Театр тающих теней. Под знаком волка
– Свое место! В прошлом году Тощий Маркиз, вернувшийся после долгой опалы, со всей дури впёрся в опочивальню и встал на место Толстого Кардинала. И что тут началось!
Камеристки бархатными рукавичками натирают тело Герцогини маслами и благовониями. Когда она закончит принимать ванну, «ее мартышке» будет дозволено погрузиться в еще не совсем остывшую воду. И ощутить всю негу такой жизни. И впитать ее в себя. И снова и снова повторять, что отныне и навсегда у нее будет такая и только такая ванна, разве что вода чуток потеплее! А не то старое корыто и почти ледяная вода, какой в прежней жизни мыли ее и других тощих девочек. Тощих, потому что потолстеть на тех каше и похлебке никому не удавалось. Как и промыть волосы ледяной водой. После мытья волосы чище не становились. Разве что становились мокрыми и холодными. И морозили еще много часов, не давая в стуже спальной каморки уснуть. Так и ходили они все с мокрыми засаленными волосами под серыми тяжелыми чепцами.
Но сейчас нега, тепло и благовония, оставшиеся в еще не остывшей воде после Герцогини. И сама ее благословенная Герцогиня, дающая ей главные уроки придворной расстановки сил.
– Толстый Кардинал вошел и глазам своим не поверил – верх неприличия встать на чужое место! Но сказать ничего не мог. Произносить хотя бы слово до пробуждения Его Величества строжайше запрещено. И подумать страшно!
Герцогиня хохочет.
– Попытался втиснуться между непрошеным гостем и мною. Но я-то стою насмерть! И Маркиз, представь себе, наш тощий тщедушненький Маркиз, словно врос в пол. Тогда Толстый Кардинал надулся и всей силой своего негодования пытался вытолкнуть со своего места непрошеного гостя. Да столь рьяно, что в тишине будуара раздался хлопок, похожий на выстрел.
Герцогиня хохочет. Звонко. Так звонко, что смех ее гулким эхом улетает высоко под своды герцогских покоев. И ее мартышка смеется, натужно подхихикивая каждому новому слову своей госпожи.
– Толстый Кардинал пердит! Можете представить себе! Кардинал пердит! Громко и зловонно пердит в королевской опочивальне! Залпом съеденного накануне гороха и мамалыги! Вонь нестерпимая – я же ближе всех к нему стою.
Герцогиня – рассказчица хоть куда! Не то что Герцог. У того никогда ничего ни про походы, ни про охоты не понять. Как начнет от Рождества Христова, так и никак не может дойти до сути.
Герцогиня всегда увлекательна! И точна. И резюмирует сказанное так, чтобы в голове «ее мартышки» отложилось навсегда!
– Встать не на свое место!!! Как только такое может быть?! Ты подумай только! Как это только возможно! Встать не на свое место!
В голове у Герцогини такое не укладывается. Просто не может уложиться! Потому что не может уложиться никогда. За всю свою жизнь такого вопиющего нарушения иерархии ни до, ни после Герцогине видеть не доводилось.
– Подумать только! И этот Тощий Маркиз имел наглость сказать, что он не со зла! Не со зла?! Встать в королевской опочивальне не на свое место не со зла?! Кому рассказать, не поверят! Как такое может быть?! Все места даны по праву рождения! Или же за особые заслуги перед короной! Каждый шажочек за шажочком свое место пóтом и кровью завоевывает! И на тебе – пришел и встал!
В проделанную дырочку в сложных кружевных юбках Герцогини Лоре видна лишь небольшая часть опочивальни. Допущенные к утреннему ритуалу придворные, когда все уже на месте, стоят так плотно друг к другу, что в какой-то миг ей становится страшно, что ее задавят. Жутко неудобные каркасы фижм защищают ее, почти вжимая в пах Герцогини, но та из-за общей толчеи не замечает.
Видит Лора лишь детали. Что не видит, то слышит. Еще больше чувствует. Впитывает из затхлого воздуха королевской опочивальни.
И жалеет Короля.
Бедный он, бедный. Ни проснуться тебе втихомолку, ни спокойно пукнуть спросонья. Ни рот самому сполоснуть. Даже у ее Герцогини по утрам изо рта так воняет – святых выноси! – Лора еле сдерживается, чтобы не зажать нос. А уж у такого крупного мужчины, как Его Величество, тем более, а ему сразу на придворных дышать!
Придворная иерархия, которую она понимает и постигает под фижмами Герцогини, строга и незыблема.
