Маг внимательно обвел строгим взглядом всех собравшихся в кабинете учеников.
– Судьба мага одиночество. Единение с собой и чистые помыслы на сердце, с любовью ко всему живому и мертвому. С любовью к людям, но не к человеку. Его дорога сурова, но справедлива. – Свану показалось, что маг бросил в его сторону укоризненный взгляд.
– Маг, нарушивший обет безбрачия никогда больше не станет на путь исправления. Заниматься магической деятельностью ему воспрещается, при не повиновении он потеряет всё.
– Все свободны, можете расходиться по кельям. Сван останься.
Ученики покинули кабинет, шурша балахонами и языками, обсуждая только что увиденное.
Сван остался один на один с магистром. Старый маг вышел из-за стола, где некогда ожила кошка, и не спеша приблизился к молодому магу. Тяжело вздохнув, он положил дряблую руку на плечо ученика.
– Мне тяжело говорить тебе это Сван. И поверь, я не рад решению, которое сейчас озвучу, но другого выхода нет. Ты очень прилежный ученик и старания твои замечены, но не столько старания делают из ученика, мага, сколько помыслы и позывы его сердца.
– Я не понимаю, что Вы хотите мне сказать магистр.
– Сван, быть магом ни тяжело, ни легко. Быть магом значит быть человеком определенного склада ума и характера, всего-то. Ты можешь стать кем угодно. Тебе всё по плечу, у тебя пытливый ум и добрые помыслы. Ты любишь людей и способен помогать им от чистого сердца. Многие науки тебе даются легко. Но если ты спросишь меня, маг ли ты, то я отвечу, вне всякого сомнения, нет!
– Я один из лучших учеников. Вы сами только что сказали об этом. Я не понимаю.
– Возможно, даже лучший из всех кого я знал. Кроме меня, конечно.
– Тогда почему? – Сван угасал на глазах. Руки его повисли безвольными тряпками вдоль тела. Ноги подкашивались, ему сильно захотелось пить. В животе что-то забурлило, кровь схлынула с лица, уши же, напротив, покраснели.
– Быть магом мечта всей моей жизни. Когда десять лет назад я увидел, как выпускник вашей школы поднял на ноги стадо коров в моей деревне. В деревне, где скотоводство не прихоть и не возможность заработать, но вся жизнь. В деревне, где без стада дети умирают от голода, а взрослые превращаются в тени. Он спас нас тогда. Спас всю деревню, просто прочитав заклинание над цветком розы. Я понял, что магия это моё призвание, что магия единственное, что действительно способно спасать людей от враждебного мира вокруг.
– Мир вокруг не враждебен. Наши помыслы и деяния делают его таковым. Так же как наши помыслы и деяния могут делать его прекрасным.
– Я прилежный ученик, я добрый человек, я люблю жизнь и людей. Я не понимаю.
– Ты слишком любишь людей. Особенно противоположного пола.
Кровь вернулась к лицу Свана, окрасив его в красный цвет. Он выпрямился во весь рост. Отчаяние стало замещаться чем-то другим в его сердце. Чувством не похожим на смирение. Чувством настолько забытым, что казалось новым и не знакомым. Чувством настолько чуждым этому месту, что казалось, оно не существует вовсе. Однако оно существовало и нарастало внутри Свана. Оно придавало ему смелости и сил. Заполняло его изнутри, и вот-то готово было вырваться наружу.
– Почему, ты думаешь все кухарки в школе магии молодые и игривые девицы? Почему у садовника восемь дочерей одинаково привлекательных, но столь разных внешне? Почему маги не выходят из школы пока не закончат обучение, чтобы не поддаваться мирским искушениям, а они здесь и крутятся возле вас днями напролёт?
– Потому что это искушение ради проверки. – Догадался Сван. Ладони ученика, почему то сжались в кулаки, хотя руки его всё ещё лежали по швам.
– Ты прилежный ученик и столь же прилежный любовник.
– Разве это плохо?
– Маг ни плохой, ни хороший, ни добрый, ни злой. Маг, это маг. Я уверен ты принесешь много пользы себе и другим, но магом ты не будешь. Собери свои вещи до вечера. Сдай чарующую розу, что я тебе дал, садовнику, и иди с миром.
– Буду!
Сила что росла в нём, достигла доселе не мыслимого им самим предела. Сван почувствовал храбрость и уверенность, он наполнился до краёв и пропитался целиком энергией, что родилась минуту назад где-то глубоко внутри него самого. Чувство, он вспомнил, как оно называется, злость. И злость потребовала выхода.
