Сердце ведьмы
Дима проявлял чудеса дипломатии: кивал, переспрашивал, интересовался, при этом ни слова не говоря о себе. Аня вздохнула с облегчением, когда поняла, что поддерживать разговор не придётся – Лёше это было не нужно. Проглотив очередную порцию виски, он провозгласил:
– Пора вернуться на танцпол. Пошли, ребята!
– Вперёд, – ответил Дима, кивнув на Аню. – Я слишком стар для этого.
Помедлив, она поцеловала мужа в щёку и поднялась с места.
– Хороший мужик. Я не ожидал, что ты выдержишь всё это: переезд, жизнь в деревне… Но за ним как за каменной стеной, да? Рад за тебя, – вынес вердикт Лёша, когда они смешались с танцующей толпой.
И снова время полетело незаметно. Детский восторг обуял Аню, как будто она нарушила все мыслимые правила и осталась безнаказанной. К середине ночи мышцы начали гудеть, а голова кружиться. Уставшая, пьяная, счастливая, Аня попрощалась с Лёшей и предложила Диме поехать в отель.
В тёмном номере она повисла у него на шее и обсыпала поцелуями.
– Прости, тебе было ужасно скучно, но я так хорошо провела время. Спасибо за терпение!
Дима взял её за запястья и оторвал от себя. Она не видела его взгляда и выражения лица, но чётко уловила волну едва сдерживаемой ярости. Аню словно обожгло. Отпрянув, она с дрожью в голосе спросила:
– Что случилось?
– Ничего. Я чертовски устал. Давай спать.
Не включая свет, Дима разделся и рухнул на кровать. Аня последовала его примеру. Сил на разговоры не было. В голове гудела пустота, но, несмотря на вспыхнувшее чувство тревоги, она моментально погрузилась в крепкий сон, успев поймать лишь одну спасительную мысль: завтра они вернутся домой, и всё будет хорошо.
Сердце волчицы
Слабый ветерок ласкал лицо и играл чёрными распущенными волосами. Кара быстро шла по улице, пружиня по асфальту кроссовками на толстой подошве и то и дело поправляя полы расстёгнутого плаща. По вечерам ещё было прохладно. Дома, в горах, ночи обладали ярким характером: тёмные, хоть выколи глаз, сочные, плотные. Здесь, в городе, сумрак сгущался лишь в подворотнях, но дороги, тротуары и дворы всегда подсвечивались фонарями, окнами домов, вывесками магазинов. Именно поэтому свет луны не достигал земли – её попросту никто не замечал.
Кара подняла лицо к небу и резко затормозила. Похожие на серую вату облака расступились, и идеально круглый жёлтый глаз уставился прямо на неё. Она глубоко втянула воздух тонкими ноздрями, как волчица, почуявшая запах свежей крови. Дима. Он рядом. Не может быть! Образ худого, гладко выбритого мужского лица с резкими чертами и серыми, как хмурое небо, глазами встал перед ней. Кара вздрогнула от укола в сердце и заспешила дальше, отгоняя воспоминания.
Серая панельная девятиэтажка, металлическая дверь, подъезд с голубыми стенами, застоявшийся запах чужих жизней. Шесть ступенек до пролёта на первом этаже, ещё шесть шагов до квартиры слева. Привычным движением повернув ключ в замке, она оказалась внутри. Не включая свет, скинула кроссовки, повесила на крючок плащ, бросила сумку на тумбочку и прошла на кухню. Открыла кран и долго сливала воду – всё равно тёплая. Потеряв терпение, она наполнила стакан и с отвращением сделала глоток. К этому вкусу затхлости и хлорки невозможно привыкнуть – ни один фильтр не помогает, а вода в бутылках из магазина всё равно что мёртвая.
Кара надеялась, что жизнь в городе всё изменит, но главное – задушит шевеления души. Она не хотела слышать внутренний голос, видеть странные образы, предчувствовать наступление бед. Никому не желать ни плохого, ни хорошего, просто раствориться в толпе, затеряться среди каменных домов – неужели это не сработало?
В нижнем ящике тумбочки в открытой пачке лежали пять сигарет, однажды забытые гостями. Дурацкая история. Она ни с кем не дружила, но в ту пятницу коллеги из отдела, взяв её на слабо, затащили в бар, а потом без приглашения завалились к ней в квартиру продолжать банкет. Веселья не получилось, и хозяйка убедилась: у неё с этими людьми ничего общего нет и никогда не будет, как бы она ни старалась.
