Элвис жив
И насмешники наконец отстали.
Максим перелистал страницы и наткнулся на затертую черно-белую фотку.
Вот она, Ленка. Елена Волкова. Ровесница и одноклассница. Хотя сейчас, может быть, давно уже и не Волкова. А если не дура, то точно не Волкова.
Перевернул фотку обратной стороной. Там был записан Ленкин день рождения.
Ну да, не просто «где-то рядом», а завтра!
Что ж, наверное, это судьба.
Непременно надо встретиться, даже если она не придет на концерт. Позвонить прямо завтра утром – уж пара часиков-то, если сегодня по окончании концерта в Южноморске не нажираться до поросячьего визга, всяко найдется. В общем, поздравить и напроситься на встречу. Не согласится – значит, не согласится, наше дело – прокукарекать, а там хоть не рассветай…
Короче, ладно, как сложится, так и сложится. Может, и с Куртом не встретишься, и Сюзи давно загнали…
Короче, будем посмотреть.
А потом ему пришла в голову странная мысль. Черт возьми, ведь, может быть, и неслучайно эти гастроли организовались именно сейчас?
Он не появлялся в родном городе по доброй воле около двадцати лет. Хотя возможности такие иногда нарисовывались. Впервые бывшие одноклассники пригласили его на десятилетие выпуска. Встретиться за ресторанным столом, принять на грудь водочки и закусить, похвастать друг перед другом, кто чего достиг за минувшие годы.
Одна беда – Максим на тот момент по большому счету еще не достиг ничего. Он представил себе, как начнут задавать вопросы, удивляться, сочувствовать. А кто-то – злорадствовать. Пусть даже и в душе…
А спьяну могут и напрямую заявить: «Ты, Француз, широко шагнуть решил! Вот тебе жизнь крылышки и подрезала, извини…»
Короче, не поехал он на ту встречу. Отбрехался полным отсутствием свободного времени. Мол, загружен, братцы, по самые помидоры, на носу новый проект, от которого зависит очень многое, так что извините, и рад бы, но из штанов не выпрыгнешь…
Как не поехал и еще через пять лет. А потом и на двадцатилетие. Да, кое-чего он к тому времени уже добился. Бабки в кармане окончательно появились. И хаза московская завелась. Но это было совсем не то, о чем мечталось в юности и после отъезда в Белокаменную. И вроде бы он смирился с систематической невезухой… но, видимо, не совсем, раз не приезжал на встречи. А сейчас, наверное, пришло настоящее время для того, чтобы наконец смириться. Или все-таки не смириться. Бывает же, везет людям несказанно и в таком возрасте. И, может быть, чтобы пруха открыла свои сладкие объятия, все-таки надо пройти хоть через какое-то унижение? Купить, так сказать, индульгенцию за прошлые грехи…
Мистика, конечно, но разве так не бывает в жизни?..
Судя по всему, у Вовца Бельяминова, стоявшего в очереди следом за Максимом, были сейчас совершенно другие заботы, потому что он тронул за плечо:
– Максимильяно, ты ведь здешний… Бывает так, что метеорологи лажают? Я про обещанный ураган. Стремно что-то лететь. Хоть и на A319 нас собираются везти, а не на отечественном дерьме.
По спине Максима пробежал неожиданный холодок.
Надо же! Вовцу – и вдруг стало стремно!
Вот уж кто о предстоящем вообще мог не задумываться. Голос дай бог всякому, простуда к парню на памяти Максима никогда не приставала, заработка на выпить-закусить-покурить всегда хватает, от телок с самыми откровенными предложениями отбоя нет, график гастролей на год вперед расписан. И по России-матушке, и по Забугорью. О чем тут беспокоиться?
Лозунг всех последних лет – клево гастролировать, брателлы!
Да и сам Вовец совершенно не ссыкливый. Скорее уж, безбашенный, как сто китайцев!
И тут вдруг такому герою сделалось стремно…
Но поддаваться внезапно родившемуся у этого баловня жизни настроению – на хрен, на хрен!
Кому суждено быть повешенным, тот не утонет…
– Не писай, Вова! Тебе господь предписал загнуться от бухла, а не с небес на землю сверзиться!
– А ты откуда знаешь? – удивился солист.
– Я не знаю, я догадываюсь.
Вовец покачал головой:
– Не поверишь, но мне когда-то цыганка и в самом деле нагадала умереть от цирроза печени.
