Последний дракон. Сборник рассказов
Неслышно было сладкого благоухания, не видно пурпурного света, не доносилось до слуха мягкое шуршание трепещущих на ветру листьев. Долина роз опустела без роз, и стала просто, долиной.
– Долина роз умерла. По твоей вине Сван. – Констатировал магистр.
– Я хотел помогать людям. – Пролепетал Сван, но спустя секунду голос его окреп. Он вспомнил, как его выгнали отсюда, он вспомнил поле боя и раненых, он вспомнил свой труд и чудеса, что он творил в покосившейся палатке из мешковины посреди поля брани, последней битвы человечества.
– Я исцелил тысячи, я избавил их от страданий и боли, я поднял их на ноги и теперь они живы. Благодаря мне они победили в последней битве человечества, последней битве на земле. Теперь всегда будет мир, покой и процветание, и розы больше не нужны.
– В последней битве? – Магистр говорил снисходительно, но твёрдо. – Ах, Сван, наивное дитя. Кто скажет точно, сколько битв прошло и сколько будет, тот не пророк, а бог, то неизвестно людям. Если бы только какая-нибудь битва могла стать последней. Тогда бы все маги пришли туда, на бранное поле, в надежде положить конец страданиям людей. Одна лишь, правда к сожаленью известна точно мне, только люди и устраивают битвы. Пока есть люди, битвам нет конца.
– Я делал добро, я помогал. – Сван терял связь с долиной роз, его взору снова предстало поле брани. Трава багрово-красная от крови. Холмы, нет горы небрежно сваленных, чтобы расчистить путь для конного наскока, трупов. На трупах вороньё клюёт глазницы, на трупах что ещё свежи, а те, что третий день лежат, уже зверьём разорваны на части. Куски их плоти, разбросанные по полю, трава лишь чуть скрывает, ужасен взору сей пейзаж, но Сван глаза не закрывает. Он только ствол рябины крепче всё сжимает, чтоб не упасть.
– Долина роз погибла Сван, нет магии для мира. И магов нет отныне.
Голос магистра исчез, отзвенели эхом в голове и его последние слова, Сван опустился на колени и зарыдал.
***
– Не время для слёз маг. Если только это не слёзы радости. – Донёсся до Свана сверху не знакомый, но мелодичный и уверенный, голос.
Мужчина открыл глаза и посмотрел наверх перед собой.
Статно восседая на белом жеребце, покрытом бархатной попоной, граф Масальский блистал доспехом расписанным золотом и серебром. Усталая, но добродушная улыбка не сходила с его прекрасно-симметричного лица. В стремени стояла вполне целая нога, на щеках алел румянец, не покрытые доспехом светло-русые волосы развевал ветер. Первый из воскресших этой ночью выглядел бодро и отважно.
– Мы победили. Вам слёзы ни к чему. Я благодарен Вам за воскресенье. Этого добра Вам люди не забудут.
Граф привстал в седле, окинул взором собравшихся вокруг воинов и повысил голос.
– Мы славно бились сегодня люди, и мы одержали великую победу. – Масальский указал пальцем на Свана. – Вот человек достойный всякой похвалы. Благодаря нему мы всегда оставались на ногах и в большинстве. Сван поднимись, пусть люди видят благодетеля победы!
– Хвала Сван, хвала Сван.– Громко выкрикнул граф.
– Хвала Сван, хвала Сван.– Хором подхватила толпа, громогласным рокотом имя мага разнеслось по степи.
Граф распростер руки, призывая толпу успокоиться. В дальних рядах всё ещё кричали Сван, но Сван их уже не слышал. – «Нет магии для мира. И магов нет отныне». – Резал по сердцу жестокой правдой слов, голос магистра в голове лекаря.
Граф продолжал.
– Мы изрубили врагов и теперь их головы посажены на пики. Но есть ещё враги у нас, им нет числа. Хотя они и из числа людей, людьми я звать их не намерен. Они отродье зла, трусливые стяжатели чужого горя. Я говорю о тварях, что не пришли на поле боя, хотя и знали цену человеческих страданий. Вперёд за мной воители людские, идём стяжать мы славу и победу в обители тех лордов, что не пришли в столь скорбный час на поле боя, не разделили боль, по чьей вине так много пало нас. Пока они в покоях теплых вкушали снедь и дам своих придворных. Мы воздадим им по заслугам и все свои обиды, утолив, вернём себе, что нам по праву надлежит.