Сухая, хрупкая сигарета привычно легла между пальцев. Когда-то курение было проявлением подросткового бунта, возможностью сделать что-то назло отцу, но с тех пор прошло много лет. И всё же сегодня рука сама потянулась к пачке.
Выйдя на лестничную площадку, Кара как можно незаметнее устроилась в уголке у приоткрытого окна, чиркнула спичкой и затянулась. Смрад и горечь – ну что за удовольствие? Соседи опять буянили: сквозь тонкие стены просачивались пьяные крики и звуки русского шансона. Съехать бы с этой квартиры, но отсюда до работы всего десять минут пешком. От едкого дыма закружилась голова, пришлось схватиться за перила, чтобы не свалиться с лестницы. Выбросить к чёрту эти сигареты и не вспоминать!
Соседская дверь распахнулась с адским грохотом.
– Пошёл отсюда, кобель вонючий!
Размалёванная полуголая деваха пыталась вытолкать наружу пьяного мужика.
– Я здесь живу, это ты выметайся! – заскрипел в ответ хозяин квартиры, но силы были неравны.
– Это она? Она, мать твою? С ней ты мне рога наставляешь?
Деваха ткнула указательным пальцем в лицо Каре.
– Беги! – застонал мужик и обмяк, сползая по стенке.
Из квартиры выскочили какие-то люди, начали орать так, что заложило уши, и размахивать руками. Как же попасть домой? Уклонившись от пьяной ревнивицы, Кара сделала попытку прошмыгнуть мимо беснующейся компании, но почувствовала сильный удар в спину и упала на колени. Злость полыхнула, как вспышка. Мужские и женские крики слились в одну шумовую завесу, перед глазами поплыл белый туман.
Готовая к упругому прыжку, она резко развернулась и вскинула сжатые кулаки, но так и осталась сидеть на грязном полу, потому что в этот миг с пролёта второго этажа вниз метнулась громадная тёмная фигура, похожая на Кинг-Конга. Бум – один из драчунов приложился лбом к стене и упал на колени. Бум, бум – двое других разлетелись в разные стороны. Деваха завизжала и скрылась за дверью.
– Ещё раз устроите буйство, и менты найдут у вас в квартире дурь. Усекли?
Низкий мужской голос раздался в полной тишине. И уже через минуту площадка опустела.
Прямо перед собой Кара увидела протянутую ладонь такого размера, что в ней могла поместиться её голова. Подняла глаза и в тусклом свете подъездной лампочки различила силуэт Кинг-Конга. Это был мужчина ростом под два метра, с мощной шеей и богатырскими плечами. Лицо наполовину заросло чёрной густой бородой. Смуглая кожа, узкие тёмные глаза.
– Ты не из этой компашки, что ли? Сильно досталось? Ну, вставай.
Она оперлась на протянутую руку, поднялась и только тогда почувствовала, как горят ушибленные ладони и колени. Кивнула в сторону своей квартиры. Незнакомец, помедлив, зашёл за ней внутрь.
Оба молча прошли на кухню, где он сразу занял собой половину пространства и сел на узкий угловой диванчик, который от неожиданности жалобно скрипнул. Всё ещё пребывая в лёгком шоке, она щёлкнула чайником и достала из шкафа две кружки.
– Тимур, – представился мужик.
– Кара, – ответила она.
– Карина, что ли?
– Нет, Кара. «Чёрная» по-тюркски.
– А я «железо». Значит, мы с тобой одной крови. У меня отец – татарин. Откуда родом?
– Из Горного Алтая.
– Хорошо там, наверное. Никогда не был.
– Спасибо, что помог.
– Они будут прилично себя вести, но если что, я разберусь. Мать живёт над тобой, на втором этаже, я от неё спускался. Алкаши эти недавно заселились, раньше в подъезде тишина и покой были, но кто помер, кто переехал. А тебя я не встречал.
– Месяц назад сняла квартиру.
Они пили чай и, не стесняясь, разглядывали друг друга. При хорошем освещении Кара увидела, что глаза у Тимура не чёрные, а золотисто-коричневые, цвета крепкого чая с лимоном. Нос с горбинкой, впалые щёки, глубокая морщина поперёк лба. На вид около сорока лет. Почти ровесник. Он рассказал, что владеет компанией, которая занимается строительством деревянных домов и бань. Кара ответила, что работает старшим кассиром в супермаркете на углу, и вздёрнула подбородок, отчего мужчина рассмеялся:
– А ты гордячка. Молодец. Слушай, у меня идея!
