийской мечети обмывать покойного. Раздели, само собой. Они и обнаружили. Заколот. Рана едва заметная, ударили прямо в сердце. Потому и крови не было. Клинок тоже очень странный – узкий совсем. Родственники голосят, хотят жалобу подавать. Скоро, наверное, сюда придут. Пока пошли в свой хорезмийский квартал. За кади и свидетелями. Чтобы убийство официально оформить.
– Илгизар что?
– А что Илгизар? Читает себе Коран. Ему какая забота? Там, поди, сур пятьсот.
– Всего сто четырнадцать, – успокоил Злат. – Но хватит надолго. А вам всей улицей придётся скидываться на штраф. Убийца не известен, значит платить родственникам придётся вам. Эти хорезмийцы народ ушлый, своего не упустят. Так что ищите убийцу.
На лице Бурангула отразилось такое отчаяние, что Злат едва не рассмеялся:
– Но я от своего слова не отказываюсь. Чем смогу помогу. Поехали, глянем на новопреставленного.
VIII. Загадки запертой двери
Пронзительные завывания плакальщиц было слышно ещё на подъезде к Чёрной улице. Это придавало происходящему некий размах. В Сарае, в оживлённом жилом квартале уже через несколько домов ничего не было бы слышно, и даже совсем недальние соседи могли не подозревать, что неподалёку кто-то покинул этот грешный мир. Здесь хорошо отлаженный плач был, наверное, слышен даже у городской заставы.
У ворот домика старосты стояло несколько повозок. Хорезмийский квартал отсюда далеко, а родственники и знакомые покойного были. скорее всего, оттуда.
Злат вспомнил, как заходил сюда в прошлом году. На Чёрной улице тогда произошло убийство и староста из кожи лез, пытаясь помочь поиску убийцы. Он так боялся, что придётся скидываться на штраф. Судьба иногда довольно зло насмехается. Теперь он и сам стал причиной подобного возможного исхода.
Разряженные плакальщицы расселись во дворе. Комната была совсем маленькая, а там восседал, нарядившийся в наградной ханский халат, Илгизар, читающий Коран. Дело это ответственное, прерывать чтение не желательно. Иногда, когда хотят, чтобы прочитали весь священный текст, нанимают сразу нескольких чтецов, сменявших друг друга. Сейчас таких Злат не заметил. Но отвлекать юношу не стал.
Зато семенивший перед ним Бурангул прицыкнул на плакальщиц. Те и сами притихли, увидев входящего во двор человека в коричневом монгольском халате на груди которого грозно отливала позолотой внушительная пластинка-пайцза. Любой, даже не способный прочитать ни единой буквы, что уйгурским, что арабским письмом знал что там написано. «Кто не повинуется – умрёт».
В маленьком жилье было тесно и душно от обильного количества благовоний. Злат только мысленно посочувствовал Илгизару. Арабы или персы налили бы розовой воды, воскурили ладан. Кипчаки вообще натащили бы пахучей травы тимьян, которую русские зовут «богородской». А в огонь набросали можжевельника. Хорезмийские похоронных дел мастера мало того, что не пожалели мускуса, так ещё нажгли индийского сандала, от которого голова кругом идёт.
Покойный жил скромно. Один. Прислугу не держал. На жизнь зарабатывал перепиской книг. Для этого было достаточно небольшого стола у окна, на котором и сейчас красовалась стопка дорогой, видно самаркандской бумаги, и внушительного сундука в углу. Даже спал хозяин на печи-лежанке, какие устраивают выходцы с Востока.
Теперь было понятно почему Бурангул не увидел тело, заглядывая в окно. Обзору мешала стопка бумаги на столе, как раз напротив того места, где он отогнул войлок.
– Ты говорил у вас здесь лекарь живёт, – распорядился наиб. – Пошли за ним.
Бурангул рассказал, как всё было. Тело лежало на полу. На боку. Никаких признаков борьбы или насилия. Даже лицо спокойное. Видно, ударили внезапно, сзади. Прямо в сердце. Смерть была мгновенной. Даже испугаться не успел.
