Таймер
– Мороженого хотите? – спросил Браун у остолбеневшего Марселя.
– Да, пожалуй, – буркнул тот, – эскимо.
Пока они шли к автомату, старик совершенно бесстыдным образом пялился на встречных девушек, провожая хищным взглядом особенно понравившихся или тех, у кого юбки были покороче. Нужно отметить, что одевались все настолько разнообразно, что от этого рябило в глазах. Причёски и цвет волос также варьировались в соответствии с желаниями их обладателей.
Браун и Англома, однако, привлекали внимания к себе не меньше. Неудивительно, ведь реальный шанс увидеть такого старого человека как Марсель представлялся лишь в фантастических фильмах.
– Чего они зыркают на меня? – сквозь зубы процедил старик, подойдя к большому металлическому ящику с надписью «мороженое». – Я что, такой красавчик?
– Не придуривайтесь, – отмахнулся Джим, – очевидно, что это из-за вашего возраста.
Он нажал на кнопку «эскимо» два раза, и через десяток секунд протянул Марселю вкусное лакомство на палочке.
– Ам! – старик довольно укусил шоколадную глазурь. – И ведь бесплатно же! А если кто захочет съесть десять штук?
– Если не боится заболеть – пусть ест на здоровье, – улыбнулся Браун, – но таких балбесов у нас почти нет.
Мимо проехала девушка на роликах. Марсель проводил взглядом её стройную подтянутую фигуру.
– Попа хороша! – хмыкнул старик и укусил свое мороженое. – У тебя подружка-то есть, доктор?
– Была, – ответил Браун и помрачнел, – её время закончилось почти год назад. С тех пор я посвящаю свободное время науке.
– Ну и дурак ты, Браун, – укоризненно проговорил Марсель, – тут такие экземпляры… И молоденькие все, стройные и симпатичные. Не теряйся!
– Давайте я сам разберусь со своей личной жизнью! – резко ответил Джим.
– Какой обидчивый! Ладно, говори, зачем ты меня сюда притащил?
– Я же объяснил вам, что мне нужно изучить ваше поведение в естественных условиях, – хмыкнул доктор.
– Ха-ха-ха! – громко и раскатисто засмеялся Марсель. – Мои естественные условия это грязный вонючий городишко, в котором у меня была квартирка чуть больше собачьей конуры. И работа каждый день на крупную китайскую компанию (существовала раньше такая страна – Китай), приносившая мне грошовый доход, достаточный только для того, чтобы не умереть. А тут для меня всё совсем не естественно!
– Я понимаю, но должны же быть хоть какие-то схожие вещи?
Марсель задумался и стал оглядываться. Наконец он показал рукой на большое здание прямоугольной формы, возвышавшееся на севере.
– Это чем-то напоминает мне склады, где я работал. Только те были серого цвета и поменьше. Можем прогуляться до него.
– Хм, это здание ещё не достроено, – сказал доктор Браун, – там будет ангар для новых «Кондоров». Их там уместится три. Старые ещё полетают несколько лет, а потом пойдут на утилизацию. Авиационный парк должен быть всегда в порядке, ведь жизнь стольких людей зависит от технического состояния самолетов. За ним, чуть в стороне – пара универсальных заводов.
– Ну так пойдём! – попросил Марсель. – Я в промзоне прожил большую часть жизни. Сначала шил одежду якобы дорогих известных брэндов, а потом занимался изготовлением поддельных запчастей для машин.
– Да там смотреть не на что, – пожал плечами Джим, – я хотел вам предложить сходить на концерт или театральную постановку, на футбол, наконец, вечером.
– Какой к черту концерт!? – вспыхнул старик. – Я был на них всего пару раз, когда учился в Москве, а дома в футбол мы играли на заваленной мусором улице мячом, набитым старыми тряпками… Нет уж, покажи мне лучше как живут ваши работяги.
Когда они прошли ангар и приблизились к заводам, то Марсель нахмурился. Здесь были такие же чистые улицы и приветливые люди. Никаких свор бродячих собак, никакой копоти из труб и противного запаха. Правда, людей было значительно меньше. Лишь двое рабочих обогнали их в небольшом переулке на велосипедах, предупредительно звякнув сигналами.
– А что это еле заметное из трубы поднимается? – спросил Марсель и показал пальцем вверх.
