Закончен школьный роман
Ника сидела неподвижно, обхватив себя за плечи, ощущая затылком холод оконного стекла.
Почему его болтовня действует на нее так умиротворяюще? И жизнь уже не кажется такой беспросветно черной, и сама себе видишься не такой уж безнадежно плохой. А ведь можно почувствовать себя еще лучше, если…
– Степ! Обними меня.
Не поворачиваясь, краем глаза Ника замечает удивленный взгляд и готовый открыться иронично изогнутый рот, и торопливо добавляет:
– И ничего не говори.
Степа послушно придвигается ближе, и его рука осторожно обхватывает Никину спину.
– Не знаю, почему, но так мне гораздо спокойнее.
И целую минуту Ника сидит молча и, кажется, ни о чем не думает, не шелохнувшись, впитывает мир и покой, а потом чуть поворачивает голову, отрывая взгляд от ровной, одноцветной поверхности стены.
– И все-таки я не так уж не права, – она замирает на мгновенье. – Сколько раз ты меня обнимал? А я не возражала. А ведь у меня есть Денис. А я обнимаюсь с тобой.
– Прекрати! – недовольно морщится Степа. – Ты думаешь совсем не так, как говоришь.
– Да? – вызывающе восклицает Ника.
Он прав, он как всегда прав. Она с трудом соединила их: мудрого, жутко проницательного мальчика и любимого котика Дениса. Ее саму покоробило от собственного невозможного сопоставления и лживой холодности слов. Он что, читает ее мысли? Очень сильно раздражают чужие, не терпящие возражений заявления от твоего имени.
– А как я думаю? Тебе-то, конечно, видней! Можно подумать, тебе не нравится меня обнимать! А может…
Усмехнувшись, она внезапно устремилась к его губам, но, уже почти коснувшись их, услышала Степин голос, холодный и отрезвляющий, словно металлический звон будильника поутру:
– Не надо.
Нет, он не отшатнулся, не поторопился отодвинуться, он просто твердо произнес: «Не надо!», но это оказалось куда действеннее. На какое-то мгновенье Ника почувствовала себя именно той, дрянной и низкой, о которой кричала несколько минут назад, и уже не возникало сомнений в собственной вине. Она испугалась, смутилась – она бы обязательно покраснела, если б не умела сдерживать краску – и торопливо спрыгнула с подоконника, боясь, что Степа уберет свою руку раньше, чем она сама успеет сбросить ее.
– Я, наверное, все-таки пойду домой.
– Ладно, – спокойно согласился Степа, взглянул на часы и направился к лестнице, а Ника еще раз дернула запертую дверь раздевалки и рассерженно пробормотала:
– Здесь когда-нибудь появится хоть кто-то с ключами?
К дому Ника двигалась, не торопясь, легкомысленно размахивала сумкой. А куда ей спешить? Что такого примечательного ожидает ее, заставляя стремиться вперед, сломя голову? Ничего! Марина думает, что она свихнулась, Лада и родители – что она расстроена и подавлена. А вот и нет! Не угадали. Все в ней и вокруг нее светло и пусто. Даже мысли и чувства в этой пустоте отзываются эхом, постепенно превращаясь в сплошной неразборчивый гул.
Эге-гей! Ку-ку! Светло и пусто! Пусто и светло! А Степа в ней разочаровался. Из-за того, что она засомневалась в чистоте и невинности его чувств к ней. Ему не нужны неискренние, дешевые поцелуи. Ну и пожалуйста! Мы никому не навязываемся.
Дома Ника первым делом вымыла голову. Так, для ясности мысли. Ну, и чтобы смыть с себя пыль двух прошедших дней. А потом легла спать. Сегодня вечером ей еще танцевать на каком-то концерте или фестивале. Она станцует, она обязательно станцует так, что все будут смотреть на нее восхищенно, и восторгаться, и аплодировать, и орать: «Браво!».
15
Поднявшись по лестнице, Степа остановился между этажами, опять устроился на подоконнике, дожидаясь звонка.
В начале следующего урока Марина, развернувшись на стуле, сперва непринужденно доложила, делая вид, будто именно в том и заключалась ее единственная цель:
– Софочка тобой интересовалась! – и только потом, как бы между прочим, спросила: – Где вы пропадали целый урок? – уверенно соединяя их вместе. – И куда делась Ника?
– Ушла домой.
И все? Он считает, что это достаточный ответ на ее вопросы?
