– Мы знаем, что она недо… недо… – я опять забыл это слово, но он не ругается и не торопит, позволяя мне вспомнить. – Недостоверна!
– Вся? – коротко интересуется дядя Саша, и вот тут я задумываюсь.
А действительно, вся ли история – враньё? Что мне известно? Мой народ пришёл по звёздной дороге, чтобы принести свет истины неблагодарным Низшим. Враньё? Вроде бы да. Хорошо, звёздную дорогу отставим в сторону, хотя именно это доказывает, что ушастые – не продукт этого мира.
– Получается, нет, – задумчиво отвечаю я, прижимаясь к нему. – Я думаю, что ушастые – как вот те, в чёрных касках, которых ты мне показывал.
– По твоим рассказам, похоже, – кивает дядя Саша. – Но что это значит?
– Значит, Низшие должны восставать, но в Хрониках об этом ни слова, – послушно отвечаю я. – Нужно Хроники с той стороны найти, правильно?
– Правильно, – вздыхает дядя Саша, погладив меня по голове так, как умеет только он. Ведь и гладит меня только дядя Саша. – Только это может быть очень опасно.
Я понимаю, что может быть очень опасно, но интересно же. Хотя, скорее всего, визит в город безухих стоит отложить, потому что нельзя без разведки, так дядя Саша говорит. Вот только разведывать я пока не умею почти, значит – сначала надо учиться. Мне ещё очень многое необходимо узнать, поэтому я впитываю все те знания, которыми он со мной делится.
Во сне мы с ним чаще всего сидим на диване в полутёмной комнате. Ещё в ней стоит странной формы стол и стулья, а больше я ничего не вижу – темно. Дядя Саша меня часто обнимает, давая почувствовать своё тепло, как А’фт[2 - Сокращенное название родителя на языке Высших.], которого у меня никогда не было. От этого меня обуревают незнакомые чувства. Я спрашиваю дядю Сашу о них, и он объясняет мне, как называется то, что я чувствую.
– Поутру посмотри книги, если такие есть, объясняющие строение Высших, – советует мне он. – Во-первых, в случае чего будешь знать, куда бить, а во-вторых, узнаешь, зачем им нужны Низшие и смески.
Это дядя Саша заметил, что в замке больше всего самок. Причём они самые разные – от очень юных, до взрослых, чуть ли не старых. Только вторые больше похожи на умерших. Они хоть и живые, но ведут себя так, как будто их больше ничего не интересует. Кроме того, время от времени слышны крики, доносящиеся из покоев Высших, и вот это слышать мне страшно. Просто жутко слышать эти звуки, кажется, кровь стынет в жилах.
Дядя Саша, когда услышал мой рассказ, сказал что-то непереводимое на своём языке, который называется «русский», но я догадался, что он не одобряет этого. Но и не объясняет… Говорит, подрасту – тогда. Я согласен, потому что выбора у меня всё равно нет.
Утром я опять пробираюсь в читальню и долго ищу книги, о которых говорил дядя Саша. Они есть только в особой секции, мне туда нельзя, но вот кое-что я нахожу. Это наставления юному Высшему, как содержать себя в чистоте и гармонии. Внимательно вчитываясь в текст, обнаруживаю, что до определённого возраста у них не работает половая функция, а вот после ушастому необходимо какое-то «соитие» почаще. Отметив себе необходимость спросить об этом ночью, занимаюсь ежедневными делами – убрать, почистить и ни в коем случае не попадаться на глаза.
Весь день думаю об одном: могут ли Высшие держать Низших и смесков именно для того, чтобы делать с ними это непонятное слово? Мне кажется, что вполне могут, потому что Высшие же совершенно не считают безухих разумными. Почему-то мне становится нехорошо от одной этой мысли. Находясь в своих раздумьях, едва успеваю спрятаться, лишь почуяв ушастых.
– Ка’аль предлагает поиграть, – говорит один из них. – Пусть отбросы, отродья и прочий мусор считают себя избранными, тогда выход во время жертвоприношения будет, по его расчётам, выше.
– То есть старые сказки про всеобщее равенство? – я ясно слышу сомнение в голосе второго. – Я не возражаю, только пару отродий надо отобрать для работы.
– Можно и после ритуала, – хмыкает первый. – Тогда своей воли у них вообще не будет.
– Очень хорошая мысль! – звонким злым смехом реагирует первый.
Жертвоприношение. Я уже знаю, что это такое, но описывать не буду, очень уж это страшно. Зачем-то Высшим понадобилось много энергии, поэтому они принесут в жертву своим богам нас… носящих в себе дар. Надо обязательно посоветоваться с дядей Сашей! В то, что через год меня не станет, не верится, но всё возможно… Нужно что-то делать, но вот что, я не знаю. Поэтому будет о чём поговорить.
