Связь без брака – 2. Время олимпийских рекордов

Глава 3

Перелёт в Киев не занял много времени, как, впрочем, и обустройство в одной из частей, имеющих спортивную роту. Я отказался от гостиницы, попросив лучше место, где был стадион для тренировок, что мне предоставили без малейших проблем, заселив в офицерское общежитие, пусть и не такое комфортное, как было у меня в Москве.

Обустроившись, мы с тренером пошли подавать документы на меня, точнее, он подавать, а я просто посмотреть город, поскольку хотел отдохнуть от полёта и состоявшегося разговора. Жалел ли я, что с Аней придётся расстаться, едва у нас что-то получилось? Да, несомненно. Она мне очень нравилась, хотя в ней временами проскальзывали властные нотки доминирования, но в остальном мы друг друга устраивали, не напрягая своим обществом. Хотя, может, я это придумал себе сам? И на самом деле чувствую влюблённость только я? Ведь больше месяца прошло с того дня, когда мы впервые занялись любовью, и потом она попросила меня уйти, поскольку ей нужно было подумать. С тех пор от неё не было никаких известий, а сам я был слишком занят тренировками, готовясь к соревнованиям.

После них встретиться с ней нужно будет обязательно, ведь я обещал её отцу, и нужно было так подобрать слова, чтобы донести до неё знание того, что оба мужчины в курсе ситуации и сами разберутся теперь с Евгением. Причём сам я не очень был доволен его наказанием, как-то слишком слабо для насильника шестерых девушек. Тут мне по-хорошему пригодился бы совет более опытных людей, а из таких я знал, пожалуй, только инструкторов из школы КГБ, которые не станут трепаться о том, что я рассказал. А то, например, товарищ Белый, несмотря на наши с ним нормальные отношения, точно бы меня сразу же слил руководству за подобную самодеятельность.

«Ладно, после окончания сезона разберусь с накопившимися делами, – решил я, освобождая голову от всего, – сейчас нужно думать о соревнованиях».

Вынырнув из воспоминаний, я стал больше смотреть по сторонам. Что можно было сказать про город? Он красив и очень зелен, намного зеленее, чем Москва. Много открытых кафе, пельменных, где отдыхал народ, и очень много иностранцев. Я с одного взгляда мог отличить советского человека от любого другого, а их было здесь непривычно много: французы, немцы, очень много поляков и других представителей стран Варшавского договора. Почти все передвигались в составе больших и маленьких групп в сопровождении строгого гида.

Перед зданием, где проходила регистрация, столпилось ещё больше людей, и Сергей Ильич пошёл с документами внутрь, искать тренеров сборной СССР, поскольку меня подавали в общей заявке, а я сам остался на улице, присев на свободное место на лавочке, на которой уже сидели люди.

Несмотря на сентябрь, солнце ещё было тёплым. К сожалению, насладиться спокойными минутами мне не удалось. Поскольку почти сразу появившаяся тень заслонила солнце. Пошевелившись, я открыл глаза. Передо мной, уперев руки в бока, стояла девушка в самом простом платье и даже без лёгкого макияжа на лице, в общем, полная противоположность того, что мне нравилось. Причём, судя по её лицу, она была чем-то крайне недовольна.

– Товарищ девушка, можно вас попросить найти другое место для стояния? – вежливо обратился я к ней.

– Что? – удивилась она, но почти сразу вернула недовольное выражение на лицо, – а, нет. Вы, товарищ Добряшов, проявляете себя как крайне несознательная личность, и я, как корреспондент газеты «Комсомольская правда», должна вам об этом заявить, раз уж не нашлось никого другого!

Я тяжело вздохнул, вот точно сейчас не хотелось никаких объяснений ни с кем, но, с другой стороны, и вставать с лавочки тоже желания не было.

– Ну, тогда и я должен вам заявить, что подходить на улице к незнакомым людям и что-то у них требовать – это как минимум невежливо.

Она открыла рот, а по её лицу пошли пятна.

– Я вас знаю, вы Иван Добряшов! – обличила она меня.