Есть Король!
Главный и Обожествленный!
Он как Бог. И как Солнце! Разве что пукает по утрам.
Есть Королева. То есть должна быть. И была раньше. Еще недавно была Королева Изабелла.
Теперь Королевы нет. И наследника нет.
Единственный наследник – инфант Балтасар Карлос – совсем недавно умер, не успев жениться и своего наследника оставить.
Королева Изабелла успела умереть еще раньше сына.
Нового наследника некому родить.
Королю лет уже немало. Герцогиня говорит, что больше сорока, хотя Лора уверена, что так долго не живут!
Бастардов у Короля без счета. Герцогиня говорит: бастард – это рожденный вне законного брака, такой сын короля не может стать следующим королем.
Бастардов много, законного наследника нет. И что дальше?
Над этим ломает голову весь двор.
Значит, есть Король.
И есть те, кто вокруг Короля.
Про них ее Герцогиня тоже знает всё.
Первый Первый Министр.
Стоит на отдельной ступеньке по левую сторону от королевской кровати.
Еще молод. Вполне красив. Строг.
– Строг?! После Оливареса никто не строг! – восклицает Герцогиня. – После Оливареса-то! А этот – обычная пиявка, неведомо как присосавшаяся к королевскому телу!
Так Лора узнает, что долго-долго, очень долго, дольше чем не то что она, а даже и ее Герцогиня на свете живет, Первым Министром был Граф Оливарес, он же Герцог Санлукар-ла-Майор, державший в страхе весь двор.
– Великий был человек. Казалось, вечный. Еще я девочкой была, а он уже был всесильным Первым Министром. Но и тот пал!
Герцогиня многозначительно вздымает руки к небу.
– Мятеж в Каталонии. Сопротивление в Голландии. Расторжение Иберийской унии! Португалия, наша вечная Португалия, наша часть Испанской империи, отделилась! После такого и Оливарес зашатается!
Смотрит в зеркало. Похлопывает себя по начавшим терять упругость щекам. Тянет их вверх к вискам, чтобы растянуть первые морщины. Отпускает, недовольная увиденным.
– Капля камень точит. Нашлись при дворе силы, которые день за днем твердили Его Величеству, кто во всем виноват! И Его Величество не простил своему любимому Первому Министру Оливаресу, что тот великую империю развалил. От всех постов отстранил, прогнал со двора. Но Королю и дальше шептали и нашептывали. Пока Его Величество не сослал графа Оливареса в Торо и не подверг Суду Инквизиции. А с Судом Инквизиции можно быть только на одной стороне…
Герцогиня вздыхает так выразительно, что Лора точно понимает – всё, что угодно, только не Суд Инквизиции! Если он не на твоей стороне.
– Граф Оливарес недолго после этого прожил. Какая ирония! Столько раз он сам отправлял на Суд Инквизиции, а сам не перенес. В подвалы Инквизиции лучше самому отправлять, чем ждать, когда тебя отправят. После Суда Инквизиции долго не живут.
«На Суд Инквизиции лучше самому отправлять, чем ждать, когда тебя отправят», – делает для себя вывод Лора.
«Каждый когда-то падёт, – делает второй вывод Лора. – Каждый!»
О новом Первом Министре даже ее обожаемая Герцогиня не может ничего сказать. Безликий. Скользкий. Молчаливый. Чем занят – не понятно. В нужные Герцогине союзы вступать не торопится.
– После великих приходят безликие! – говорит ее обожаемая Герцогиня.
И Лора делает вывод номер три – при дворе теперь время безликих.
На ступеньке по правую сторону от Королевского ложа стоит Второй Первый Министр.
Почему Первых Министров двое, Лоре не понять. Ее учат арифметике. Там всё понятно. Сначала идет Uno, потом Dos. А не Uno-Uno и Uno-Dos.
Но при дворе своя арифметика.
Герцогиня говорит, что после падения Оливареса его полномочия расхватывали все кто мог. И кто не мог.
– Один мой идиот Герцог себе ничего не урвал! А должен был! Ему по его заслугам было положено куда больше, чем всяким там Первому Первому и Второму Первому. Но стоит, как и стоял, на три шага за их спинами.
Полномочий нахватали. Затем стали яростно биться, чтобы их удержать. И бьются по сей день.
Два Первых Министра между собой бьются, каждый из них уверен, что Первый Первый – это именно он! А Король наблюдает.