Марина все еще воплощала собой полное внимание, явно надеясь на продолжение – хотя бы на самые крупные подробности – и очень даже хорошо, что Алле, то есть преподавателю математики и их классному руководителю Алле Сергеевне, не понравилось созерцать ее милую девичью фигуру со спины (всегда приятней видеть лицо того, к кому обращаешься!), и она, конечно же, потребовала:
– Марина! Сядь, пожалуйста, как следует.
А дома отец, тактично улыбнувшись – соизмеримо с его понятиями тактичности – и с трудом скрывая нетерпение и живой интерес, еле дождавшись, когда сын наконец появится из прихожей, не удержавшись, спросил:
– Ты когда-нибудь познакомишь нас с Никой?
– Когда-нибудь, когда-нибудь, – усмехнувшись, повторил его выражение Степа.
Для отца, конечно, стало неожиданностью такое количество скептицизма в голосе сына, но он, решив списать столь загадочное поведение на его юношеское смущение, не унялся.
– А поточнее?
– Когда она в следующий раз придет к нам.
Судя по интонации, с которой произнесены слова, подобное случится не скоро, но…
– Это будет…
– Не знаю, – прозвучало ровно и спокойно, вроде бы, без отчаяния и горя.
– А разве вы не встречаетесь?
– Встречаемся, конечно. В школе. Мы сидим за одной партой.
– Шутник!
Железные нервы, непробиваемое спокойствие. Это-то тебя и выдает, сын мой.
– И только? – не согласен отец. – Разве ты в нее не влюблен?
– Я? – переспрашивает удивленно, будто и быть такого не могло – да как тебе, папа, только в голову пришло? – Степа. – У нее есть парень.
– Ну, извини.
16
Вечером Лада доложила:
– Денис звонил.
Ника равнодушно махнула рукой. Ах, нет ей никакого дела до всех, живущих на белом свете.
Лада, на какое-то время застыв на месте, не в силах проронить ни слова изумленно смотрела ей вслед.
Денис звонил и в воскресенье утром.
– Меня нет, – не поворачивая головы, сообщила Ника.
– Почему? – опять удивилась Лада, а Ника подняла глаза:
– Не хочу с ним говорить, – она помотала головой. – Не знаю. Может, я сошла с ума, но мне кажется, он тоже виноват.
А через какое-то время раздался звонок в дверь.
Лада заглянула в комнату и многозначительно произнесла, четко отделяя слова:
– Это к тебе. Денис.
Ника вздохнула.
– Ты, все-таки, выйди к нему.
– Я иду.
– Наконец-то! А я вчера звонил, сегодня, а тебя все нет. Я уж думал, мне нарочно говорят. Думал, твои предки все-таки решились разделаться со мной раз и навсегда.
Он облегченно улыбнулся и устремился к Нике, но та торопливо отодвинулась назад.
– А может, вовсе не предки! – вскинула Ника голову.
– Что? – не понял ее Денис, но она только усмехнулась в ответ и продолжила холодно:
– Ты всем своим приятелям рассказываешь, как проводишь со мной время? И раздаешь желающим адрес?
– Какой адрес? – совсем растерялся Денис.
– Мой! И каждый может прийти и получить все то же, что и ты? Ника – девочка добрая, никого не обделит!
– О чем ты? – Денис насторожился и немного рассердился.
Да, наверное, он ни причем, не говорил он о Нике с этим подонком и уж точно не давал ему адрес. Но непоправимо, неразрывно связались его безудержные, откровенные ласки с такими же безудержными в своем отвратительном, грязном порыве руками, грубо сжимавшими Нику здесь же в прихожей совсем-совсем недавно.
– Тут, на днях, приходит один ко мне и говорит: «Что Денис. Вот я… Ты не против? А если и против, какое это имеет значение? Ты же спишь с Денисом! Так почему и не со мной?»
Дениса передергивает каждый раз, как слышит он свое имя. Его возмущает предлагаемая Никой взаимосвязь, но он еще до конца не осознает ее страшную опасность, он слишком поражен.
– Кто, Ника? Кто?
– Кто? Откуда я знаю! И видела-то его пару раз. Тот мерзкий и жирный… тогда у тебя… когда я пришла.
– Он… – Денис не договорил, но Ника заметила, как напряглись желваки на его скулах и недобро сузились глаза.
Она бы торжествовала, заранее чувствуя себя отомщенной, но… Если бы это был не Денис.
