Закончен школьный роман
– Тебе чего? – Ника недовольно нахмурилась.
Наверное, Денис прислал зачем-то этого толстяка. Он ведь не знает, что тот неприятен Нике. Ну, да ладно! Перетерпим!
Толстяк шагнул через порог и оказался как-то чересчур близко. Ника торопливо отодвинулась, но он успел поймать ее руку.
Вот еще! Ника почувствовала раздражение и досаду и попыталась освободиться. Но горячие, влажные пальцы сомкнулись слишком крепко.
– Ты зачем пришел?
Ника даже не знала его имени. Кажется, Денис раз или два называл его каким-то не очень-то благозвучным прозвищем. Вроде бы, Боров.
– Я к тебе, – негромко произнес он, уставившись прежним упорным и тяжелым взглядом.
– Ко мне? Зачем? – Ника сильнее рванула руку. – Да отцепись же!
Но Боров, наоборот, сжал пальцы еще сильнее и потянул ее к себе.
– Ника! – выдохнул он. – Ты меня не бойся. Я не обижу тебя. Ты такая красивая! Ты сводишь меня с ума. Я знаю, ты не будешь против. Ты тоже хочешь.
– Да о чем ты? О чем? – уже испуганно крикнула Ника. – Отпусти меня! Отпусти немедленно!
Ему удалось поймать ее за другую руку, и он прижал Нику к стене, обхватил мощными руками, зашептал в самое лицо:
– Они все обнимают тебя. Целуют. Тебе ведь нравится это! Ты прижимаешься к ним, когда танцуешь. Ты нарочно дразнишь! Ты и меня дразнила. Ты ведь специально не стала со мной танцевать. Чтобы еще больше завести меня.
Ника задохнулась.
– Нет!
Он был сильный, слишком сильный, он навалился на нее всем телом, и его рука несдержанно сжала ее грудь.
– Так ведь тебя ласкает Денис? А я буду еще лучше. Тебе понравится. Очень понравится.
Мамочки! Как страшно! Почему она стоит, замерев, словно окаменевшая? Почему не вырывается, не зовет на помощь? Почему она не сопротивляется? Почему? Почему нет сил даже закричать?
– Ника! Какая же ты красивая! Разве можно тебя не хотеть! Какие губы!
Слишком близкое дыхание обожгло Нику. Она отчаянно скользнула спиной вниз по стене.
Она смогла! Она освободилась!
Но безжалостная рука грубо рванула ее назад.
Нет! Нет! Теперь ему не поймать ее! Никогда! Она не допустит! Любой ценой!
Что-то подвернулось под руку. Ника размахнулась, ударила наотмашь.
Пусть мимо! Ничего! Теперь она не поддастся!
Новый жесткий рывок отбросил Нику к вешалке. Она ткнулась лицом в груду пальто и курток, и тут же услышала легкий звон ключа в замке.
Дверь распахнулась.
– Лада! – что было мочи заорала Ника. – Лада!
Растерявшийся от неожиданности и от неестественно громких Никиных воплей, эхом разнесшихся по лестничной клетке, Боров ринулся прочь, чуть не сбив с ног Ладу.
– Лада! – тихо прошептала Ника и опустилась на ящик для обуви.
– Ника! Что с тобой? – Лада обеспокоено метнулась к сестре.
Та, сдерживая бившую ее нервную дрожь, обнимала себя за плечи, тяжело дышала и кусала пересохшие губы.
– Все в порядке. Уже все в порядке.
Конечно, Лада не поверила, осторожно обхватила вздрагивающие Никины плечи.
– Что случилось? Что здесь произошло?
– Он хотел, чтобы я с ним переспала, – бесцветно, слишком уж равнодушно объяснила Ника.
Лада чуть не подскочила, одновременно испуганно и изумленно воскликнула:
– Он хотел тебя изнасиловать?
– Но ведь все обошлось!