Сван со всего маха врубил магистру куда-то в лицо. Он не был опытным бойцом, и меткости ему не хватало, но зло предавало сил, а энергия требовала выхода. Сван размахнулся ещё и ещё, он бил магистра отчаянно и уверенно, вкладывая всю злость, а вместе с ней и силу, на которую только был способен. Он бил магистра по лицу, бил по голове, бил пока тот не рухнул на пол. Затем Сван перевёл дух и снова бил его, только теперь ногами.
Спустя минуту он стоял ошарашенный своим поступком. Глядя на лежащего в крови старика сверху вниз. Глядя на него побежденного, но не как победитель. Новое чувство зародилось в теле Свана, на этот раз знакомое и понятное, страх сковал его разум.
– «Вот же ж… Неблагодарная шкура!». – Гремели слова магистра в голове Свана. Тогда они были обращены кому-то другому, но ученик был уверен, что всё это время они были о нём.
***
Яркий пучок света разгорался над ладонью мага. Роза чахла в горшке, теряя цвет и форму, превращаясь в блеклую тень самой себя прежней. Сван открыл глаза, очи блестели как звёзды в чистом ночном небе. Он смотрел только на тело графа, в голове его не осталось сомнений, боли, печали, воспоминания не тяготили разум. Только полная концентрация всех ментальных сил, только уверенность в деле, которое должно свершиться. Пучок света увеличивался в руке мага, свет заполнял палатку, затмевая пламя костра. Тени исчезли. Великан прищурился и ничего не видел, кроме яркого света, поглотившего всё вокруг.
Сван занёс руку со светочем над головой и с силой опустил её на грудь графа. Место удара на секунду озарила вспышка света, позвоночник графа прогнулся, оторвавшись от пола. Маг задрожал всем телом. Неистовый, и истошный крик вырвался у него из груди. Великан робко отстранился, на лице его отразилась гримаса, название которой он не знал и никогда до этого не рисовал на своём лице. Так маленький ребёнок удивляется, впервые увидев пчелу, маленькую желто-чёрную красавицу, мелодично жужжащую над ухом. Узнав, что сладкий мёд дело её маленьких лап, но тут, же почувствовав, что боль от укуса сильнее сладости мёда, а крик от боли громче взмахов пчелиного крыла. Что столько же ужасного сокрыто сколь и прекрасного и одно не мешает сосуществовать другому в одной маленькой букашке.
Масальский вздохнул, с хрипом вобрав в себя затхлый и тугой, наполненный запахами испражнений, крови, сырой земли и костра, воздух палатки. Сван одернул руку, и тело графа безвольно рухнуло на влажную, пахнущую землей и плесенью солому. Выдох сопровождался хрипом и бульканьем, по щеке раненного стекла тоненькая струйка чуть мерцающей магическим светом алой крови. Лекарь быстрым движением коснулся пальцами шеи графа.
– Что там? – Голова великана нависла из-за плеча Свана. Рыцарь дышал тяжело, но голос его звучал всё ещё бодро.
– Качайте кровь сэр, качайте. И не дышите мне в ухо. Вашим выдохом невозможно вдыхать, того и гляди граф помрёт не воскреснув от нехватки воздуха.
Великан резко отстранился на расстояние большее, чем был до того. Кулак его заработал с удвоенной энергией. Сван поймал себя на мысли, что великан сможет накачать кровью всех раненных, а сам останется жив здоров.
– Я попробую ещё раз. Чтобы не происходило, качайте кровь.
Сван зажмурился и сконцентрировался на крови, бегущей по жиле. Он представлял себе, как энергия розы насыщает кровь силой способной заставить сердце графа работать, снова качать кровь по венам, снова нести жизнь в члены, снова вдохнуть разум туда, где его давно уже не осталось.
Светоч вновь засиял в ладони мага, и Сван вновь обрушил его на бренную грудь бездыханного тела. Грудь засияла всполохом алого пламени. Тело вновь оторвалось от земли, на этот раз выше и казалось уверенней. Сван не отрывал руки, стараясь передать как можно больший энергетический заряд и направить его как можно глубже в тело. Боль пронзила мага от головы до самых кончиков пальцев, он не замечал, что истошный крик его перешел сначала в надрывный вопль, а затем превратился в жалкий осипший писк.
Масальский поднимался всё выше, и вот он уже казалось, висит в воздухе целиком, только пятка, локти и затылок составляли опору вспорхнувшему графу. Губы его широко раскрылись, он глубоко и жадно вдыхал смрадный воздух.