Граф не успел договорить, когда толпа заревела с новой силой. В глазах людей горело пламя, и яростью наполнились сердца. Граф улыбался и махал рукой.
Сван смотрел не видящими глазами на белого как снег коня, на графа в золоте и серебре, на люд, что крови жаждал и осознал, что хаос победил. Благодаря нему теперь он жив в сердцах людей. Помог он разбудить тех демонов, что всем присущи людям, но скрыты до поры, пока их жажда мести и стремленье обладать не вылезет наружу.
Он посмотрел на свиту графа, в надежде увидеть великана, в стремлении спросить того неужто ярость победила, но рыцаря среди спутников графа не было.
Масальский отвернулся от Свана. Развернул коня собираясь вести обезумевшую толпу вслед за собой. Сван оторвался от спасительной рябины, ноги его окрепли, он догнал и поравнялся с графом.
– Простите Граф. Не вижу спутника я с вами. Могучего воителя, что был в шатре вчера, сопровождая Вас. Неужели судьба не уберегла такого великана.
– О ком кричишь ты маг. Вчерашняя вся свита здесь. Ты имени не знаешь господина?
– Простите граф. В ночи я воскресеньем занят был. Воистину огромен был тот воин, он ростом с Вас, когда Вы на коне. Такого не заметить трудно. Не уж то Вы его не знали?
– Не помню в свите я таких людей огромных. Хотя со всеми я знаком. Быть может, он из ополчения был, там много сильных телом?
Сван понурил взор.
– Удачи граф, желаю Вам победы славной.
– Ты не идёшь на справедливый бой? Ты нам бы очень пригодился.
– Простите граф. Я ранен был и вымотан, нет мочи. Я догоню Вас позже. Спасибо за доверие и, прошу прощенья.
Масальский пришпорил коня и выкрикнул, уже не глядя назад.
– Я не прощаюсь маг. Ты нужен мне, я за тобой пришлю.
Толпа следовала за галопирующим конем графа. Люди славили предводителя воинства, тот махал им рукой в ответ.
Сван развернулся и побрёл прочь.
Он долго шел, не зная куда. Крики толпы стихли у него за спиной. Поле боя, где семь дней и ночей грохотала битва, не кончалось. Изрубленные и обезглавленные трупы вселили ужас и отчаяние в сердце Свана. Он брёл и брёл, а трупам не было числа и к людям примешались кони и вороны кружили мириады чёрных туч над полем славы человечьей.
Все трупы были люди, и те, что на груди с гербом второй династии и те, что хаоса гербы на теле хоронили. Все люди, все мертвы, и не исправить то уже.
Миновав тысячи шагов, Сван подступил к опушке леса.
Молодые дубы, слегка качаясь на ветру, склонили ветви к Свану.
Сван упал на колени и долго плакал с тоской, молил магистра вслух, но ответа не услышал.
Затем он понял то, что ускользало от него. Он смыслы осознал и пустоту, он видел как смыслы которыми, перенося энергию, он наполнял тела, наполнили ту чашу на весах и как, упавши в пустоту, они скользили, пока не растворились в ней совсем, а чаши на весах не уровнялись вновь. Войско хаоса было стёрто с лица земли, но возродилось вновь и, то его рук дело.
Сван встал с колен окинул взором дуб. Решенье пришло на ум само. Жить с камнем на душе, что прибивал к земле, похлеще стрел и копий, он был не в силах больше.
– Полдня по трупам шел, искал живых, но не нашёл. Знать здесь, для них нет места. – Прошептал Сван себе свой приговор.
***
Старик с дубовым посохом в руке и в некогда пурпурном, выцветшем балахоне, брёл по сельской дороге. Ветер поднимал пыль с дороги и кидал ему в лицо, от чего старик кутался плотнее в балахон, а вид имел сутулый и понурый.
Старик искал место и точно знал, что уже близко. Пройдя деревню в десять покосившихся домов, он вышел к лесу. Пройдя ещё с полсотни старческих шагов, он встретил девочку лет десяти и добродушным голосом он разговор не хитрый с ней затеял.
– Девочка, ты слышала о битве, что гремела в этих краях одну луну назад.
Та девочка ни капли, не робея, с улыбкой на лице весёлой отвечала.