– Вставай! – Лада потянула Нику вверх. – Не надо здесь сидеть.
– Да, – покорно согласилась Ника.
Они прошли в комнату, и тут Лада растерялась.
Что ей делать? Что говорить? Ника молчит. Не мечется, не плачет. Сделать вид, будто все уже позади, и жизнь, вернувшись в свою колею, по-прежнему тиха и прекрасна? А может, чем-то отвлечь?
Господи! Да что же делать?
– Хочешь, я приготовлю поесть?
Ника кивнула согласно, и Лада отправилась на кухню, размышляя, а слышала ли сестра ее вопрос, и самое ли сейчас подходящее время для еды. Лично Ладе при стрессах еда помогала, но Ника… С ней же такое случилось!
Они пообедали и даже немного поболтали за едой. Ника выглядела внешне спокойной, ни словом, ни жестом не напоминая о происшедшем и заранее пресекая попытки старшей сестры заговорить о ее состоянии. Потом Лада включила телевизор (заниматься чем-то серьезным было просто невозможно), уселась напротив, делая вид, что пытается писать реферат. Ника смотрела на экран. Время текло мирно и плавно.
И вдруг раздался звонок.
Ника испуганно вздрогнула, моментально побледнела. Ей нестерпимо захотелось крикнуть беззаботно направившейся в прихожую Ладе: «Не надо! Не открывай!» Она решительно бросилась вслед за сестрой в страстном порыве уберечь ее от беды, защитить.
Лада негромко разговаривала с соседкой.
Ника резко остановилась, чуть не налетев на нее, прислонилась затылком к стене, сглотнула подступивший к горлу комок.
– Нет! Я не могу!
Она сдернула с вешалки куртку и, вылетев из квартиры, побежала вниз по лестнице, не обращая внимания на встревоженный короткий окрик:
– Ника!
– Вы что, поссорились? – спросила у Лады соседка.
– Нет. Вовсе нет.
10
На улице ничуть не лучше, чем дома; холодный, злой ветер выжимает из глаз слезы. Ника прибавляла шаг при виде прохожих, боялась, что кто-нибудь окликнет ее.
Метания среди серых, равнодушных домов окончательно измотали ее, и она побежала к реке, под сень старого могучего дерева.
Спустившись на песок, она ощутила на своем лице неласковое, студеное дыхание замерзающей воды и рассмеялась. Дура!
Куда только подевалось волшебство и очарование недавней сказки? Неужели она думала, вот придет сюда, и на нее теплыми волнами окутают успокоение и мир, снова запылают звезды, ласково зашелестят ветви? Дура!
Она отступила назад, все еще жестко усмехаясь.
– Ника!
Секунду назад она ненавидела свое имя, безжалостно измусоленное и изгаженное мерзкими, отвратительными губами, но сейчас…
– Степа! Степка! Где же ты был? Где ты был?
Ника ткнулась лицом в мягкую и так удивительно теплую холодным осенним вечером куртку и долго что-то говорила, бессвязно, восклицательно и вопросительно.
– Степа! Как ты мог оставить меня? Где ты был все это время?
А когда она наконец замолчала, он тихо, но твердо спросил:
– Что с тобой случилось, Ника?
Ника подняла голову, в очередной раз заглянула в невероятные, близкие глаза и не выдержала.
Слезы хлынули рекой, а вместе с ними – сбивчивые, нервные слова, больно ранящие и приносящие облегчение одновременно.
Когда она немного пришла в себя и уже могла что-то различать за пеленой отступающих слез, Ника снова увидела его глаза, потемневшие, будто наполненные сумраком надвигающегося вечера. Выплеснувшиеся со словами и слезами чувства оставили в душе пока еще ничем не заполненную пустоту, с тревогой ощущаемую Никой. Она испуганно пыталась уловить настроение устремившихся на освобожденное место потоков эмоций и мыслей и еще теснее прижалась к Степе, надеясь вобрать в себя спокойную уверенность, обычно обретаемую ею рядом с ним. Она чувствовала силу обнимавших ее рук и совсем не замечала их тяжести.