***
Сван бежал без оглядки, утопая по колено в покрытой белым, искрящимся в лучах заходящего солнца инеем, траве. Морозный воздух щекотал горло и щипал кожу. Ярко красный румянец покрыл всё его лицо. Щеки жгло, из глаз катились холодные слезы. Ноги по колени вымокли, холод пробирался под кожу и начинал медленно, но неотвратимо ломать кости. Правой рукой он махал, что есть мочи, стараясь не только сохранить равновесие, спотыкаясь на не видимых глазу кочках, но и хоть как-то разогнать застывающую в жилах кровь. Левая рука была плотно прижата к животу. Там, под серым балахоном из мешковины, пригретая пылким телом молодого мага, сомкнув лепестки в плотный бутон, спала роза.
– Бежать, бежать, бежать. Куда глаза глядят. Только подальше от лживой и лицемерной школы совратителей молодых магов. – У Свана даже хватило сил улыбнуться собственной шутке. Он шептал себе под нос последние два часа. С тех самых пор, как перестал чувствовать ноги, с тех пор, как все мысли сконцентрировались вокруг одной доступной. Её он и повторял, сипло, сквозь звон дрожащих зубов, сквозь иссохший на холоде язык, в такт неуверенных своих шагов.
– Бежать, бежать…
И так тысячу раз, и снова тысячу раз. Пока к стуку бьющей в висках крови не добавился легкий посторонний стук.
– Тук, тук. – Секундная тишина и снова.
– Тук, тук.
Сван завертел головой, озираясь по серому полевому пейзажу бешенными, широко распахнутыми глазами. Вокруг никого не было. Только ставший ледяным к ночи ветер, приглаживал верхушки полевых трав, склоняя их, то в одну, то в другую сторону.
– Шух, шух. – Говорил ветер.
– Тук, тук. – Снова отстучало в голове.
– Голоса в голове это не к добру. – Сван на мгновение зажмурился, сдавив веки что было сил, открыл глаза, тряхнул головой и прибавил ходу. По крайней мере, ему так казалось. Скорость давно перестала ощущаться им как нечто имеющее отношение к реальности. Горы, что ещё в полдень показались на горизонте, час назад скрылись за верхушками холмов, а те в свою очередь никак не хотели приближаться, оставаясь лежать где-то далеко впереди темными травяными тучами. Сван гнал мысль о том, что он уже слаб настолько, что не в состоянии добраться даже до тех самых гор. Не говоря уже о землях, где в изобилии живут люди в милых маленьких деревушках, в складных деревянных домиках, из труб которых валит белый как облако дым, несущий с собой ароматы домашней стряпни. Примостившихся вдоль рек и дорог на краю поля или леса. Уж в таком месте наверняка найдутся добрые и радушные хозяева, которым нет никакого дела до магии, лукавства и коварства, на которое способны только обличенные властью над другими людьми всякие там магистры и министры. Он истово верил в упорство и силу собственного духа. И он верил в сохранение энергии, поэтому только одна мысль в голове. Поэтому только одно слово на языке.
– Бежать.
– Тук, тук.– Постучался кто-то будто молоточком по плотно закрытой двери в голове у Свана.
– Да нет же, хватит. Я не слышу. – Закричал Сван никуда и никому. – Бежать, бежать, бежать.
– Стой Сван! – Гром прогремел в небесах, молния на мгновение озарила всё вокруг. Сван встал как истукан, так ему казалось. На самом деле его трясло и шатало, и вот-вот тело готово было рухнуть в сырую траву.
Голос магистра был ни зол, ни свиреп, но он звучал громко и неотвратимо, заглушив завывания ветра, шум травы и молоточки в голове Свана.
– Ты изгнан Сван! Ты изгнан из школы магов. Ты больше никогда не вернешься обратно, ты больше никогда не получишь совет магистра, ты больше никогда не научишься магии. Отныне ты лекарь, и не более. Использовать магию тебе запрещено. Кара за непослушание, безумие.
Голос магистра исчез.
Сван молчал, ему казалось, что всё вокруг сгустилось и замерло, уплотнилось и больше не двигалось. Он глотал воздух огромными, тяжелыми комками. Его не преследовали, его не приговорили к смерти, он может жить, жить спокойно и чинно. Снисхождение и милосердие старого мага вызывали противоречивые чувства. На сердце было легко и тяжело одновременно. Легко от того, что магистр жив, легко от того, что его жизни ничто не угрожает. Тяжело потому, что не оправдал надежды и стыд сдавливал сердце. Нет не надежды магистра, ни надежды школы магов, согласившихся когда-то взять на обучение деревенского недотёпу. Но надежды на себя, надежды своей собственной, укоренившейся в душе Свана так давно и так глубоко, что теперь душа опустела, и он не представлял себе, чем сможет наполнить её вновь.
