Человек из прошлого
Проживала Александра Заманская на первом этаже двухэтажного деревянного барака в центре Кировского района около Химико-технологического техникума и недалеко от Парка Петрова. Комната у нее была, как у всех жильцов, – двенадцать квадратных метров. Если бы не высокие потолки, она казалась бы маленькой из-за устроенной в комнате кухоньки, где стояла печь-буржуйка, на которой можно было готовить и разогревать пищу, раковина с массивным медным краном, какие стоят в банях, и посудный шкаф с давно облупившимся лаком и не закрывающейся дверцей. Именно из-за высоких потолков, увеличивающих кубатуру комнаты, создавалось ощущение небольшой квартиры, правда, без удобств – таковые, как и положено в подобных жилых строениях, имелись в самом конце барака, и нередко к ним выстраивалась очередь, особенно по утрам.
Майор Щелкунов пришел вечером в надежде застать Александру уже вернувшейся с работы. И не прогадал: Заманская находилась дома и жарила на чугунной сковородке картошку, которая уже покрывалась румяной корочкой. И пахло вкусно и как-то по-домашнему. Как будто Виталий Викторович вошел в квартиру, в которой не единожды бывал и где ему были рады.
– Поедите со мной? – спросила Александра после того, как Щелкунов представился и сообщил о цели своего визита.
– Спасибо, я не голоден, – соврал Виталий Викторович. Не в его правилах было объедать одиноких женщин с зарплатой рублей в триста – триста пятьдесят, что на картошечку с лучком и хлебцем, конечно, хватало, а вот на сливочное маслице и мясной фарш – уже вряд ли. – Приятного вам аппетита.
– Ну если так… А я с вашего разрешения поем, – произнесла Заманская, поставив аппетитно скворчащую сковородку на стол в комнате.
– Конечно, – произнес Виталий Викторович.
Чтобы не смущать хозяйку, он подошел к окну и принялся осматривать улицу. Весна уже давно вступила в свои права, от снега остались лишь воспоминание да пятна сырости в теневых местах. Дни стояли солнечные, и темнело с каждым днем все позднее. Вот и сейчас на часах было почти восемь, но за окном совершенно светло. Ну а раз светло – значит, день, а коли день – надо работать. А ведь еще месяц с небольшим назад в это время за окошком была непроглядная темень, и казалось, еще немного и пора отправляться спать, а не принимать доклады от подчиненных или писать обязательные отчеты…
Так, глядя в окно, Щелкунов простоял минут пять-семь, покуда от хозяйки не поступило предложение попить с ней чаю. От него Щелкунов отказываться не стал, прошел на середину комнаты и сел за стол, взяв из рук Заманской чашку чая.
– Вот, угощайтесь, – пододвинула Александра поближе к Виталию Викторовичу вазочку со светло-коричневыми сушками.
– Благодарю вас, – улыбнувшись, ответил Щелкунов и осторожно взял одну сушку.
– Вы пришли о чем-то меня спросить? – спросила хозяйка комнаты. – Спрашивайте.
– Скажите, вы хорошо знали Эдуарда Кочемасова? – задал первый вопрос Виталий Викторович.
– С ним что-то случилось? – с заметной тревогой в голосе спросила Заманская и неловко поставила чашку с чаем на стол, едва не расплескав ее содержимое.
– Случилось, – ответил майор Щелкунов, не видя оснований скрывать от женщины информацию. – Его сбила машина. Насмерть.
Александра опустила голову. Так она просидела какое-то время. Затем отхлебнула из чашки чая и шумно сглотнула. Примерно такое же состояние было у нее, когда до нее дошла весть, что ее жених в октябре сорок первого года пропал без вести.
– Вы как? – участливо поинтересовался Виталий Викторович. – Можете говорить?
Заманская в знак согласия кивнула:
– Да, смогу.
– Эдуарда вы хорошо знали? – повторил вопрос майор Щелкунов.
– Поначалу мне казалось, что да. Ну это когда мы какое-то время уже встречались с ним. Он мне казался добрым, порядочным и очень внимательным. Быть внимательным к женщине – это о многом говорит… – со значением посмотрела на Виталия Викторовича Заманская. – Но потом чем дольше я с ним встречалась, тем больше мне казалось, что я его совсем не знаю. Какой он? Что у него там, внутри? О чем он все время думает? Знаете, мне ни разу не удалось поговорить с ним, что называется, по душам. Теперь же я точно могу сказать, что этот человек мне был совершенно незнаком. Несмотря на то что мы встречались с ним продолжительное время, он сделался мне близким человеком, я знала, где он работает, над какими проектами трудится, а вот что творилось у него в душе и о чем он думал, мне было совершенно неведомо. Особенно большие перемены произошли в нем в последние месяцы. Порой он впадал в депрессию, он ни о чем не хотел говорить, из него невозможно было вытянуть даже слово, а иногда Эдуард вдруг становился преувеличенно веселым. Перемены в его настроении меня очень пугали.