Для жертвоприношений существуют специальные дни, кроме того, многое зависит от возраста жертвы, поэтому меня для этого использовать ещё нельзя, а вот через год… Через год будет можно, это я уже выяснил, да и не скрываются здесь такие штуки. Только вот страшно очень временами, просто до жути страшно… И что с этим делать, я не знаю.
Пробираюсь обратно в читальню, нужно найти материалы по жертвоприношениям. Особенно о том, почему страх усиливает выход магии во время этого процесса. Прячусь, конечно, почти стелясь по каменным полам, мимо гобеленов с невнятными картинами так, чтобы не поймали. Прохожу внутрь – и сразу к артефакту, но в голове много посторонних мыслей, поэтому первая книжка, полученная мной, совсем не о том. Это настоящая книга, как у дяди Саши, вот только написанное там странно.
Ритуал Выбора, ритуал Защиты, ритуал Убежища… Три ритуала в одной книге. Я читаю её, запоминая наизусть, но не могу понять, о чём эти самые ритуалы. Ночью спрошу дядю Сашу. Есть у меня подозрение, что Высшие что-то совсем плохое замыслили, хотя хорошего делать они совсем не могут, как те, о которых рассказывал во сне дядя Саша, он называл их «фашисты».
Ритуал Выбора… Он связывает магию, душу и что-то ещё, я не понял, что, одного Высшего с другим. Но, судя по тому, что я читаю, получается, что достаточно иметь магию, а Высшим быть необязательно. При этом что-то говорится о защите, но этого я тоже не понял. А вот ритуал Убежища простой – нужно только проговорить одну фразу, после чего наступят Испытания. Именно так, с большой буквы. Только, что они значат, неизвестно, вряд ли что-то хорошее, потому что написано о малых шансах.
Всё же, что задумали Высшие?
Калира
Свет включается неожиданно. Сначала я не могу пошевелиться от сильной слабости, но потом оглядываюсь по сторонам. Я нахожусь дома, в своей кровати, жёсткой, потому что матрац – как камень. Часы показывают десять минут до подъёма, а я с трудом шевелюсь, как после очень сильного наказания. При этом я совсем ничего не помню. Даже, какой сегодня день.
Нужно найти силы и встать, если я опоздаю в школу, то сильно пожалею. Правда, скорей всего, жалеть я буду недолго, потому что, наверное, умру. Если меня так сильно наказали, что я даже ничего не помню, то почему я не умерла? Мне уже и не верится, что однажды я доживу до Академии, только кажется, что рано или поздно всё-таки умру, и всё.
Наверное, богов я не интересую, раз они позволяют, чтобы со мной так обращались. Меня охватывает страх. Я просто всего боюсь, меня пугает абсолютно что угодно. Не знаю, почему, но мои руки и ноги дрожат, внутри холодно и очень страшно. А ещё есть ощущение, как будто что-то поселилось в груди, как бумажный кулёк[3 - Жалоба, достаточно частая при развитии некоторых стресс-индуцированных аритмий.]. Думать о том, что со мной происходит, я не могу, для меня сегодня страшные все.
Странно, но мама ко мне не подходит, только смотрит с ненавистью, но держится на расстоянии, как будто я её пугаю, или же настолько отвратительна, что даже ударить противно. Наверное… Так даже лучше, не будет больно. Интересно, в школе всем тоже будет противно меня бить? Чувствую робкий росток надежды внутри, он – как цветочек, пробивающийся из-под снега. Я такой видела однажды, когда меня побили старшие девочки, и я лежала в снегу, пытаясь остановить кровь, текущую из носа и разбитых губ.
Быстро проглотив свой кусочек хлеба – всё, что у меня есть до ужина, я, удивившись отсутствию даже ощупывания, выскакиваю из дома. На улице сухо. Этого не может быть, но очень сухо, как будто прошла целая неделя или даже больше. Разве такое возможно? Где же я была всё это время?
С новой силой накатывает страх, перед глазами всё плывёт, поэтому я присаживаюсь на корточки, чтобы перевести дух. Мимо проходят равнодушные люди, им достаточно только взгляда на мои уши, чтобы с брезгливостью отвернуться. Но я же не виновата в том, что родилась такой! Хочется плакать, но нельзя, если заплакать на улице – побьют обязательно, и я опоздаю в школу.