– Да, отец увёз меня тогда, как раз луну назад, подальше от баталий. К сестре отца его бабе Селене. Мы ехали тааак долго, я успела три раза поспать, и шесть раз отец разворачивал узелок со снедью, что собрала нам в дорогу мать.
– Как же далеко возил тебя отец. Ты настоящая путешественница.
Девочка весело захихикала.
– Да что Вы дедушка, я раз в год обязательно посещаю бабу Селену. У неё очень весело мы играем в прятки. Она знает тысячу всяких увлекательных историй, и обязательно рассказывает мне одну из них перед сном.
– Какую же историю она поведала тебе в этот раз.
– Чудесную, о долине, где растут самые необыкновенные цветы на земле, и о магах которые черпают энергию из этих цветов, чтобы мир был всегда таким прекрасным, какой он есть.
– А ты считаешь, что мир прекрасен? Тебе не кажется, что в нём слишком много зла?
Девочка на секунду задумалась, но лишь на секунду, и ответ прозвучал звонко и ясно, как сам день.
– Мир есть такой, какой он есть и всякое иное невозможно сотворить, не сломав чего-то. Поэтому я рада всему, что в нём есть и менять бы ничего не стала.
– Замечательный ответ от замечательного ребёнка. – Ветер подул с новой силой, старик плотней затянул лацканы балахона на груди.
– Ты не покажешь старику то поле, где битва грохотала, от которой прятал тебя отец. Там дело есть у старика, а сам найти я не смогу. Не здешний я.
– Покажу. Я вижу, что не здешний. В деревне пять собак и столько же коров, людей же столько сколько вместе собак и коров. Я всех людей по лицам знаю, а Вас не примечала. Идём те за мной дедушка, тут не далеко!
Девчонка вприпрыжку побежала по иссечённому колёсами тысяч телег просёлку. Старый маг, опираясь на дубовый посох, кряхтя, поковылял за ней.
Пройдя опушку, углубились в лес, ещё шагов так двести и чащу миновали. Подлесок кончился ещё быстрей, и взору старика открылось поле.
– Вот оно. – Крикнула девчонка, в ожидании глядя на старика.
Маг осмотрелся кругом и понял, что путь его лежит вдоль опушки подлеска, к молодой дубраве, примостившейся у самого края старого посохшего сосняка.
***
Сван болтался на самодельной веревке, сплетённой из двух полосок мешковины. Шею его стянуло так, что казалось, будто меж плеч и головой ничего кроме веревки и нет. У трупа были изъедены глазницы, губ и языка видно тоже не было. Прошло уже достаточно времени, чтобы труп начал гнить, и сгнил он знатно.
– Чуть не опоздал. – Посетовал маг.
– Ещё неделя другая и удобрять было бы нечем.
– Что удобрять? – С любопытством в голосе пролепетала девочка.
– Это.
Маг вынул из кармана кулак и раскрыл ладонью вверх. Меж тонких и слегка дрожащих старческих пальцев, прямо посреди морщинистой ладони чуть ярче, чем румянец на девичьих щеках, лежало малюсенькое розовое семечко.
– Какое красивое. – Восхитилась девчонка. – Неужели это та самая роза?
– Будет роза, если мы хорошенько за ней поухаживаем. Для этого я сюда и пришёл. Говорят, труп мага лучшее удобрение для чарующей розы.
Девочка не сводила своих блестящих глаз с семечка. Дед убрал его обратно в карман и полез за пазуху своего некогда пурпурного балахона.
– А вы научите меня магии?
– Конечно, научу. – Старый маг вынул из лацкана балахона длинный свёрток из льняной ткани. – Надеюсь, ты будешь прилежной ученицей? И не доставишь беспокойства старику, как этот недотёпа.
– Почему Вы его так называете дедушка? Он совершил что-то плохое?
– Совершил, но всё понял! Слишком поздно для себя, но ещё не слишком поздно для всего мира. Отсюда я слышал его последний зов.
– И к чему же он взывал?
– К искуплению.
Старик неспешно покрутил свёрток в руке. Устало посмотрел наверх и, тяжело вздохнув, нежно посмотрел на дитя.
– А пока, будь умницей!? Залезь-ка на это древо и перережь веревку, на которой болтается этот олух.
Магистр развернул свёрток и протянул девочке длинный обоюдоострый кинжал, рукоятью вперёд.
– Я уже слишком стар для таких трюков.
– Легко. – Девчонка схватила кинжал.