– Выяснить не пытались, что с ним происходит? – посмотрел на хозяйку комнаты Виталий Викторович.
– Пыталась. И даже не один раз… – с большой долей грусти ответила Заманская.
– И каков результат?
– Да какой там результат! – сокрушенно ответила Александра. – Эдик либо отмалчивался, либо говорил, что у него все в порядке. Говорю же: на откровенный разговор его было не вызвать…
– А где вы обычно с ним… встречались? – задал новый вопрос Виталий Викторович.
– Больше всего у меня, – не очень охотно отозвалась Заманская. – Он частенько оставался. Даже жил у меня по нескольку дней. Это были для меня счастливые дни. Ну почти счастливые, – поправилась Заманская. – Потом он неожиданно уходил. Ну как уходил, просто не приходил и все. Это не значило, что мы поругались и что в наших отношениях случился разрыв: он просто с работы шел не ко мне, а возвращался к себе домой. Мол, погостил и хватит! А у него, – Александра Ивановна как-то уныло усмехнулась, – за все три года я была-то всего раза четыре-пять, не больше. – Заманская снова помолчала, а потом, не дожидаясь вопросов от майора милиции, уже по собственной воле продолжила: – Представляете, за все время наших отношений мы практически вместе нигде не бывали. В кино не ходили, по улицам не прогуливались, ну разве что прошлись вдвоем пару раз. В гости тоже ни к кому не ходили. То ли он стеснялся меня, то ли не хотел, чтобы кто-то из его знакомых увидел нас вместе. Поначалу я не задавалась вопросом, почему так происходит. Ну не хочет он, чтобы нас видели вместе, так что с того? Может, на то есть у него какие-то причины. Обижаться мне на него теперь? А имею ли я право на такую обиду? Немногим позже стала об этом задумываться всерьез: а почему он не хочет, чтобы нас видели вместе? У него есть что скрывать от других? Или он чего-то опасается? И еще, – посмотрела на майора Щелкунова Александра. – В последнее время он, как мне показалось, с большой неохотой ходил на работу. Ну прямо как на каторгу собирался. Он ведь простой чертежник. Работа спокойная и нетрудоемкая, – знай себе черти, что прикажут. Отработал положенные часы – и домой. Забот, в общем-то, никаких. А он в последнее время хмурый был все время. Будто что-то глодало его, не давало покоя. И с каждым днем его настроение все более ухудшалось. Разговаривать со мной вообще перестал. А что с ним происходит – не говорил. Вот тогда я и поняла, – вздохнула Александра Заманская, – что ничегошеньки про него не знаю. И решила как-то порыться в его бумагах, когда его рядом не было. Ну и нашла… Оказывается, он окончил самолетостроительный факультет Авиационного института! И мог бы работать инженером на заводе. Был бы на виду, его многие бы уважали. Мог стать ведущим инженером, потом со временем дослужиться до главного, в конце концов. А он работал простым чертежником в каком-то конструкторском бюро…
Александра допила чай и, ставя чашку, громко стукнула дном о фарфоровое блюдце. После чего продолжила. Очевидно, ей очень хотелось выговориться или найти в собеседнике хотя бы небольшое участие, столь необходимое ей в данную минуту, – все же не стало близкого для нее человека.
– Однажды, когда мы были у него, в квартиру позвонили. Так он сначала прошел на кухню, взял нож и только после этого открыл. Оказалось, это соседи. Пришли попросить коробок спичек.
– И что вы подумали? – спросил Виталий Викторович.
– Для Эдика было не характерно такое поведение, я поняла, что он кого-то очень боится, – последовал ответ.
– Вы не знаете, ему кто-то угрожал?
– Даже не догадываюсь.
– Но раз он на звонок пошел открывать с ножом в руках, то определенно кого-то боялся, – заключил майор Щелкунов. – Или, по крайней мере, сильно опасался.