– А окно? Оно ведь было заделано войлоком. Хорошо помнишь?
– Конечно. Я сам этот войлок и отрывал потом.
– Прибит был изнутри?
Бурангул кивнул.
Наиб наставительно поднял палец:
– Дверь тоже была заперта изнутри на засов? Как же убийца ушёл?
Осмотрели дверь. Всё, как и должно быть. Следы от топора, расщепленный косяк.
– Хорошая работа, – одобрил Злат. – Видно пришлось повозиться. Где засов?
Стали вспоминать, кто здесь вчера прибирался. Оказалось, они уже уехали.
– Сам то не помнишь, как он выглядел? – рассердился наиб.
– Так ведь и в мыслях не было, – растерянно оправдывался Бурангул. – Кабы сразу знать…
И хозяев не было. Спросить не у кого. Всё какая-то родня, да знакомые, которые сами ничего не знают.
Наиб дождался лекаря и вместе с ним осмотрели убитого. Ничего нового они не узнали. Удар точно под лопатку очень узким лезвием. Может быть даже шилом. Вспомнив профессию покойного Злат спросил:
– Может быть это писало? Которым по бересте и дощечкам царапают?
– Конечно, – подтвердил лекарь. – Только очень неудобно. Ручки нет, а усилие нужно приложить большое. Легко можно себе ладонь поранить.
– Больше ничего странного?
Лекарь задумался. Видно было, что человек он добросовестный и старательный. Наиб терпеливо ждал. Он уж было подумал не позвать ли опытного цирюльника. Они хорошо разбираются во всякого рода порезах, так как им часто приходится пускать кровь больным. В то же время Злат сразу заметил, что врачу что-то с самого начала не понравилось, и сейчас он это тщательно обдумывает.
– Дело вот в чём…
– Да ты не смущайся, говори всё как есть. Что не так, какие предположения, – подбодрил наиб. – Сейчас никто не знает, какая тропка правильная.
– Удар нанесён очень точно. Ни выше, ни ниже, не левей, ни правей. Для этого нужна немалая сноровка. Ножом или кинжалом проще – там вряд ли сильно промахнёшься. Да и всё равно убьёшь, даже если в сердце не попадёшь. А здесь нужна была точность. Промахнёшься – жертва будет сопротивляться. И довольно долго. Кроме того, само шило – штука короткое. Легко можно при ударе просто не достать до сердца.
Немного поколебавшись, лекарь добавил:
– Мне приходилось сталкиваться с похожей раной. Давным-давно. Там был специальный кинжал. Тоже вроде шила, только длиннее и толще. Из добротной оружейной стали. Делали на заказ для профессионального убийцы.
Наиб вспомнил замечание Бурнагула о нездешнем выговоре лекаря.
– Где дело было?
– В Хорасане. – Подумал немного и добавил, – Почти тридцать лет назад.
– Перс?
Лекарь почему-то вздрогнул, и в его глазах загорелся странный огонёк. Казалось он колеблется.
– Сириец. – Помолчал и добавил. – Христианин.
Вон оно что. Из последователей патриарха-отступника Нестория.
Злату сразу вспомнилось. Детство. Город Укек на высоком берегу реки в десяти днях пути отсюда. Маленький мальчик, корпящий над книжной премудростью. Отец священник хотел, чтобы сын пошёл по его стопам и учил его с самых младых ногтей. Учил не только русской грамоте. Русской митрополией заправляют греки, а потому без их языка, здесь далеко не пойдёшь. Даже в священники на хорошее место не поставят. Отец Злата выучился в своё время в самом Ростове, в знаменитом затворе при тамошнем монастыре. Это и помогло потом ему стать священником не где-нибудь, а в Укеке, под боком у хана.
По тем временам город считался большим. Хан Тохта кочевал со своей ставкой поблизости. Правда, на другой стороне реки. Ту сторону обычно называли луговой, но здесь больше подходило слово степной. За рекой начиналась степь. Привольная и бескрайняя. От переправы возле Укека уходили дороги на полночь, в Булгар, и на восход. К Сарайчику на Яике и дальше до самого Хорезма.