Венец из плоти
Солнце вставало над остроконечными башнями Аркана. Шестнадцать высоких круглых башен из белого кирпича расположенных в виде восьмиконечной звезды соединялись массивными стенами из брёвен в человеческий рост толщиной каждое. Выложенные в три яруса стены возвышались над зелёной равниной. Широкие пролеты, защищённые оцинкованной кровлей, могли служить ступенями для могучего великана, но являлись непреступной преградой для не прошеных гостей, защищая жителей волшебного града.
Восемь больших башен вдесятеро выше человеческого роста, будто вросшие в городской вал ещё в пять ростов в высоту, смотрели широкими хищными глазами бойниц на восемь сторон света. Бревенчатые стены под углом уходили вглубь восьмиконечной звезды городского контура. Там, на стыке стояли башни поменьше. Восемь крепких и неприступных внутренних укреплений вдвое ниже внешних собратьев.
Три ряда узких вытянутых по вертикали бойниц вырубленных зодчими в деревянных стенах, смотрели друг на друга наискосок, создавая лучникам отличную возможность для перекрёстной стрельбы и неся смерть и боль посягнувшим на древний северный град.
Все башни накрыты коническими крышами, закованными в стальную броню. Конуса со шпилями и флагами на вершине не были лёгкой добычей для вражеского огня. Горящие стрелы, пущенные из луков, окутанные смолой и соломой пылающие снаряды, брошенные с требушетов, отскакивали от них, не причинив вреда.
Аркан древний город магов, чтящий традиции и, несмотря на всю кажущуюся слабость использования деревянных стен, не собиравшийся ничего менять. Древние руны, вырезанные на могучих брёвнах, оберегали их от слома и огня, от гнили и сырости. Город стоял здесь века и каждый маг и все они, граждане великого града считали, что простоит ещё тысячелетия.
Солнце вставало над остроконечными башнями Аркана в последний раз. С юга дул тёплый и влажный ветер. По южному земляному тракту, гремя сталью доспехов и скрепя колёсами телег, шла армия, коей до сих пор не видывал север.
Отец бежит по узким каменным улочкам Аракана среди двух и трёхэтажных домов из соснового сруба. На руках он несёт мальчика шести лет отроду, глаза его широко раскрыты и полны безумного возбуждения. Левое плечо мужчины пробито насквозь чёрной стрелой с белым оперением. Он обломил древко с наконечником и теперь из-под ключицы торчит только расщеплённое древко, а из-за спины виляет в такт быстрым движениям бегущего человека белый хвостик оперенья.
Блестящая на солнце чёрно-фиолетовая туника выдаёт в бегущем мужчине мага высшей иерархии Аркана.
Маг оглядывается на ходу и спотыкается о скрытый в тени дома, лежащий на прохладном камне женский труп в бело-красном платье. Заплетающиеся ноги подкашиваются, и маг падает на твёрдую мостовую. В последний момент мужчина успевает сгруппироваться так, чтобы его левый бок принял на себя всю силу удара, а мальчик остался сверху тела упавшего отца.
Боль пронзает всю левую часть туловища раненного, он вскрикивает и протяжно стонет, но не отпускает мальчика из рук.
– Звездопад сын. Сегодня ночью сотни звёзд расчертят яркими белыми полосами небо над Арканом. Это будет прекрасно, вот увидишь. – Уверенным голосом говорит отец, стараясь вселить надежду в сына.
– Я знаю отец. Ты рассказывал мне об этом вчера. Мы поставили широкоугольное стекло в звездочётный телескоп и вынесли его на балкон третьего этажа. – Мальчик не плачет и не трясётся от страха. Он выглядит совершенно спокойным. Только с босых ножек капают тёмные багровые капли.
Отец сделал усилие, подобрал ноги, и, напрягая живот, перевалился на правый бок, не выпуская сына из рук. Он посмотрел на тело, о которое споткнулся. Молодая женщина лежала полу боком на спине, худощавые руки её были раскинуты широко в стороны, бледные ладони обращены вверх, туда же смотрели холодные и тусклые глазницы. Крутой изгиб бедра обтягивала белая как снег ткань её праздничного платья. Полные груди явственно проступали, навалившись на тонкий ажурный, красный поясок, вшитый в ткань платья и создававший чёткую грань в наряде между животом и грудной клеткой. Широкие полупрозрачные рукава доходили ей до локтя, в волосы были вплетены белые жемчужные нити, а губы покрашены яркой красной помадой.
