Мир охоты и крови

Третий, казалось, был точным отражением Гилберта, более взрослой версией. Он сидел за другим концом стола с той же грациозностью, что и Гилберт, но без явно видимого напряжения, смотрел уверенно, величественно, будто носил корону великанов, и ни на мгновение не переставал улыбаться.

Эйсу казалось, что Третий – бомба замедленного действия. Но, может, так на него влияли рыцари, феи и эльфы, наблюдавшие за ними из каждого угла. Эйс знал, что они здесь исключительно ради наблюдения, но боялся, что случится что-то, из-за чего им придется начать действовать. Например, Фортинбрас использует магию, чтобы навредить кому-нибудь.

Однако он сидел, молча изучая Гилберта, и нетерпеливо стучал пальцами по поверхности стола. Гилберта раздражало даже это – Фортинбрас намеренно двигал левой рукой, на которой было кольцо рода Лайне.

– Еда не отравлена, – как бы между прочим произнесла Шерая, медленно качая бокал с вином в руке. – Так, на всякий случай.

– Я знаю, – с вежливой улыбкой отозвался Фортинбрас. – Его Высочество не настолько глуп, чтобы пытаться отравить нас, когда мы уже принесли клятву, верно?

– Величество, – исправил Гилберт.

– Совершенно верно, Ваше Высочество, – невозмутимо произнес Фортинбрас.

Гилберт громко скрипнул зубами. На этот раз нервно захихикала Стелла. Гилберт метнул на нее возмущенный взгляд, а Джонатан лишь озадаченно покосился на девушку. Стелла, на секунду растерявшись, показала Гилберту зубы и демонстративно скрестила руки на груди.

– Я прав, Клаудия? – уточнил Фортинбрас, повернувшись к девушке. – Его Высочество не настолько глуп?

Она посмотрела на Фортинбраса так, словно хотела убить. Сальватор уверенно кивнул, улыбнувшись еще шире, и продолжил:

– Конечно же, мы знаем, что еда не отравлена. Вино, я думаю, тоже в порядке. Радданское?

– Эльфийское, – процедил Гилберт.

– Вот как. Жаль. Пусть подадут радданское.

Краем глаза Эйс заметил, как Эйкен втянул голову в плечи.

– Чем тебе не угодило эльфийское вино? – даже не скрывая раздражения, спросил Гилберт.

– Ничем. Для меня любое вино ужасно. Но Магнус любил радданское.

Стелла опустила руки и бездумно уставилась на пустой бокал перед собой.

– Разве не ты говорил, что готов помочь нам в любом деле? – спустя несколько секунд тишины спросил Фортинбрас, вперившись в Гилберта удивленным взглядом. – Ты поклялся, что пока моя магия служит коалиции, ты принимаешь нас как дорогих гостей. Это мелочь – подать вино, которое я прошу.

– Чем тебе не угодило эльфийское? – процедил Гилберт.

Фортинбрас приподнял уголки губ в улыбке и сказал, отчетливо выделяя каждое слово:

– Kensu oru ruina ters.

Стелла замерла на месте. Пайпер, моргнув, медленно повернула голову к Третьему, и он кивнул ей. Эйс ничего не понял. На каком языке тот сейчас говорил? Точно не сигридский, который Эйс тщательно изучал, и не их земной язык.

Гилберт вдруг легко взмахнул ладонью и, скривив губы, громко сказал:

– Лука, принеси радданское вино.

Фортинбрас улыбнулся. Эйсу эта улыбка не показалась победной – скорее печальной, вымученной, будто сальватор играл роль, которая ему совсем не нравилась. Эйс, тихо выдохнув, прижался к спинке стула, посмотрел на Николаса поверх головы Эйкена и пробормотал:

– Что это значит?

– Кажется, это кэргорский…

– «Твое оружие всегда сияет», – будто намеренно громко произнес Эйкен, посмотрев на каждого из них убийственным взглядом. – Вот что это значит.