– Хорошо, если вы не понимаете, о чём я говорю, то и не поймёте. Вернёмся к сути претензии. В чём же, по вашему мнению, заключается моя несознательность? – лениво поинтересовался я.

– Вы отказываетесь давать интервью! – возмущённо заметила она. – Причём многие мои коллеги уже жаловались ранее на вас руководству. К сожалению, вы просто неуловимы, чтобы вам это высказать в лицо.

«Послать или не послать, вот в чём вопрос», – тоскливо подумал я и решил, что, наверно, стоит поговорить, раз я пока всё равно ничем не занят.

– У меня есть немного времени, можете спрашивать, – пожал я плечами.

– Да? Вы серьёзно? – её боевой запал быстро сдулся, но она постаралась взять себя в руки, достала карандаш, блокнот и велела мне подвинуться. Сильно сдвинуться не удалось, поскольку рядом сидели люди, и так получилось, что на меня пахнуло тонким запахом кислого пота, когда она, опустившись рядом, прижалась ко мне ногой.

«Спокойствие, только спокойствие», – подумал я, принимающий душ после каждой тренировки, да ещё дополнительно утром и вечером.

Она задумалась, затем стала со скоростью пулемёта выстреливать вопросами, на часть которых я отвечал, но те, что касались моей биографии, старался обходить стороной.

– Какая-то чушь получается, товарищ Добряшов, – возмутилась она спустя десять минут, – по вашим словам, всё, что вы делаете, – это только тренируетесь. А как же общественная жизнь? Комсомольское движение? Шефство над пионерами?

– Я спортсмен, моя задача – зарабатывать для страны медали, желательно высокого достоинства, – я пожал плечами, – а для этого мне нужно улучшать своё тело.

– Но это как-то неверно, не соответствует тому, что завещал нам Ленин! – продолжала она возмущаться, – нет, я обязательно это отражу в своей статье как ваш главный недостаток, товарищ Добряшов. Я уверена, что к этому вам точно нужно изменить своё отношение.

– Интересно, – я прямо изумился, с какой лёгкостью она раздаёт советы, которых к тому же никто у неё не просил, – а позвольте спросить, кто вам дал право советовать мне, что будет лучше для меня?

Девушка рядом со мной открыла рот от возмущения.

– А вы ещё и хам, Добряшов! – она, словно подброшенная пружиной, слетела со скамейки. – Я так и знала, что не всё чисто у вас за душой! Комсомолец не может так явно игнорировать свои обязанности!

Она начала говорить громко, обличая меня, и многие стали обращать на нас внимание, поэтому мне пришлось нехотя встать и уйти, несмотря на разгневанные крики в спину. День был окончательно испорчен, поэтому я пошёл обратно в часть, занявшись тренировкой.

***

– Глянь, Вань, – с утра, когда я вернулся с пробежки и принял душ, чтобы переодеться в чистое, Сергей Ильич смущённо положил на стол газету, – с утра все только и говорят про тебя.

Я удивился и посмотрел на свежий номер «Комсомольской правды», где огромными буквами на первой же полосе и главной странице было написано: «Когда личное становится выше общественного».

Пробежался глазами по разгромной статье, где обличали несознательного меня, который личные интересы по завоеванию медалей ставит над общественной пользой, да ещё и гордится этим! Да и в целом надо ещё разобраться с данным спортсменом, как он вообще с таким подходом стал комсомольцем! Неужели те, кто его принимал в организацию, не видели его антисоветскую сущность?

– Ну, всё по делу, Сергей Ильич, – я поднял на него взгляд, – медали для меня действительно важнее всего. Я думал, и для вас тоже. Иначе ради чего мы пашем с вами и проливаем пот?

– Как-то нехорошо это, Вань, – он покачал головой, – может, встретишься с ней? Поговоришь? Пусть перепишет статью.

– Я с этой коровой на одном поле срать не сяду, Сергей Ильич, – покачал я головой.

– Просто, Вань, точно тебе говорю, не к добру это. Первая страница, такая плохая статья за пару дней до соревнований, будто специально.

– Сергей Ильич, выбирайте: золотые медали Кубка Европы или шефство над пионерами?

