Сотворение России. Национальная идея и стратегия общественного созидания

1. КОРЫСТЬ В ЗАКОНЕ: пагубные итоги двадцатилетия бездушных олигархических реформ

Уже совсем скоро исполнится двадцать лет, стремительной вереницей пролетевших от времени необузданных августовских дней 1991 года.

Приближающаяся «круглая» дата обрушившихся на нас тогда событий, тем более таких, что запалили и раскрутили грандиозные общественные и политические процессы на огромном пространстве, преобразившие до неузнаваемости наше общество и государство, да ещё, на фоне нынешней нескончаемой череды взрывов, пожаров, убийств, крушений и катастроф, вновь всколыхнула прежние воспоминания, пробудив желание взглянуть на два десятка прожитых лет, и оценить произошедшее с мировоззренческих позиций дня сегодняшнего.

На рубеже восьмидесятых-девяностых годов мне пришлось работать в одном из столичных научно-исследовательских институтов необъятной системы Государственного комитета СССР по делам строительства.

В строительном комплексе Советского Союза были заняты около одиннадцати миллионов человек и, предвидя приближающиеся экономические реформы, руководство Госстроя СССР сочло необходимым и важным как можно лучше подготовиться к будущим преобразованиям. В частности, для этой цели во ВНИПИ Труда был создан отдел, который, во взаимодействии с научными структурами Государственного комитета Совета Министров СССР по профессионально-техническому образованию, должен был разрабатывать концептуальные основы и методы работы с персоналом в строительстве: как в специализированных профессиональных образовательных учреждениях, так и непосредственно в трудовых коллективах.

В те времена, весьма обосновано и правомерно считалось, что успех реформирования экономики всецело зависит от качества профессиональной образованности кадров, знания целей, задач и способов осуществления преобразований работниками всех уровней: от министра до рабочего.

Особо подчёркивалась необходимость создания и подготовки сплочённых управленческих команд, в состав которых должны были отбираться наиболее авторитетные руководители и специалисты, и с их участием, на основе последних научных достижений, должна была вырабатываться наиболее эффективная стратегия преобразовательной деятельности, формулироваться цели и задачи, отрабатываться методы, чтобы в последующем активно и наименее болезненно применяться в практике реформирования.

Поэтому созданное новое научное подразделение, которое мне довелось возглавлять, именовалось Отделом непрерывного образования кадров и трудовых коллективов.

Отдел работал на условиях самоокупаемости, сочетая финансирование из госбюджета с самофинансированием, и работал очень активно, осваивая выделенную предметную область и достигая требуемых научных результатов. Заработная плата сотрудников быстро росла, благодаря увеличивающемуся объему работ, и люди с энтузиазмом трудились, не считаясь со временем, не противились, когда нужно было ездить в долгие командировки, радовались общим высоким достижениям.

Однако конкуренции интересов между направленностью на научно-практическую результативность работы и погоней за прибылью в отделе не было, как не было этого, и в институте в целом. Все хорошо понимали, что деятельность должна быть предметной, уровень результативности работы, – высоким, основанным, прежде всего, на качестве продукции и росте производительности труда, а уже благодаря этому, и заработок должен быть соответствующим. Деньги самым естественным образом, и практически всеми, воспринимались как важное средство, но не как главная цель жизни.

В 1989 году нами была разработана Концепция непрерывного образования кадров в строительстве, которая была утверждена совместным решением Коллегий Госстроя СССР и Госкомитета СССР по профтехобразованию.

Ещё одной важной работой, в которой мне посчастливилось участвовать в те годы, было комплексное исследование деятельности первичных партийных организаций в условиях перестройки. Головной организацией этого исследования была Академия общественных наук (ныне Академия государственной службы при Президенте РФ), действовавшая по прямому поручению высшего политического руководства страны. Социологические и социально-психологические опросы проводились в одном из районов Москвы, а также в структурах, непосредственно подчинённых ЦК компартии Белоруссии. Моему отделу пришлось разработать методику исследований, произвести сбор данных, обработать результаты, описать их и отдать в НИИ «Опыт» Академии общественных наук.

Пишу я это лишь для того, чтобы показать, на каком высоком уровне в Советском Союзе шла подготовка к экономическим реформам, и какое внимание этому уделялось политическим и народно-хозяйственным руководством страны.

В самом начале девяностых у меня наладились и укрепились отношения с Всесоюзным обществом «Знание», благодаря чему стали расширяться международные связи и контакты. В начале 1991 года я был утверждён Генеральным директором Международного совместного предприятия «Лицом к Лицу», в состав которого был переведен из института весь мой научный отдел. Деятельность этого международного предприятия также была инновационной. К тем научным направлениями, о которых было сказано выше, добавились разработки в сфере информатики, программных средств для российского земельного кадастра, баз экономико-географических данных на основе ГИС-технологий для поддержки принятия решения на высшем уровне государственного управления, консультационная, издательская и международная выставочная деятельность.