Всю жизнь он мечтал быть магом. Очарование значимости, великодушие силы, превосходство знания, всё это он годами лелеял в себе. Взращивал уверенность, пока она не выросла в убежденность в своём предназначенье. Лишь только в магии он видел толк, лишь одно оно чудо, виделось ему нужным делом во благо человечества. Теперь он прыщ, ничтожество, обычный человек.
– Тук, тук.– Снова легонько постучал ментальный молоточек.
– Что ещё? – В сердцах выкрикнул, теперь не маг.
– Розу можешь оставить. У нас ещё есть.
Голос растворился нигде и исчез никуда.
Свану показалось, что старый маг улыбался. Он не видел лица, но явственный образ нарисовало воображение. Да старик жив, здоров, бодр и весел. Сван же замёрзший и продрогший один посреди степи.
Ветер завыл с новой силой, шелест травы вновь коснулся слуха бывшего ученика.
***
– Маг очнись! – Сван с трудом поднял закостеневшие веки. Над ним стоял невозмутимый великан, живой, огромный и, насколько мог судить Сван по первому беглому осмотру, абсолютно здоровый.
– Как ты себя чувствуешь маг? Ты потерял сознание сразу, как только воскресили Графа. Ты меня слышишь, ты можешь встать?
Сван с подозрением осмотрелся вокруг.
– Я, воскресил?
– Вне всякого сомнения. Настолько воскресил, что он уже ходит снаружи и раздаёт приказы.
– Вставайте маг здесь ещё полно раненных солдат. Их нужно поднять на ноги. Граф ведёт народ в наступление, ему понадобятся резервы.
Рыцарь обвел помещение рукой, как бы загребая людей и подталкивая их к выходу.
– Скоро здесь будет ещё больше нуждающихся в чуде людей. Боюсь, если не поторопишься, придётся складывать на улице.
Великан добродушно улыбнулся и протянул Свану руку. Опираясь о гиганта, лекарь вскочил на ноги и осмотрелся. Палатка была набита людьми. Израненные и измученные тела валялись в таком количестве, что не куда было ступить. Колотые, резанные, рубленые раны, у кого-то не хватало руки у кого-то ноги, кровоточащие шрамы на лицах и телах, безумные взгляды, устремленные в потолок, вскрики, стоны и нескладный бред весь этот хаос предстал перед Сваном во всей полноте происходящего ужаса, в котором они все сейчас находились.
Он понял, что ему необходимо собраться и продолжить своё дело. Если великан прав, то отдых, и тем более сон сейчас излишняя роскошь.
– Сколько я был без сознания?
– Недолго, я только проводил графа до коня, вернулся, подкинул дров в очаг и сразу начал тебя будить.
– Хорошо. Я приступлю к работе прямо сейчас. – Сван бросил взгляд на пол, но, не увидев, того, что искал, запаниковал. Маг начал быстро шарить взглядом по сторонам, подбрасывать солому ногой, а затем и вовсе закружился вокруг великана, как тот кот, что бегает за своим хвостом.
– Где же, где? Ну, где, где? – Приговаривал маг, обеспокоенным и дрожащим голосом.
– Что ты ищешь маг? – Удивился великан.
– Чарующая роза. Я поставил её подле графа во время ритуала. Где она?
Лекарь снова забегал, подбрасывая снопы соломы вверх, заглядывая под все, что плохо лежало, даже отодвинув одного раненного в сторону, заглянул и под него.
– Ты о том цветочке в горшочке, что был на полу возле тебя?
– Да о нём. – Сван резко подскочил к великану и, встав напротив, упрямо и раздраженно и даже чуть зло уставился тому прямо в глаза.
– Где чарующая роза? Прошу не тяните, говорите, она мне нужна прямо сейчас. – Почти визжал Сван.
Великан смущенно ткнул пальцем в сторону очага.
– Что? Вы сожгли её? – Сван визжал как юная леди увидевшая крысу в спальне. – Но зачем?
Сломя голову он бросился к костру. Рыцарь не спеша последовал за ним, в полголоса тараторя почти извиняющимся тоном.