– Я не знаю, откуда он взял твой адрес. Я ничего не говорил, – Денис задумчиво замолк и вдруг словно опомнился: – Он ничего не сделал тебе? С тобой все в порядке?
– Да, да, все в порядке, – Ника утвердительно кивнула головой, а Денис, взволнованный, шагнул к ней, захотел обнять, спрятать, укрыть, пожалеть свою бедную маленькую девочку, его руки коснулись ее, и тогда…
Ника вдруг снова ощутила на себе странный, напряженный взгляд, и руки показались не ласковыми, знакомыми, а грубыми, похотливыми, жестокими. И она отшатнулась.
– Нет, Денис! Не могу! Уйди! Пожалуйста. Пожалуйста, уйди.
– Но… – он хотел возразить, но, взглянув на мечущуюся в нервном волнении Нику, согласно кивнул. – Хорошо.
Выходя, он в отчаянии ударил кулаком по косяку.
Ника захлопнула дверь, и сразу же в прихожей появилась Лада. Она все слышала и даже не думала этого скрывать.
– Ты прогнала его?
Ника сглотнула подступивший к горлу комок.
– Я понимаю, он ни в чем не виноват. Но я не могу. Он только обнял меня, а я сразу представила… – она зажмурила глаза. – Мне стало противно и страшно. А потом я испугалась. Вдруг он захочет меня поцеловать? – Ника поежилась и умоляюще посмотрела на сестру. – Наверное, это пройдет потом? Да? А сейчас я не могу, не могу с ним. Именно с ним. Ну почему, почему он так с этим связан?
Часть вторая
1
В понедельник дела шли, вроде бы, как обычно. Та же школа, те же уроки, та же Марина на передней парте, по-прежнему не отказывающая себе в удовольствии философски прокомментировать происходящее, тот же Степа, уверенный и немногословный.
Нет, он не игнорировал Нику, не отгораживался от нее стеной гробового молчания. Он разговаривал, как обычно, но ничего незначащие разговоры, в общем-то, ни о чем, совершенно не нравились Нике.
Уж лучше бы он молчал, дулся, обижался, сказал, что разочарован в ней, но он строго придерживался правила «Будьте взаимно вежливы» и делал вид, что случившееся в субботу совершенно стерлось из его памяти или, попросту, не имеет для него особого значения. А может, так и было в действительности? И Ника опять все выдумала. И с чего ей вдруг показалось, будто произошло нечто нехорошее, оттолкнувшее их друг от друга? Вот же он, Степа! Все такой же спокойный, странный.
Ника переждала день, надеясь, что во вторник все исправится и разъяснится, но ничего, абсолютно ничего, не изменилось и во вторник. И в этом отчуждении, этом непонимании стало просто невыносимо жить. Ника не могла дальше терпеть, она с трудом высиживала уроки, она ерзала на стуле, делала множество ненужных движений. Дискомфорт царил не только в душе, она физически ощущала неуютность и неполноценность окружающего мира, она не находила себе места, потому как привычного, милого, влекущего и притягивающего ее места сейчас не существовало.
И почему она беспокоится из-за какого-то ненормального парня? Почему ей непременно надо все наладить и исправить? Что за непонятная тяга к ясному небу? И столько переполоху из-за какого-то Степы! Да зачем он ей?
После уроков Ника выбежала из школы, провожаемая изумленным взглядом Марины, рассчитывавшей на интересную дорогу до дома в приятной ее уму, сердцу и языку компании, нагнала Степу.
– Степ, подожди! Мне надо тебе сказать… – она сжала губы, раздумывая. – Ты сердишься на меня? Да?
Степа отрицательно мотнул головой.
– Нет.
– Честно? – недоверчиво по-детски переспросила Ника (она же видела, он сердится и обижается). – Я совсем не хотела тебя обидеть. Я…
– Не надо, не объясняй. Дело не только в тебе.
Они остановились за школой среди облетевших деревьев, кажущихся хрупкими в своей неприкрытости, возле двух вкопанных друг напротив друга голубых скамеечек.
– А в чем? – удивленно спросила Ника. – У тебя что-то случилось?
Степа неопределенно пожал плечами.
– Ну что ты молчишь? Перестань. Ты заставляешь меня чувствовать себя еще более виноватой, – Ника расстроенно опустилась на одну из скамеечек.
– Ты не виновата.
– А у меня впечатление, будто ты хотел сказать: «Только ты во всем и виновата». – И Ника ехидно процитировала недавно слышанное: – Ты думаешь совсем не так, как говоришь, – и сразу же тревожно посмотрела на Степу, боясь его новой обиды.