– Ничего не могу сказать, я не знаю, – глухо промолвила Александра Ивановна. Пальцы рук у молодой женщины подрагивали.
– У него ведь водились деньги, верно? – после недолгого молчания задал новый вопрос майор Щелкунов.
– Верно, – ответила Заманская.
– А вы никогда не спрашивали Эдуарда – откуда они у него? – глянул прямо в глаза собеседнице Виталий Щелкунов.
Александра неопределенно пожала плечами:
– Нет.
– Почему? – поинтересовался Виталий Викторович.
– Потому что знала: если я спрошу его об этом, он снова отмолчится. Он умел это делать… А еще, – сделала небольшую паузу Александра, – я боялась его обидеть. – Она посмотрела куда-то в пространство (что там она увидела – было ведомо лишь ей одной) и поделилась сокровенным: – А потом, какое мое дело? Мне было хорошо с ним, и я не хотела его терять…
Александра Заманская снова замолчала, покусывая красивые полноватые губы, и через пару мгновений неожиданно заплакала. Громко, навзрыд. Ей было очень плохо. Виталий Викторович видел это. Помочь ей было невозможно. Разве что воскресить Кочемасова, но это было не в силах майора милиции Щелкунова. Поэтому он поднялся со стула и, тихо попрощавшись, вышел из комнаты…
То, что рассказала Александра Заманская, особенно о том, что Кочемасов чего-то опасался, боялся даже и при неожиданном звонке в дверь даже схватился за нож, наводило на мысль, что, возможно, гибель Эдуарда Кочемасова под колесами «Хорьха» отнюдь не случайна. Майору Щелкунову пришлось проверять показания очевидцев. Удалось расширить круг свидетелей, которых в конечном итоге, как выяснилось, оказалось немало. Для беседы вновь был приглашен хозяин «Хорьха», подполковник запаса Филенков. Однако выявить что-то новое для следствия, несмотря на приложенные усилия, так и не удалось. Наоборот, майор Щелкунов еще более укрепился во мнении, что Филенков совершил наезд на Эдуарда Кочемасова, повлекший его смерть, не преднамеренно. Произошла роковая случайность, каковые в обычной жизни происходят нередко. Беседовать с ним было крайне непросто: Клементий Филенков искренне сокрушался о том, что под колесами его автомобиля погиб человек. По заверениям подполковника, он уже тысячу раз проклял тот день и час, когда приобрел новые покрышки для автомобиля и выехал на своем трофейном «Хорьхе» на улицы города…
Оставалось допросить нескольких ключевых свидетелей, наиболее важным из которых майор Щелкунов посчитал писателя Леонида Кудряшова, написавшего еще до войны нашумевший роман «Тайны града Свияжского», которым в свое время зачитывались буквально все граждане страны. И по сей день книга оставалась на слуху, а равно с ней и имя автора.
Виталий Викторович считал, что поговорить с писателем по поводу пропавшего сына будет полезно во многих отношениях. Ведь будучи студентом, Василий входил в компанию, в которой пребывали Николай Кондратьев, Валерий Федынцев, Тимур Бекетов, Нинель Яковлева и, главное, Эдуард Кочемасов. Майор Щелкунов допускал, что писатель мог что-либо про них знать. И уж точно мог пролить свет на столь скоропалительный отъезд сына в Сибирь.
Сначала Виталий Викторович решил заявиться к Леониду Кудряшову без предупреждения, но потом, поразмыслив, решил все-таки созвониться с ним и заранее договориться о предстоящей встрече, определив точное время. Творческие люди – личности непростые, зачастую с характером, на кривой кобыле к ним не подъедешь. Требуют должного обхождения. Если свалиться к ним как снег на голову, то, находясь в творческом процессе, они попросту не смогут поддерживать верное направление разговора, поскольку голова у них будет занята совершенно иными вещами, как им кажется, более нужными, а переключаться по щелчку пальцев они не горазды. Так что лучше пусть Леонид Кудряшов будет информирован о цели предстоящего разговора и как-то подготовится к нему.
Однако, когда майор Щелкунов пришел к писателю Кудряшову, тот готов к разговору отнюдь не был и всякий раз переспрашивал Виталия Викторовича, словно не понимал, о чем идет речь. Отвлечься от своих дум Леонид Кудряшов смог лишь тогда, когда Виталий Викторович задал вопрос о сыне.
– Я не знаю, что тогда произошло, – начал рассказывать Кудряшов. – Я был в командировке, а сын, насколько мне известно, собирался с друзьями в поход на Свиягу.
