– Впрочем, – сказал он, выбирая еще один кусочек, – в этом действительно что-то есть. Они и впрямь кажутся правильными. Как, ты говорил, они называются?
– Да никак, – ответил Жалоби. – Я их зову просто хлопнутыми зернами.
Сильверфиш взял еще один шарик.
– Вот странно, их хочется брать еще и еще, – сказал он. – Что-то в них есть аппетитное. Хлопнутые зерна, да? Хорошо. Что ж… господа, давайте покрутим ручку еще раз.
Колыбелли принялся перематывать пленку в неволшебном фонаре.
– Ты, кажется, говорил, что знаешь место, где мы сможем как следует развернуться и где волшебники нам не помешают? – спросил он.
Сильверфиш зачерпнул горсть хлопнутых зерен.
– Оно у берега моря, – сказал он. – Приятное и солнечное местечко, давно уже всеми забытое. Там ничего нет, кроме продуваемого ветрами леса, храма и песчаных дюн.
– Храма? Боги могут серьезно взбелениться, если… – начал Жалоби.
– Слушайте, – сказал Сильверфиш, – да это место уже несколько веков как заброшено. Ничего там нет. Ни людей, ни богов, никого. Только солнечный свет и земля, которая нас дожидается. Это наш шанс, ребята. Нам не дозволяется творить магию, мы не можем творить золото, мы даже денег натворить не можем – так давайте творить движущиеся картинки. Давайте творить историю!
Алхимики расправили плечи и просветлели.
– Да, – сказал Колыбелли.
– О. Точно, – сказал Жалоби.
– За движущиеся картинки, – сказал Сендзивог, поднимая горсть хлопнутых зерен. – А как ты узнал об этом месте?
– О, я… – Сильверфиш осекся. Он выглядел озадаченным. – Не знаю, – сказал он наконец. – Не… не могу вспомнить. Должно быть, слышал о нем когда-то давно и забыл, а потом оно всплыло у меня в голове. Сами знаете, как оно бывает.
– Ага, – кивнул Колыбелли. – Как у меня с пленкой. Я будто вспоминал, как ее делать. Мозги какие только странные штуки не выкидывают.
– Точно.
– Точно.
– Просто для этой идеи настало время.
– Точно.
– Точно.
– Твоя правда.
За столом повисло несколько встревоженное молчание. Так бывает, когда несколько умов пытаются нащупать ментальными пальцами источник своего беспокойства.
Воздух как будто мерцал.
– А как это место называется? – спросил в конце концов Колыбелли.
– Не знаю, как оно называлось в прежние дни, – ответил Сильверфиш, откидываясь на спинку стула и подтягивая к себе хлопнутые зерна. – А сейчас его зовут Голывудом.
– Голывуд, – повторил Колыбелли. – Звучит… знакомо.
И снова воцарилось молчание, пока алхимики обдумывали это. Нарушил его Сендзивог.
– Ну ладно, – жизнерадостно сказал он. – Голывуд, мы идем к тебе.
– Ага, – поддакнул Сильверфиш и потряс головой, словно прогоняя неуютную мысль. – Странное дело. У меня такое ощущение… будто мы уже туда шли… все это время.
В нескольких тысячах миль под Сильверфишем полусонно рассекал звездную ночь Великий А’Туин, космическая черепаха.
Реальность – это кривая.
Но проблема не в этом. Проблема в том, что реальности на самом деле не так много, как должно быть. Согласно некоторым из наиболее мистических текстов, хранящихся на полках библиотеки Незримого Университета…
…ведущего учебного заведения Плоского мира в области волшебства и плотных обедов, в котором собрано столько книг, что они искажают Пространство и Время…
…по крайней мере девять десятых всей когда-либо созданной реальности находятся за пределами мультивселенной, а поскольку мультивселенная по определению включает в себя все, что только существует, она оказывается под изрядным давлением.
За границами вселенных лежат заготовки реальностей – то, что могло бы существовать, то, что, возможно, будет существовать, то, чего никогда не существовало, самые безумные идеи – и все это хаотически создается и рассоздается, как элементы в зреющих сверхновых.
А изредка, там, где стенки миров слегка истончились, оно может просочиться внутрь.
А реальность, соответственно, утечь наружу.
Результат этого похож на те глубоководные горячие гейзеры, возле которых диковинные морские создания находят для себя достаточно тепла и еды, чтобы создать недолговечный крошечный оазис бытия в среде, в которой никакого бытия быть не должно.
Идея Голывуда невинно и радостно просочилась в Плоский мир.
А реальность начала утекать наружу.
И ее заметили. Ибо снаружи обитают Твари, чье умение вынюхивать крохотные и хрупкие скопления реальности таково, что на его фоне способность акул чуять кровь в воде даже упоминания не стоит.
Они начали окружать утечку.
Над дюнами собиралась гроза, но достигнув невысокого холма, тучи словно расступались. Лишь несколько капель дождя упало на иссохшую землю, а ураган обернулся легчайшим ветерком.
Он засыпал песком следы давно потухшего костра.
Ниже по склону, там, где яма сделалась уже достаточно большой, чтобы в нее мог пролезть, скажем, барсук, сдвинулся с места и укатился прочь маленький камешек.
Месяц пролетел быстро. Задерживаться ему не хотелось.
Казначей почтительно постучался в дверь кабинета аркканцлера и открыл ее.
Арбалетная стрела пригвоздила его шляпу к доскам.
Аркканцлер опустил арбалет и сердито воззрился на казначея.