О, если бы всю жизнь можно было провести в этом надежном живом круге, отгородившем от темноты и холода осеннего мира!
Ника с трудом держалась на ногах, словно выплакала не только свою боль, но и силы.
Теплое дыхание коснулось виска.
– Пойдем! Я отведу тебя.
– Нет! Только не домой! Не надо домой! – испуганно взмолилась Ника; она бы протестующе отшатнулась, если бы могла стоять без посторонней поддержки.
– Я отведу тебя к себе.
11
– Лада! Господи! Уже полдесятого! Где она может быть? – мама не знала, что делать, куда бежать, и поэтому одновременно рвалась во все стороны, стараясь оказаться сразу и у окна, и у телефона, и у входной двери, а в особенности там, где находилась сейчас ее бедная девочка Ника. – Как же ты ее отпустила? В такой момент!
– Мам! Ну что ты! – Лада понимала, ее вовсе не обвиняют. – Не бегает же она до сих пор по улицам. Наверняка, у какой-нибудь подруги.
– У подруги? Как у подруги? – изумленно всплеснула руками мама. – Разве у подруги лучше и надежнее, чем дома?
– Для нее сейчас, наверное, да.
– Тогда давай позвоним ее подругам. Сходим к ним. Нельзя же так сидеть!
Лада с трудом сдерживала желание вскочить с дивана, на котором сидела, и так же, как мама, бестолково заметаться по квартире.
– Но я не знаю ее подруг. Мы же здесь совсем недавно! Только Марину. Но ей мы уже звонили.
– Господи! И отец, как назло, сегодня придет поздно.
– А зачем нам отец? Словно он знает больше нас. Или ты хочешь отправить его в поисковую экспедицию?
Мама изумленно посмотрела на старшую дочь, небрежно обнимавшую диванную подушку.
– И как ты можешь оставаться такой спокойной?
– Конечно, станет лучше, если мы обе будем причитать и бегать из угла в угол.
Мама ошарашено замерла.
– Думаешь, я не волнуюсь? Думаешь, мне легко сидеть на месте? – Лада приподнялась и в следующее мгновенье стремительно распрямилась, рванувшись навстречу громкому телефонному звонку, резко всколыхнувшему наполненный волнением и смятением воздух.
Мама успела раньше, схватила трубку и, еще не поднеся ее к уху, воскликнула:
– Ника! Да! Слушаю! Ника! – и услышала ровный, твердый голос.
– Это Степа.
– Степа? – что-то знакомое. – Ах, да!
Лада, услышав мамин удивленный возглас, неизвестно почему, немного успокоилась, вновь опустилась на диван.
– Ника у меня, – прозвучало в трубке.
Мама громко, облегченно вздохнула и тут же опять подобралась.
– Мы сейчас придем. Ты только скажи, куда, – торопливо заговорила она. – Мы быстро придем.
– Наверное, не стоит. Мне кажется, сегодня ей лучше остаться у меня.
– Но… – негромко и спокойно произнесенные слова не были ни грубы, ни вызывающи, а мягкий, ровный голос звучал уверенно, твердо и совсем чуть-чуть виновато, и духу не хватило возразить. – Господи! Как она?
– Сейчас нормально, – мальчишка говорил так, что ему безгранично хотелось верить.
– Может, мы все-таки придем? Где она? Пусть подойдет к телефону!
– Она спит на моей кровати. Наверное, лучше ее не будить.
Дополнение про кровать насторожило Никину маму, и она тревожно, но нерешительно, скорее всего, из-за пережитого волнения, произнесла:
– А…
– А я буду спать на диване, – заверил мальчишка невозмутимо, правильно угадав ее опасения. – Вы постарайтесь не волноваться. Я приведу ее завтра утром. Если хотите, я дам вам свой телефон. Или адрес.
