Венецианский купец – 6. Падение Твердыни

– Я самый последний человек, синьор Бонифаций, кто может это сделать, – успокоил его я, смотря на то, что было написано на документе. А там и правда было много чего интересного:

«Мы, ниже подписавшиеся, главы Четвертого Крестового похода, в лице маркграфа Бонифация Монферратского и дожа Венецианской республики Энрико Дандоло, договорились:

1) взять Константинополь вооруженным путем и установить в нем новое правительство из латинян;

2) город предать расхищению на три дня и всю добычу, сложив в одном месте, разделить полюбовно. Три доли из добычи должны идти на погашение долга Венеции и удовлетворение обязательств царевича Алексея, четвертая доля – на удовлетворение частных претензий Бонифация и французских князей;

3) по завоевании города двенадцать избирателей, по шесть от Венеции и Франции, приступят к выбору императора;

4) тот, кто будет избран в императоры, получает четвертую часть всей империи, остальные делятся поровну между венецианцами и французами;

5) та сторона, из которой не будет избран император, получает в свою власть церковь святой Софии и право на избрание патриарха из духовенства своей земли;

6) договаривающиеся обязуются год прожить в Константинополе, чтобы утвердить новый порядок;

7) из венецианцев и французов избрана будет комиссия из двенадцати лиц, в обязанности которой войдет распределение ленов и почетных должностей между всеми участниками в походе;

8) все вожди, желающие получить лены, дадут императору вассальную присягу, от которой освобождается один лишь дож Венеции.

Дальше шел перечень распределения дележа земель, причем, как я увидел, Венеции отходили лучшие морские порты, а французам доставались большие, но пустынные земли. Список составлял человек, явно хорошо знакомый с мореплаванием и знанием торговых путей, а таких в этой палатке было всего двое.

Я изумленно посмотрел на отца, и тот, поняв, что я могу раскрыть его аферу маркграфу, тревожно поджал губы.

– Добавляем тогда третью сторону в виде меня, – показал я отцу, ставшему значительно лучше видеть после приема привезенных мною лекарств, на первую строку, и тот внес мое имя сразу после своего.

– Добавляем пункты, что синьор Витале Венецианец отказывается от доли добычи в виде золота, серебра и любой другой драгоценной посуды или утвари, взамен получает те камни, кости, бумаги, которые сможет вывезти из города и выставить на всеобщий осмотр при дележе добычи, – продолжил я.

Отец посмотрел на Бонифация, и тот подтверждающее кивнул.

– Ну и пункт о том, что рыцари не будут трогать рабов, которых синьор Витале Венецианец захватит в городе по своему усмотрению, в случае же спорных случаев жалобщик может подать запрос на рассмотрение его проблемы двум главам Крестового похода.

Эта сноска также удовлетворила обоих.

– Мои обязанности будем прописывать? – поинтересовался я.

– Думаю, не стоит, достаточно будет вашего слова, синьор Витале, – покачал головой маркграф.

– Даю слово Витале Венецианца, что проделаю бреши в стенах Константинополя и приложу все силы, чтобы рыцари попали внутрь города. Такой обет вас устроит?

– Более чем, – согласился он, – бумагу мы с синьором Энрико подготовим к завтрашнему дню. Когда вы будете готовы начать штурм?

– Через три дня, – спокойно ответил я, не обращая внимания на их вытянувшиеся лица, – наемники копали по ночам, чтобы не вспугнуть стражу города. Так что вашего требования я не нарушал, траншеи подведены к городу скрытно и укрыты дерном. Три дня нужны будут, чтобы обрушить участки стен, которые я выбрал.

– Хорошо, тогда завтра подпишем документ и готовим штурм, – сказал маркграф, – на сегодня все, мне нужно обработать раны.

– Я могу это сделать, – я перевел на него взгляд, – и уж точно лучше, чем это делают ваши коновалы.

Бонифаций задумался, но отец добавил к моим словам:

– Соглашайтесь маркграф, лучшего доктора вы точно в нашем лагере не найдете, Витале обучался у китайских мастеров.

Бонифаций после таких рекомендаций не стал отказываться и пригласил меня в свой шатер через полчаса. Когда мы втроем вышли, оказавшись под всеобщим вниманием, Бонифаций ушел к своим рыцарям, а мы с отцом пошли в сторону моего шатра.

– И ты отказывался отдавать мне свитки со святыми реликвиями, прикрываясь честностью раздела добычи? – тихо сказал я, покачав головой. – А сам облапошил бедных рыцарей с морскими портами и разделом земли.

– Это другое, Витале, – поморщился он, – твоя добыча, скрытая от всех, вызвала бы множественные пересуды, ведь император, выбранный из крестоносцев, в любом случае поинтересуется, куда делось все ценное.

– Но сейчас, когда ты стал полноправным участником переговоров, – он покачал головой, – зайдем ко мне на минуту, я отдам тебе свитки.

Сделав вид, что обрадовался, я взял бумаги, которые мне уже ранее отдал брат, и отправился за перевязочными материалами и лекарствами.

***

Аккуратно размочив вином и водой окровавленные тряпки, я осторожно, чтобы не причинять вреда пациенту, стал снимать их с ран. Вид, который предстал передо мной, заставил поморщиться.

– Да, синьор Бонифаций, – поднял я взгляд на скривившегося дворянина, – придется мне теперь взять на себя обязанности вашего лечащего врача, раз вы добавили меня в договор. Иначе с тем уходом, какой получаете сейчас, вы можете и не дожить до раздела добычи.

– Это лучший врач, что мне нашли в городе, – пробурчал он.

– В осажденном нами городе? – хмыкнул я. – Или рядом есть еще какой-то, где к крестоносцам хорошо относятся?

Он нахмурился, но промолчал.

– Сейчас я начну чистить рану, будет весьма больно, – я стал говорить с ним, проделывая нужные манипуляции. Опыта у меня в штопке людей было хоть отбавляй, единственным врачом на судне в походе являлся я, так что тех, кто не выживал после моего лечения, сам же я и отпевал как капеллан. Очень удобно было совмещать эти две должности.