– В основном водяной пар, – ответил Джим, – есть ещё небольшое количество углекислого газа, но мы его постоянно снижаем.
– Понятно, – кивнул старик Англома и вдруг согнулся, схватившись за живот.
– Что с вами? – встревожено произнес его спутник и наклонился к нему.
Марсель резко ударил не ожидавшего Брауна кулаком в челюсть. Его тело опять налилось невероятной силой. Доктор отлетел метра на три и упал на живот. Марсель лишь бросил на него короткий взгляд и помчался по улице. Старичок бежал со скоростью профессионального легкоатлета. Ветер свистел в его ушах и обдувал лицо. Шляпа давно слетела. Вдруг он вздрогнул от боли, его мышцы свело судорогой, он рухнул по инерции в кусты и забился в конвульсиях.
Доктор Браун с трудом приподнялся и оперся на колено. В руке он сжимал маленький пульт управления, большим пальцем вдавив на нем красную кнопку. Сплюнув в сторону два зуба, доктор чертыхнулся и, шатаясь, побрел по направлению к лежавшему в кустах старику.
Когда он подошёл, то удивленно вскинул брови. Вместо того чтобы лежать полностью парализованным, Марсель Англома бился на земле, точно выброшенная на берег рыба. С его губ капала пена, он хрипел:
– Я давно мёртв! Поймите! Мёртв!
– Успокойтесь, я уже вызвал медиков, – тихо проговорил Джим.
– Не понимаешь… Это не я! Выпустите его! Вытащите! Вырвите! Я не могу больше… – теперь старик уже не хрипел, а шептал.
– Кого выпустить? – спросил Браун.
– Меня! – раздался голос, идущий словно откуда-то из глубины тела старого Англома. – Шар… ключ…
Тело Марселя обмякло и замерло, как будто он умер. Но он дышал. И на обратном пути в больницу старик открыл глаза и всю дорогу пристально, не мигая, смотрел на Джима Брауна, сидевшего рядом с ним в отсеке реанимобиля.
Глава 7. Человек из прошлого
– Ангелы летят! Ангелы летят! – кричали детишки и гурьбой бежали по узким городским улочкам.
Люди задирали головы вверх и смотрели в небо, наблюдая за тем, как две белоснежных фигуры медленно кружились в облаках и опускались всё ниже и ниже. Уже можно было разглядеть светлые чепчики на головах женщин, чёрные головные уборы мужчин, сёдла привязанных к забору лошадей, даже стыки плит на мостовой.
Дмитрий с интересом смотрел на этот маленький городок, основанный на краю искалеченной техногенными катастрофами и огнем атома старушки Европы. Он очень напоминал те классические поселения, которые можно было увидеть сейчас только при просмотре старой исторической хроники.
Казалось, что время здесь замерло где-то в шестидесятых-семидесятых годах девятнадцатого века. Малочисленное движение европейских неохристиан сумело пережить «Предельный кризис» и со временем потихоньку обустроило свой мирок, полагаясь не столько на технический прогресс, сколько на трудолюбие и смирение.
Но путь «ангелов» лежал не в этот городок, а расположенное в нескольких километрах к западу от него поместье.
Они приземлились точно на вымощенную камнями дорожку, ведущую через заросший высокой травой запущенный сад. Старые деревья широко раскинули свои корявые ветви, но плодов на них почти не было. Видимо, сад потихоньку умирал.
Нул Фрейтас дружелюбно распахнул перед гостями дверь своего старинного особняка. Алексей и Дмитрий сложили крылья, отстегнули их от тактической брони и занесли в прихожую.
– Здравствуйте, молодые люди! – радостно приветствовал их старик.
– Привет, дядя Нул, – улыбнулся Алексей, – как ваше здоровье?
– Да скоро уже помру, наверное, – усмехнулся Фрейтас.
– Типун вам на язык!
– Да хоть два! Лет мне уже семьдесят восемь, пожил достаточно.
– Вот тут лекарства кое-какие, витамины… Вы в прошлый раз на сердце жаловались, – сказал Дмитрий и протянул хозяину дома металлическую коробочку.
– В прошлый раз вы меня здорово выручили, Алекс, – сказал Фрейтас, – я мог бы совсем замерзнуть в ту ночь.
– Я тогда, кстати, не спросил, зачем вы вообще поехали на север в сторону руин Берлина.