От такой постановки вопроса он стушевался.

– Надо будет товарищу Белому показать, пусть разберётся, – пробурчал он, забирая газету с собой.

Я же выкинул из головы этот случай, отправившись тренироваться.

***

– Иван, привет, – услышал я знакомый голос и, повернув голову, увидел комитетчика. Отстёгивая лямки парашюта, я передал его тренеру, сам зашагал навстречу прибывшему.

– Приехали? – пожал я протянутую руку.

– Да, – хитро улыбнулся он, – и Анна Константиновна тоже.

– Так и не расскажете, в чём конкретно нужно моё участие? – вяло поинтересовался я, поскольку ещё в прошлый раз он отбрил меня по этой дурацкой операции.

– Не волнуйся, тебя, когда надо, подведут, уведут, от тебя лишь естественные реакции нужны для красивых фотографий, – хмыкнул он.

– Вы, кстати, видели, товарищ Белый, что про Ивана написали в газете? – подошёл к нам Кузнецов.

– Да, тут самое интересное, – скривился он, – нам рекомендовали в это не вмешиваться.

– Вам?! – изумились мы с тренером в один голос.

– Да, из ЦК Украинской ССР, – он посмотрел на меня, – признавайся, кому ты успел на ногу тут наступить?

– Эм, пока не припомню такого факта, – соврал я.

Он подозрительно посмотрел на меня, но, видя, что я никак не реагирую, пожал плечами.

– Не подходи, в общем, больше к местным корреспондентам, от греха подальше.

– Хорошо, товарищ Белый, – согласился я, – буду пореже выходить в город.

– Ну вот и отлично. К соревнованиям готов?

– Стараемся, – я показал на свои приспособления, которые были доставлены нам военным бортом.

– Ладно, как спектакль начнётся, я предупрежу тебя, – подмигнул мне он и, повернувшись, пошёл обратно.

– Мутное дело, Ваня, если даже комитетчиков отваживают, – покачал головой тренер.

– Кто спорит, Сергей Ильич, – согласился я с ним, – вы там посматривайте на всякий случай за моей водой и формой, чтобы кто чего не подсыпал или не подложил.

Он изумлённо на меня посмотрел.

– Ты сдурел, что ли? Даже думать о таком стыдно! Мы у себя, в СССР!

– Сергей Ильич, ради меня, просто присмотрите.

– Хорошо, и Илюшу предупрежу, – сдался он, видя, как умоляюще я на него смотрю.

– Спасибо!

***

На следующее утро мы успели только легко позавтракать, как пришёл автобус. Всей толпой погрузившись в него, поехали к Центральному стадиону, где и проходили соревнования. Журналистов было приличное количество, я почти сразу попал под вспышки фотокамер. Мне пытались задавать вопросы, но я лишь извинялся и говорил, что все вопросы после соревнований, сейчас мне нечего комментировать.

Пройдя длинными извилистыми коридорами, мы с тренером и Ильёй-массажистом попали в раздевалку, где находились атлеты-мужчины сборной СССР по различным дисциплинам. Спринтеров было мало, поэтому приветствия не заняли много времени. Остальные хоть и смотрели на меня с лёгким интересом, желания познакомиться не выражали, а сам я, понятное дело, ни к кому не лез. Разложив форму рядом с собой, я не спешил переодеваться, поскольку нам сказали, сначала должна была пройти вводная часть.

– Сейчас будет немного говорильни, – об этом мне на ухо прошептал тренер, – услышите, чего от вас ждут и чего не ждут, тут в Киеве это всегда так.

Сергей Ильич оказался прав, вскоре в и без того многолюдную раздевалку подтянулись партийные бонзы и произнесли пламенные речи о том, что страна ждёт от нас побед и первого места в общекомандном зачёте, в противном случае грозились усиленными тренировками между соревновательными днями и спортивным лагерем после, где нам покажут, как нужно правильно тренироваться, чтобы приносить победы. От подобного уровня ереси у меня чуть уши не свернулись в трубочку, хорошо ещё, что через двадцать минут раздался звонок, и они поспешили на выход, поскольку некоторым спортсменам нужно было расходиться по своим раздевалкам и готовиться, а те, у кого ничего не было сегодня, отправились на трибуны в качестве зрителей.