К щекам Эйса прилила кровь. И, кажется, Эйкен даже пнул его ногу, будто не был уверен, что он успокоится. Или же это был Гилберт. Или Пайпер. Эйс был настолько растерян, что даже не мог понять.

Лука и Уннер принесли две запечатанные бутылки радданского вина и под пристальным взглядом Гилберта начали наполнять пустые бокалы каждого гостя.

– Эйкену тоже, – произнес Фортинбрас.

– О, и мне тогда, – с нервной улыбкой отозвался Николас.

– Он ребенок, – напомнил Гилберт, не обратив внимания на вмешательство Николаса. – Сколько ему вообще? Тринадцать? Двенадцать?

– Kensu oru ruina ters, – требовательно повторил Фортинбрас.

Эйс насторожился. «Твое оружие всегда сияет». Что это вообще значит?

Уннер, немного помедлив, с дозволения Гилберта налила Эйкену вина, и тот сразу же вцепился в бокал, будто боялся, что его отберут. Николас начал ворчать, что если уж Эйкену налили вина, то и его не следует обделять, но за него Фортинбрас почему-то не вступился. Он медленно постучал пальцами по столу, взял бокал и поднес его к губам. Однако мгновением позже он остановился, нахмурился и посмотрел на Пайпер. Эйс напрягся, а после чуть не подскочил на месте, услышав ледяной голос Клаудии:

– В чем дело, Золотце? Тебе нужно особое приглашение?

Пайпер беспомощно посмотрела на девушку, и Эйс с ужасом заметил, что ее глаза наполнились слезами. Но она быстро заморгала и подняла бокал. Стелла повторила ее действия с абсолютно пустым лицом, Эйкен – едва не вжав голову в плечи.

Не сговариваясь, они одновременно выпили вино. Это действие выглядело и как тост, и как жест памяти. Эйс ожидал, что последует хоть какое-то объяснение или подсказка, но ничего подобного не было.

Фортинбрас смотрел на Гилберта со смесью интереса, вежливости и издевки. Стелла демонстративно делала вид, что никого не замечает, но изредка отвлекалась на еду. Клаудия просто смотрела перед собой. Эйкен сидел, вжав голову в плечи, и хмурился. Пайпер смотрела на Эйса и будто ждала, что он что-то скажет, но когда тот уже открывал рот, она качала головой, вымученно улыбалась и утыкалась в тарелку перед собой. Однако к еде не притрагивалась.

Эйсу хотелось закричать. Он не понимал, почему Пайпер то берет в руки столовые приборы, то откладывает их, с нервной улыбкой отвечая Гилберту, что совсем не голодна. Почему не вмешивается в его спор с Фортинбрасом, почему не смотрит на Эйса или дядю Джона. Иногда она даже не отвечала им, хотя точно слышала вопрос.

Прямо посреди спора, когда Гилберт, не отступая, доказывал, что коалиции важно знать, откуда они явились, Фортинбрас поднялся, оглушительно скрипнув стулом. Всего на мгновение, но в движение пришел каждый присутствующий. Шерая вскинула руку, готовая остановить сальватора, рыцари, феи и эльфы напряглись, сделав шаг вперед. Эйс, не отдавая себе отчета в действиях, приподнялся, но вдруг его тело просто застыло, чем-то схваченное. На секунду магия взбесилась, и этой секунды хватило, чтобы понять – Фортинбрас обездвижил каждого с помощью Времени. Каждого, но только не Пайпер.

– Все нормально, – резко произнесла она, будто не замечая всеобщего оцепенения. – Я просто не хочу есть, ясно?

– Ясно, – согласился Фортинбрас, остановившись точно между ней и Гилбертом.