– За книгами, конечно же! Это было ближайшее место с приемлемым радиационным фоном, куда я мог добраться на своем авто. Но техника меня подвела.
– Да, получилось очень удачно, что у нас как раз ежегодные военные сборы проходили в лесу неподалеку.
– А книги вы тогда привезли? – поинтересовался Дима.
– Конечно, полный багажник! – с гордостью ответил Нул Фрейтас. – Да что же мы это всё в прихожей стоим! Пойдём в гостиную.
После получаса непринужденного общения, в ходе которого они обменялись новостями и своим отношением к ним, разговор опять перешел на книги. Фрейтас подмигнул своим собеседникам и предложил пройти в другое крыло дома. По скрипящему паркету они прошагали через длинный коридор и остановились перед массивной дверью с поблескивавшей на ней медной ручкой.
– Поглядите, ребятки, на мою библиотеку! – с гордостью произнес старик и открыл дверь.
Огромный зал был разделен от пола до потолка забитыми книгами полками на восемь рядов. И по всему периметру также везде были книги.
– Вы, наверное, книжек в руках не держали? Настоящих, бумажных, – спросил Фрейтас.
– Обижаете, – улыбнулся Алексей, – книга это один из самых долговечных носителей информации, не считая, конечно, глиняных табличек. Мы изучали в школе, как в хаосе прошлого были потеряны многие важные данные, которые хранились только в Сети, в так называемых «облачных» хранилищах.
Старик согласно покивал головой.
– Если вы, молодые люди, не против, то я включу музыку, – сказал он и подошел к старому аппарату для проигрывания пластинок.
Через несколько мгновений пространство библиотеки заполнила протяжная мелодия флейты, далеко разносившаяся по залу.
– Джеймс Ласт, «Одинокий пастух», – с удовольствием отметил Дмитрий.
– Ну надо же! – удивился Нул. – Не ожидал.
– Отличная музыка, мне много что нравится в таком стиле, – улыбнулся Дима.
– Она мне кажется ещё и весьма актуальной для моего положения. Я сам здесь как пастух всех этих знаний, – он обвел помещение рукой.
– Ладно, мистер Фрейтас… Если честно, мы вообще-то прибыли по делу, в котором нам необходима помощь такого специалиста по литературе и истории как вы.
– Я догадываюсь, что вы преследовали и иные цели, помимо заботы о старом Нуле, – расхохотался старик. – Давайте присядем.
– Вы прямо нас пристыдили сейчас, – опустив глаза, сказал Алексей, присаживаясь в удобное плетеное кресло.
– Алекс, не берите в голову! Это старческая язвительность. Главное, что не маразм пока. Выкладывайте!
– Мы ищем информацию о руководителях «ЮФИ», – прямо сказал Дима, – нас интересует период после падения Антарктического метеорита на Землю, но и любые другие данные будут очень полезны.
– Дневник Гордона Брауна мы читали, – добавил Алексей, – другие его записи тоже. В целом в совокупности с мемуарами политиков Крюгера и Маккейна у нас есть практически всё, что нам нужно, но даже в этих документах лишь вскользь упоминается про руководство компании. А между тем…
– Дуг Паттерсон, Лекс Годсон и Хавьер Ксанти, – неожиданно прервал его Фрейтас, – немногие помнят даже их имена.
– Да, и это удивительно! Как я знаю, они руководили компанией втроем, будучи равноправными сопрезидентами, решая все вопросы вместе. Редкий прецедент! – добавил Дмитрий.
– Мы нигде не смогли найти данных об их смерти и последних днях жизни, – продолжил Алексей. – Вообще, последний документ, где стоят их подписи – это секретный протокол того самого знаменитого совещания, когда было принято ключевое решение по «бобам».
– Странно, что такое решение принималось не ООН, и даже не правительствами государств, а лишь руководством «ЮФИ» и двумя, по сути, главными лоббистами их интересов, – сказал Дмитрий.
– Зачастую миром прошлого как раз правили не марионетки, занимавшие публичные должности, а именно корпорации. А «ЮФИ» была подобно спруту, опутавшему всю планету. Фармацевтика и до появления ТТВ 19 позволяла занимать им одну из ведущих ролей, а уж с открытием доктора Брауна их власть стала фактически безгранична, – проговорил Фрейтас.
– Да ну, – недоверчиво фыркнули сразу оба парня.