– Телефон? Да, пожалуй, телефон.
Рука дрожала, записывая цифры.
Лада подошла к маме, готовая успокоительно и заботливо произнести: «Ну, вот! Ника в надежных руках. Не надо так переживать».
– До свидания, – сказала трубке мама, потом опустила ее на рычаг и недоуменно взглянула на Ладу. – И почему я со всем согласилась? И как я доживу до утра?
12
Родители пришли поздно, ввалились в квартиру, словно дети, громко болтая и смеясь. Сразу они не угомоняться, пойдут на кухню, и даже если не станут есть или пить чай, минут пять все равно посидят, обмениваясь впечатлениями.
Степа тихонько выбрался из комнаты.
Так и есть! На кухне горит свет, и раздается громкий отцовский смех.
– Нельзя ли потише! У меня человек спит.
– Человек? – немного удивленный появлением сына, переспрашивает отец. – Что за человек?
– Девушка, – бесстрастно объясняет Степа.
– Степ! – вступает в разговор мама. – Мы же договорились! Никаких девушек дома на ночь.
– Для этой придется сделать исключение, – сначала твердо, затем объясняюще: – У нее выдался тяжелый день. И так было надо, – Степа почти просил, а потом не сдержался и нахально добавил: – И к тому же… Я, между прочим, одетый и тут, с вами, сижу.
Но отец не удостоил вниманием его последние слова, он хитро блеснул глазами.
– Нет, Настя, ты слышала? Насчет исключения. Не мешало бы познакомиться с этой девушкой.
Теперь сын сделал вид, что ничего не слышит.
– Ну да ладно! Я пошел спать. Спокойной ночи.
Его медленно поглощала темнота прихожей, когда вслед раздалось:
– Ты нашел себе подушку и одеяло?
– Конечно! – невозмутимо повел Степа рукой. – А вы все-таки потише. Ладно?
Родители таинственно зашептались на кухне.
13
Ника проснулась рано. Она никогда не вскакивала с постели сразу, какое-то время еще лежала, обретаясь между сном и явью. Но постепенно окружающий мир принял свои реальные очертания, и, конечно, в памяти начало всплывать вчерашнее.
Ника села в кровати и протестующе сжала кулаки. И тут она увидела Степу.
Она улыбнулась, потому, как мысли ее отвернули от ужасного прошлого, обрели совершенно противоположное направление, стали теплыми и милыми.
Интересно, какой Степа во сне?
Еще не рассвело, в комнате было не очень-то светло, и Ника не могла со своего места как следует разглядеть спящего. Она тихонько встала, неслышно сделала несколько шагов и осторожно присела.
Степа спал, положив руку под голову, слегка хмуря брови, дышал медленно и ровно. Ника отвела глаза, боясь разбудить его взглядом, и задумалась.
Почему она здесь? Не дома, не у подруги. Здесь. У парня, с которым знакома всего пару месяцев, да и то видится с ним почти исключительно в школе. Зато она уже второй раз спит в его кровати!
Ника опять посмотрела на Степу и не удержалась, осторожно убрала со лба прядь светлых волос. Она старалась сделать это как можно незаметнее, но Степа шевельнулся, открыл глаза и счастливо и безмятежно улыбнулся.
– Прости. Я не хотела тебя будить.
Степа мотнул головой, словно стряхивал с себя остатки неизвестного Нике сна.
– Наоборот. Хорошо, что ты меня разбудила. Что бы ты тут делала одна? И потом… Я обещал твоей маме утром привести тебя домой.
– Маме? – Ника поднялась с колен. – Ты позвонил ей?
– Да.
Нике нестерпимо захотелось домой, в знакомые уют и тепло, к маме, к папе. Они, наверное, ужасно волнуются, ждут. И Ника жалобно посмотрела на Степу.
– Отведи меня скорее.
И всю дорогу она, словно маленький ребенок, держалась за его руку, а у дверей попросила:
– Ты не уходи. Ладно?