– Его Величество это любит – будто случайно сводить двоих на одной ступеньке. И смотреть, кто кого.
Если Первый Первый хочет влияния, а уже после влияния хочет денег, то Второй Первый хочет денег. Всегда. Влияния тоже хочет. Но денег больше.
Если Первый Первый замкнут и молчалив, Второй Первый Министр балагур и весельчак, всегда жаждущий Его Величество рассмешить. Лоре он кажется совсем нестрашным. Веселым пустым местом. Не тем, кто может на Суд Инквизиции отправлять. Вместо придворного шута смешит короля, а с ним и всех вокруг – если смеется Король, как могут не заходиться в припадке смеха остальные!
Но Герцогине при имени Второго Первого Министра не весело.
– Это ты его другим еще не видела!
Законная супруга Второго Первого невзрачная и бледная как моль, вылетающая из сундуков Герцогини, когда их долго не перебирают ленивые камеристки. Супруга редко появляется при дворе, но, устав от бесконечных похождений любвеобильного Второго Первого и от числа бастардов мужа, о которых ей не доносит разве что ленивый, время от времени подает голос. И возвращает мужа в лоно семьи. И в собственное лоно. Сухое как выгоревшая на солнце листва. И к исходу года получает еще одного ребенка и еще несколько поместий, карет с упряжками и мешочков с золотом. Ко двору Его Величества Вторая Первая Дама влечения не испытывает. Берет деньгами.
За Вторым Первым уже не на ступеньке, а на приступочке стоит просто Второй Министр. Вечно Второй.
Он стар. И мудр, наверное. Ни слова без разрешения Короля не скажет. А если скажет, елей в адрес Его Величества льет через край.
При дворе Вечно Второй дольше всех. Дольше, чем она на свете живет. И дольше, чем ее обожаемая Герцогиня живет на свете – стоял при Оливаресе, и еще до того в прошлом веке при деде нынешнего Короля Филиппе II стоял. Стоял и когда отец Короля покойный король Филипп III угорел.
Никто не знает, сколько лет и десятилетий Второй Министр мелкими шажочками двигался от brasero, жаровни с углями в углу Королевской опочивальни, ко второй по значимости приступочке около кровати. Все ныне живущие помнят его уже стоящим у самого изголовья. И льстящим.
Главное умение Вечно Второго – лить елей. Да такой густой, что сам Король не знает порой, сердиться ему или смеяться.
– Вы, милочка моя, слишком молода и неопытна в делах наших, – говорит он в один из дней Герцогине, прогуливаясь после утреннего церемониала по южной анфиладе дворца. – Тонкости придворного выживания вам еще осваивать и осваивать!
Герцогиня едва не фыркает – ее-то в незнании дворцовых премудростей попрекать!
– Никогда не говорите монарху, что он просто прекрасен. Или просто умен. Или просто красив. Это ему скажут и без вас! – Второй издает странные звуки, похожие на кхе-кхе. – Скажите всё то же самое, только в превосходной степени. В разы больше, чем остальные. В разы подобострастнее. В самом глубоком реверансе. Налейте елей столь густой, чтобы монарх и сам не знал, верить ему или смеяться! Тогда продержитесь при дворе не менее моего. И до моей приступочки когда-нибудь доберетесь. Не скоро. Очень не скоро. Пока она занята! Прочно занята.
Герцогиня с трудом удерживается, чтобы не фыркнуть, но благоразумно кивает. Внимает. И, усвоив урок, уже сама льет елей в уши Второму.
– С вашей непревзойденной мудростью… С благолепием и покорностью внимаю вашим советам… Никто кроме вас не наставит, не подскажет… Позвольте и далее в трудный час прибегать к вашей великой мудрости.
И тут же переходит к вовлечению Второго в свою игру.
– Не могу не поделиться, Милостливейший и Мудрый. Наш Тощий Маркиз (или Толстый Кардинал, или Воинствующая Дама – какая разница кто!) такое себе позволяет за вашей спиной в ваш адрес…
Лора не знает, хочет ли она простоять всю жизнь на той вожделенной ступеньке, до которой не то что ей, даже ее обожаемой Герцогине еще двигаться и двигаться. Но еще один урок придворного выживания усваивает и она.
Лить елей!
В монаршие уши!
И в уши всех тех, кто выше тебя! От кого ты можешь зависеть. И кто может сокрушить твоих врагов. Которых не можешь сокрушить ты сама.