– Сами посудите. Они владели контрольными пакетами акций крупнейших производителей вооружений на западе и имели преданных шпионов на руководящих должностях концернов востока. Их частная космическая программа была эффективнее аналогичных программ государств в несколько раз. Ещё пару десятилетий – и им бы принадлежала Луна. Все гуманитарные продовольственные программы также реализовывались через «ЮФИ» посредством подконтрольных им организаций. Это лишь наиболее явные примеры их влияния. Можно привести гораздо больше, но я не думаю, что это необходимо.
– Так, мы уяснили, что «ЮФИ» была самой могущественной силой старого мира, – кивнул Алексей.
– Да, но её отличительной чертой было не это самое могущество, а цепкость ума её руководителей и их великий гуманизм. Зачастую у власти находились весьма посредственные личности, либо люди, хоть и незаурядные, но очень жестокие и имеющие лишь одно желание – править. А чем обернётся их воля для простых людей… им было наплевать. «ЮФИ» – другое дело…
– Вы так восхищенно говорите о руководстве компании, словно были с ними знакомы, – засмеялся Дмитрий.
– А я и был знаком. С Лексом Годсоном, – уточнил старик.
Оба молодых человека удивленно вытаращили глаза.
– Быть не может! – произнес Алексей. – В прошлом году было столетие с начала «Предельного кризиса», а вам семьдесят восемь лет. То есть, даже если бы он принял ТТВ 19 сто лет назад, то прожил бы после этого чуть меньше двадцати четырех лет. Ну, теоретически, вам могло быть полтора годика на момент его смерти.
– А с чего вы взяли, что Годсон хоть раз в жизни пробовал ТТВ 19? – улыбнулся Фрейтас.
– Нет?! – выпалили парни.
– Ни он, ни Паттерсон, ни Ксанти их никогда сами не принимали, – кивнул Нул. Двое из них прожили около девяноста лет, а Годсон дожил аж до девяноста шести. Мне было двадцать пять, когда он приехал к моему отцу, и они с ним сидели и беседовали вот в этих самых креслах, где сидите вы.
Дима с Алексеем вскочили на ноги словно ошпаренные.
– Да вы садитесь, молодые люди, садитесь, – невозмутимо продолжал Нул.
– Мистер Фрейтас, – после минутного замешательства сказал Дмитрий, – как такое могло получиться, что нам понадобилась информация о «ЮФИ», мы обратились именно к вам, и вы реально можете нам помочь? Это что, совпадение такое?
– Мой юный друг, – ухмыльнулся старик, – я думаю, что конкретные личности не имеют значения. Я не склонен искать в вашем прибытии некий мистический смысл. Просто рано или поздно кто-нибудь пришёл бы ко мне, потому что я располагаю единственной в мире информацией такого рода.
– И прямо так легко готовы ей поделиться? – недоверчиво посмотрел на него Алексей.
– Конечно! Моя задача заключается в хранении и передаче информации всем желающим. Правда, сейчас мало кто интересуется прошлым… Некогда… Время слишком дорого… Да и предки наши были не лучше. Не считали историю наукой, переписывали её постоянно в угоду своим амбициям и конъюнктуре.
– Так что вы можете рассказать нам о Лексе Годсоне? – немного резко прервал рассуждения старика Алексей.
– А что я вам буду рассказывать, – улыбнулся Фрейтас. – Почитайте его мемуары. Он их мне надиктовывал до самой смерти.
С этими словами Нул поднялся, дошел до третьей полки слева и вытащил книгу средней толщины в кожаном переплетёте ярко-красного цвета.
– Вот, полюбуйтесь, – с гордостью произнес старик, – один единственный экземпляр этого уникального труда. Ограниченный тираж! – продолжил он со смехом.
– А можно у вас его обменять на что-нибудь? – вдруг спросил Дима, которого разбирало любопытство.
– Поменять? Я всё время забываю, что в оплотах нет денег… Нет, я не соглашусь на обмен, но можете её прочитать здесь. А… Вам же завтра улетать. Ну так сделайте копию и перечитывайте потом на здоровье. Занятная вещь!
Они ещё посидели немного, а потом Нул Фрейтас сказал, что собирается ложиться спать. Он разрешил ребятам чувствовать себя как дома, предложив спать в гостиной на диванах.
– Там вы сможете топить камин хотя бы… В остальных комнатах давно забиты дымоходы. Ну, или спите прямо в библиотеке. Здесь микроклимат поддерживается всегда, пока есть энергия и крутится ветряк.