Она задержала дыхание. Тимур говорил весело, слегка прищурив глаза, отчего вокруг них собирались тонкие морщинки-стрелки. Сейчас он сделает какое-нибудь непристойное предложение, и ей придётся вытолкать его взашей. Хотя как справиться с таким громилой? Строительный бизнес? Ха-ха, наверняка он бывший спортсмен и бандит. Но страха не было.
– Мать недавно перенесла инсульт. Не лежачая, но передвигается только с ходунками. Ей нужна помощь, а из меня, сама понимаешь, сиделки не выйдет. Вот я и подумал… Ты живёшь рядом, деньги тебе нужны. Может, подружишься с ней? Ничего особенного делать не нужно, уборку я заказываю, еду она сама как-то готовит, за собой более или менее ухаживает, но ведь ей одиноко, я знаю. Поговорить не с кем, да и на улицу она одна выйти не может.
Кара опешила от столь неожиданного поворота.
– Почему не нанять сиделку?
– Потому что сегодня она выгнала из квартиры уже пятую по счёту. Понимаешь, у мамы непростой характер. Она полжизни была директором гимназии, а тут болезнь, немощь. Ей тяжело с этим смириться. А ты, мне кажется, ей понравишься. Но! Ни в коем случае не ссылайся на меня, обыграй всё так, словно инициатива исходит от тебя.
Тимур назвал сумму, которую готов платить за неделю, – в полтора раза больше, чем она зарабатывает сейчас, и добавил:
– Если сумеешь с ней подружиться, удвою.
Мягкая улыбка совершенно преобразила суровые черты лица. Кара даже моргнула, чтобы убедиться в реальности происходящего. Даже с её способностями сложно было за пятнадцать минут понять, что представляет собой этот Тимур, но угрозы от него не исходило. Только ровное, тёплое, обволакивающее сияние. Разум твердил обратное: такой мужчина может таить только угрозу. Но она решила положиться на чутьё и согласилась.
Оставшись в квартире одна, она ещё долго не могла прийти в себя. Всё это попахивало авантюрой. Зачем она вообще пустила в квартиру незнакомого мужчину? Чем это может закончиться? А впрочем, что ей терять? Из кассиров в сиделки – не самый худший вариант, тем более денег станет больше, а общения с людьми меньше. Всё-таки терпеть одну сварливую бабку вместо сотен покупателей должно быть проще.
Пять лет назад она бежала из родной алтайской деревни, как убийца со свежими следами крови на руках. Наспех собранная сумка. Паспорт. Деньги. Телефон оставила на кухонном столе. Никаких записок. И так всё поймут. Искать не станут, даже отец, как и горевать.
Кара до сих пор видела высокий скалистый берег Катуни, слышала её шум, ощущала мощь ледяного потока, который с радостью принял бы её тело в свои объятия, если бы она решилась сделать шаг вперёд. Но в последний миг явился шаман и сказал, что ещё не время, а потом из воды вышел дух матери, который утешил, но не забрал с собой.
Тогда Кара побежала домой, собрала вещи, а потом дошагала до трассы и поймала попутку. Бодрый пенсионер на ушатанной «тойоте» сначала пытался завязать разговор, но потом осознал тщетность попыток, пробормотав: «Лишь бы не наркоманка!»
Она смотрела вперёд, на извивающуюся между гор дорогу, и боролась с неведомой силой, которая догоняла, тянула назад, не отпускала. Не существовало никакого сейчас, никакого завтра, только прошлое – готовое засосать, поглотить, сожрать. Душа была подвешена на тоненькой ниточке, которая могла оборваться в любой момент. И тогда всё, смерть.
Пенсионер не подвёл. Он гнал вперёд: то ли торопился домой, то ли ощущал повисший в салоне страх и хотел поскорее избавиться от молчаливой попутчицы. На счастье, он не выкинул Кару где-нибудь на пустынном участке трассы. Когда огни ночного города засияли во всю мощь, мужичок остановил машину и облегчённо вздохнул:
– Приехали.
– Спасибо, – ответила она и вышла на улицу, положив на сиденье пятитысячную купюру.
Он что-то крикнул ей вслед, но она размашистыми шагами, покачиваясь от усталости, уже торопилась вперёд, в неизвестность.
Первую ночь в городе Кара не помнила совсем. Ей было не важно, где укрыться, лишь бы оказаться в безопасности, в недосягаемости. Дешевая ночлежка на окраине. Жесткая койка, скользкое постельное белье. И только утром, шагнув в суетливую, душную реальность, она огляделась по сторонам и начала думать о том, что делать дальше.