– Нет, не сжег. Зачем мне это? Я просто бросил пустой горшок рядом с костром. Туда где травницы складывают все, что приносят из леса.
Сван остановился возле очага и с сомнением посмотрел на собеседника. Рыцарь не чувствуя вины, но понимая, что маг сильно взволнован, говорил не громко, может даже успокаивающе. Его бас вряд ли мог кого-то успокоить, но он старался.
– Травки к травкам. Цветочки к цветкам. Горшочек твой, когда я его ставил, был уже пустой.
Сван нащупал взглядом горшок, что вынес когда-то под сердцем из школы магов. Тот мирно стоял меж пары корзин набитых травами и хвоей. Розы в нём, действительно видно не было. Сван подошёл к горшку, поднял его с пола и с тоской посмотрел внутрь. Черная земля, дававшая жизнь цветку не один год была присыпана тонким слоем пепла.
– Она рассыпалась в прах еще, когда ты первый раз оживил графа.
– Первый раз?
– Помнишь, сначала ты ударил его в грудь, он подскочил и вдохнул, храпнул, что-то внутри него булькнуло, и он снова упал недвижим. Я тогда просто смотрел в пол. Я не выношу, знаешь ли предсмертных агоний там всяких. Поэтому всегда добиваю раненных врагов. – Великан ухмыльнулся, видимо вспомнив что-то приятное его сердцу, и продолжил. – Тогда-то взгляд мой и коснулся горшка. Цветочек в этот момент вспыхнул, ярко так, гораздо сильнее костра, и будто прогорев изнутри, потух и осыпался пеплом. Потом ты мне кричал, качайте кровь, мне нужно больше крови.
– Кровожадно так кричал. Я помню, подумал, а он кровожадней чем, кажется.
Великан усмехнулся.
– Не отвлекайтесь. Что дальше?
– Ничего. Больше я на горшок не смотрел. – Рыцарь вздохнул и лукаво глянул в глаза мага.
– Хотел подарить его даме?
– Да, даме.
Сван опустил плечи. Теперь, когда битва разразилась с новой силой, что он будет делать без чарующей розы? Где он возьмёт энергию для лечения? Как он будет помогать всем этим людям?
Он ещё раз с грустью посмотрел на землю, слегка припорошенную пеплом погибшей розы. Он не знал что делать. Великан по-отечески опустил ладонь на плечо мага, от тяжести его руки Свана покосило набок.
– Ну, что, приступай к лечению, время не ждёт. Я уверен ты справишься. Графа ведь ты оживил!
Сван выскользнул из-под руки рыцаря, медленно поставил горшок на место и с недоверием посмотрел в глаза великана.
– Оживил, говорите?
– Да. Он скачет сейчас на своём белом коне, махает мечом направо и налево. Если это не жизнь, тогда что? – Воин засмеялся, весёлым ребяческим голосом.
– Хорошо, но ведь не с первого раза. Вы говорите, роза истлела после первой попытки?
– В прах, будто и не было её.
– Значит, роза умерла, а потом я оживил графа?!
– В точку. – Великан уже стоял возле очага, потирая руки над пламенем.
Лицо Свана искорежила гримаса одновременного прозрения, восторга и изумления. Он плюхнулся пятой точкой прямо на землю и воздел палец к потолку.
– Ментальная концентрация позволяет преодолевать любые расстояния. И наличие источника энергии рядом совсем не обязательно. Вот что он хотел показать мне, когда поселился у меня в голове. – Пробубнил Сван себе под нос.
Великан отошёл от костра и снова протянул магу руку. Сван отрицательно замахал ладонями.
– Не надо я сам. – Вскочив на ноги, он уверенно направился к трясущемуся от лихорадки раненному ополченцу, лежавшему в углу палатки. Подойдя к бедолаге, Сван потёр ладони друг о друга, дыхнул на них и сел на колени подле головы трясущегося мужчины.
– Эй, маг.
Сван обернулся на ставший уже привычным бас. Великан стоял возле выхода, придерживая рукой дверную полу из мешковины.
– Я уверен у нас всё получится. Верь в свои силы.
Рыцарь подмигнул магу и вышел из палатки.
События следующей ночи остались в памяти Свана как смутное, будто окутанное туманом действие совершенное кем-то другим. Ему пришлось отстраниться от абсолютного присутствия, чтобы не терять связь с энергией чарующих роз, образ которых он черпал из воспоминаний.
