– Заткнись! – коротко оборвал его Тимоха.
И Зяма заткнулся.
А Максим подумал, что с запланированным попаданием группы в его родной город могут возникнуть определенные проблемы.
* * *
Пока машины с музыкантами и аппаратом добирались до аэропорта, предупреждение об урагане по радио прозвучало еще дважды. Однако голубому безоблачному небу было глубоко наплевать на мнение господ метеорологов.
И поскольку любой знает, что последние лажают как минимум в половине прогнозов, то и волноваться больше никто не стал. Даже вечно озабоченный безопасностью своего существования Зяма угомонился.
Известное дело – то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет… Пятьдесят процентов прогнозов не сбывается, и никто этому не удивляется. А если и удивляются – то исключительно ради красного словца.
А потом водила и вовсе переключил приемник на шансонную хрень. Типа «вези меня, извозчик».
Местный же, что с него взять?
Да и в столице водилы сплошь и рядом хрень предпочитают. Если вдруг услышишь в такси какого-нибудь Карлоса Сантану, то перекрестись – не приснилось ли с бодунища! Хотя в последнее время – будем справедливы – порядки постепенно меняются. Таксеры начинают спрашивать, какое радио предпочитает пассажир. Глядишь, лет через десять по всей стране до такого дойдут, и осенит безудержное счастье наши музыкальные души…
Как бы то ни было, извозчик-лимузинщик их до парковки перед аэровокзалом довез. Без происшествий. И погодка оставалась – полный клевак. Грузись на борт воздушного судна да стартуй без сомнений!
Здание аэропорта оказалось вполне привычным для глаза человека, вынужденного часто летать по нашей великой стране: низенький и узенький вокзальчик на окраине не очень большого и совершенно некурортного города; пять, от силы шесть рейсов в день, больше – разве что перед Новым годом. Десять допотопных стоек регистрации, из которых работает только одна, при этом вполне справляясь с пассажиропотоком. Засиженное мухами информационное табло с немалым количеством неработающих лампочек. Плюс непременное добродушно-равнодушное поведение местного обслуживающего авиаперсонала.
Вполне может показаться, что все эти граждане – и не работники вовсе, а группа случайных людей, выдающих себя за единый трудовой коллектив. Просто у них ролевая игра повелась такая – каждое утро уславливаться друг с другом, кто какие обязанности сегодня будет выполнять, и вперед, на мины!
По общей договоренности кто-то с утра играет роль дежурного; кто-то – буфетчицы; кто-то выглядывает из окошка справочной, при удаче безошибочно отвечая на заданный пассажиром вопрос. А кто-то просто шатается туда-сюда по зданию, надувая щеки, поигрывая огромной связкой ключей и время от времени скрываясь с неведомой целью за очередной дверью. И стоит пассажиру поставить свой багаж слишком близко от этой двери, как она немедленно распахнется, и обладатель ключей непременно сделает проштрафившемуся бедолаге соответствующее замечание о безусловном соблюдении требований безопасности.
Эта должность наверняка считается самой престижной и самой непыльной, и каждое утро на нее заступает новый претендент, заслуживший такую ответственность по итогам вчерашнего рабочего дня…
Максим поневоле улыбнулся глупости посетивших его мыслей и, прихватив цифровуху, выбрался из лимузина. А оказавшись на тротуаре, тут же надел маску матерого гастролера, двигающегося не спеша и с отвращением ко всему окружающему.
Впрочем, среди музыкантов он ничем не выделялся – все тут нагастролировались за свою жизнь. Работа такая, как говорится…
Поснимал некоторое время, как высаживаются «бэдламовцы», но ничего примечательного в кадр не попало.
Подкатил и микроавтобус с аппаратом. Разгрузили его и покидали барахлишко в тележки мужиков, которых по старинке называют «носильщиками», хотя они уже давно превратились в самых настоящих «возильщиков».
Подхватили ручную кладь и двинулись к входным дверям, сопровождаемые равнодушными взглядами служителей общественного порядка. Впрочем, менты наверняка были своим начальством проинструктированы, кто сегодня покидает их город. Большинство, надо полагать, только обрадовалось – вечером не придется торчать около ДК «Кристалл».
До начала регистрации на рейс время еще имелось. Платоша Талесников, как всегда, отвалил куда-то с намерением решить кое-какие организационные вопросы. В частности, ему требовалось получить разрешение на видеосъемку восхождения столичных знаменитостей на трап самолета. Ну и, если удастся, озаботиться тем, чтобы на борту им налили по рюмке-другой расслабляющего. Но не больше! Сегодня еще работать, господа! Вот после работы – так и быть.
Господа всем кагалом повалили в туалет. Некоторые, пользуясь отсутствием продюсерского надзора, приложились там к бутылочке «Аква Минерале», в которой была вовсе не вода. Самую малость, чуть-чуть, по глоточку.
Максим присоединяться к ним не стал – пить наравне с молодыми с некоторых пор перестало быть его жизненной задачей. За всеми событиями околоконцертной жизни, как ни гонись, теперь не успеть. Да и не нужно.