Коротко улыбнувшись Гилберту, Третий уперся рукой в спинку стула Пайпер, наклонился ниже и взял одну из вилок, а затем, немного подумав, подцепил маленький лист салата с тарелки Пайпер и съел его. Никого не замечая, Фортинбрас внимательно разглядывал содержимое тарелки: аккуратно нарезанные кусочки идеально прожаренного мяса, овощи в кисло-сладком соусе, листы салата, после чего выбирал что-то одно и пробовал. Эйс испытывал непреодолимое желание кинуть в него вилку, а лучше нож. Фортинбрас даже не притронулся к своей порции, так почему…

– Все нормально, – произнес Третий, на секунду скривившись. Эйсу показалось, что он хотел прижать руку ко рту, будто останавливая приступ тошноты, но сдержался. – Яда нет. Ты можешь спокойно есть.

Пайпер испуганно смотрела на него, должно быть, целую вечность, – на самом деле всего пять секунд, Эйс специально считал, – пока чей-то хриплый голос не произнес:

– С каких пор ты пробуешь чужую еду на наличие яда?

Николас испуганно взвизгнул, подскочив на месте, и обернулся к раскрытым дверям. С губ Шераи сорвался облегченный выдох, мгновенно сменившийся напряженным смехом Гилберта. В дверях столовой стоял одетый с иголочки и сияющий Стефан. Короткие каштановые волосы были аккуратно зачесаны от лба к макушке, губы расплылись в улыбке, а глаза сверкали бронзой. На выглаженных пиджаке, рубашке и брюках не было ни складочки, будто Стефан вновь собрался на празднество к феям. Марселин рядом с ним выглядела как человек, которого только что вытащили из кровати: мятая кофта с кофейным пятном, растрепанные черные волосы, собранные в низкий хвост, и полная растерянность на лице.

– Я подумал, что Марселин шутит, – с улыбкой произнес Стефан, кивнув на девушку, – потому что поверить, что сам Третий сальватор здесь, а Гилберт еще не попытался закопать тебя где-нибудь в саду… Это невозможно. И как же ты выторговал себе милость?

– Разве похоже, что я ее выторговал? – невозмутимо отозвался Фортинбрас, выпрямившись во весь рост. – Его Высочество все еще считает, что я опасен. Ах да, кстати, – он повернулся к Гилберту, лицо которого мгновенно стало мрачнее, и добавил с улыбкой: – Теперь ужин действительно стал приветственным.

Гилберт едва не свалился, когда от злости пнул воздух, но, заметив пристально смотревшего на него Энцелада, мгновенно остановился. Шерая, идущая за ним по пятам, только вздохнула, будто совсем не была удивлена. Энцелад, на самом-то деле, тоже: вспышки гнева Гилберта были частым явлением, и неудивительно, что после появления Третьего сальватора они лишь усилились.

– Ужин прошел неудачно?

– Если я еще хоть раз увижу, как он и Стефан разговаривают…

– Все было лучше, чем я ожидала, – вставила Шерая. – Стефан спас ситуацию.

– Ты издеваешься? – взвился Гилберт. – Он же только проснулся!

Удивительно, что сорвался он только сейчас – прошло не меньше трех часов, полтора из которых Энцелад ждал, когда ужин закончится. Если бы он был там и следил за Третьим сальватором, этого ожидания бы не было.

Но Гилберт почему-то решил, что Энцелад не справится.

– Ты считаешь, что я слабак?

Гилберт мотнул головой, уставившись на него как на умалишенного, и растерянно заморгал.

Энцелад знал, что выбрал неверный подход. Боги, разумеется, он знал это. Но даже не пытался выглядеть и вести себя как настоящий рыцарь, с той самой минуты, как передал командование Фроуду, а доспехи убрал в шкаф, где им было самое место. Он никогда не появлялся без формы, и теперь простая футболка и спортивные штаны – идиотские спортивные штаны из супермаркета, которые как-то притащили Диона и Марселин, – вместе с кроссовками смотрелись просто смехотворно, особенно на фоне ножен с Нотунгом, висевших на поясе. Этот меч – единственное оружие, к которому Энцелад прикасался за все эти дни.