Но тот не обиделся, улыбнулся уголком рта, то ли успокаивая, то ли соглашаясь, и промолчал.
Он сидел напротив, уперевшись локтями в колени, склонив голову, рассматривал собственные руки и лишь иногда поглядывал исподлобья на Нику, которая, возрадовавшись блеснувшему чистому небу, все говорила и говорила.
– Только не обижайся на меня. Я чувствую тебя так скверно, когда на меня кто-то обижается. Мне сразу становится очень стыдно и неудобно, даже если я не очень уж и виновата. Я сразу начинаю дергаться, суетиться. Жуткое состояние! Особенно, если на меня обижаются близкие мне люди, – Ника немного помолчала. – Признаться, я никогда не представляла, что такие отношения возможны с парнем! – она недоуменно приподняла плечи. – Удивительно, но мне кое-что легче рассказать тебе, чем подругам или Ладе, ни говоря уже о маме. А я еще расстраивалась из-за переезда, не хотела идти в новую школу, думала: «Что мне там делать? Ведь там, в прежней, все мои друзья. Как я без них?» А теперь даже боюсь представить: а если бы я не попала в эту школу? Что бы я делала без Маринки? Без тебя, – Ника улыбнулась, стараясь избавить свои слова от излишней пафосности, и сразу опять стала серьезной. – Ты мой самый лучший друг.
И тут же она поймала быстрый, немного сумрачный взгляд, необъяснимо почему слегка напугавший ее.
– Не только, – странным, незнакомым голосом проговорил Степа, опустил глаза, но через мгновенье опять поднял их, в упор посмотрел на Нику. – И ты сама хорошо это понимаешь.
– Не только?
Ника в растерянности прижала ладонь к щеке. Что означает «не только»? Не только друг, а еще и… Он хочет сказать, что влюблен в нее, и она давно догадывается об этом? Или то, что она сама неравнодушна к нему, но почему-то не решается признаться в этом даже себе? А может, она вовсе не поняла его слова, исказила их смысл, придала им значение, которого они не имели, но которое она бы хотела в них найти?
Она собиралась спросить, но Степа резко поднялся.
– Я пойду, – сообщил ровным, спокойным голосом.
– Что? – Ника пораженно распахнула глаза.
Как? Куда? Зачем? Неужели может он равнодушно уйти сейчас, так и оставив все неясным и необъясненным, бросив Нику одну в полном хаосе смятенных мыслей?
– Мне пора.
– Ты шутишь?
– Мне, действительно, пора.
И он исчез, стремительно и безвозвратно. Ника слова даже не успела вымолвить.
Она растерянно хмыкнула. Раз влюблен, раз уверен, что она в него тоже влюблена, поцеловал бы хоть на прощание. И все стало бы ясно! Нет! У него, видите ли, на все свой взгляд, ко всему свое, особое, отношение.
А что будет, когда она завтра придет в школу? А ничего! Если она завтра придет в школу, то станет единственной, кто завтра вообще в нее явится. Сегодня последний день четверти, а с завтрашнего дня – каникулы. Бедной Нике в голову никогда не приходило, что каникулы могут оказаться такими несвоевременными.
2
Вечером – представляете! – пришел Димочка.
– Ника, солнышко, выручай! Я тебе клянусь: буду вести себя примерно! Пальцем до тебя не дотронусь.
– Боже мой! Что же такое случилось? – проникновенно воскликнула Ника.
– У меня завтра запись на студии, – Димочка умоляюще смотрел в глаза. – Ты подпоешь мне?
Вообще-то, в планах у Ники значилось: сидеть весь день дома, желательно, поближе к телефону. Не может же он бесследно пропасть и не подать о себе никаких вестей уже на следующий же день! Не железная же у него выдержка!
– Дим, ты же нашел себе какую-то девочку.
– И даже не одну, – честно сознался Димочка. – Но… видимо я чем-то прогневал небеса!
«Какой актер! – подумала Ника. – Сколько страсти! Сколько трагизма!»
– Мне попадаются одни нимфоманки! Почему-то все они считают, что главная их обязанность – вешаться мне на шею!
– Неужели ты не рад? – Ника не удержалась от желания немного позлорадствовать, но Димочка отчаянно возопил:
– Я не могу работать в таких условиях!
– Ага! – хихикнула Ника. – Первым делом, первым делом самолеты…
– Ника! Солнышко! – Димочку не смущал ее сарказм, возможно, он попросту и не слышал, о чем она говорит. – Пожалуйста! Ты у нас строгих правил. С тобой сотрудничать – одно удовольствие!