Собственных врагов своими силами сокрушать и не нужно. Нужно только сделать их врагами сильных мира сего! Представить сильным мира сего своих врагов в качестве их врагов. Убедить сильных в этом. А дальше упиваться зрелищем крушения врага своего. Пусть даже из-под чужой юбки.
Лора тренируется. На одной из недобрых к ней камеристок, не принимающей ее всерьез. И уже через пару недель разгневанная Герцогиня выгоняет со двора «эту бесстыжую девку, осмелившуюся сказать про нее Герцогу такое»! Лора лишь довольно наблюдает со стороны.
Получилось! Урок усвоен.
По правую руку сразу за Вторым Первым и Вечным Вторым стоит Сицилиец! Это ее обожаемая Герцогиня его так называет – Сицилиец. И еще – Бастард.
Он молод. Высок. И зловещ. Не по себе от его взгляда. И не любит ее обожаемую Герцогиню – Лора это нутром чует! На дух не переносит!
С ним что-то не так, как с другими, допущенными в опочивальню. Некий ореол избранности и постыдности. Тайного величия. И тайного неприличия. Лора понять не может какого. Пока однажды в порыве чувств ее Герцогиня не шипит на все их герцогские покои, обращаясь к Герцогу:
– Дал обыграть себя бастарду! Незаконнорожденному мальчишке! Сыну какой-то там актрисульки!
– И сыну Короля! – тихо вставляет свое слово Герцог.
Но супруга будто не слышит.
– Его титул Приора Мальтийского Ордена незаконен! Его Величество не имел права незаконнорожденному такой титул давать!
– Но дать Хуану титул Principe de la Mar – князя Моря – никто Его Величеству не может запретить. Как и титул вице-короля Сицилии… – пытается придерживаться писаных законов Герцог. Чем еще больше распаляет Герцогиню.
– Бог с ней, с Сицилией! Она далеко! Нам там не жить! Нам скоро и во дворце не жить, раз ты даешь себя так унизить! Изгонят! Сошлют! Под Суд Инквизиции отдадут!
Их могут изгнать из Дворца! – понимает Лора. Ее могут изгнать из ее новой теплой апельсиновой жизни! Обратно в серость и холод!
Если Герцогиню и Герцога отправят в изгнание, зачем она там будет им нужна? И зачем в изгнании они ей? Вдруг там еще хуже, чем в ее холодной прежней жизни. Они ей нужны здесь, при Дворе!
Ей нельзя в изгнание. Ей нужно любой ценой в этой прекрасной жизни задержаться. И жить! Любой ценой! Любой!
Герцогиня тем временем продолжает наседать на своего бравого Герцога.
– Забрать у тебя море! У тебя! Который вместе с кардинал-инфантом, преданный всеми, за славу этого флота сражался! Флот мальчишке отдать!!! Выблядышу актриски отдать флот!!! Пока я бьюсь с невесть откуда взявшейся Воинствующей Дамой и тешу жалкое самолюбие этого коротышки Второго Первого, ты упустил самое главное! Флот! Не уследил, как флот утек в чужие руки. И теперь этот коротышка Второй Первый не преминет вступить в союз с Бастардом, чтобы меня обыграть!
– Меня обыграть. Всё же я генерал…
Пробует поправить супругу Герцог. Но не успевает договорить, как получает мимоходом в ответ:
– Не льсти себе! Всем известно, что генерал здесь я!
Так Лора узнает, что Сицилиец – это вице-король какой-то земли Сицилии, которая где-то далеко и им там не жить. И что он бастард – незаконнорожденный, то есть рожденный не от законной жены. Не от Королевы. И что, если бы Сицилиец от Королевы был рожден, он был бы сейчас наследником, и перед ним стелился бы весь двор, включая ее обожаемую Герцогиню.
Но Сицилиец, он же Хуан, он же Дон Хуан Австрийский – бастард. Поэтому игры при дворе у него не менее сложные, чем у ее обожаемой Герцогини. И играют они друг против друга.
С левой стороны на заветную приступочку перед ближней к королевскому ложу ступенькой забрался тот самый Тощий Маркиз, поведение которого так возмущает ее обожаемую Герцогиню.
Тощий Маркиз с горделиво задранной головой не по южному белобрыс. И выглядит совсем как птица-секретарь, которую Лора видела в большой книге с картинками.
– На приступочек он влез!
Шипит ее Герцогиня. И Лора уже знает, что это шипение страшнее кавалерийского ора ее супруга.
– Забыл, как был отлучен от двора! За не-пре-данность! За подозрение в преданности врагу! Небезосновательные подозрения! Не-без-ос-нова-тельные! Это я вам говорю!
