Он мог допустить ошибку и сдать экзамен.
Его покойный дядюшка завещал ему небольшое состояние вовсе не для того, чтобы Виктор стал волшебником. Хотя старик этого и не понимал, составляя свою последнюю волю. Он-то думал, что помогает своему племяннику получить образование, однако Виктор Тугельбенд был по-своему смышленым юношей и пришел к следующим выводам.
Каковы достоинства и недостатки жизни волшебника? Ну, ты зарабатываешь некоторый престиж, зато часто попадаешь в опасные ситуации и вечно рискуешь быть убитым своими собратьями-магами. Карьера уважаемого трупа Виктора не привлекала.
С другой стороны…
Каковы достоинства и недостатки жизни студента-волшебника? У тебя куча свободного времени, определенная вольность в плане активного поглощения пива и распевания скабрезных песен, убить тебя никто не пытается, разве что в будничном, анк-морпоркском смысле, а благодаря наследству ты можешь обеспечить себе скромную, но благоустроенную жизнь. Престижа, конечно, никакого, зато ты жив и можешь это осознать.
Поэтому Виктор потратил немалое количество сил на то, чтобы внимательно изучить прописанные в завещании условия, запутанные правила экзаменации Незримого Университета, а также все экзаменационные билеты за последние полвека.
Проходной балл на выпускном экзамене равнялся восьмидесяти восьми.
Провалить экзамен было бы легко. Провалиться может любой идиот.
Но дядя Виктора не был дураком. Одно из условий завещания гласило, что стоит Виктору хоть раз набрать меньше восьмидесяти баллов, поток денег испарится, как плевок на горячей плите.
И в каком-то смысле дядя победил. Немногие студенты в истории учились столь же прилежно, как Виктор. Говорили, что познаниями в магии он может потягаться и с некоторыми из величайших волшебников. Он проводил долгие часы в удобном библиотечном кресле за чтением гримуаров. Он исследовал формы ответов и методы экзаменации. Он переслушивал лекции до тех пор, пока не мог оттарабанить их наизусть. Преподаватели считали его самым одаренным и уж точно самым усердным студентом за последние десятилетия, и тем не менее каждый раз на выпускном экзамене он умело и уверенно набирал ровно восемьдесят четыре балла.
Объяснению это не поддавалось.
Аркканцлер дошел до последней страницы.
Наконец он сказал:
– Ага. Понятно. Жалеешь парнишку, да?
– Думаю, вы не вполне понимаете, о чем я, – отозвался казначей.
– По-моему, все ясно как день, – возразил аркканцлер. – Парень каждый раз пролетает на волосок от выпуска. – Он вытащил один из листков. – Но ведь здесь написано, что три года назад он сдал экзамен. Набрал девяносто один балл.
– Да, аркканцлер. Но он подал апелляцию.
– Апелляцию? Потому что сдал экзамен?
– Он заявил, будто экзаменаторы не заметили, что он запутался в аллотропах октирона в шестом вопросе. Заявил, что не сможет жить с таким бременем на совести. Заявил, что если он несправедливо обойдет более достойных и знающих студентов, то будет терзаться до скончания дней. Как видите, на следующих двух экзаменах он набрал только восемьдесят два и восемьдесят три балла.
– Это почему?
– Мы считаем, что он перестраховывался, мэтр.
Аркканцлер побарабанил пальцами по столу.
– Я этого не потерплю, – сказал он. – Нельзя, чтобы кто-то всю жизнь оставался почти волшебником и посмеивался над нами в, в… во что там люди посмеиваются?
– Полностью с вами согласен, – промурлыкал казначей.
– Нужно его выставить дураком, – решительно заявил аркканцлер.
– Лучше из Университета, мэтр, – поправил его казначей. – Выставить дураком – значит просто тыкать в него пальцами и потешаться над ним.
– Ага. Отлично. Так и поступим, – оживился аркканцлер.
– Нет, мэтр, – терпеливо проговорил казначей. – Дураками он выставляет нас, а мы выставим его из Университета.