Максим фыркнул:
– То-то ты у нас абсолютный трезвенник!
– Так ведь если в такое верить, нужно всю жизнь изменить. Оно мне надо?
Да уж, тут он был прав. Музыканты трезвенниками не бывают.
И вообще, Высоцкий в свое время утверждал, что лучше от водки, чем от простуд.
– Ну, тогда тебе вообще за самолеты волноваться незачем. И вообще, не в первый раз летим! – Максим прищурился и погрозил пальцем. – А может, ты потому лететь не хочешь, что давешние красные трусики в самый ливер поразили, а? Задержаться захотелось?
Вовец мгновенно приободрился и осклабился:
– Да ну, Француз, скажешь тоже… У меня этих трусиков в коллекции как собак нерезаных. Всех цветов радуги. Если б хранил, шкафы бы переполнились… Хочешь, с тобой поделюсь?
– Не, братан, – мотнул Максим головой. – Я не фетишист, мне в кровать живое подавай.
– Вот и я не фетишист. Потому и коллекции нет.
Тут вернулся с переговоров Платон и показал Максиму большой палец:
– Снимать дозволили, Максимильяно. Я с местными договорился. Проблем не будет.
Максим кивнул.
Еще бы Платон не договорился! В стране не найдется человека, с кем бы он не нашел общего языка. Разве лишь президент. Да и то вряд ли… Бабло побеждает все. Ну а не бабло, так просто компакт-диск с автографом.
Платон огляделся и обнаружил свою ручную кладь у ног Герыча. А потом понесся организовывать приемку в багаж «бэдламовского» аппарата.
Слава богу, на такие вот гастроли для неизбалованных группа брала технику по минимуму. В основном обходились местными ресурсами.
Но кое-что летало и с музыкантами.
Одинокая работающая регистрационная стойка вполне успешно справилась со своей задачей, и в положенное время сегодняшний человек с ключами выпустил «бэдламовцев» с прочими пассажирами на летное поле.
На летном поле дул ветер и было бесконечно пусто.
Недалеко от здания гостей сиротливо ждал самолет. Вокруг него еще суетилась обслуга – загружали багаж. Ничего необычного. Как и, скажем, во Внукове. Разве что там порой тебя к борту на автобусике подвозят, а не пешедралом по бетону чапаешь.
Максим включил камеру и принялся снимать музыкантов. Каждодневная летопись гастроли хоть как-то спасала от скуки. Все топали с совершенно бесстрастными физиономиями, только Зяма изо всех сил изображал бодрость духа. У него выражение лица сменится, когда запустят двигатель.
И дальше все было монотонно-привычно.
К самолету подогнали древний, но вполне работоспособный трап. Поднялись на борт, поздоровались с проводницами. Те сияли, ощущая свалившееся на их плечи счастье. Будет чем похвастаться перед родными и знакомыми.
«Бэдламовцев» провели в бизнес-класс, где они оказались единственными пассажирами.
Зяма, расположившийся через проход от Максима, задумчиво вытащил из сетчатого кармана на спинке переднего кресла рекламный буклет местной авиакомпании. Максим еще немного поснимал, а потом последовал его примеру – надо же как-то убивать оставшееся до старта время. На обложке буклета красовалась рискованно закладывающая поворот «Тушка», а выше – слоган компании: «С нами улетишь!»
Зяма помрачнел и спросил сидящего рядом Платона:
– Не в курсе, у этой авиакомпании падали самолеты?
– А они у них вообще взлетали? – с еврейской печалью вопросом на вопрос ответил тот.
Герыч даже не попытался снять свою вязаную шапочку.
Максим снова занялся видеосъемкой.
Вдоль рядов пошла стюардесса, очень симпатичная девушка с ладной фигуркой. По ходу принялась закрывать багажные полки, дабы при взлете никто из пассажиров не получил по тыкве ручной кладью. Скромно улыбнулась камере в руках Максима. Надо же, стесняется!
– А нельзя ли принести нам выпивку? – спросил Вовец.
То ли ему по-прежнему было стремно, то ли совсем заскучал в ожидании.
Симпатичная стюардесса сбегала за занавеску, отделяющую салон от буфета, и после полуминутного отсутствия принесла рюмки на подносе, наполненные светло-коричневой жидкостью.
– Виски.
Видимо, Платону в очередной раз удалось решить не только вопрос с видеосъемкой, но проблему обеспечения ВИП-персон расслабляющим.