Герцогиня всегда знает, что говорит! И намного больше, чем говорит, знает!
– Как только его тогда не казнили! Сбежал! И как после такого он смог ко двору вернуться? Уму непостижимо! Другого давно уже бы запытали в подвалах Инквизиции. А с этого как с гуся вода!
На десятилетие имя Тощего Маркиза было вычеркнуто из всех упоминаний при дворе. В залах и будуарах никто не рисковал произносить имя презренного отступника вслух. И только сам Король время от времени яростно разражался отборной бранью в адрес предателя, чтобы всем возможным предателям неповадно было. И неистовствовал так бурно, что даже грубо льстящий Второй Министр поддакивать не рисковал.
Пока в одночасье Тощий Маркиз вдруг не возник из небытия. И даже приблизился на несколько шагов к изголовью.
Позже под другими фижмами, под другими креслами и диванами Лора узнает, что все было не совсем так, как рассказывает ее обожаемая Герцогиня. Никто, даже такой проныра, как Тощий Маркиз, не в силах настолько неподобающе нарушить субординацию в королевской зале и встать куда ему хочется.
Узнает Лора, что ее обожаемая Герцогиня кипятилась зря.
Узнает Лора, что, конечно же, всё было сделано «с ведома Его Величества и по его воле», но «так и неизвестно, за какие заслуги»!
Просто в один странный день перед церемонией пробуждения Его Величества в королевской опочивальне появился Главный Церемониймейстер двора с двумя рослыми караульными. Махнул платком, и караульные, упершись друг в друга, сдвинули всех стоящих с левой стороны от королевской опочивальни ровно на один шаг. А самый дальний из стоящих idalgo вывалился из опочивальни в приемную. Бедный, только-только дослужился до «места у печки», втиснулся рядом с brasero – жаровней с углями, и такое несчастье! А следом за караульными из приемной в опочивальню стучащими шажками проследовал Тощий Маркиз и занял место на приступочке почти около самого Королевского балдахина. Сразу за Первым Первым.
Все присутствующие бы ахнули, если бы до пробуждения Короля можно было издавать звуки. Но звуки издавать нельзя. Поэтому все стоявшие ахнули молча. С открытыми ртами.
Толстый Кардинал, как у него водится, в то утро почти опоздал. Отчего и выталкивал Тощего Маркиза со своего законного места. Да так и не вытолкал. Теперь они стоят на одной приступочке вдвоем. Выталкивая друг друга.
Секрет возвращения Тощего Маркиза не знает никто. Ходят слухи, что в качестве индульгенции Птица-Маркиз в клювике принес важные секретные сведения из стана врага.
Говорят, что свое изгнание Тощий Маркиз с пользой провел в Европе. И принес своему суверену немало информации, новых союзников и… как добавляют недоброжелатели: «С ними и новых врагов, и новые поражения!»
Но про новые поражения отрывисто шепчутся в будуарах, точно зная, что в парадных залах речь может идти исключительно о победах.
О великих победах Его Величества!
Об остальном нужно молчать. Всё остальное можно причислять только к проискам врагов.
На той же приступочке рядом с Тощим Маркизом в пол-оборота завис Толстый Кардинал. Служитель церкви и изощренный интриган.
Под тяжестью собственного веса в ожидании пробуждения монарха ему стоять непросто. Потеет, краснеет. Сопел бы, да нельзя, поэтому снова потеет – мокрые круги и пятна пота проступают сквозь кардинальскую мантию. Выходя после церемонии из опочивальни, немедленно падает в кресло, подставляемое церковными служками.
Герцогиня говорит, что после возвращения Тощего Маркиза двор с напряженной радостью и возбуждением ждал поединка между ними. Потирали руки. Запасались новомодными очками, чтобы наблюдать. Кто же пропустит такое развлечение – битву за целый шаг навстречу Королевскому балдахину!
Но то ли Тощий Маркиз за годы отсутствия наплел таких интриг, что распутать их оказалось не под силу даже такому искусному мастеру, как Толстый Кардинал, то ли верховный служитель церкви быстро просчитал, что воевать с Тощим Маркизом себе дороже и выгоднее до поры отступить, дабы ударить потом, но, к огромному разочарованию всего двора, они вдруг спелись. Или умело делают вид, что спелись. Прощупывая слабые места в обороне друг друга. А до той поры на людях везде и во всем поддакивали друг другу.