Моментально превратившись из алтайской «принцессы» в никому не нужную «понаехавшую», Кара испытала и облегчение, и шок. Но осознание того, что терять ей нечего, а самое страшное позади, помогло удержаться на плаву. Она устроилась на первую попавшуюся работу – младшим продавцом в супермаркет – и сняла крохотную, в десять квадратных метров комнатёнку в спальном районе. Ей не на что было тратить свои силы и время: ни подруг, ни любовников она не заводила, поэтому полностью отдалась работе. Впитывала, училась, повторяла.
Через полгода, получив повышение и заняв место кассира, Кара позвонила отцу. Она попросила его подготовить документы для дарственной на всё её имущество.
– Мне ничего из этого не нужно. Забирай и пусти в дело. Но с одним условием: у меня новая жизнь, ты в неё не вмешиваешься и никому ничего не рассказываешь.
Услышав это, Уреней перестал орать в трубку и тут же сменил гнев на милость. Земля, дом, гаражи и машины покойного мужа дочери станут хорошей ценой за её непозволительное поведение.
– Никому – это Диме, что ли?
Кара отшвырнула телефон, словно в руке оказалась гадюка. Это имя, произнесённое хриплым голосом отца, прошило её по позвоночнику, как разряд тока на электрическом стуле. Здесь не было могучей Катуни, на берег которой можно прийти и излить боль. Нельзя закричать в туманный простор, нельзя умыться ледяной водой, нельзя броситься со скалы в бушующий водоворот и сгинуть. Всё, что она могла, – это шагнуть в стоячее марево, пропахшее горячим асфальтом и выхлопными газами, сорвать покрытый пылью лист тополя, окинуть взглядом колышущуюся толпу и понять: если и прятаться от самой себя, то только здесь.
Сердце перестало болеть незаметно. Спустя месяцы, перешагнув порог очередной чужой квартиры, которая на время станет её домом, Кара поняла, что отрезала прошлое, как кусок загнившей плоти. Внутри всё закаменело. Не веря собственным ощущениям: смазанным, притуплённым, тусклым, она начала обустраиваться на новом месте с равнодушием заключённого, которого перевели из одной тюремной камеры в другую. Ей хотелось свободы, но удался ли побег?
Только ночами сознание вырывалось из тела и улетало в зелёные дали. Ей снились горы, реки, луга. Позабытая воля наполняла лёгкостью и радостью. Но каждый раз среди родных пейзажей перед ней вставало проклятое лицо, и взгляд серых глаз прожигал дыру в душе. Рыдая и вырываясь из дурманящего плена, Кара просыпалась, не в силах понять, где находится, успокаивала гулко стучащее сердце и неподвижно лежала в темноте.
По утрам, вставая с постели, она чувствовала, как с тихим лязгом захлопывается броня на груди – дышать трудно, зато жить безопасно, – и шла на работу.
Синьор Кардуччи
Заезжая в ворота фермы, серебристый «нис-сан-икс-трейл» сверкнул на солнце, как только что отчеканенная монета. Проехал несколько метров и припарковался около домика для гостей. Аня на секунду зажмурилась. Когда-то она, в первый раз оказавшись в «Горном ручье», жила именно в этой бревенчатой избушке, и с тех пор там мало что изменилось. Простой деревенский уют: светлые стены, крепкая мебель, лоскутное покрывало, ловец снов над изголовьем кровати. Там пахло деревом и царила тишина. То, что нужно уставшему путнику. Каждый новый постоялец вызывал у Ани чувство щемящей ностальгии: восторг первооткрывателя невозможно испытать дважды.
Она стояла на крыльце, облокотившись о перила, и со стороны наблюдала, как из машины вышел мужчина. Невысокого роста, с тёмной волнистой шевелюрой, в солнечных очках. Дима поприветствовал его рукопожатием и, размашисто жестикулируя, что-то заговорил. До Ани долетели обрывки фраз на английском. Она хихикнула, представляя, чего мужу стоит выдавить их из себя, но не торопилась прийти на помощь. Пусть попрактикуется.
Однако Дима заметил её и махнул рукой: мол, спаси, помоги. Она начала спускаться с крыльца, как вдруг ступенька подломилась под её ногой. Ахнув от неожиданности, Аня едва не упала на землю. Лодыжку прострелило болью. Не хватало ещё покалечиться на глазах у гостя! Она восстановила равновесие и, слегка хромая, пошла к мужчинам.
– Это моя жена – Анна.