Она хотела, чтобы вокруг нее собралось как можно больше родных и близких людей.
Степа согласно кивнул, и Ника нажала на кнопку звонка.
Либо все уже давно собрались в прихожей и ждали их прихода, либо бегом бежали, услышав долгожданный звонок. Дверь открылась почти мгновенно, Ника не успела даже отпустить руку.
– Ника! Девочка! Да как ты? – конечно же, воскликнула мама.
Все хорошо, – пробормотала Ника, прячась в ее объятиях, и уже через мамину руку оглянулась назад.
Она могла не беспокоиться: Степина уверенность не знала пределов. Он и не думал смущаться, словно уже сто раз приходил по утрам в Никин дом и давно знал его обитателей. Он спокойно пережил взрыв страстей, вызванный их появлением, и не колеблясь ни секунды, утвердительно ответил на предложение Никиной мамы позавтракать вместе с ними.
– Может, тебе не ходить сегодня в школу? – предложила мама за завтраком.
– Нет. Что ты! Я лучше пойду.
Сочувственные взгляды и жалостливые голоса мешали забыть ей о том, о чем забыть очень хотелось, беспрестанно напоминая о случившемся, в памяти возвращая туда, куда совершенно не хотелось возвращаться. А в школе никто ничего не знал, и Ника совсем не прочь была присоединиться к незнающим и неведующим, ведь все закончилось вполне благополучно: она счастливо спаслась, почти не пострадав. Стоило ли тогда вспоминать? Надо войти в обычную колею. Все же прошло, все обошлось.
– Я забегу домой, – сказал Степа и исчез, но через несколько минут появилась Марина, всезнающая болтушка Марина, и много-много других замечательных людей.
А потом начался урок, сорок пять минут рабочей тишины и вполне возможного безделья, когда независимо от желаний начинаешь задумываться.
Почему? Почему? Как он осмелился придти? Он же знал: Ника – девушка Дениса. И, все равно, пришел, нисколько не сомневаясь, что она примет и его. «Ты нарочно хотела завести меня». Но ведь все происходило как раз наоборот! Ей и смотреть-то на него было противно, а уж танцевать с ним… Разве она не поэтому отказалась? «Они все обнимают тебя и целуют». «Они»? Кто «они»? Ника никогда не подпускала к себе никого из Денисовых приятелей, особенно тех, кому не терпелось распустить руки. Но, оказывается, со стороны все выглядит иначе.
Будто она готова пойти с каждым из них. Будто она такая стерва и потаскуха, что никто даже не сомневается в ее безотказности, и только присутствие Дениса удерживает от непристойных предложений. И он пришел, уверенный, что она не будет против. Дениса же рядом нет, ничего не мешает! Она же нарочно дразнит, изображая из себя недотрогу, а на самом деле, она обычная шлюха, которую всем можно лапать и иметь. И недаром не так уж много времени затратил Денис на то, чтобы уговорить ее лечь с ним в постель. Шестнадцатилетняя девочка легко согласилась на любовь двадцатипятилетнего мужчины. Разве это не настораживает?
Бред! Не может быть! Уж сама-то себя знаешь.
«Так тебя ласкает Денис». Нику передернуло, она словно опять почувствовала на себе грубую, похотливую руку.
Он видел тогда, у Дениса, и все запомнил. И значит, не только он, но и многие другие думают, будто им позволено вот так, бесцеремонно, легко и просто, и она не откажет.
Ника сглотнула подступивший к горлу комок, сжала пальцы и вдруг заметила вокруг себя спокойный, привычный мир: обыкновенный школьный кабинет, склонившихся над тетрадями ребят. Она посмотрела налево: Степа бесстрастно пялился в окно, вертел в руках авторучку; вперед: у Марины чуть заметно шевелилось плечо, вторя движениям пальцев, выводящим в тетради буквы.
Все прекрасно! Все замечательно!