Всю ночь он воскрешал, останавливал кровотечения, поднимал на ноги, снимал лихорадки, затягивал шрамы, накладывал чары и совершал ритуалы. Всю ночь раненых вносили в палатку, а выходили они уже на своих ногах. Повитухи вернулись как нельзя кстати. Видимо с возрастом у них выработалась та самая чуйка, которая позволяла некоторым людям пропадать, слоняясь почём зря, и где ни попади часами, но появляться в нужный момент и быть на виду, дабы никто не усомнился в их надобности и полезности. Бабки варили отвары, подносили питьё раненым, протирали раны, выносили всё то, что сыпалось из ослабевших больных тел в выгребную яму и даже успевали вытирать пот со лба Свана.
Он понимал, что находится в палатке в окружении раненых, но смотрел на себя будто со стороны, его сознание раздвоилось, чтобы черпать энергию из роз, что росли в саду школы магов.
Шум битвы, доносившийся снаружи, удалялся. Звон металла о металл, предсмертные вопли, топот копыт, все эти звуки таяли, уходя всё дальше прочь от палатки мага, пока вовсе не рассеялись под утро.
В это же время перестали поступать и раненые. В какой-то момент Сван осознал, что палатка опустела, а он сидит один у тлеющего пепелища, глядя на подвешенный меж двух рогатин над очагом пустой котёл.
– Ну, вот и всё. – У мага почти не осталось сил, и все-таки он поднялся на ноги и поплёлся к выходу из палатки. На волю, поскорей отсюда, из этого затхлого провонявшего экскрементами, потом и кровью места. Сван выскользнул наружу, и свежий утренний ветер омыл его лицо прохладой, а промозглая изморось поздней осени заставила поёжиться, но привела в чувства.
В дали у самого горизонта реяли флаги. Флаги с людскими гербами на них.
– Мы победили. – Не сомневался маг, и от этой мысли тепло разлилось по его изношенному трудами телу. Он помог победить людям войска хаоса и разрушения, силы зла были разгромлены в последней битве добра и зла, в последней битве человечества. И к чёрту магистра с его философией. Лицемерные, эгоистичные, мелочные старики. Где все они были, когда человечество стояло на краю гибели? – Так думал Сван, стоя в одиночестве посреди необъятного поля, покалено утопая в бурой осенней траве, обдуваемый прохладным ветром в ожидании приближающихся флагов.
Гордость переполняла сердце мага, душа казалось, пела, а разум смеялся от счастья. Он пошел навстречу флагам второй династии, навстречу победе, навстречу ликующему человечеству.
– Бом, бом. – Будто колокол зазвенел в голове Свана.
– Бом, бом. – Сван пошатнулся, тело его потеряло контроль, ноги подкосились, сознание помутнело, пелена встала перед глазами мага. Его повело в сторону, он беспорядочно замахал руками в надежде вцепиться хоть во что-то. Острые стебли полевых трав царапали ему ладони, он вырвал несколько из них с корнем, но устоять помогло лишь чудо. Невесть откуда взявшаяся в поле молодая рябина преградила путь, потерявшему связь с реальностью магу. Сван вцепился в тонкий ствол обеими руками, обняв его, так крепко, как только мужчина может обнимать свою любимую. Зрачки мага закатились за веки, пот выступил на лице, ноги согнулись в коленях, он не падал из последних сил. Сейчас его взор был устремлён за сотни вёрст от того места где он стоял.
В отличие от ночи, когда Сван бежал из школы магов, пряча за пазухой розу, теперь магистр не ограничился голосом. Магистр погрузил ментальный образ Свана в школу магии и поставил в центр сада, где маги веками выращивали чарующие розы.
– Что ты натворил Сван? Оглянись! – Гремел голос магистра в сознании мага. Он не звучал грубо и не был наполнен злостью, скорее он источал отчаяние и разочарование.
Сван собрался с силами, опыт прошедшей ночи помогал ему. Он быстро смог приспособится к ощущению себя в двух местах одновременно, и, стараясь не падать телом там, в поле, он с трудом, но концентрировал зрение здесь в школе магии.
Наконец, когда глаза смогли передавать окружающую картину достаточно чётко, Сван с трудом узнал это место. Кустарник боярышника, что всегда рос по краю аллеи ведущей в долину роз. Небольшой фонтан с прозрачной и свежей водой, из которого садовник черпал прохладную влагу для полива своих любимиц. Земля черная как дёготь, аккуратно прополотая и от того рассыпчатая на вид как сдобное печенье. Всё стояло на месте как прежде, но не было главного, того что давало название этому месту. Кусты чарующих роз исчезли.