Его меч, созданный феями и полученный в награду за спасение наследницы много лет назад, сгорел вместе с телом Дионы, а ее лук… Энцелад не мог даже прикасаться к нему. Каждый раз, взяв его в руки, он чувствовал, как стрела охотно формируется под его пальцами, но слышал лишь отвратительный звук, с которым та пробивала грудь сестры.

– Что я не справлюсь с ними?

– Я думаю, – аккуратно начал Гилберт, сложив ладони вместе, – что тебе следует… отдохнуть.

С губ Энцелада сорвался нервный смешок.

– С чего бы это?

– Энцелад, пожалуйста, просто выслушай меня. Я… – великан запнулся, опустив глаза, и всего на мгновение, но Энцеладу стало неловко.

Это просто смешно. Чтобы он, сильнейший рыцарь коалиции, испытывал неловкость? Даже если перед ним стоял его король? Нет, нет и еще раз нет. Энцелад не настолько слаб.

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – наконец произнес Гилберт, подняв на него взгляд. – Но Диона умерла, и теперь…

– Ее убили, – возразил Энцелад, резко выпрямившись.

– Я понимаю, правда. И я лишь хочу, чтобы ты… Чтобы ты немного отдохнул. Пришел в себя. Я не хочу, чтобы ты рисковал собой из-за…

Уголок губ Энцелада дернулся. Сказывался либо недосып, либо литры кофе, которые он вливал в себя, боясь хотя бы на секунду закрыть глаза и увидеть изуродованное тело Дионы на своих руках.

– Я отдохну, – тихо, но уверенно произнес рыцарь, когда сбивчивые оправдания Гилберта наконец затихли, – когда голова Иснана окажется у моих ног. Ни секундой раньше. И если для этого мне придется постоянно следить за Третьим сальватором и его людьми, да даже если придется прислуживать им, чтобы он поверил, что мы ему доверяем, и он начал доверять нам, я сделаю это. Одно Слово против Времени, Силы и Движения – ничто. Если это приблизит меня к убийству Иснана, я с радостью сделаю все, что они потребуют.

Подчиняться другим не так уж и сложно. Может, дело было в отцовском воспитании, который даже дома был скорее не отцом, а главным рыцарем Кэргора, Правой Рукой Эквейса. Энцелад с самого детства знал, когда нужно заткнуть рот и делать то, что приказывают.

Долг – это все. Кэргор – это все.

Но Кэргор сгинул вместе с поглощенным Сигридом, как и королевский род, которому его семья служила много поколений. Во Втором мире он искал Диону пять лет, пока мир пытался его уничтожить, и, найдя, пообещал, что никогда не оставит ее.

Долг – это все. Кэргор – это все.

Диона – это все.

Она была верна своему долгу и клятве, которые они принесли вместе. И ее убили.

Энцелад мог сделать шаг назад, отдохнуть, прийти в себя и проследить, чтобы ни один из людей Третьего, как и он сам, не добрались до Нотунга. Мог бы, но решил, что это не для него.

– Ты считаешь, что я слабак? – повторил рыцарь, пристально глядя Гилберту в глаза. – Что я не справлюсь с ними? Да, может, в магии я полный ноль, но я достаточно силен и знаю, что никто не рвется быть рядом с Третьим сальватором день и ночь.

– Дело не в этом, – поспешно возразил великан, – и не в магии, правда! Я лишь не хочу, чтобы вы рисковали собой. Эти люди опасны.

– С неопасными мы никогда и не сталкивались.

Глаз Гилберта дернулся. Энцелад почти ненавидел себя за подход, который выбрал, но еще сильнее ненавидел бездействие, которое давило день и ночь, лишало кислорода в самые неподходящие моменты и ни на секунду не оставляло его.