Пятно крови проступало сквозь тонкую ткань со спины. Оно пропитывало её наряд всё сильней, и багровый узор поднимался вверх по тонкому одеянию. Буд-то сама смерть добавляла краски к платью в тон к макияжу.
Стрела, меч или кинжал, чтобы не стало причиной смертельной раны, оружие нанесло кровавый узор недавно. И хотя гладкая кожа на лице уже приобрела бледный оттенок, красная влага ещё активно покидала тёплое тело, унося с собой жизнь, надежду, любовь и красоту навсегда молодой девы.
Лицо мага исказила кривая гримаса скорби и боли, он отвёл взгляд от трупа и плотней прижал сына к груди.
Ворота южной башни разрушены. Он сам видел как таран с чугунными рогами на конце, разнёс в щепки правую створку. Несколько брешей зияло в юго-западной стене, которую так и не удалось поджечь врагу, но удалось проломить прицельным огнём из требушетов.
Через юго-восточную стену враг перекинул мосты-галереи с защищёнными железными листами стенками и крытые сверху. Осадные башни выросли напротив стены, не смотря на ливень стрел и град из камней, коим осыпали наступавших защитники города. С вершин этих башен враг перекинул мосты с лестницами прямо за спины обороняющихся воинов Аркана.
По мостам и галереям враг ринулся в город. Ватаги жестоких убийц наводнили улицы, сея разрушение и смерть.
То и дело с соседних улиц слышались крики отчаяния, боли и ужаса, лязг коротких стычек и предсмертные вопли убитых. Некогда тихий град превратился в котёл человеческой боли и страдания, а улицы, по которым совсем недавно ездили повозки с едой и товарами, бегали, весело смеясь, детишки и мерно бродили, перекатывая крупными бёдрами матроны, стали лабиринтом жестокости и ужаса. Добрый и светлый Аркан сейчас представлял собой человеческую бойню, и на заклание шли все его жители.
– Сколько людей сегодня погибнет в Аркане?! Сколько крови прольётся на улицах нашего города?! – Маг сглотнул застрявший в горле сухой комок скорби. Одинокая слеза сбежала по его щеке. Он предпринял ещё одно отчаянное усилие и всё-таки смог подняться на ноги.
– Нам нужно торопиться сын. У нас осталось совсем мало времени. – С этими словами на устах маг ринулся бегом по мостовой, ещё крепче прижимая сына руками и ещё сильнее стиснув зубы от боли в плече.
Он бежал. Он торопился домой! В дом, где он мог совершить магический ритуал. Ритуал не для спасения жизни и не для выздоровления своего тела, не для воззвания к высшим силам в надежде спасти любимого сына и родной Аркан. Он уже знал, что спасти город нельзя, он уже знал, что его жизнь оборвётся вместе с городом и что яд, которым была знатно сдобрена стрела, пронзившая его тело, разносится его собственной кровью по членам, так же как улочки Аркана разносят воинов юга по своему могучему организму. Но он спешил совершить ритуал надежды, так нужный не ему одному и не его любимому сыну, но всему миру.
Он знал традиции захватчиков, он знал, что дети им нужны, он знал, что то, что ставят превыше всего в империи юга, на самом деле не значит ничего. И это была не слепая вера и не чувство мести, это были знания полученные магами Аркана за сотни лет опыта.
Магия плоти была безжалостна и беспощадна, даже к своим адептам. Никто из них не боялся смерти, и все они свято верили, что выполняют одну предначертанную им миссию. Предназначение, что даровал им великий император Ашерока – наместник бога солнца Ванши. Цель, – которая затмевала им разум и предавала сил их телам – покорить мир единообразием подобия Ванши, чьё величие, воплощённое в людской плоти не зная воли и разума, лишённое духа и сострадания, поднимает смертных на одну ступень ближе к создателю и примиряет их плоть со всей бездушной субстанцией окружающего мира сотворённого богом. Так считали великие жрецы Ашерока, и так они заставляли думать всех, кто становился у них на пути. И участь Аркана была предрешена.