– Марко Кардуччи.
Итальянец произнёс своё имя глубоким мелодичным голосом. Снял очки и легонько сжал пальцами протянутую Аней ладонь. Она замерла, не в силах оторвать взгляда от его рук. Секундное дежавю заслонило реальность. Она встречала этого мужчину раньше? Всмотрелась в лицо: шелковистые, закрывающие лоб и уши волосы, тёплые светло-зелёные глаза, густые чёрные ресницы, длинный, искривлённый в переносице нос, по-мужски твёрдая линия губ. Конечно нет.
– Добро пожаловать на ферму «Горный ручей», – сказала Аня по-английски. – Располагайся, отдыхай. Через час принесут ужин, а вечером я покажу тебе окрестности.
Марко рассыпался в благодарностях и комплиментах. Отметил, что первый раз приехал в Россию и не ожидал увидеть такую красивую дорогу, как Чуйский тракт. Оставив гостя отдохнуть после путешествия, Аня с Димой двинулись в сторону дома.
– Ступенька на крыльце сломалась, – пожаловалась она. – Я чуть ногу не сломала.
Он кивнул и пообещал починить, но Ане показалось, что его мысли летают далеко отсюда.
Через пару часов, когда солнце начало спускаться к верхушкам гор, чтобы вот-вот спрятаться от людских глаз, наступило время, которое Аня любила больше всего. Закат превращал пространство в сказочное царство: искрящееся, золотистое, вибрирующее. Воздух становился прохладнее, запахи земли и травы – насыщеннее, птичьи голоса – отчётливее.
Она надела удобные ботинки, накинула кожаную куртку и отправилась к Марко.
Аня нашла гостя на пороге домика. Он сидел на деревянных ступеньках и мечтательно смотрел на небо. Никакой усталости на лице: итальянец выглядел расслабленным и отдохнувшим.
– Готов прогуляться? – спросила Аня.
Он подскочил, раскинул руки и пропел:
– О да!
Сложно было угадать, сколько ему лет: пожалуй, от тридцати до сорока. Мимические морщины и глубокий взгляд придавали ему вид человека, умудрённого опытом, но подвижность и гибкость создавали впечатление неиссякаемой молодости. Они отправились по тропике вверх, в сторону гор. Аня впереди, вполоборота к Марко, чтобы он хорошо слышал, что она говорит, и видел, что показывает. Его английский был великолепен, и трудностей в общении не возникало.
Аню снова накрыло воспоминание о том дне, когда она приехала сюда после разрыва с Лёшей. Стоял такой же вечер, солнце так же золотило воздух, и она пошла гулять по ферме, забыв обо всём. Прогулка буквально исцелила её раненое сердце и стала началом больших перемен.
– Несколько лет назад я приехала сюда, как ты, туристом и настолько влюбилась в эти места, что решила остаться.
– О, в это легко поверить. Невероятная красота! Этот воздух хочется пить и есть одновременно. Я родился недалеко от Риомаджоре, в деревушке на севере Италии, и прожил там, в доме деда, первые семь лет. И хотя Рим, куда меня в конце концов забрали родители, стал моей плотью и кровью, сердце навсегда осталось там, на скалистых берегах Лигурийского моря.
– Что привело тебя сюда?
– Желание спастись. Нет, это не что-то вроде паломничества. Всё проще. В конце прошлого года я заработал нервный срыв – из-за проблем с бизнесом и личной жизнью. Мой психотерапевт посоветовал сменить обстановку. Я просто ткнул в карту, и вот я здесь.
– Шутишь?
– Нисколько. Я убеждённый гедонист и, если бы не моя склонность принимать всё близко к сердцу, давно был бы беспредельно счастлив. В этой жизни я достиг всего, чего хотел: у меня есть красивый дом, дети и любимое дело, я могу позволить себе все удовольствия мира, но ничто не может превзойти удовольствия познания. Что же ещё мне делать, если не путешествовать?
Аня сбилась с шага, потому что смотрела на Марко не отрываясь, как на пришельца с другой планеты. Она знала, что он богат, дело не в этом. От него веяло такой невообразимой свободой – непритворной, сногсшибательной, заразительной, – как будто он действительно был всесилен. На душе противно заскребла то ли зависть, то ли тоска. Как давно она не чувствовала себя лёгкой, раскованной, независимой.