– Не в первый уже раз, верно? – поинтересовался майор милиции.
– Верно, – согласился Леонид Кудряшов. – Это было не первый раз. И они всегда ходили в одно и то же место. Нравилось оно им по какой-то причине… Это вверх по течению реки, где поблизости ни одной деревни или села и дороги такие, что после ливня или зимой туда попросту не добраться.
– Я понял. Что было дальше? – поторопил автора книги «Тайны града Свияжского» Виталий Викторович.
– А дальше… – немного помолчал популярный писатель. – Когда я вернулся домой, Васи уже не было. Уехал на Север. Даже не попрощался. И все из-за этой вертихвостки, будь она неладна!
– Вы имеете в виду Нинель Яковлеву? – задал уточняющий вопрос майор Щелкунов.
– Ну да, – едва кивнул писатель. – Из-за кого же еще… Бросил институт и уехал. Через неделю прислал телеграмму. Дескать, с ним все в порядке, но домой он не вернется. Я пытался его как-то разыскать, запросы посылал, звонил. Да какое там… Бесполезно!
– А откуда именно была телеграмма? – поинтересовался Виталий Викторович, взявший давно за правило не оставлять при допросах неразъясненным ни один момент.
– С железнодорожной станции Усть-Тальменка, – пояснил Леонид Кудряшов. – Я посылал различные запросы, но они все были как под копирку: Василий Леонидович Кудряшов в данном населенном пункте не числится, таковой здесь не проживает и так далее… – повесил голову писатель. – Десять лет почти от него ни одной весточки. Ну я понимаю, его обидела любимая девушка, встречалась с ним, а потом предпочла его другому. Это, конечно, трагедия для молодого человека – мир перевернулся и все такое… – Кудряшов вскинул голову и вопросительно посмотрел на Виталия Викторовича и горько произнес: – Но я-то в чем провинился? Я же его люблю! Почему же он от отца родного отказался?
Правда в словах Леонида Кудряшова была немалая. Но что мог ответить на его вопрос майор Щелкунов?
Глава 11. Я полюбила другого мужчину
А старший оперуполномоченный Валентин Рожнов все еще находился в беспамятстве и никак не реагировал на окружавший его мир: на свет, который должен был раздражать сетчатку его глаз; на уколы, причинявшие боль; на разговоры коллег, что проходили подле его кровати; на мольбы родных, взывавших к нему, чтобы он очнулся. И чем дольше Валентин находился в бессознательном состоянии, тем меньше становилось шансов на его выздоровление.
Конечно, Виталию Викторовичу в его расследовании нападения на Рожнова, которое было связано (и в этом майор Щелкунов ничуть не сомневался) с выяснением обстоятельств жизни и смерти погибшего под колесами автомобиля Эдуарда Кочемасова, очень помогали записи Валентина Рожнова. Именно эти записи навели Щелкунова на мысль, что следует еще раз поговорить с Полиной Терехиной, которая до третьего курса входила в компанию Николая Кондратьева. Тем более что она симпатизировала Эдуарду Кочемасову – главному фигуранту в расследовании, которое проводил Валя Рожнов. У Терехиной вряд ли имелся интерес что-либо скрывать или говорить неправду, да еще по прошествии столь длительного времени.
Утром следующего дня Щелкунов отправился к ней. Встречен он был, как до того встречен был старший оперуполномоченный Валентин Рожнов, двумя детьми: мальчиком лет восьми и девочкой на год его младше. Они выжидающе посмотрели на Виталия Викторовича и, не получив желаемого гостинца в виде конфет, шоколадки или на худой конец леденцов, молча убежали в другую комнату, кажется, ничуть не расстроившись. Полина Андреевна встретила его в цветастом переднике, на руках – следы муки, очевидно, она занималась выпечкой. Когда майор Щелкунов представился ей и объявил, о чем хочет с ней поговорить, женщина вытерла ладони о передник, сделала изумленные глаза и промолвила удивленно:
– Так приходил же от вас уже человек. Капитан, кажется. Я ему все, что знала, поведала…
– А теперь, пожалуйста, поведайте мне, – безапелляционно потребовал Виталий Викторович.
– Как скажете, – изрекла Полина Терехина, уяснив, что с этим майором милиции лучше не пререкаться и просто отвечать на все его вопросы. – Что вы хотите знать?