Ника улыбнулась. «Строгих правил». Она – строгих правил! Уж если так считает Димочка, который, пользуясь случаем и делая вид, что подобное чрезвычайно необходимо для нужного эффекта, никогда не упускает возможности приобнять ее, значит, так оно и есть. Она, действительно, зря мучила себя, и Степа, как всегда, оказался прав.
Ох, уж этот Степа! Из-за него, не вовремя задумавшись, Ника чуть не пропустила последующие Димочкины слова, между прочим, очень интересные.
– Ника, я в долгу не останусь. Я тебя прошу. В последний раз. Больше я к тебе даже не подойду. Хотя, скажу честно, мне больно смотреть, как ты губишь свой талант.
– Дим, ты только не заплачь от расстройства!
– Да я не заплачу. Просто… – Димочка вдруг немного смешался. – Я написал песню. Мне кажется, она бы замечательно у тебя получилась.
– Ты? Написал для меня песню?
Они все хотят свести ее с ума!
– Да. Для тебя. Если хочешь, послушаешь завтра, – Димочка смущенно потупил глазки. – Я подумал – чем бы тебя задобрить? Я сам тебе не нужен, – на этой фразе он вздохнул страдальчески. – Может, хоть моя песня растопит твое сердце.
Не слишком ли много истопников на бедное Никино сердце?
Дима, ты слишком долго меня уговариваешь. Мне даже как-то неудобно. Ты же знаешь, мне нравятся твои песни, нравится с тобой петь. Конечно, при условии… – поторопилась добавить Ника.
Уж очень любил Димочка целовать в благодарность, и широкая его натура не терпела ограничений и скромных дружеских поцелуйчиков.
– Я же обещал! – с осуждением напомнил он.
Да! Работа – это святое! И все каникулы прошли под музыку в тесной комнатке с огромным окном на целую стену в компании микрофона и будущей «звезды» Димочки Магина. Даже Лариса, добрая душа, освободила Нику от большей части выступлений и репетиций, исключительно для блага милого ее сердцу Димули.
А каждый вечер дома Нику ожидало непременное сообщение: «Денис звонил».
Самоуверенный, взрослый Денис забеспокоился и заволновался. Неужели он так сильно привязался к Нике и теперь испугался, почувствовав, что его маленькая, славная девочка может его бросить?
Конечно, Ника всегда мечтала, что будет так: ее любят, сходят по ней с ума, жить без нее не могут. Но разве это похоже на ее отношения с Денисом? Да, он иногда теряет голову, его восхищают ее внезапные переходы от доверчивой наивности к непредвиденной мудрости и опытности, и уверенная грация движений, и неожиданная сила и гибкость тела, но, пожалуй, больше всего ему нравится иметь при себе красивую, стройную, длинноногую девчонку, восторгающуюся его взрослостью, безоговорочно верящую его сладкому мурлыканью, про которую ни один из его приятелей, даже самый зловредный, не смог бы сказать, будто она дура или уродина. И однажды вечером, выйдя на улицу, Ника обнаружила знакомую машину.
– Ага! – сказал Димочка. – Похоже, ты сегодня не со мной, – и укатил на своем стареньком драндулете безумного сине-зеленого цвета.
– Привет! – Денис стоял, скрестив на груди руки, привалившись спиной к машине, напряженно глядя на остановившуюся в нерешительности Нику.
– Привет.
Ника опустила голову, и Денис понял: ничего не изменилось со дня их последней встречи. Зато изменилось то, что было раньше. Точнее, не изменилось, а исчезло, пропало, испарилось. Да черт знает, что еще с ним произошло!
– Почему, Ника? Почему?
– Не знаю. Честное слово, не знаю. Я сама не понимаю.
Да и кто скажет, отчего романтическое, красивое, возвышенное вдруг обесценивается, дурнеет, линяет, как застиранное белье, ненароком смешанное с грязью чужими гадкими руками? Конечно, Ника может сказать в свое оправдание, что была для Дениса всего лишь любимой игрушкой, с которой, естественно, не хочется расставаться. Но разве так уж плохо быть любимой игрушкой? Разве ее мало холят, берегут и жалеют? Разве ей не отдают лучшее? Да и самой Нике хочется ли расставаться?
– Ну ладно, садись. Довезу до дома, – Денис распахнул дверь.
– Спасибо.