За разговорами время пролетело незаметно, и Аня опомнилась, только когда они вышли на поляну у берега ручья, который и дал название ферме. У кромки быстрой воды ели расступались, открывая взору укромный кусочек земли, покрытый клеверной подушкой. Мощные стволы деревьев поросли мягким мхом, а шелестящий шум ручья расслаблял, звал присесть и передохнуть. Здесь они часто устраивали пикники, ловили рыбу, жгли костры по вечерам. Это место для её семьи было особенным.
– Располагайся. Немного посидим и пойдём обратно. Скоро стемнеет.
Аня присела на ствол поваленной сосны, а Марко, не желая терять времени на отдых, подошёл к воде. Она наблюдала за ним, пытаясь понять, что за странные чувства он в ней вызывает? Любопытство, недоверие, смятение. Слишком много для человека, с которым общаешься всего полчаса.
Он присел на корточки и ополоснул лицо. Ей показалось, что при этом его губы шевелились. Молитва? Заговор? Вот чёрт, сколько можно разглядывать чужого мужчину, ловя каждое его движение? Впрочем, она отвечает за его безопасность и жизнь. Он – гость. И ко всему прочему, платит за это хорошие деньги. Вернувшись на поляну, Марко вытер ладонью еще влажное лицо и широко улыбнулся:
– Что мы будем делать завтра?
Ответ у Ани был готов:
– Ты просил разнообразную и захватывающую программу, но велел держать всё в секрете. Любишь сюрпризы? Я докажу, что ты не зря нам доверился. Мы побываем… на Марсе!
Удивление в его глазах обрадовало её. Пожалуй, не так просто впечатлить человека, который может позволить себе «все удовольствия мира». Аня хмыкнула: посмотрим, как ты запоёшь, оказавшись там!
За спиной Марко промелькнула тень. В сумерках, которые начали сгущаться между стволов елей, Аня не успела разглядеть, что или кто совершил резкое, похожее на скачок движение. Может, это Шмель, Димин пёс? Но он не отходит от хозяина ни на шаг. Мальчишки решили поиграть в разведчиков? Нет, они производят слишком много шума, где бы ни оказались. И тут раздался протяжный свист, похожий на последний крик раненой птицы. По коже пробежал озноб.
Марко прочитал её взгляд и медленно обернулся.
– Там кто-то есть, – тихо произнесла Аня, плавно поднимаясь с места.
Он подошёл и уверенным движением отодвинул её за свою спину. Она почувствовала, как напряглись его мышцы, уловила жар, идущий от кожи через футболку, и запах – так мог пахнуть только впрыснутый в кровь адреналин. Через минуту, убедившись, что всё тихо, Марко взял её за руку и молча повёл обратной дорогой. Аня не сопротивлялась. Короткая вспышка страха заставила сердце биться чаще, но мозг протестовал: здесь всегда было безопасно!
– На ферму заходят посторонние? – спросил он.
– Нет. Я и дикого зверя ни разу здесь не видела. Скорее всего, показалось. Может, птица пролетела.
– Вот и хорошо. А то я ружьё не прихватил, – попытался пошутить Марко.
Ружьё? Его нельзя представить с оружием в руках, подумала Аня и тут же вспомнила, как молниеносно он отреагировал на возможную угрозу и спрятал её за своей спиной. А ты не такое уж хрупкое создание, синьор Кардуччи!
Они подошли к дому, когда стемнело. На освещённом крыльце стоял Дима и вглядывался в их сторону. Ждал. Аня заторопилась.
– Спокойной ночи. Завтра выезжаем в семь. Будь готов.
Марко поблагодарил за прогулку и растаял в сумерках. Поднявшись на крыльцо, Аня поцеловала мужа в щёку и приобняла за плечи. Он был холодным и застывшим, как камень.
– Ты замёрз совсем. Пойдём ужинать.
Не сказав ни слова, Дима прошёл за ней в дом.
Шахерезада
Тамара Алексеевна, мать Тимура, оказалась высокой худощавой женщиной. Глаза, как у сына, жёлто-карие, кошачьи. Седое каре, волосок к волоску, будто только что из парикмахерской. Домашний халат из плотного хлопка, застёгнутый на все пуговицы. Вместо тапочек – удобные туфли на низком каблуке. В ней чувствовалась сила: в прямой осанке, проницательном взгляде – и только чуть дрожащие руки да металлические ходунки у ног выдавали перенесённую болезнь.
Кара долго сочиняла легенду, но в итоге решила пойти по самому простому пути: представилась соседкой с первого этажа.
– Я недавно здесь живу, но бабушки на лавочке рассказали, что с вами случилось, вот я и подумала, вдруг вам одиноко или приготовить некому.