– Мне бы хотелось побольше узнать о Василии Кудряшове, – начал майор Щелкунов. – О его взаимоотношениях с товарищами по группе, как и почему, по вашему мнению, он попал в компанию Кондратьева, и почему он так поспешно покинул город и уехал в Сибирь. Да еще в такую глухомань, что его и не найти.
– Мне казалось, что вас интересует Эдик Кочемасов, – сдержанно заметила Полина.
– Кочемасов нас тоже интересует, – изрек Виталий Викторович. – Но все-таки давайте начнем с Василия Кудряшова. Расскажите о нем поподробнее, все что знаете.
– Хорошо, – промолвила Полина Терехина, покосившись на безапелляционно строгого майора, и начала: – Вася Кудряшов, сын известного в городе писателя… Хороший парень. Добрый, отзывчивый. Всегда поможет, о чем ни попроси… Он с первого курса был влюблен в Нинель Яковлеву. Добился того, что Яковлева начала тоже обращать на него внимание, а потом стала отвечать ему взаимностью. Все у них вроде бы складывалось хорошо, некоторые из наших им даже завидовали. Их даже считали женихом и невестой, и все шло к тому, что они поженятся. А поскольку Яковлева входила в компанию Кондратьева, Федынцева, Бекетова и Кочемасова, то и Кудряшов примкнул к ним. Что еще вам сказать… – Терехина глянула на майора Щелкунова и продолжила: – Вася был очень искренним…
– Почему – был? – спросил Виталий Викторович.
– Потому, что вот уже почти десять лет от него нет ни слуху ни духу. Как уехал в поход на Свиягу после третьего курса, так после этого и пропал.
– Что значит пропал? – снова спросил Виталий Викторович, хотя знал, что это могло значить.
– А то, что после этого похода его никто не видел. Если бы он был жив, так непременно дал бы о себе как-то знать, – ответила Полина Терехина. – Может, с ним приключился какой-то несчастный случай, а может, на войне погиб. Кто его знает?
– А что говорили в группе насчет его исчезновения? – поинтересовался майор Щелкунов и добавил: – Ведь наверняка многие задавались вопросом, почему он оставил институт и уехал черт знает куда, порвав и с отцом, и со всеми прочими.
– Не только задавались вопросом, но и напрямую спрашивали, что такого случилось в этом походе, что Вася Кудряшов бросил все и уехал из города, – сказала Полина.
– И каков был ответ? – спросил Виталий Викторович и очень внимательно посмотрел на Терехину.
– Говорили, что Кудряшов решил в этом походе еще раз объясниться с Нинель Яковлевой, которая к этому времени была уже с Кондратьевым. Они на третьем курсе сошлись… Когда нас бросают – мы ведь не сразу можем поверить в это, верно? – снова глянула на Виталия Викторовича Полина Терехина, как бы ища понимания, а может, и сочувствия. – Если вообще можем поверить, – добавила она с затаенной грустью, обнажая перед майором глубокую душевную рану. – И часто пытаемся вернуть любимого человека во что бы то ни стало, чтобы все шло дальше так, как и раньше. Но чаще всего такого не случается: если один кто-то разлюбил второго, то размолвка неизбежна, как ты ни пытайся потом поправить. Вот и Вася, наверное, попытался в том походе как-то вернуть Нинель, однако у него ничего не вышло. И в отчаянии он бросил все и уехал невесть куда. Даже, говорили, вещей теплых из дому не взял…
Интересно, что же такого случилось в этом походе, что один из членов давно сформировавшейся студенческой компании вдруг взял и бросил и институт, и родного отца и отбыл, скорее всего, куда глаза глядят, без всякого плана и перспектив. Разве Кудряшов первый, кого бросает любимая девушка? Если бы все, кого вдруг оставляют женщины, бросали все и уезжали на Крайний Север, то полярные широты были бы самым густонаселенным местом земли. А Москва, Ленинград, Киев, Минск и иные города наполовину бы опустели…
Назревала необходимость все же еще раз допросить кого-нибудь из компании Кондратьева. И скорее всего, эту самую Нинель Яковлеву…
* * *Это было самой настоящей неожиданностью – визит майора милиции в воскресенье, да еще ранним утром. Нинель поначалу так растерялась, что не успела предупредить о визите майора Щелкунова Валерия Федынцева, и тот, не подозревая о госте, вышел из туалетной комнаты в помятых трусах, застиранной майке и прошел по-хозяйски на кухню, куда Нинель как раз и пригласила Виталия Викторовича для допроса-беседы.