Старик отправился к себе в комнату, а ребята остались одни перед огромным пространством, заполненным книгами.
– Гляди! – радостно вскрикнул Дима. – Тут и коллекция виниловых пластинок неплохая.
Действительно, четыре длинных полки в углу занимали картонные конверты с пластинками.
– Классики много, «The Beatles», джаз… Ого! Целых три альбома «Deep Purple»! – восхищенно продолжал Дмитрий. – Морреконе, Луи Армстронг, Чак Берри!
– Ладно,– прервал его Алексей, – нам прочитать книжку нужно в первую очередь.
– Да ты её пересними портативным сканером просто, – махнул рукой Дима, – я хочу послушать музыку. Может, что-нибудь запишу.
– Я тогда в гостиную пойду сканировать и почитаю там, – сказал Алексей. – Ты выспись хоть, меломан!
Дмитрий его уже не слушал. Библиотека наполнилась мелодичным звуками музыки самой узнаваемой композиции величайшей рок-группы из давно лежащего в руинах города Ливерпуля.
Глава 8. Исповедь владыки мира
Оставшись один на один с книгой, Алексей сразу бросился с жадностью её читать. Мысли Годсона излагались несколько сумбурно, было видно, что человек не имеет писательского опыта. Скорее, это следовало назвать записками, чем цельным произведением.
Первые записи датировались примерно через месяц после начала «Предельного кризиса». Как оказалось, «ЮФИ» давно уже занималось подготовкой своей частной армии. Для каких конкретных целей она собиралась, Годсон умалчивал, но писал, что в условиях разразившейся всемирной катастрофы именно эта армия стала основой поддержания некоего подобия порядка. Вообще, как указывал Лекс Годсон, военные вопросы курировал Паттерсон, так что подробного описания военных операций книга не содержала.
Зато там немного рассказывалось о процессе создания этой частной армии. «ЮФИ» собирала по всему миру беспризорных мальчишек из самых нищих стран. Им давали еду и кров, и обучали с раннего детства военному делу на закрытых базах, расположенных в отдаленных и труднодоступных местах. Особенности психологической обработки делали из них преданных компании воинов, готовых выполнить любой приказ и подчинявшихся только одному из троицы руководителей. Именно эти бойцы помогали людям основывать оплоты, защищали их и усмиряли недовольных.
Особое место в воспоминаниях Годсона занимал один эпизод, описывавший его пребывание в Антарктиде на месте падения метеорита. И Алексей прочитал его затаив дыхание.
«Я знаю, что там было что-то ещё… Когда экспедиция уже должна была покинуть место падения, я почувствовал зов из глубины льдов. Но неотвратимо надвигалась чудовищная буря, поэтому мы быстро уехали. Потом Гордон Браун долго возился с этими чёрными кубиками и сделал вывод, что они были частью целого. Исходя из их разброса на местности, он предположил, что мы нашли их все… Я думаю, что он ошибся… Хотя… наши люди исследовали всё в радиусе тридцати километров и не обнаружили ничего подобного. Но когда я засыпаю, то часто вижу в своих снах непонятный чёрный шар… И звёзды… На повторную экспедицию снова нужны были огромные деньги, а тут ещё Браун нашел прибыльный способ использовать находку, так что больше туда никто не возвращался».
Других упоминаний про Антарктиду в тексте не встречалось. Вместе с тем, там было много другой интересной информации.
Годсон описывал хаос, воцарившийся в мире сразу после того, как девяносто девять процентов его населения узнали точную дату своей смерти. Он писал о том, как обезумевшие толпы сносили правительства, растаскивали имущество, уничтожали произведения искусства и убивали тех, кто пытался воззвать к их разуму.
«Я хорошо помню эти некогда элитные коттеджные посёлки, разрушенные до основания и сожжённые дотла, изрешеченные пулями тела бойцов спецназа, защищавшего их владельцев. И самих владельцев, вздернутых на столбах. Они думали, что смогут отсидеться, дожить остаток своих дней в сытости и комфорте, отгородившись от внешнего мира… Но внешний мир сам пришёл к ним. Давняя истина о том, что мятежная толпа с оружием в руках не испугается, имея возможность стрелять в ответ, вновь подтвердилась».