– Точно. Устроим выставку, – сказал аркканцлер. Казначей закатил глаза. – Или не устроим, – добавил аркканцлер. – Так ты хочешь, чтобы я ему на дверь указал, да? Ну так пришли его сюда с утречка, и…
– Нет, аркканцлер. Так мы поступить не вправе.
– Не вправе? Я думал, мы тут главные!
– Да, но, имея дело с господином Тугельбендом, нужно быть очень осторожными. Он большой знаток регламента. Поэтому я подумал, что завтра на экзамене мы можем подсунуть ему вот этот билет.
Аркканцлер взял протянутую ему бумажку. Прочитал ее, неслышно шевеля губами.
– Всего один вопрос.
– Да. И он либо сдаст экзамен, либо провалит. Посмотрел бы я, как он наберет восемьдесят четыре балла на этом вопросе.
В каком-то смысле, который его наставники, к их немалому раздражению, никак не могли нащупать, Виктор Тугельбенд также был и самым ленивым человеком в истории.
Ленивым не в простом, обыденном значении этого слова. Обыденная лень – это всего лишь отсутствие стараний. Виктор миновал этот этап уже очень давно, просвистел мимо банальной праздности и перешел на другую ступень. На уклонение от работы у него уходило больше сил, чем у большинства людей – на тяжкий труд.
Ему никогда не хотелось стать волшебником. Ему вообще мало чего хотелось, разве только чтобы его оставили в покое и не будили до полудня. Когда он был маленьким, ему задавали вопросы вроде: «И кем же ты хочешь стать, малыш?», а он отвечал: «Не знаю. А что вы можете мне предложить?»
Но долго это продолжаться не могло. Недостаточно было быть тем, кто ты есть, – требовалось еще и работать, чтобы стать кем-то другим.
Он пытался. Довольно долгое время он пытался захотеть стать кузнецом, потому что это ремесло казалось интересным и романтичным. Но к нему прилагались тяжкий труд и неподатливые куски металла. Тогда он попытался захотеть стать наемным убийцей, потому что это ремесло казалось эффектным и романтичным. Но к нему прилагались тяжкий труд и, если закопаться поглубже, необходимость время от времени кого-то убивать. Тогда он попытался захотеть стать актером, потому что это ремесло казалось драматичным и романтичным, но к нему прилагались пыльные трико, тесные трактиры и, к бесконечному удивлению Виктора, тяжкий труд.
Он согласился поехать в Университет, потому что это было проще, чем туда не ехать.
На лице Виктора часто гостила слегка озадаченная улыбка. Из-за нее у людей возникало ощущение, что он немного умнее их. На самом деле обычно он просто пытался разобраться в том, что они только что сказали.
А еще у него были тонкие усики, которые при удачном освещении придавали ему галантный вид, а при неудачном – вид человека, только что отведавшего густого шоколадного коктейля.
Усиками Виктор гордился. А от тех, кто становился волшебником, ожидалось, что они перестанут бриться и отпустят бороду, похожую на можжевеловый куст. Взглянув на самых старых волшебников, можно было предположить, что они, подобно китам, добывают пропитание из воздуха с помощью усов.
Была уже половина второго. Он брел из «Залатанного барабана» – таверны, пользовавшейся самой дурной репутацией в городе. Когда Виктор двигался, всегда казалось, что он бредет – даже если он бежал.
А еще он был вполне трезв и поэтому весьма удивился, обнаружив себя на площади Сломанных Лун. Ведь направлялся он к маленькому переулочку за зданием Университета и к той части стены, где очень удобно расположенные выдвигающиеся кирпичи уже многие сотни лет помогали студентам-волшебникам втихаря обходить правила Незримого Университета – а точнее, перелезать через них.
А площадь была в другой стороне.
Виктор развернулся, чтобы убрести обратно, но вдруг остановился. На площади творилось что-то не-обычное.
Обычно там можно было увидеть рассказчика историй, или музыкантов, или предпринимателя, разыскивающего перспективных покупателей для таких бесхозных анк-морпоркских достопримечательностей, как Башня Искусства или Бронзовый мост.
Но сейчас на площади были только какие-то люди, устанавливавшие большой экран – нечто вроде натянутой между шестов простыни.