– Здравствуйте, – поздоровался первым майор Щелкунов. – Я – начальник отдела по борьбе с бандитизмом и дезертирством городского Управления милиции майор Виталий Викторович Щелкунов. Веду расследование по делу о покушении на старшего оперуполномоченного моего отдела Валентина Николаевича Рожнова, который не так давно допрашивал вас, – он посмотрел на Нинель Яковлеву, – в Авиационном институте. А вы кто? – обратился Виталий Викторович к мужчине в трусах и майке.
– Я? – опешил Федынцев. – Я Валерий Иванович Федынцев. Доцент Авиационного института, кандидат технических наук. Друг Нинель Вячеславовны, – добавил он и кивнул в сторону хозяйки квартиры.
– Вижу, что друг. Близкий, – посмотрел на черные сатиновые трусы Федынцева Виталий Викторович. И безапелляционным тоном изрек: – Простите, товарищ кандидат технических наук, но я бы хотел побеседовать с Нинель Вячеславовной наедине.
Валерий Федынцев демонстративно удалился, успев бросить строгий взгляд на Нинель: мол, не вздумай сболтнуть чего лишнего. Майор Щелкунов красноречивый взгляд заприметил, а вот Яковлева – нет.
– Скажите, Нинель Вячеславовна, когда старший оперуполномоченный Рожнов брал у вас свидетельские показания, он чем или кем в первую очередь интересовался? – начал допрос после ряда формальных вопросов Виталий Викторович.
– Эдиком Кочемасовым, – с ходу ответила Яковлева, взглянув на майора милиции.
– А еще кем? – поймав взгляд Нинель Вячеславовны, майор Щелкунов стал очень внимательным.
– Да что-то не припомню, – начала юлить Яковлева, что было хорошо заметно.
– Не помните… Ну тогда я спрошу, – произнес Виталий Викторович, не спуская внимательного взора с Яковлевой. – Меня интересует ваш однокурсник Василий Кудряшов…
Не надо было иметь острый взгляд, чтобы заметить, как Нинель напряглась. Женщина буквально окаменела после последней произнесенной фразы майора: ей потребовались долгие секунды, чтобы отыскать в себе силы и слепить на помрачневшем лице сочувствующее выражение. Фигура сына писателя, без малого десять лет назад бросившего институт и пропавшего на просторах Советского Союза, начинала приобретать все большее значение, и чем дальше продвигалось следствие, тем она становилась все более заслуживающей внимания.
– Вася Кудряшов… – грустно проговорила Нинель, явно стараясь выиграть время, чтобы успеть отыскать наиболее благоприятный ответ. Получалось у нее скверно, она вынуждена будет говорить если не всю правду, то, по крайней мере, значительную часть ее. – Как только мы начали учиться, он почти сразу стал ухаживать за мной, – робко произнесла она и посмотрела на Виталия Викторовича, надеясь прочесть на его лице какие-либо эмоции. Но лицо майора Щелкунова оставалось непроницаемым, как бывало на всех его допросах. Он давно научился не выказывать ни своих эмоций, ни своего отношения к словам допрашиваемых. – Вася был настойчив, через какое-то время я уступила его ухаживаниям, и мы стали с ним встречаться…
– Встречаться в каком смысле? – быстро спросил Виталий Викторович, воспользовавшись крохотной паузой.
Яковлева вопрос поняла правильно и ответила, подняв на майора крупные миндалевидные глаза:
– В смысле как женщина с мужчиной…
– Понятно. Как долго это продолжалось? – задал новый вопрос Щелкунов.
– Где-то полтора года. Может, чуть меньше, – последовал ответ молодой женщины. – И знаете, в это время мы были оба счастливы.
– А что случилось? – поинтересовался Виталий Викторович и быстро добавил, заметив, что лицо Нинель Яковлева заметно изменилось, и она хочет ему возразить нечто вроде: это мое личное дело, к которому милиция не имеет никакого отношения: – Подобного рода вопросы я задаю отнюдь не из праздного любопытства, Нинель Вячеславовна. Для расследования и установления истины важно все: любые мелочи, детали, а также любая информация, которая на первый взгляд может показаться совсем не важной, не имеющей никакого касательства к делу. Так что вопросы, которые я вам задаю и которые могут показаться вам не относящимися к проводимым оперативно-разыскным мероприятиям, на самом деле, безусловно, дополнят картину произошедшего, что для расследования любого дела крайне важно.