Ника вслушалась в рассказ учительницы. Та торопливо писала на доске формулу за формулой, время от времени повышая голос для того, чтобы выделить самые важные слова. Ника открыла тетрадь и переписала с доски, только что появившиеся там белые буквы.
А может, лучше пойти домой, чем переживать еще сорок пять минут затишья и жутких мыслей? Ну уж нет! Глупости! Дома такое же одиночество. И потом, она уже справилась с всякими мыслями! Все! Хватит! К чему мучиться фантазиями какого-то придурка, маньяка, гада! Мало ли что пригрезится его воспаленному мозгу! Нет, она совсем не такая, как привиделось ему! Конечно, нет! Любой Никин знакомый это подтвердит.
Ника опять повернулась налево и с надеждой посмотрела на Степу.
Да отвернись же ты от окна! Скажи хоть слово! Степа!
Ах, да… Степа… Вместо того чтобы поискать поддержки у подруги, сестры или родителей, она опять обращается к парню. Она, не колеблясь, соглашается пойти к нему домой и легко позволяет обнять себя. И пусть все это вполне невинно, по-дружески, но… Почему же все-таки с парнем, а не с сестрой, подругой или родителями?
Как тяжело сидеть и молчать, когда внутри все мечется и рвется наружу!
Неужели она сама виновата? Недаром он пришел и сказал: «Я знаю, ты не будешь против!»
14
На перемене Ника тщательно вслушивалась в слова, произносимые Мариной, стараясь заинтересоваться тем, что рассказывает подруга и активно поучаствовать в разговоре.
– Ой, батюшки! – вдруг всплеснула руками Марина. – Кто к нам идет!
Ника оглянулась. По рекреации целеустремленно шагал молодой человек. Но отчего Марина была уверена, что он нацелился именно на них?
– Это Бурыкин. Из параллельного, – не заставили себя ждать ее пояснения и комментарии. – Я с ним встречалась в прошлом году, – Марина разочарованно махнула рукой. – Не обращай на него внимания.
Молодой человек, действительно, остановился возле них и воссиял широкой и, несомненно, неотразимой, по его мнению, улыбкой.
– Привет, Мариночка! Может, ты познакомишь меня со своей подружкой? Столько разговоров ходит!
Марина красноречиво вздохнула, будто сказала: «Ну вот! Так оно и есть! Ничего нового!»
– Ну, знакомься, знакомься! Это Ника.
Бурыкин опять улыбнулся, теперь уже искренне и приятно, превратившись в милого, симпатичного парня, любящего время от времени порисоваться и поиграть. И сразу же Марина перестала выразительно вздыхать и разводить руками, и взор ее сделался менее ироничным и более благосклонным.
Только Ника ничего не заметила и не расслышала, и все еще звучала в ее ушах странная, многозначительная фраза: «Столько разговоров ходит!»
Каких разговоров? Ее обсуждают. О ней болтают. Да разве без этого обойдется? Но почему, почему «столько разговоров ходит»? О чем? О том, что она встречается с мужчиной, который гораздо старше ее? О том, что она танцует в ночном клубе? О том, что она…
Ну отчего сияющий парень из параллельного класса, которого она раньше ни разу не видела, без стеснения подлетает и сразу же заявляет: «Познакомь! Столько разговоров ходит!»?
Ника вздрогнула, когда неожиданно над самой головой раздался безжалостно громкий, требовательный звонок.
– Ох, как не хочется уходить от вас, девочки! Какие вы замечательные! – Бурыкин нахально, пока подружки не успели опомниться, приобнимает обоих за плечи, довольно улыбаясь.
Ника чувствует, как скользит по спине торопливая рука, и испуганно передергивает плечами, опустив глаза и на какое-то время перестав дышать. А потом резко вскидывает голову и, вызывающе щурясь, смотрит вслед уходящему парню.
Так вот какие ходят разговоры! Каждый может подойти и обнять. Без лишних слов!