Август 1991 года застал меня в Москве. Очень хорошо помню серую, мрачную, туманную погоду, особенно те ночи, когда мы с женой почти не спали, так как наш сын в эти дни находился на баррикадах у белого дома. Утром двадцатого августа, по той причине, что к этому времени в структуре международного предприятия уже были образованы почти сорок дочерних фирм, расположенных во многих городах разных республик страны, я издал приказ, предписывающий руководству всех созданных нами структур подчиняться новой российской власти, то есть Президенту России. Вообще, в то время я был на острие происходивших в стране преобразований, но, конечно же, мало, что понимал в действительной сути происходящего.

Не побоюсь ошибиться, если скажу, что многие из нас очень хорошо помнят то особенное общественное воодушевление августа 1991 года, когда на смену жесткому партийно-номенклатурному режиму, пришло новое, как мы думали, истинно демократическое, и как нам казалось, неизбежно ведущее к построению социально справедливого общества, государственное устройство.

Значительное большинство из активной части населения огромной советской страны видели в начавшихся преобразованиях желательный результат, соответствующий собственной воле и личным ожиданиям, искренне надеясь на скорое разрешение многих жизненно важных проблем.

Из великого множества постоянно будоражащих общество вопросов, несколько отчетливо выделялись своей актуальностью, значимостью и всеобщностью:

«устранение тягостного, неправедного идеологического гнета и получение возможностей для свободного выражения собственных мыслей, взглядов и идей, духовного раскрепощения и интеллектуального развития, индивидуального самостоятельного, осмысленного и осознанного творческого труда;

«устранение препятствий и создание благоприятствующих условий для удовлетворения потребностей самоактуализации, личной инициативы и независимости суждений, грубо подавлявшихся прежним партийно-номенклатурным режимом;

«устранение ограничений свободы совести, вероисповедания и информации, а также и других прав человека, декларируемых мировым сообществом в качестве общепризнанных и базисных для человечества, ценностей;

«получение практических возможностей влияния на государственные и политические решения на основе построения и развития демократических механизмов власти, руководства и управления;

«создание комфортной и благодатной общественно-политической среды, способствующей повышению личного и семейного благополучия, основанного на проявлении и актуализации собственных знаний, умений, усилий, усердия, трудолюбия;

«получение возможностей и гарантий для свободного межнационального общения и международного разделения труда, устранение ограничений и барьеров при осуществлении самостоятельной внешнеэкономической деятельности;

«уничтожение в обществе почвы для социальных, межнациональных и межэтнических конфликтов, напряженности и угнетенности, особенно из-за невозможности повседневного и доступного удовлетворения обыденных жизненных потребностей.

Мыслей, что для достижения этих, в целом обоснованных и положительных целей, нужно будет основательно разрушить весь мощнейший научно-производственный комплекс страны, заменив его огромными складами и повсеместными вещевыми базарами, у нас не было, да и не могло быть, так как подавляющее большинство советских людей долгое время воспитывалось на социотипических примерах активного созидательного и сознательного труда, самоотверженной защиты Родины, служения народу, государству и ближним.

И очень многим в то время казалось, что именно для преодоления таких, весьма насущных, острых и больных проблем, и пришла в Россию новая демократическая власть, ассоциирующаяся в массовом сознании с образом Ельцина, взобравшегося на танк перед белым правительственным домом, самоуверенного и бескомпромиссного, да еще совсем недавно – опального. Власть, заменившая клику престарелых мумиеобразных изваяний, неслышно появившихся на телеэкранах и воссевших за массивным столом президиума под умиротворяющую музыку «Лебединого озера», возглавляемых лидером с трясущимися руками и отекшим, как от чрезмерного возлияния, иссиня серым лицом.

Потом мы узнали про Форос, где восстанавливал здоровье «внезапно и очень сильно заболевший» М.Горбачёв, радостно восприняли прилетевший с ним самолет в сопровождении бравого полковника А.Руцкова с автоматом наперевес, через некоторое время ставшего Вице-президентом страны.

В густом московском тумане мы разглядели арестованных членов ГКЧП, Президента СССР, прилюдно и как-то очень спокойно, даже покорно, сдавшего свою власть беззастенчивому и властолюбивому российскому лидеру.

Понаблюдали за тем, как толпы агрессивных и не очень знакомых людей, крушили памятники и занимали дома, принадлежащие ранее партийным и номенклатурным учреждениям, запечатлели растерянных офицеров и генералов, боящихся принимать любые решения, и вскоре мирно разбрелись по домам.

Каждый житель нашей большой страны ожидал каких-то новых, существенных и важных событий, вслед за которыми, унылая и безрадостная, похожая на рабскую, трудовая жизнь народа, должна была озариться свободой от партийно-идеологического угнетения, неизбежным воцарением социальной справедливости и быстрым повышением благосостояния населения с удовлетворением всех мыслимых и немыслимых человеческих потребностей.

Следует сказать, что в сентябре 1991 года, по приглашению влиятельной американской консалтинговой компании «The Jefferson Group» я поехал в Вашингтон, прежде всего, чтобы отправить на стажировку в эту компанию сына, а также попутно решить возможные вопросы развития сотрудничества с американскими фирмами. Принимали меня в США на очень высоком уровне: пару часов я разговаривал с помощником Президента США по мировой экономической политике, встречался с работниками аппарата Конгресса США, вице-губернатором штата Вирджиния, Председателем «Института Иллинойса», представителями крупнейших американских компаний, министерства торговли и другими высокопоставленными лицами.