Пожав плечами, я повернулся и увидел, что майка, лежавшая рядом со мной на лавке, чуть сдвинута и лежит не так, как я её оставил двадцать минут назад. Я оглянулся, но рядом, кроме тренера и Ильи, никого не было.

«Сам сдвинул и не заметил? – задумался я. – Хотя после той журналистки лучше всё проверить».

Аккуратно касаясь кончиками пальцев, я осмотрел майку, шорты, не нашёл ничего подозрительного, но вот когда взял шиповку, стелька внутри как-то странно блеснула.

– Сергей Ильич, – я отставил первую и взял вторую, у которой тоже, если хорошо присмотреться, был схожий едва видный блеск.

– Да, Вань, – он повернулся ко мне.

– Вы ничем не мазали стельки?

– Нет, конечно, ты же к своей обуви никого не подпускаешь, – удивился он.

– Мне не нравится, как выглядит обувь, нужно найти новые шиповки.

– Какие новые, ты чего?! – удивился он. – Тебе выходить на дорожку через десять минут!

– Сергей Ильич, а кому я сто раз говорил, что нужно иметь запасные? – вкрадчиво спросил я. – Кто говорил, что и эти ещё отличные?

– Да что ты придумываешь! – он возмущённо подошёл, забрал у меня одну шиповку и сунул туда руку. – Видишь, ничего…

Тут он вскрикнул и быстро вытащил её, тряся на воздухе.

– Б…ть, щиплет, словно в крапиву залез, – поморщился он.

– Идите руку под проточной водой подержите, – выпроводил я его из раздевалки, а сам, приказав Илье не отходить от наших вещей, пошёл попрошайничать. В свете того, что непонятно было, что произошло, я и форму решил не надевать, не то что шиповки.

Тренеры команды СССР, узнав о случившемся, забегали, засуетились, но найти форму нужного размера, ведь я был самым высоким и массивным из спринтеров, так и не смогли. Зоя Евсеевна рассеянно смотрела на машущего рукой Сергея Ильича, которого решили направить на всякий случай в больницу, поскольку он всё жаловался на руку, которую словно что-то кололо.

– Снимаемся со ста метров? – она повернулась к главному тренеру, который закусил губу от досады.

– Шорты и майку я могу взять у метателей ядра, размер сможем подобрать, – он досадливо осмотрел меня, – а что с обувью делать? У нас нет на него ничего.

– Несите форму, – распорядился я, и вскоре слегка потрёпанный комплект сунули мне в руки.

– Пять минут! – Зоя Евсеевна взволнованно на меня посмотрела, затем, видя, что я спокойно переодеваюсь, удивлённо спросила: – Ты что? Босиком собрался бежать? Сдурел? Ноги собьёшь сразу! Давай лучше снимем тебя со ста метров, побежишь только двести?

– Зоя Евсеевна, – я спокойно на неё посмотрел, – вы лучше до следующего забега найдите мне обувь.

– Ты уверен, Иван? Одна медаль не стоит того, чтобы получить травму, – она обеспокоенно на меня посмотрела, и я понял, что она искренне за меня переживает.

Подойдя к ней, я попросил, взяв её за руку.

– Зоя Евсеевна, просто найдите мне обувь.

Она судорожно кивнула и бросилась из раздевалки.

– Илья, за наши вещи теперь отвечаешь головой, – обратился я к массажисту, который судорожно кивнул, таких подстав у нас ещё никогда не было.

Выходя вслед за всеми спортсменами, я занялся колодками, а нас стали представлять стадиону. Мои соперники внезапно все повернулись ко мне, смотря на мои босые ноги. Судья на старте так же удивлённо поинтересовался у меня, почему я босиком и точно ли готов бежать. Я лишь кивнул, он, пожав плечами, сказал нам приготовиться.