Марина, как все остальные направляясь к кабинету, обернулась и спросила нетерпеливо:
– Ника, ты идешь?
– Да. Я сейчас! – Ника не двигается с места, наблюдая, как проходят мимо нее ребята, шагают к дверям и исчезают в классе.
Вот уже все зашли, и кабинет наполнился обычными для начала урока звуками: скрипом передвигаемых стульев, стуком небрежно бросаемых на крышку стола сумок, шелестом страниц и тихими голосами. Но вместо того, чтобы шагнуть вперед, к раскрытым дверям, Ника оглядывается назад.
У окна, опираясь о подоконник, стоит Степа, вопросительно смотрит внимательными глазами, чуть приподняв одну бровь.
– Ты как?
Он протягивает руку и Ника неотрывно следит, как движется к ней его ладонь, и когда его пальцы уже почти касаются ее кожи, вдруг стремительно отскакивает в сторону.
Нет! Не надо!
Ника торопливо движется по коридору, с каждым шагом все быстрее и быстрее, по лестнице она спускается уже бегом.
Раздевалка заперта. Ника бессмысленно и отчаянно еще раз дергает ручку, зло пинает неподдающуюся дверь. Хорошо, что раздевалка у старших классов в отдельном, довольно скрытом закутке! Ника прижимается спиной к тонким деревянным брускам. Пожалуй, она вполне обойдется и без куртки!
– Ника!
Степа подходит совсем близко, и Ника мгновенно ловит легкое движение его руки.
– А почему бы и нет! Всем так хочется дотронуться до меня! Вы думаете, мне жутко нравится, когда вы лапаете меня?
Степа делает шаг назад, его губы вздрагивают, готовясь произнести какое-то слово, но Ника больше не в силах слушать никого и ничего, она не может больше молчать.
Ну и пусть! Раз она, действительно, такая порочная тварь, что скрывать! Тем более все уже давно об этом знают. Она ведь не случайная жертва, внезапно встреченная на улице. Недаром пришли именно к ней! Потому что, всем известно, она не будет против. Она сама во всем виновата! Будь она хорошей, порядочной девушкой, этому подонку и в голову бы не пришло явиться в ее дом.
– Разве не так? – Ника впилась глазами в Степу. – Я сама виновата. Я веду себя, как последняя шлюха. И я знаю, тебе на это тоже нечего возразить.
Но он, похоже, вовсе и не собирался возражать. Он отступил еще на шаг и негромко произнес:
– У тебя вся юбка в мелу.
– Что? – Ника словно оступилась: бежала, бежала, не заметила ямку, нога подвернулась, сердце екнуло, шаг сбился.
Еще секунду назад снедающие ее чувства царили безраздельно и единолично, причиняя боль и мучая, а выражающие их слова сами срывались с губ, безжалостно унижая и раня, и вдруг все спуталось и перемешалось.
Ника растерянно посмотрела на свою юбку, заметила едва различимую белую пыль на боку и, еще больше разозленная и взбешенная, но уже от внезапного замешательства, враждебно взглянула на Степу.
– Ты… да пошел ты!
Она резко и непримиримо развернулась к нему спиной, высокомерно отошла к окну и уселась на подоконник.
Степа молча постоял некоторое время, то ли собираясь с силами, то ли дожидаясь, пока Ника поуспокоится, а потом очень вежливо попросил:
– Можно, я тоже сяду?
На что Ника безразлично пожала плечами.
– Как хочешь.
Степа, не спеша, подошел, устроился на подоконнике немного поодаль.
– Зачем ты обращаешь внимание на слова какого-то придурка! Мало ли, что привидится его больному воображению. Он же псих, маньяк, и все, что он говорил – чушь. Ты сама знаешь! Так что, забудь! Выбрось из головы. Ты ни в чем не виновата. Ну разве только в том, что очень привлекательна. И это что – плохо? Многие девчонки хотели бы быть такими.