Подписав соглашение о сотрудничестве с главой компании «The Jefferson Group» и оставив сына стажироваться в США, я поехал в аэропорт Даллеса, чтобы лететь в Москву. В аэропортовом зале, совсем рядом со стойкой регистрации московского рейса, был установлен небольшой канцелярский столик. На столике лежали какие-то документы в виде двенадцати, отпечатанных на принтере и скреплённых вместе, листков. Около столика стояли два человека, и на русском языке спрашивали, кто из присутствующих отправляется в Москву? Я сказал, что лечу в Москву. Тогда мне предложили взять разложенные документы, чтобы передать в различные российские инстанции информацию о том, что ожидает Россию, если её высшее политическое руководство примет разработанную в США стратегию либерального «демократического» реформирования.

Я мог взять много комплектов этого документа, но взял лишь один, заметив при этом, что люди, передававшие мне документ, искренне и очень сильно волновались. Разместившись в самолетном кресле поудобнее, стал читать то, что было написано в полученной пачке листков.

В документе говорилось, что совсем скоро многие советские республики, прежде всего, прибалтийские, потребуют выхода из СССР, что в стране будет организована гиперинфляция, остановятся многие фабрики и заводы, что будет разрушено сельскохозяйственное производство, люди перестанут получать заработную плату, резко возрастёт криминализация общества, что начнутся военные конфликты в разных республиках и регионах страны, что огромные массы людей будут брошены в нищету, а население будет охвачено социальной депрессией, что в массовом порядке будут ликвидироваться школы и детские сады, появятся множество беспризорников, начнётся неконтролируемая миграция и т. д. и т. п.

Прочитав документ, я очень удивился, но не совсем поверил в то, что там было написано. Через некоторое время мы разговорились с сидевшим рядом пассажиром, который оказался академиком Е.А.Амбарцумовым, бывшим в то время Председателем комитета (или комиссии) Верховного Совета РСФСР по международным делам. Я спросил его, есть ли у него такие листочки, и, получив отрицательный ответ, отдал этот документ Евгению Аршаковичу, так как посчитал, что ему он будет более полезен.

Однако вернусь к описанию событий российской либеральной, монетарно-силовой «демократической» революции.

Ошалевшая от обрушившихся на неё событий, но издревле покладистая и терпеливая страна, прислушалась и вняла обещаниям новой российской власти решить важнейшие проблемы народа за пару-тройку лет и затихла.

Лишь немного омрачали народное спокойствие такие инновационные либерально-демократические веяния, как быстрый подъем цен, замораживание личных денежных накоплений людей в государственном сберегательном банке, блокировка валютных средств многих предприятий во Внешэкономбанке, да какая-то невнятная и непонятная готовящаяся ваучерная приватизация.

Уже в самом конце революционного 1991 года неожиданно вновь ударил гром среди ясного либерализирующегося неба. В дремучей беловежской чаще, без всякого демократического обсуждения, вопреки итогам всесоюзного общенародного референдума, новые властолюбивые и надменно-безответственные лидеры трех советских республик, размашистыми росчерками своих монблановских и паркеровских перьев, самоуправно «раздербанили» Советский Союз, чем предостаточно удивили собственные народы, но зато заслужили при этом восторженное одобрение у сладострастно потирающих руки заокеанских монетарных революционных подстрекателей – наших бывших, настоящих и будущих геополитических конкурентов (если не сказать – противников).

Примерно в это же время по телеэкранам и газетным листам пронеслась информация, что недавний Министр иностранных дел СССР отдал американцам огромные территории советского нефтегазоносного шельфа в Беринговом море, что сам председатель российской государственной безопасности сдал американским политикам сверхсекретные данные о специальных устройствах, установленных в новом строящемся здании Посольства США в Москве. Появился на телеэкранах и беглый генерал-чекист, некоторое время руководивший легендарным Первым Главным Управлением КГБ.

Шокированный российский народ в вихре ментального хаоса потихоньку переставал что-либо понимать, так как новая власть не декларировала никаких общенародных целей и программ, а активно занималась невидимыми для людей и не вполне приличествующими делами: умело и изобретательно изымала у населения, пока еще остававшиеся денежные знаки, а у государства, – созданные за долгие годы тяжким трудом многих поколений людей, объекты общенародной собственности.

Постепенно уходило время многолюдных демократических митингов на московских площадях и завлекательных телесериалов из залов заседаний Верховных советов. И народ, всецело занятый поиском денежных средств и продуктов для пропитания, уныло замолчал. В усталости от прежнего, крепко засевшего в памяти, гнетущего давления марксистско-ленинской идеологии и партийной «морали» разложившегося номенклатурного общества, у подавляющей части населения сформировалась боязнь всяких новых глобальных идеологических концепций, всенародных инициатив, всеобщих идей и устремлений.