Воины плоти, воспитанные жрецами Ашерока не отличались мастерством фехтования, они не знали что такое боевое искусство, но они твёрдо знали, что их сила и реакция превыше любого сопротивления врага, чей разум затуманен мыслями и раздумьями. Они шли напролом и ничего не боялись. Быстрыми, отточенными движениями наносили удар за ударом, пока в защите противника, ошарашенного бесконечным и яростным градом ударов, не появлялась брешь, в которую наносился самый сильный, смертельный выпад. Нет, они не были неуязвимы, и не были непобедимы, но они не знали сомнений и не страшились собственной смерти. Когда замертво падал один из них, его место тут же занимал другой, и продолжал безукоризненный танец смерти, удар за ударом, сокрушая защиту врага.
Фехтовальщики Аркана славились своей техникой боя. Основанная на предсказании следующего шага противника и способности предупреждать второй удар врага действием на опережение, она носила имя, «боевая интуиция». За мгновение уловить логику действий визави, по мельчайшим деталям музыки его тела, движения его мышц и направленности взгляда, понять следующее действие врага в поединке, вот основа мастера боя Аркана, вот непостижимая для других магия бойца из града восьмиконечной звезды. И таков был путь к победе воинов защищавших Аркан, вот уже три сотни лет.
Но только не сегодня, только не в день падения Аркана под натиском превосходящих сил врага, под напором безумной мощи прущей напролом плоти.
Воины Ашерока были просты в своей технике боя, удар, защита, удар, удар и ещё удар. Они обрушивались всей силой своих могучих тел на предсказывающих их следующий шаг магов Аркана, и холодная ярость в купе со спокойным расчётом на силу и скорость, прорубали защиту оборонявшихся. И тогда, острые лезвия кромсали мясо, и тяжёлая сталь разрубала кости и дробила черепа. Что толку от того, что ты знаешь следующий удар, если удар способен сокрушить тебя, сбить с ног и втоптать в грязь твоё тело.
Много бойцов наступающей армии было убито и осталось лежать под стенами с восемью могучими башнями, много воинов Ашерока легло по другую сторону стен, залив улицы Аркана своей кровью, но они заставили магов отступить. Сначала проломив неудержимым натиском защитников стен, а затем рубя и сеча, отступавших в город воинов. Ручьи крови, алыми струйками сливались в потоки, а лужи соединяясь, образовывали единую багровую плёнку плоти защитников города, покрывшую улицы Аркана.
Сила что вела захватчиков, была непостижима для защитников северного града. Магия плоти, что управляла и мотивировала их, не укладывалась в головах магов. Когда они отрубали руку имперского бойца, тот продолжал сражаться другой рукой, когда они рассекали ему глотку, филигранным ударом своих тонких и длинных клинков, на место павшего тут же вставал другой, ещё более сильный и яростный противник. И не было таких сил в Аркане, что могли остановить бездумный натиск, и не могли они понять, что в бешеном вихре атаки их магия бессильна, что побеждают их не хитрыми приёмами и не сложностью техники наносимых ударов, а мощью и количеством. Среди десятков и сотен выпадов, тычков, махов и рубов, один да настигал цели, нанося смертельную рану не успевшему осознать технику врага магу.
Мельница для убийств, вот что представляли собой воины Ашерока, единый и однообразный, но прущий на пролом механизм. Как мельница, не имеющая за собой особой хитрости, мелет и мелет миллионы зёрен, простой мощью своего веса и твёрдостью жерновов, так и воины Ашерока шли только вперёд, не зная усталости и не ослабляя хватки. Единая, измождающая дух, выматывающая разум и сгибающая волю, сила тел и тренированной, выносливой плоти, рубящей и режущей всё и вся, что встаёт у неё на пути.
– Прут на пролом, и их не остановить. – Отец глубоко вздохнул и, оторвав голову сына от плеча, заглянул в ясные как небо глаза ребёнка.
– Но ты говорил, что наша техника фехтования лучшая на всём свете. – С надеждой во взгляде, подал голос отпрыск, глядя на отца.
– Техника боя Аркана направлена на поединок с мыслящим существом сын. Она заставляет нас предугадывать действия человека, голова которого наполнена мыслями и эмоциями, дух которого не мёртв и сама его личность управляет им. Мы научились считывать намерения противника думающего о том, что он творит, осознающего, что он делает и что собирается сделать в следующее мгновение. Но эти воины с юга, они побеждают нас непоколебимой силой и энергией своих тел, воспитанной годами изнурительных тренировок. Они практикуют не разум, а мощь и скорость. Звериная ярость и отчаянный наскок, вот их стезя. Предсказать их действия не составит труда, даже несведущему в технике поединка человеку, но удержать их напор не под силу никому.