Сколько раз Ника усаживалась в его машину! Разве сосчитаешь! Она откинулась на спинку кресла, привычно глянула в зеркало и встретилась с отраженным взглядом Дениса.
– А может, ты другого нашла? – прозвучало не очень доброжелательно.
Ника отрицательно мотнула головой. Как считать: соврала она или нет? Почему она не скажет: «Подожди, Денис! Может, еще все наладится, все вернется. Дай мне время, и, может, твои объятия, твои руки, твои губы будут притягивать меня с прежней невероятной силой. И я опять побегу на твой голос, тихонько жалующий, что соскучился, что очень хочешь меня видеть»? Да потому…
А вдруг ей просто приснился разговор на лавочке позади школы?
Ника всегда влюблялась внезапно, пораженная поступком или, просто, какой-нибудь деталью, между делом услышанными словами. И с Денисом случилось точно так же. Он появился неожиданно, именно в тот момент, когда не думалось ни о чем романтичном, и закружилась голова от нежности сказанных проникновенным голосом слов и от терпкого запаха густо-бордовой розы. Тогда Ника, смущенная и восторженная, прижав бутон к расплывающимся в неудержимой улыбке губам, поняла, что готова бесконечно вдыхать дурманящий аромат и слушать, слушать, слушать впервые посвященные именно ей сладкие слова. А сегодня, безнадежно промолчав всю дорогу, они непривычно холодно расстались, по-прежнему, возле Никиного подъезда. Неужели с тем же Денисом? Невероятно! И, несомненно, все бы конечно, исправилось, наладилось, вернулось, если бы…
Это из-за тебя, из-за тебя, противный мальчишка! Ника никогда и не думала влюбляться в него с первого взгляда. Да, он был невероятным, странным, их первый взгляд, но он скорее поразил и испугал Нику, чем внушил ей какие-то романтические чувства. И потом… даже потом, о какой любви могла идти речь? Просто с ним ей становилось тепло и спокойно. И куда же теперь делся этот покой?
Последнее время, встречаясь с Денисом, она постоянно думала о его существовании. Иногда она внезапно начинала ощущать себя обманщицей, ей вдруг становилось стыдно, она отодвигалась от Дениса, и, зачастую, такие моменты оканчивались ссорами или короткими размолвками, после которых оба чувствовали себя непонятыми и обделенными.
И отчего Ника распиналась насчет бесконечной благодарности судьбе за подаренную возможность его близкого присутствия, не иначе как, терзаемая сознанием собственной вины, в благородном порыве загладить нанесенную обиду. Что бы она без него делала? Да что бы только не делала! Любила бы Дениса, плакала бы в жилетку маме или Ладе, болтала бы о своих переживаниях с Мариной. Но ведь нет! Навязался ей на голову какой-то Степа! Сначала он заявляет, что не считает себя только лишь другом, а потом пропадает, и ни слуху, ни духу от него. Не только друг, так кто же еще? Не брат же? Какие тут можно найти варианты? Почему он хотя бы не позвонит? Признаться, что влюблен, и исчезнуть! А вдруг что-то случилось?
Господи, да ведь он, наверное, думает: Ника любит Дениса!
3
Ника смотрела на телефон, делала вид, будто внимательно слушает, о чем разглагольствует Лада, а сама смотрела на телефон.
Может, позвонить? Выдумать какой-нибудь пустячный предлог, типа: «Не помнишь, что нам задали по литературе?», и позвонить.
Ну очень умно! И заранее известно: все так и ограничится заданием по литературе, добросовестно рассказанным недрогнувшим голосом, а далее последуют короткие гудки, подтверждающие, что разговор окончен.
Можно, конечно, прикинуться несчастной и обиженной, будто опять с ней что-то приключилось, но ее вранье будет сразу раскрыто – она не может ему врать – и тогда, пожалуй, станет еще хуже. Естественно, самое подходящее решение – пойти к нему и прямо сказать: «Объясни, что ты имел в виду. Как ты ко мне относишься? И не забудь учесть то, что с Денисом все кончено». Но как это сделать?
Ну, да ладно! Каникулы не продлятся вечно, опять придется идти в школу, а там он уж никак не промахнется мимо их последней парты у окна. Конечно, заранее планировать легко, но потом ужасно трудно воплотить планы в жизнь, а в подходящей обстановке под влиянием неудержимого минутного порыва Ника способна на многое, даже на то, от чего при обычных обстоятельствах мороз по коже и жуткое смущение.