banner banner banner
Сумерки не наступят никогда
Сумерки не наступят никогда
Оценить:
 Рейтинг: 0

Сумерки не наступят никогда


Он открыл передо мной несколько дверей с замысловатыми зашифрованными замками, шепча что-то себе под нос.

Я на миг насторожилась. А что если он меня запрет внутри и никто никогда не узнает, где я. Но отступать было поздно. Раз уж он меня привел сюда, то значит с какой-то целью. И снова меня охватил страх: как бы не случилось, как в кино: приведет в лабораторию и скажет: «Теперь ты слишком много знаешь, поэтому я сотру тебе память». Или кое-что похуже – сотрет меня с лица земли.

– Здесь работают самые лучшие специалисты страны. Потому что этот завод – самый лучший и самый нужный, – нахваливал Эрик.

– Кому нужный? – вставила я вопрос, чтобы не молчать.

– Стране. Правительству. Президенту. Всем нам.

– И тебе?

– Особенно мне. И я тебя хочу познакомить с тем, что важно для меня. Важнее всего на свете.

– Хорошо здесь зарабатываешь? – спросила я.

Эрик рассмеялся.

– Главное не зарплата. Главное – любить свое дело, – снова уклончиво ответил он и добавил: – То есть свою работу. Вот, смотри.

Мы прошли по стеклянным коридорам. Слева и справа, в полумраке, что-то двигалось, что-то еле слышно переливалось, булькало, а в конце коридора я различила звон стеклянных сосудов. Или бутылок. Или пробирок.

– Алкоголь? – спросила я.

– Нет. Но это употребляется в пищу. Некоторые люди жить без этого не могут, – объяснил Эрик.

– Дорого стоит? – задала я наводящий вопрос.

– Нет. Ничего не стоит. Вернее, достается это людям в обмен на свободу. А те, кто хочет быть свободным и имеет состояние, отдает это состояние на развитие этого производства, то есть инвестируя капиталы. Ясно?

– Ничего не ясно! Но ты так много рассказал, что за эту информацию я теперь должна отдать свою свободу. Или ты хочешь мою жизнь? – улыбнулась я, решив прямо спросить Эрика о его намерениях, улыбкой обратив такие слова в шутку.

Его реакция была неожиданностью для меня! Эрик долго смеялся!

– Мы не на съемках фильма, – наконец смог сказать он, беря меня под руку и уводя в обратном направлении – к выходу. – Вот так всё и происходит в этом здании. Жидкость наливается в сосуды, а сосуды отвозятся на склад готовой продукции. В холодильник. Там холодно. Но не очень. Хочешь посмотреть?

– Почему здесь так темно? – спросила я; темнота действовала на мой организм совершенно не так, как хотел Эрик: вместо интереса к его науке я испытывала лишь желание уединиться с ним где-нибудь в укромном уголке.

– Свет мешает химическим процессам, – просто объяснил Эрик.

Мы поднялись на лифте, прошли мимо проснувшегося охранника, который даже не взглянул на нас, и оказались на свежем воздухе. Эрик направился к следующему зданию.

– Здесь тоже придется спускаться вниз.

– Почему всё под землей? – спросила я.

– Ну… Хм… Так спроектировано. Помещения под землей защищены от света и резкого перепада температур. Хотя и без этого там температура регулируется системой… Почему под землей… наверное на случай бомбежки. – Эрик засмеялся. – Хотя… Знаешь… Есть здесь система такая хитрая. Система дверей. Ты видела. Если вдруг возникнет нападение врага… То двери автоматически закрываются. И всё, что под землей, уничтожается. Внешне ничего не происходит, на поверхности земли ничего не заметно. Но если вдруг враг догадается делать раскопки – то он ничего не найдет. Определенные химические вещества, газы, спрятанные сейчас в резервуарах, при тревоге освобождаются и вступают в реакцию, и даже если враг сделает анализ – то найдет лишь другие химические вещества и никогда не получит нужную химическую формулу.

– Это в теории, – заметила я.

– Да, на практике это пока не проверено. Уничтожать завод пока никто не собирается…

– Вот после такой информации мне точно надо стереть память, – заметила я невеселым тоном.

– Не только память… Если ты будешь продавать информацию врагу – то тебя уберут. Но это буду делать не я. Кроме того… Я даже попытаюсь помешать им.

– Кому – им? – спросила я.

– Секретному отделу. Который расследует эти дела, ловит шпионов и врагов, – просто сказал Эрик.