Популярных музыкантов везде любят. Как и предлагаемые ими деньги…
Вовец взял рюмку и опрокинул содержимое в рот. Поморщился, но потянулся за второй.
– Хватит, – коротко сказал Платон, пресекая эту попытку.
Вовец снова поморщился, однако сразу угомонился. С работодателем не поспоришь.
Максим от выпивки снова отказался – как и в вокзальном туалете. Но если там потребовалось некоторое усилие воли, то здесь – нет, просто совершенно не хотелось.
Между тем угостившиеся начали погружаться в сонно-безразличное состояние.
Из-за занавески появилась торжественно улыбающаяся старшая стюардесса. Равнодушно-приветливо поприветствовала пассажиров и принялась привычно пересказывать инструкции: как вести себя при аварийной посадке и как пользоваться спасжилетами. Сидящий рядом с Максимом Герыч надвинул поглубже шапочку, явно готовясь отойти ко сну.
А вот Зяме сделалось дурно. Он прикрыл глаза и откинулся на подголовник кресла, явственно сглотнув.
Сколько себя помнил Максим, звукорежиссера всегда трясло перед взлетом и посадкой. Остальные давно уже даже не ржали над его слабостью. В конце концов, у каждого свои тараканы… Зато во время полета Зяма обязательно отстегивался. Хотя и прекрасно знал, что при попадании в зону турбулентности пассажиры способны летать по салону как булыжники. Но так ему было удобнее…
Главный пилот дежурными фразами поприветствовал пассажиров по трансляции.
Наконец двигатели заработали, погудели немного, и самолет сдвинулся с места, направляясь к взлетной полосе. Остановился на несколько мгновений.
Потом двигатели принялись набирать обороты.
Ну вот, остается меньше двух часов, и родной городишко распахнет перед нами свои дружественные объятия.
Зяма тут же принял «положение при катастрофе» – нагнув голову к коленям.
В былые времена ему, наверное, следовало бы доплачивать за вредный труд. Как работникам кузнечного цеха. И молоко выдавать. Как ни крути, а при каждом перелете стресс у мужика…
Кстати, вполне может быть, что Платон ему и доплачивает: Зяма, опять же, как ни крути, – великий мастер своего дела.
Максим засунул цифровуху в сетчатый карман и глянул на остальных.
Музыканты делали вид, что дремлют. А может, и в самом деле уже дремали.
Вдруг двигатели резко сбавили обороты.
Все удивленно встрепенулись, приоткрыли глаза. Но загомонить не успели.
– Дамы и господа, – сказал голос пилота, – спасибо, что отдали предпочтение нашей авиакомпании. Приносим свои извинения, но рейс отменяется в связи с нелетной погодой в аэропорту Южноморска.
Максим машинально глянул в иллюминатор. На безмятежном небе, как и прежде, не наблюдалось ни единого облачка.
* * *Когда выгрузились и вернулись в здание аэровокзала, Платон отправился на переговоры с местным начальством, чтобы прояснить ситуацию. А когда вернулся, сообщил:
– Парни, перспективы крайне туманные. Метеорологи внятного ответа не дают. Вполне может получиться так, что аэропорт в Южноморске откроют только к вечеру. А то и вообще завтра. У нас есть два варианта: либо воспользоваться автомобильным транспортом, либо ждать.
– На автомобиле через горы катить часов шесть, – сказал Максим. – Мы все равно не успеваем подготовиться к сегодняшнему концерту. Да и вымотает всех. К тому же в горах тоже с большой вероятностью будет хреновая погода. А там опаснее будет, чем в самолете. Можно и костей не сосчитать при езде по серпантину.
– То есть ты полагаешь, что имеет смысл переждать непогоду тут, в Предгорице?
– Несомненно. Здесь уж точно ничего не случится. Разве что землетрясение…
– Типун тебе на язык, Максимильяно!
– Я пошутил, Платон Иосифович. – Максим не смог сдержать улыбку, увидев перепуганную физиономию Зямы. – Больше трех баллов никогда не случалось… Сможешь перенести концерт?
– Смогу, разумеется. Это ж явный форс-мажор. В договорах с местными организаторами такие вещи предусмотрены.
– Значит, переноси.
– Ясно. Есть у народа другие мнения?
Других мнений не нашлось, и Платон побежал окончательно договариваться с начальником аэропорта.