За Тощим Маркизом и Толстым Кардиналом место Герцогини. Ну и Герцога за ее плечом.
Следом за ними долго стоял Дряхлый Старик. Точнее, стоять сам он уже не мог. И если бы не плотность утренней шеренги, давно упал бы. В опочивальню его под руки вводили пажи и встраивали между Герцогом и другими грандами.
Дряхлый Старик считался при дворе «по армейской части», но когда он последний раз воевал, не знал никто. Даже Герцог, сам давно не мальчик и сам бравый вояка, не мог вспомнить военных подвигов Дряхлого Старика. Зато весь двор отлично помнил подвиги другие – несмотря на ветхость и возраст, Дряхлый Старик любил щупать молоденьких. Камеристок, служанок, низкородных дам и низкородных дворянских дочек – без разницы.
Старик дряхлел. Дамочки, дочки, служанки менялись, но их юный возраст никогда!
Пока Старик щупал, дела по армейской части яростно делили Второй Первый Министр и… ее обожаемая Герцогиня, выступавшая в этом деле впереди собственного мужа. Сводя и разводя союзников и врагов. Сражаясь и побеждая. И проигрывая. Второму Первому. Чтобы после перегруппировать свои ряды и снова побеждать.
И всех всё устраивало. Пока в один из дней взгляд Лоры из-под фижм ни уткнулся не в тощий зад старика (про запах от стариковского гульфика лучше умолчать!), а совсем в иной зад.
Издох ли Дряхлый Старик или окончательно из ума выжил и на какой-то из церемоний принялся щупать тех, кого щупать не по чину, а до Его Величества это «в нужном свете» донесли, Лора не знает. Слухи по двору ходят разные. Но в одночасье на его месте возник невзрачный мужчинка. С женой гренадерского вида.
Как они вдвоем умещаются на месте Дряхлого Старика? Тем более что жена Нового Военного – дама недюжинного роста. Заметных габаритов. И больше него для военного командования подходит голосом, способным заменить полковую трубу.
Говорят, сия Воинствующая Дама вместо мужа прибирает армейские дела к своим рукам. И – к ужасу всего двора! – делить армейские дела с Вторым Первым не желает!
Здесь уже даже симпатии ее Герцогини на стороне Второго Первого. Такое нарушение субординации! Все же знают, что Первый Первый – тайная полиция, Второй Первый – армия и война.
– Лучше со знакомыми врагами, чем с неизвестными друзьями! – говорит ее обожаемая Герцогиня. – А с новыми друзьями нужно быть начеку.
Воинствующая Дама сама как полковая труба – шпаги к бою! …товьсь! Ее бы обрядить в кавалерийский костюм, а не в эти фижмы, в которых она не знает, как повернуться. Лора единожды забралась под ее юбку и больше не рисковала. Воинствующая Дама шагает так быстро, что Лоре на ее коротеньких ножках за гренадерским шагом не поспеть. Еще и запах тошнотворный под юбками – того и гляди Лору вырвет прямо ей под ноги.
Чем Воинствующая Дама и ее супруг дороги сердцу Его Величества, не знает никто. Ее обожаемая Герцогиня в лепешку разбилась, чтобы это узнать, но даже ее связи и умение не помогли.
Но, как учит Вечный Второй, налила елея своему извечному противнику в армейских делах Второму Первому.
– Его Величество всегда полностью доверяет вам!
– И статус! Ваш Статус! По статусу вы много выше этой выскочки! – умело лелеет больное самолюбие крошечного Второго Первого ее Герцогиня. Полководица чинов не понимает! Мозги в своей Африке расплавила от жары.
«Лучше со знакомыми врагами, чем с неизвестными друзьями!» – еще раз мысленно повторяет Лора. И запоминает. Раз и навсегда.
Пока Герцогиня льет елей, Второй Первый раскисает, пускает слюни, поддакивает: «Его Величество никогда Африкой не интересовался, и на тебе!» Но наутро ее обожаемая Герцогиня расплачивается. За то, что видела сильного в его слабости. Герцогиню и Герцога не приглашают к Королю на положенную им по чину партию в карты. Партию, которую все при дворе ждут, считая дни и часы до своей очереди.
У Второго Первого в тот день находятся резоны втолковать Его Величеству, что для дел государственной важности требуется, чтобы вечером с ним играл английский посол. Герцогиня истово злится. Но всё равно улыбается. Сегодня ты не в игре, но кто знает, где и в союзе с кем ты будешь играть завтра!