Выстрел привычно поднял меня из стойки, и я, внутренне чертыхаясь и матерясь, бросился догонять соперников, поскольку старт без шиповок был просто ужасным. Догнать мне их удалось лишь на сорока метрах и финишировать вторым, поскольку ноги приходилось беречь и, как в школе-интернате, чуть больше внимания уделять грунту перед собой, чем состоянию тела и правильной технике бега. Время в связи с этим получилось соответствующим, но поскольку в следующий забег выходили трое лучших, я, конечно же, тоже прошёл дальше.

Когда я возвращался под трибуны, стадион недовольно гудел, слышался свист. Я демонстративно приложил руку к уху, но, не услышав аплодисментов, отмахнулся, заходя в комнату ожидания, а затем в нашу раздевалку.

Почти сразу туда забежала и Петрова. Она была мокрая от пота. Волосы едва не торчком стояли на голове.

– Ваня, нету обуви, – едва не плача, в отчаянии сообщила она.

– Зоя Евсеевна, до завтра найдёте? Мы не в Москве, я не могу пойти по знакомым.

– А как же ты сегодня будешь бегать?

– Так же, как и сейчас, – вздохнул я, обращаясь к Илье, – помассируй, пожалуйста, ступни и голеностоп, болят с непривычки.

Он кивнул и занялся ногами. Сначала влажным полотенцем протёр подошвы от смеси глины и гравия, затем занялся самими ногами. Петрова, понаблюдав минуту, покачала головой и пошла к выходу.

Глава 4

Второй мой выход на стадион снова ознаменовался недовольным гулом, но я лишь безэмоционально прошёл к своей дорожке. Новые спортсмены сразу посмотрели на мои ноги, удивлённо переглянувшись, но никто не подошёл ко мне c вопросом, и я занял колодки.

В этом забеге я пришёл третьим, поскольку соперники попались сильнее, так что пришлось ускорить бег в ущерб безопасности, но даже это позволило занять мне только третье место. Увидев ещё более худший результат на табло, чем в первом забеге, я услышал недовольные выкрики с ближайших трибун, там даже кричали: «Позор». Я снова дошёл до входа в подтрибунные помещения и приложил руку к уху, словно показывая, что слышу всё. Свист усилился.

Когда я вернулся, Илья мне прошептал:

– Прибегал товарищ Белый, забрал у меня твою форму и шиповки. Я ведь правильно сделал, что отдал?

– Да, молодец, – я похлопал его по плечу, – правый голеностоп, бежать всё труднее.

Он кивнул и занялся ногой. Сегодня был ещё четвертьфинал стометровки, на который я привычно вышел босиком, чем ещё больше разозлил болельщиков, соперники лишь криво улыбались, слыша, как меня матерят свои же соотечественники.

Благодаря работе Ильи ноги успели как вспомнить былое, так и правильно размяться, так что в этом забеге я пришёл вторым, пройдя в завтрашний полуфинал. Возвращался я в раздевалку опять под недовольный вой трибун, видимо, ожидавших от меня привычных рекордов в квалификационных забегах.

– Сполосну ноги, потом немного разомнёшь их, – кивнул я Илье, направляясь в туалет, затем, получив массаж и переодевшись, одним из последних спринтеров пошёл на выход, охраняемый милицейским кордоном. Правда, вне его спортсмены вынуждены были пройти до стоявших автобусов метров сто, и тут их могли окликнуть как болельщики, так и журналисты. Правда, соревнования продолжались, на сегодня завершились только самые короткие дисциплины в беге, видимо, все остальные были на стадионе, поэтому, когда вышел, я увидел лишь трёх репортёров, и все были с иностранных каналов.

– Мистер Добряшов, мистер Добряшов, можно ваши комментарии? – они бросились ко мне, видимо, ждали только меня.

Остановившись, я повернулся к ближайшему, который, судя по флагу на микрофоне, представлял какой-то французский канал.

– Что вас интересует? – на английском спросил я его.

Он обрадовался и поднёс ко мне свою аппаратуру ближе.

– Я, как и многие из моих коллег, приехал сюда увидеть вас и ваши рекорды, – заговорил он с акцентом, – почему же вы нас их лишили? Почему вы все забеги бегали босиком, показав очень плохое время? У вас нет обуви?