Когда он ушел, Вовец, Тимоха и Рома тут же приложились к пластмассовой фляжке, добытой из сумки Герыча. Это «мнение» их интересовало намного больше.
Максим и сейчас пить не стал. По-прежнему желания не возникало.
Но главное заключалось вовсе не в отсутствии тяги. Ему вдруг пришло в голову, что сей мыслительный орган сегодня запросто может понадобиться хозяину в трезвом состоянии.
В первый момент, когда объявили об отмене рейса «Предгорица – Южноморск», он, несмотря на предыдущие здравые мысли, даже порадовался, что встреча с родным городишкой откладывается. Однако потом ему сделалось стыдно. В конце концов, впереди у него явно не возвращение блудного сына. Ибо для подобного возвращения не хватает жалости к самому себе и жажды повиниться.
А главное, в связи со случившимся форс-мажором у него появилась возможность совершить то, на что никогда бы не нашлось времени при нормальном раскладе. Надвигавшийся ураган предоставил приличную паузу в гастрольном расписании. Пока «бэдламовцы» дождутся летной погоды, пока снова погрузятся на самолет, пока прилетят… Даже в худшем случае у него будет минимум полсуток.
И он прекрасно понимал, что этим окном надо воспользоваться. Иначе он никогда себе не простит. А другого такого случая может и не представиться. И вообще, чтобы пошла пруха, может быть, совсем не обязательно проходить через непременное унижение?.. Может, есть неунизительные встречи?
Платон вернулся от местного авиационного начальства с добрыми вестями. Ему удалось договориться, чтобы основной багаж «бэдламовцев» остался на хранении в аэропорту. Сегодняшний концерт в Южноморске перенесут на послезавтра. Завтрашний состоится, как запланировано. Если непогода в Южноморске прекратится, они вполне успевают. Метеорологи, правда, пока ничего не обещают, но можно будет скорректировать планы и завтра.
А кроме того, он нашел гостиницу недалеко от аэровокзала. Уровень, конечно, не тот, что в «Центральной», где они провели двое последних суток, но и, судя по отзывам аэропортовского руководителя, вовсе не клоповник.
Так что, парни, сейчас покидаем эти негостеприимные пенаты, берем такси и отправляемся туда. Если у метеорологов нарисуется погодное окно, нам сообщат.
Тут Максим к нему и подвалил:
– Слушай, Платон Иосифович… Мне бы все-таки надо попасть в Южноморск сегодня. Разреши отвалить. А там я вас встречу. Только в тамошнюю гостиницу позвони, чтобы меня заселили. А то в наши забронированные номера наверняка кого-нибудь впихнут.
Платон встретил предложение в штыки.
– Максимильяно, ну ты же не мальчонка! – заорал он, размахивая руками и брызжа слюной. Видимо, разговор с местным начальством все-таки стоил ему кое-каких нервов. – Ты же знаешь: один отвалит, и все захотят. Ну посмотри на них, они же уже хотят! – Он кивнул на безразличные лица музыкантов. – Расползутся, как тараканы по щелям, и попробуй их собери! По всей Предгорице бегать придется… Не дури ради бога. Перекантуемся в гостинице, а потом – два часа… ну три, и мы в Южноморске. Я обязательно выделю тебе пару часов на твои дела. Вот провалиться мне на этом самом месте!
«Ну, нет, – подумал Максим. – Знаю я эти ваши обещания. Не первый год замужем. А главное, чтобы побывать на Нашем Месте, пары часов никак не хватит. А съездить туда надо обязательно. Пусть даже и одному».
– Извини ради бога, Платон Иосифович, – сказал он, вешая рюкзак на плечо. – Мне не в тараканью щель, мне в родной город надо позарез. Ты меня знаешь, я всегда шел навстречу производственным интересам. Так пусть хотя бы раз и мне навстречу пойдут. – И, улыбнувшись, потопал на стоянку маршруток.
Можно было бы, конечно, взять такси. Но продолжать общение с Платоном – а он непременно станет ныть, пока их пути на сегодня окончательно не разойдутся, – на хрен, на хрен!
Решительные поступки надо совершать в одночасье.
* * *Маршрутка привезла Максима на автовокзал.
Народа тут было побольше, чем в аэропорту. Что неудивительно: по земле добраться из краевого центра на побережье дешевле, чем по воздуху. Одни пассажиры стояли в очереди в кассы, другие, таская за собой груженые тележки на колесиках, бегали от дверей, ведущих на посадочные платформы, к туалету и обратно, третьи внимательно изучали карту маршрутов и расписание автобусов.