Он не знал, что этот секретный отдел – место моей работы.

– Мы пришли. Вот то, что нам нужно.

Мы зашли на склад готовой продукции. Так же сидел охранник с сонными глазами, так же хитро открывались и закрывались двери, следуя то ли отпечаткам пальцев Эрика, то ли какому-то заклинанию (ключей я не заметила), мы так же спускались на самый нижний этаж, так же шли по стеклянному коридору в полутьме.

– И что это? – спросила я. – Я ничего не вижу и не слышу.

Эрик открыл какую-то дверь.

– Здесь специальный свет, а жидкости в специальных ёмкостях из специального стекла. Свет на продукцию никак не влияет. Смотри.

И он включил свет.

Перед моими глазами развернулась невероятная картина. На полках, уходящих под потолок, рядами стояли бутыли различного объема. И везде, на всех стеллажах, в ящиках, стоящих на полу, были сосуды с красной жидкостью.

– Кровь? – вырвалось у меня.

– Кровь, – эхом отозвался Эрик.

Я испуганно посмотрела ему в глаза. Они смеялись.

– Не бойся. Это не настоящая кровь. Это всего лишь продукция завода. Не более.

ГЛАВА 2

Как и обещал, Эрик подвез меня до работы на своем мотоцикле. Он понял, что это отделение полиции, как будто удивился, но ничего не сказал. Я отдала ему шлем, поблагодарила и попрощалась.

Не знаю, встретимся ли мы с ним снова. После странной экскурсии у меня появилось много вопросов. И не только к нему, но и к себе. Хотя какая разница, где работает мужчина: на секретном заводе или на обычном. У нас в отделе тоже нормальных нет, но… Мне нравился один сотрудник по фамилии Иванов, но он был очень странным… Во всех смыслах. С мужчинами мне определенно не везло. И что ж теперь, жить одной и бросить все попытки найти себе кого-нибудь?.. Но думать о личной жизни не было времени. Меня ждал руководитель. В конце концов, если что – Эрик позвонит.

Пробегая по лестнице мимо часов, я отметила, что не опоздала. Не люблю опаздывать. Хотя в свой выходной имела на это право.

Я тоже была странной. Единственной женщиной в отделе. Не считая секретарей и уборщиц. И я подозреваю, что за всю историю существования отдела в нем не работало ни одной женщины-спецагента. Меня это не интересовало, потому что каждый день, каждое мгновение мне нужно было доказывать, что я лучше, быстрее, умнее и надежнее, чем другие. И делала это. 25 часов на 8.

Я работала в тринадцатом отделе. Другие двенадцать отделов нашего подразделения в составе полиции занимались преступлениями – кражами, убийствами, мошенничеством, коррупцией и другими. А наш отдел был создан не так давно для решения других задач. Обычно это были запутанные истории, связанные с государственной тайной, но в которых не было ни убийств, ни краж. Задания были самые разнообразные. Многие из них доставались мне. Но не все из них я завершила, потому что мне давали новые трудные задания, а почти законченные дела передавали другому человеку – Иванову. Ему оставалось только поехать на указанное мной место и накрыть там преступников. Таким образом, вся слава доставалась ему. А я оставалась в тени. Его благодарил министр, президент, ему выдавали награды и премии. А я жила на зарплату, хотя и хорошую. Поэтому и не жаловалась. Он пришел на работу в тринадцатый отдел раньше меня, и я не знаю, чей он родственник, – и никто не знал. По инструкции, в отдел нельзя принимать сотрудников, чьи родные и друзья работают в полиции или в правительственных структурах. Однако принимали только таких. Таким образом, никого чужого в нашем коллективе не было. Хотя и Иванов, и все мы делали вид, что у нас нет родственников и друзей ни среди нашего руководства, ни в министерстве, ни в правительстве, ни где-либо еще в вышестоящих инстанциях. Мы играли роль, с одной стороны, подозревая друг друга в родственных связях с различными важными людьми, с другой – стараясь не афишировать все свои знакомства и встречи. Поэтому жили замкнуто, и даже между собой не дружили. Что и требовалось для успешной работы с полной самоотдачей.

– Руслан Моисеевич ждет вас, – сказала секретарь, окинув меня с ног до головы неодобрительным взглядом.

Да, я была в нерабочей одежде. В платье романтического стиля, почти полуоткровенном, явно говорящем о том, что меня вырвали со свидания.