– Пусть Энцелад наблюдает, – наконец подала голос Шерая, положив руку на плечо Гилберта. – Диего постоянно следит за Фортинбрасом, Доган – за Эйкеном, а Зен – за Стеллой. Клаудия сидит у себя, и Енох просто так торчит у ее комнаты. Мы можем заменить кого-нибудь из них и отправить заниматься другими делами.

– Боюсь, все не так просто, – озадаченно пробормотал Гилберт. – Мы понятия не имеем, на что они способны. Эйкен призывает те странные тени, но что, если это не единственное, что он может? А Стелла? Боги, она оборотень! – взволнованно выпалил великан, вцепившись в волосы и растрепав прическу. – Насколько волки сильнее людей? Зен с ней справится?

– Тела эльфов крепче людских, – напомнила Шерая.

– А Клаудия? Никто еще ни разу не заметил, чтобы она использовала магию или чары… Я не понимаю, что с ней не так. Сегодня она всего двумя словами заставила Пайпер подчиниться!

Энцелад нахмурился:

– Клаудия? Это та, с черными губами? Ты уверен? Она едва не разнылась, когда увидела меч у меня.

– Уверен. Она точно знала, что говорила. Предатель к ней прислушивается, а ведь она почти все время молчала!

– Я не чувствую в ней мощной магии, – заметила Шерая, постучав пальцем по подбородку, – как и чар. Но в ней есть что-то, что делает ее опасной. Не физическая сила, а что-то более глубокое.

Гилберт моргнул, ошарашенно посмотрел на нее и вдруг едва не с восторгом и придыханием выдал:

– Точно. Прекрасно.

Энцелад громко скрипнул зубами.

– Неизвестный дар, который может быть опасным, – это, по-твоему, прекрасно?

– Я хочу, чтобы ты наблюдал за Клаудией. Хочу, чтобы узнал, что за дар она скрывает и какую опасность представляет. Лука, – громче произнес Гилберт, – пригласи Клаудию ко мне.

– Погоди-ка, это что, шутка? Ты хочешь, чтобы я следил за ней?

Гилберт на секунду растерялся под его требовательным взглядом, но, расправив плечи, вновь стал самим собой:

– Да, ты все верно понял. Нам важно знать, кто она и чем может помочь коалиции. Ты же сам хотел помочь.

Энцелад едва не рассмеялся. Только Гилберт мог совершенно правильно интерпретировать его слова, но при этом вывернуть их так, что они стали приказом.

– И что, мне постоянно таскаться за ней? Узнавать, что она знает? Следить, чтобы не совала пальцы в розетки?

Гилберт открыл рот, будто хотел возразить, но, подумав немного, уверенно качнул головой:

– Да, и это тоже.

Если Клаудия и была удивлена персональным приглашением в кабинет Гилберта, то она этого не показала. Она не отреагировала, даже когда Шерая отправила Еноха отдыхать в зал Истины, сказав, что с этой минуты Клаудия – не его ответственность.

Девушка спокойно села в одно из кресел, стоявшее напротив стола, закинула ногу на ногу и сложила руки на коленях. Ее глаза казались такими же черными, как и губы, отчего Гилберту вновь стало неуютно. Из вежливости он предложил ей травяной чай и испеченные Одоваком пирожные, но Клаудия не ответила, только моргнула, будто показывая, что услышала. Тогда Гилберт предложил кофе. Клаудия вновь не ответила. Она не отреагировала и на предложение выпить вина, воды, виски и чертовой крови, припасенной для вампиров. Тогда Гилберт, сдавшись, напомнил, что она может в любой момент просто сказать ему, если желает чего-то, и он отдаст соответствующий приказ.

Каждый раз, когда он говорил, что готов исполнять их желания, внутри у него все вопило от ярости, но Гилберт хорошо держался. Клятва на крови, да еще и подкрепленная Временем, была мощной и опасной. Как бы сильно Гилберту ни было больно просто смотреть на людей, которые считали Предателя не таким уж и предателем, ради блага коалиции он был готов соблюдать клятву.