К последним Максим и присоединился. Некоторое время бегал глазами по строчкам, пока не убедился: автобусы из Предгорицы в Южноморск, как в старые времена, по-прежнему ходят. И ближайший – всего-то через час. Дай бог, чтобы билеты на него были. Потому что следующий – аж через четыре часа, и доберешься на нем только к вечеру. Встретиться со старыми знакомыми, конечно, не помешает, но, во-первых, количество таких встреч придется сократить, а во-вторых, терять столько времени впустую…
И он отправился к кассам. Однако едва успел встать в очередь, как скучный женский голос объявил:
– Уважаемые пассажиры! В связи с приближающимся к побережью штормом все рейсы в направлении Южноморска отменяются. Вы можете сдать купленные билеты или обменять на другие рейсы при наличии свободных мест. Приносим извинения за доставленные неудобства.
Народ явно заволновался. Кое-где зазвучали вопросы об альтернативных вариантах.
Максим тут же выскочил из очереди.
Значит, те, кому в Южноморск нужно сегодня позарез, кинутся сейчас на такси. А таксеры немедленно поднимут плату за проезд сверх счетчика. А она, надо полагать, и по счетчику-то немаленькая. Но пока имеется какой-никакой шанс успеть удрать отсюда по старым расценкам. Как известно, кто первым встал – того и тапки…
Он ринулся на стоянку такси.
И круто обломался.
Первый же таксист, к которому он подскочил, молодой кавказец, сказал:
– Извыни, брат, я туда нэ поеду. Жызнь дороже.
– А за три счетчика?
– Даже за дэсять нэ тронусь. Мертвому дэньги нэ нада!
– Ладно. – Максим пожал плечами. – Поищу других.
– Нэ найдешь, брат! Дураков нэт!
Он оказался прав. Четверть часа поисков ушли впустую. У последнего отказчика Максим спросил:
– А где у вас бомбилы нашего брата караулят? Должно же быть такое место!
– В Южноморск и бомбилы не поедут, – уверенно заявил таксист. – Им тоже жить хочется.
– А как же мне отсюда свалить?
– А никак! Жди, пока погода наладится. Или на собственной машине поезжай. На свой страх и риск. Тут тебе никто не сможет помешать. Даже гибэдэдэшники.
Максим уныло потопал со стоянки.
Собственная машина осталась за тысячи километров отсюда, в Москве-матушке.
И тут ему в голову пришла весьма неглупая мыслишка.
Кто-то, помнится, говорил, что в Предгорице живет Бард, давно уже переехал из Южноморска в поисках рокерского счастья. И телефон его, кажется, давали. Правда, звонить по этому номеру прежде не доводилось. Вроде повода не было, а болтать с Бардом без повода…
Что ж, вот вам и повод, серьезнее на сегодняшний день хрен найдешь…
Он снова вытащил из кармана записуху-раритет. Едва открыл, под пальцы тут же сунулась Ленкина фотография, но он аккуратно перелистнул страничку дальше.
Ага, вот нужная, на букву «Б». А на ней, в самом низу, номер Барда. Как хорошо, что когда-то записал вроде бы совершенно ненужный номер!
Максим вытащил из кармана смартфон и набрал, то и дело сверяясь с записью, одиннадцать цифр.
Вместо гудков зазвучала мелодия песни Розенбаума «Вальс-бостон».
Ну ни хрена ж себе! Какое позорище для рокера! Сдулся, мужик, что ли? До попсовых рингтонов докатился…
Потом в трубке возник давно забытый, но неожиданно знакомый голос.
– Слушаю вас внимательно.
– Алло, Бард, ты? Привет, это Максим.
– Максим? Какой Максим?
– Коробов. Ну, Француз!
– А-а, Француз! Сколько лет, сколько зим…
Голос давнего приятеля сопровождался инструментальной музыкой, и музыка эта ничем не отличалась от мелодии рингтона.
– Слушай, Бард… Дело у меня есть.
– В смысле? Ты где?
– Да я в Предгорице сейчас. На гастролях.
– А ведь и точно, кто-то мне говорил…
– Вот! Нужна твоя помощь.
– Без проблем, Француз. Только подожди секундочку. Я на сцене щас… В «Караоке-центре», знаешь такой? – Бард замолк. И тут же в трубке раздался его изменившийся, отдаленный голос: – Как часто вижу я сон[2]…
В первый момент Максим слегка ошалел, но потом сообразил – он застал Барда прямо во время выступления, и, чтобы продолжить разговор, нужно было подождать, пока наступит пауза.