С трудом поднимаюсь на ноги, улица немного качается перед глазами. Идти очень тяжело, но я упорно иду вперёд, нельзя мне опаздывать. Вот уже скоро и школа. Радостные дети всех возрастов идут к кирпичному зданию, означающему для меня боль и унижение. Школа, в которой я – самое ненавистное существо абсолютно для всех. Надо пережить ещё один день…
Вот и улыбающийся куратор, он смотрит на меня с брезгливостью, но я уже привыкла. Тихо поздоровавшись и дождавшись кивка, прохожу в просторный холл. Сегодня другие ведут себя странно – нет ни оскорблений, ни попыток ударить – они все держатся от меня на расстоянии, как будто я очень грязная… Но это же не так? Я машинально осматриваю платье – вдруг не заметила, как испачкалась. Что произошло?
От страха становится трудно дышать, но я упорно дохожу до своего класса, чтобы устало плюхнуться на стул, даже не проверив его. Хоть что-то не меняется никогда – на стуле оказывается ядовитая колючка. Сильной болью прошивает всё тело, перед глазами на мгновение темнеет и отнимаются ноги. Я даже не могу подняться, чтобы выкинуть эту колючку, поэтому её слабый яд продолжает выделяться в место укола, обещая мне долгую жгучую боль. В голове неожиданно проясняется и страх отступает. Мне что, нужна боль, чтобы не бояться? Как странно…
На уроках меня не спрашивают, а я стараюсь не выходить из класса без нужды. Моё терпение оказывается вознаграждено: напрягая слух, я слышу разговор двух учениц, сидящих недалеко от меня. Одна из них интересуется, почему меня оставили в покое, а вторая объясняет…
– Она декаду назад до школы не дошла, мы думали, сдохла, – произносит ученица. – Но тут вдруг с неба опускается шар, в котором боги передвигаются…
– И что случилось? – с любопытством спрашивает её собеседница.
– Всех учителей и директора раздели и наказали перед всей школой за это отродье, – отвечает ученица. – Они так визжали, что пробовать это на себе никто не хочет.
– Жалко… – вздыхает собеседница. – Она так здорово унижалась и лизала сапоги…
– Вступились за своё отродье проклятые боги… – с ненавистью в голосе говорит первая девочка, а я просто не могу поверить.
С неба сошёл бог, чтобы защитить меня и наказать моих обидчиков?! Значит, он мог и маму наказать? Поэтому она так смотрит! Она меня боится! Наконец-то за меня отомстили! Радость смывает страх, а понимание, что учителя отомстят за своё унижение, придёт только потом. Сейчас я радуюсь. Да что там радуюсь… Как описать это чувство? Я ликую – меня впервые в жизни защитили!
Знать, что меня боятся, оказывается очень приятно почти до самого вечера, а потом наступает расплата. Меня вызывают к столу учителя и начинают опрашивать. Постепенно возвращается страх, затем меня просто охватывает паника – на половину вопросов я не знаю ответов. Просто впервые слышу эти вопросы. Паника становится всеобъемлющей.
– Калира, вы не знаете урока, – констатирует учитель, доставая тонкую, покрытую едва видимыми шипами палку – самое жестокое наказание в школе. – Вы знаете, что должны сделать.
Сопротивление бесполезно. Будет только хуже. Поэтому я непослушными пальцами начинаю расстёгивать платье, а класс с жадностью наблюдает за моим обнажением. Сегодня я сорву горло криком, и никто меня не защитит, потому что учитель в своём праве. Волна паники накрывает меня с головой – и дальше я ничего не помню.
Открываю глаза. Я лежу на полу в пустом классе, вокруг никого нет, а всё тело болит так, что хочется просто плакать. Кажется, я уснула, и меня наказали спящую, но я почему-то не проснулась. При попытке пошевелиться становится ещё больнее, но, судя по крови на полу, платье надевать нельзя – оно запачкается, а другого у меня нет. Идти домой так? Страшно. Что же делать, кто подскажет?
С огромным трудом поднимаюсь. Нет, сейчас я никуда не смогу пойти. Ноги почти не двигаются, руки дрожат так, что в глазах темне…
Глава третья
Гри’ашн
Я рассказываю прочитанное дяде Саше. Так как сумел запомнить наизусть, то так и рассказываю, как заучил. Он не прерывает меня, только что-то быстро записывает в лежащем перед ним «блокноте». Если бы не дядя Саша, я бы всех этих слов и не знал, но он мне рассказывает и показывает. Я не спешу, рассказывая, чтобы не упустить чего.
– То есть, получается, запрос к этой вашей магии… – задумчиво говорит он, когда я заканчиваю. – С целью создания ячейки общества, причем ваш возраст роли не играет. Интересно.