– Думаю, нам надо познакомиться поближе, – сказал Гилберт, изо всех сил удерживая доброжелательную улыбку.

Клаудия промолчала. Ее поза не была напряженной, но взгляд оставался стеклянным, и Гилберту казалось, что мыслями она совсем не здесь. Однако вместо того, чтобы указать на это, он произнес:

– Хочу напомнить, что все, что я делаю, я делаю ради сигридцев и справедливости, которую они заслуживают.

Уголки черных губ Клаудии приподнялись в улыбке и тут же опустились.

– Я считаю, что мы можем стать союзниками, Клаудия. Друзьями, если тебе будет угодно. Я вовсе не хочу, чтобы наши отношения были… напряженными, понимаешь?

Если она и понимала, то виду не подала. Просто молча смотрела на него.

Поначалу Клаудия показалась ему самой обычной девушкой. Когда Переход открылся возле особняка, Гилберт видел, каких усилий стоило Клаудии просто поднять Нотунг и как быстро Энцелад лишил ее меча. Если в ее теле и крылась хоть какая-то сила, то определенно умственная. Клаудия безвылазно сидела в комнате и ни с кем, даже с Енохом и слугами, не общалась, и сегодня за три часа, которые длился приветственный ужин, сказала всего два предложения, адресованные Пайпер. Ей хватало взглядов, которые ловил Предатель, а затем мгновенно менялась его речь и тема, к которой он клонил. Казалось невероятным, что он прислушивался к ней, говорил и действовал так, как она того хотела. Гилберт до сих пор не понял, как именно Клаудия влияла на Предателя, но знал, что она делает это.

– Я хочу только мира, – настойчивее произнес Гилберт. – Мира и справедливости. Думаю, ты понимаешь, что даже если королева увидела его душу, даже если она знает все, что случилось… Есть то, в чем он точно виноват. Я лишь хочу понять, в чем именно, чтобы знать, как нам поступить. Всем нам. Достойный суд для каждого. Даже для Предателя.

– Фортинбраса, – исправила Клаудия, не моргнув и глазом.

Гилберт так удивился, что она все-таки ответила, что на несколько секунд замер, удивленно смотря на девушку. Ему стоило больших усилий не только изобразить улыбку, но и ответить ровным голосом:

– Конечно. Даже для Фортинбраса.

Имя жгло язык. «Это не он, – подумал Гилберт. – Фортинбрас – мой брат, и он умер в день Вторжения».

Если бы Предатель действительно был Предателем, Ариадна бы убедила лидеров коалиции, что Третьего сальватора нужно держать в тюрьме, за защитными чарами и ограждающими барьерами.

«Мы ошибались», – только и сказала королева, и принцесса Сонал ее поддержала, сославшись на Свет Арраны.

И как Гилберту понять, что Предатель на самом деле Фортинбрас? Как поверить, что его брат не умер в день Вторжения и не предал миры, а пытался защитить их? Он ведь видел, как тот убил Горация. Он видел воспоминания тысячи магов, слышал миллионы историй о том, как Третий сальватор вел за собой легионы демонов.

Он был лжецом, предателем, убийцей, клятвопреступником, и все эти годы Гилберт только так о нем и думал. Его имя было вычеркнуто из истории, его лицо исчезло со всех портретов рода Лайне, которые оказались в этом мире. Фортинбрас умер. Остался только Предатель.

А теперь выясняется, что Фортинбрас все же не умер.

«Это неправда, – хотелось сказать Гилберту, даже выкрикнуть, чтобы злость, терзавшая его изнутри, наконец выплеснулась наружу. – Не верьте ему. Он предал миры, он предал нас всех. Он предал меня. Не верьте ему!»

Но Гилберт смотрел на Клаудию, видел за ее спиной Шераю, застывшую возле дверей, чувствовал присутствие Энцелада. Казалось, будто он чувствует присутствие каждого в этом особняке, особенно – Предателя. Его запах ни на секунду не оставлял Гилберта, а его голос постоянно звучал в голове.