– Все поешь… – не удержался Максим и настроился на ожидание. Однако когда певец дошел до слов «ты мой каприз», сбросил вызов. Некоторые вопросы нужно решать не по телефону. При личном общении добиться своего намного проще и быстрее. Да и просто интересно, в кого превратился давний приятель за минувшие годы.
Ну и, в конце концов, не зря же надвигающийся шторм задержал его в этом городе! Судьба зазря такие знаки не подает.
А Бард просто может перезвонить, когда пауза наступит.
* * *Бард не перезвонил.
Максим вернулся к вокзалу, на стоянку такси.
С новым маршрутом никаких отказчиков среди таксеров не обнаружилось.
– До «Караоке-центра», уважаемый? – закивал первый же. – С нашим удовольствием! Садитесь, вмиг домчу!
Насчет «вмига» водила, конечно, загнул – как ни удивительно, в Предгорице тоже были пробки. Впрочем, где их в наше время нет? Даже в тмутаракани какой-нибудь не чудо – упереться в хвост медленно ползущей по улице колонны.
Но за двадцать минут, то и дело сворачивая в какие-то только местным известные закоулки, таксист домчал.
Необходимое Максиму здание оказалось вполне современным – стекло, бетон и неон. Правда, окна с внешней стороны были затонированными, и разглядеть, что творится внутри, не представлялось возможным.
Над входом и вправду призывно мигала радужными красками хорошо заметная даже в дневном свете надпись «Караоке-центр». Это вовсе не было сокращенное название какой-нибудь «Серенады солнечной долины» или «Музыкальных крыльев Пегаса».
Видимо, хозяева заведения фантазией не отличались. А клиентов и так все устраивало.
Максим расплатился с таксистом и двинулся прямиком к крутящейся двери клуба.
На площади перед заведением выстроились рядами-елочками машины «любителей караоке». Парк их впечатлил бы любого. «Мерседесы» и «лексусы» находились в явном меньшинстве. Преобладали «бентли» и «роллс-ройсы», «ламборгини» и «феррари».
Судя по всему, предгорицкие хозяева жизни совсем неплохо устроились в этой самой жизни.
Максим шел между рядами машин, то и дело слыша возгласы:
– Столица Гренландии, чуваки?
– Сказка Гэ Хэ Андерсена?
– Актер индийского кино? Аж десять букв.
– Радж Капур.
– Ага, вроде подходит.
Скучающие водители бриллиантовых автоповозок в ожидании владельцев явно развлекались групповым разгадыванием кроссвордов.
– Первый человек на Луне?
– На Луне?
Максим продолжал путь, зачем-то прислушиваясь, будто водилы случайно могли ответить на мучившие его в последнее время вопросы.
– О, мля, еще один.
– Что еще один?
– Еще один пожаловал.
– Это надолго.
– Отстреливать их, что ли?
– Слушай, отстреливать их – не твоя работа.
– Да черт с ним, что там дальше?
– Все то же… Первый человек на Луне?
– Армстронг, если мне память не изменяет.
Водилы остались за спиной – Максим поднялся по ступенькам к вращающейся двери и просочился внутрь клуба.
Интерьер тут мало отличался от тех, что были в столичных кабаках. Обширный холл, подсвеченный скрытыми в потолке светильниками. Кое-где зеркала, увеличивающие видимое пространство. Направо – кафе-бар, в противоположной стороне – открытые двери в ресторан. Оттуда доносился хрипловатый голос, выводящий все тот же «Вальс-бостон». Голос казался незнакомым.
И действительно, не мог же Бард столько времени насиловать Розенбаума в одиночку!
Максим вошел в зал.
Ресторан как ресторан. Явное окончание корпоративного банкета некой небедной фирмы. Явно начали еще вчера вечером, но хватило сил и на второй день. Как это обычно бывает на свадьбах. Если ты не вернулся утром, ты – слабак!
Половина столов, правда, уже свободна – и от клиентов, и от посуды. Уставшие официанты и зачуханные официантки. В зале обрюзгшие мужики в белых рубашках с закатанными рукавами; пиджаки и галстуки висят на спинках стульев, а у одного стола валяются на полу. Кое-где о тарелки звенят вилки и даже ножи.