Когда вернулись в зал ожидания, к Вовцу подтянулась парочка таких же патлатых, как и он, любителей автографов. Солист с упорством выполнил соответствующий пункт договора, и любители отвалили прочь осчастливленными.
Максим, как обычно, отснял сей процесс. И даже вывесил фотки в сеть. Пусть фанаты позавидуют прушникам!
А потом объявили регистрацию, и все вокруг потянулись в одном направлении.
Регистрационная стойка и в самом деле лихо справлялась с неожиданно возникшей очередью.
Максим, переставляя с места на место рюкзак (он любил мотаться на гастроли именно с рюкзаком), думал о том, что через пару часов уже окажется в родном городе, и мысли эти рождали в нем некоторый мандраж.
Два часа – ну, чуть больше – и он снова увидит полузабытые улочки Южноморска, уходящие от побережья к горам. Непременно смотается на родимый пляж, где поджаривал детскую тушку. И даже, вполне возможно, встретит знакомых с юных лет людей…
Хотя люди те, скорее всего, знакомыми вовсе не окажутся – все-таки двадцать с лишком лет отгрохотало. За такой срок даже мужики изрядно меняются, а уж тетки… Наверняка облезшие и потолстевшие. И его тоже вряд ли кто узнает. Все-таки ж он – не Вовец, чья волосатая ряха пол-Рунета заполонила. И все же, и все же…
Кабы он появился здесь тем путем, каким в родные города приезжают миллионы! Сошел с борта самолета или выполз из вагона – да и растворился в вокзальной толпе. Никто тебя не ждет, если заранее не сообщил. Заселился в гостиницу, да и таскайся по знакомым местам – хоть три дня, хоть две недели…
И если хозяин гостиницы – не бывший твой одноклассник, никто и не прознает о возвращении блудного сына.
А тут все иначе. Наверняка там рекламой все кругом заставлено. И пусть фотоморда на ней – Вовца. Но меленько, внизу, и родная фамилия присутствует. А как же? Платон – бизнесмен. И прекрасно понимает, что в городе многие помнят Максима-Француза, а значит, упоминание о нем всяко повысит шансы на аншлаг. А значит, и башли покруче навалятся. И если бы Максим-Француз воспротивился упоминанию своего имени, первыми бы его не поняли все остальные «бэдламовцы».
Ты че, Максимильяно, не жмура ж лабаем! Они ж не только на нас, но и на тебя припрутся, чтобы поностальгировать по своей молодости. Повздыхают, поохают, кто-нибудь из бабья слезу пустит по излишней душевной слабости. Ну, некоторые наверняка позавидуют малёхо, так ведь сам господь велел…
А и вправду, чего не позавидовать-то? Сколько лабухов два десятка лет назад рвануло в Нерезиновую, надеясь там прославиться и разбогатеть, да большинству товарищ обломидзе нарисовался во всю ширь. А ты, Француз, как-никак сквозь толпы страждущих пробился. Хоть и не на первые роли, но завидовать все равно есть чему. И наверняка есть кому.
Так что не хрен селезенкой миноры наигрывать!
И соратники абсолютно правы.
Вообще гастроль предстоит насыщенная. И не только привычными музоном да светомастерством.
Курта непременно надо встретить, с серферовской братвой повидаться. Потарахтеть найдется о чем. Жива там еще моя Сюзи, интересно? Жива, надо полагать, берегут, небось, как собственный бемоль!
И этот… который в те времена лабух лабухом был, в рот мне заглядывал… потом, трындели, очень большие надежды подавал… как же его? Подавал, подавал, да после и сгинул с роковских горизонтов. То ли спился, то ли на дозу сел, то ли просто грохнули на кирном слэме… Нет, не помню ни хрена, даже кликуха из башки напрочь вылетела…
Кстати, если бог руку приложит, то и Лена на концерт прискачет. Впрочем, нет, она ни за что не прискачет – после случившегося таких чудес не бывает… Но встретиться с ней надо будет обязательно, проявить, так сказать, уважение к давним чувствам. Кстати, у нее же бёздник где-то рядом, на днях!
Максим вытащил из кармана куртки потертую записную книжку.
Его уже не однажды поднимали с нею на смех.
Типа в двадцать первом веке такой, с позволения сказать, «раритет»!.. Стареешь, что ли, Максимильяно? Гаджеты-то всяко сподручнее…
Но выбросить записуху не поднималась рука. Всякий раз приходила мысль, что этот обтрепанный «раритет» – единственное, что еще связывает его с давно ушедшими годами и юношескими мечтами. Приходилось отражать наскоки насмешников по полной программе. Спьяну и кулаками помахать готов был. И книжка всегда оставалась с ним, только переползала из кармана в карман, когда одежду менял. В конце концов, могут же быть и у него некоторые причуды.
И насмешники наконец отстали.
Максим перелистал страницы и наткнулся на затертую черно-белую фотку.
Вот она, Ленка. Елена Волкова. Ровесница и одноклассница. Хотя сейчас, может быть, давно уже и не Волкова. А если не дура, то точно не Волкова.
Перевернул фотку обратной стороной. Там был записан Ленкин день рождения.
Ну да, не просто «где-то рядом», а завтра!