При описании гибели мира встречались, однако, даже забавные случаи. Один президент, например, решил умереть в своем кресле в треугольном кабинете, закутавшись в национальный флаг. Другой политический деятель напялил на руки все свои любимые часы перед смертью. Когда рук не хватило, он использовал ноги. При этом он завел будильники на время своей смерти и можно лишь представить себе, какая какофония сопровождала его агонию. Светские львицы прощались со своими сумочками и собачками. Потом их хоронили с ними вместе. Байкеры старались умереть на полном ходу, разогнав свои мотоциклы по шоссе. Любителей элитных суперкаров закапывали вместе с их усыпанными стразами автомобилями прямо на водительском сидении. А смерть на горах денежного мусора, некогда бывшего причиной величия их хозяев, стала такой обыденной, что не стоила даже подробного описания.
Лишь редкие поселения людей сохранили свой облик и основы порядка. Причем, чаще всего этот порядок был основан на принуждении и страхе потерять оставшиеся драгоценные дни жизни.
Как оказалось, Лекс Годсон был предельно честным человеком. Чего стоили только эти его размышления:
«Фактически наша компания осталась единственным островком спокойствия в океане безумия, в который погрузилось человечество. Я не был гуманистом. Многие решения, принятые мной во время руководства «ЮФИ», приводили к гибели значительного количества людей. Да и моя личная жизнь была очень далека от общепринятых норм морали и нравственности. Хотя в нашей троице я, наверное, был самым добрым, в кавычках.
Тем не менее осознание скорой гибели мира привело нас на тропу его спасения. Возможно сыграло свою роль то, что из всех сильных мира сего только мы трое никогда не принимали ТТВ 19. Пока все ещё живые лидеры официальных и тайных организаций, правители и миллиардеры искали способы сохранения своих никчемных жизней или старались насытиться остатком своих дней, мы решили стать спасителями человечества. Благо, что ресурсов на это требовалось не так уж много. А то, чего нам не хватало, мы могли взять беспрепятственно.
Мы разделили наши усилия по созданию оплотов. Мне достались Новый Новгород, Изгиб Хуанхэ и Силенд. Я был добр. Тех, кто не понял нашего замысла – просто сослали в тундру. Раскаявшиеся были прощены и возвращены, а остальные окончили свои дни в холоде и голоде. Паттерсон был более жестоким. Он отдал приказ расстрелять всех несогласных. И приказ был выполнен. Ксанти больше занимался своими делами, поэтому его оплоты были достроены позже всех, и порядок наводить там пришлось уже мне».
Далее Годсон рассказывал о том, как ему было сложно общаться с людьми.
«Поскольку мы старались построить новое идеальное общество, то пришлось начинать с себя. Поначалу было трудно. Раньше я мог заставить человека что-либо сделать только исходя из того, что у меня имелись власть и деньги. Власть и деньги – являлись залогом правоты во всём. Причем иметь нужно было оба компонента сразу. Если вы имели деньги, но не имели власти – у вас их отбирали. А если вы имели власть, но не имели денег – вы были дураком, которого никто не принимал всерьез. Этот подход требовал изменения. И мы отменили деньги. Учитывая существенно сократившуюся численность населения Земли, эксперимент с трудом, но удался. В мире и раньше было достаточно ресурсов, чтобы обеспечить ими всех желающих. Но сытым и счастливым обществом гораздо сложнее манипулировать. А ещё, какой смысл быть богатым без бедных? Никакого!
Итак, деньги отменили. Остались личные отношения. Оказалось, что они очень даже взаимосвязаны. Раньше я не мог себе представить, что буду воспринимать всерьёз слова нищеброда, зарабатывающего за год столько, сколько стоит моя перьевая ручка. Что человек мог понимать в жизни, если он одевался на распродажах, ел фаст-фуд и не учился в закрытом учебном заведении для самых одаренных, родители которых платили за это всего лишь несколько тысяч евраней в месяц? Как можно воспринимать всерьез человека, прожившего всю жизнь в однокомнатной квартире с женой и тремя детьми, ездившего на десятилетней малолитражке и только пару раз бывавшего в санатории по путевке своего завода или учреждения?
Но я смог пересмотреть свои взгляды. Я научился видеть в человеке прежде всего человека. Хотя некоторые индивиды пытались продаваться или покупать себе подобных, создав денежные суррогаты… Наша жёсткая рука их образумила».