Клаудия не задавала вопросов, молча ждала, периодически осматривая кабинет. Иногда Гилберту казалось, что ее взгляд останавливается на двери, за которой крылись другие комнаты, в том числе спальня, будто Клаудия знала, что не так давно Гилберт в порыве гнева разгромил ее. Но потом взгляд ее темных глаз скользил дальше и точно так же останавливался на другом объекте. А после возвращался к двери.

– И чего вы хотите от меня, Ваше Высочество?

Гилберт так сильно сжал пальцы, что они хрустнули. Клаудия улыбнулась.

Что ж, если она не желает признавать в нем короля – пожалуйста, это ее дело. Главное, что коалиция признавала его королем великанов.

– Честности, – ответил Гилберт, немного подумав. – Доверия. Я хочу, чтобы мы были союзниками, Клаудия.

– Честность, доверие, – повторила Клаудия так, будто пробовала слова на вкус. – Вы хотите, чтобы я была честна с вами, хотите, чтобы доверяла вам, но не считаете, что должны делать то же самое. Почему вы не доверитесь мне? У тебя есть ответ, Энцелад?

Гилберт вздрогнул. Шерая, казалось, была удивлена не меньше. Она стояла за спиной Клаудии и изредка косилась в сторону, чтобы проверить, что чары, скрывавшие присутствие Энцелада, не спали. И Клаудия ни разу не обернулась на Шераю, чтобы заметить это, но она… смотрела в сторону окна. Будто знала, что там кто-то есть.

И даже сейчас, намеренно повернув голову туда, она не без издевки произнесла:

– Если вы хотели, чтобы я доверилась вам, не следовало использовать подобные чары. Я, конечно, благодарна за демонстрацию того, сколь сильна магия здесь, но предпочла бы, чтобы за мной не наблюдали исподтишка.

Гилберт напряженно сжимал кулаки, чувствуя, как вся его уверенность рушится. Вздохнув, он махнул Шерае, и она сняла чары. Энцелад стоял, прислонившись спиной к стене, и безучастно смотрел на Клаудию.

– Надо же, руки все еще на месте, – заметила она, поднявшись. – Это даже страннее, чем… ваша рыцарская форма. А теперь, если вы не против, Ваше Высочество…

– Стоять, – жестко произнес Гилберт.

Клаудия, что самое удивительное, и впрямь остановилась, но смотрела не на него, а на Шераю, преградившую путь.

– Возможно, я выбрал неудачное время, – примирительно подняв ладони, сказал великан. – Но я хочу, чтобы ты помнила, Клаудия: я всегда готов помочь тебе. Поэтому Энцелад будет сопровождать тебя и помогать в любом деле. Во избежание проблем, разумеется.

Рыцарь метнул на него убийственный взгляд, но промолчал. Гилберт представлял, сколько возмущения услышит после, и не был готов к нему. Наоборот, он бы с радостью и дальше слушал, как Энцелад рвется взяться за какое-нибудь дело, но не поручал бы ему чего-нибудь действительно важного. Не сейчас. Не так скоро после того, как Диона умерла. Но если Энцелад готов пойти на что угодно, чтобы добраться до Иснана, пусть будет так. Пусть следит за Клаудией и узнает, как завоевать ее доверие и доверие Предателя.

– Я в состоянии со всем справиться сама, спасибо, – ответила Клаудия, скользнув по нему холодным взглядом.

– У особняка особое устройство, и в нем легко потеряться. Энцелад прекрасно знает каждый сантиметр. К тому же… не все в коалиции в восторге от того, что вы здесь. Я лишь хочу, чтобы вы были в безопасности.

Клаудия вдруг рассмеялась, закачав головой и, скользнув по нему еще одним холодным взглядом, направилась к двери. На этот раз Шерая не препятствовала ей. Зато Энцелад, помедлив, посмотрел на Гилберта так, будто хотел задушить на месте.