– Обувь у меня есть, – я спокойно на него посмотрел, – я выходил на старты босиком осознанно. Как и эфиопский марафонец Абебе Бикила в 1960-ом году на Олимпиаде в Риме, я бы хотел привлечь этим жестом внимание всей мировой общественности к детям Африки. Голод, болезни и рабский труд до сих пор нередки на этом континенте, а внимание просвещённой европейской общественности, к сожалению, направлено на другие менее важные проблемы. Так что к вашим читателям я бы хотел обратиться с просьбой помнить о том, что в Африке у детей нет еды, воды, не говоря уже об одежде и даже самой простой обуви.

После моего заявления глаза у всех мгновенно расширились, появились фотоаппараты, и они попросили попозировать меня босиком. Я тут же, не стесняясь, снял с себя кеды и не только попозировал им, но и прошёлся пару раз туда-сюда.

– Господин Добряшов, – обратилась ко мне вторая журналистка в очках, – вам не обидно, что вы выступаете с такой благородной целью, а ваши соотечественники вас освистывают? Я плохо знаю русский, но большинство на стадионе сегодня явно были против вас.

– Я не согласен с вами, – улыбнулся я, – да, некоторые неосознанные личности ожидают от меня чего-то, что они считают правильным со своей точки зрения, но большинство советских граждан, я твёрдо убеждён в этом, поддерживают меня. За них я очень горд и благодарю за поддержку.

– Но… но… – она удивлённо на меня посмотрела, а я уже улыбнулся и извинился перед ними.

– Простите, мне нужно отдохнуть и восполнить силы, завтра после финалов вы сможете задать мне больше вопросов.

Они защёлкали фотокамерами, попытались узнать у меня больше об этом политическом заявлении, но я, извиняясь и широко улыбаясь, направился к автобусу.

Прибыв в часть, где меня поселили, я сразу отправился в душ, затем отдыхать. День выдался уж слишком насыщенным. Закрывая глаза, я всё силился вспомнить, кто был рядом с нами и мог кинуть что-то в шиповки, но людей вокруг было так много, внимание отвлечено, так что я скорее был вынужден признать, что это бесполезно, любой мог сделать, никто бы и не заметил.

Через час появился Кузнецов с забинтованной рукой.

– Прав был ты, Ванюша, – упал он на соседнюю кровать, – видимо, я слишком быстро состарился и не успел понять, когда спорт превратился вот в это.

Тут он потряс рукой.

– Сергей Ильич, врачи сказали, что это было?

– Раскрошенное стекло и какие-то тонкие стеклянные волокна, – скривился он, – они были крайне удивлены такой необычной фракцией. Спрашивали, где я такое вообще нашёл.

– Надеюсь, не ответили? Наш куратор утащил всё на экспертизу.

– Я на дурачка похож? – он покосился на меня.

– Пусть вам будет сейчас обидно, Сергей Ильич, – я повернул к нему лицо, – но я, во-первых, устал вам говорить, что нам нужны резервные комплекты, и, во-вторых, попросил присмотреть за обувью и одеждой. Вы всё напрочь проигнорировали.

Он обиженно засопел и отвернулся от меня, и я от него, раздумывая, стоит ли мне поспать, чтобы выйти на вечернюю пробежку.

– Ладно, Ванюш, извини, – спустя полчаса молчания неожиданно раздалось с соседней койки, – похоже, твои победы явно кому-то не дают покоя, а зная это, я больше не буду расслабляться. На войне, значит, на войне.

Я поднялся и сел на кровати.

– Обещаете теперь серьёзно относиться к моим словам?

– Да, Вань, сегодняшний урок был даже мне нужен.

– Мир? – я протянул ему ладонь, и он пожал её левой рукой. – Ладно, тогда отдыхайте, я на пробежку, – улыбнулся я и пошёл переодеваться.

***

Закончив с разминкой, я побежал нарезать круги, но тут мне наперерез бросился рядовой.

– Товарищ Добряшов! – орал он, махал какой-то бумажкой.

– Чего случилось, служивый? – остановился я.

– Вам записку таксист передал, – он, запыхавшись, остановился рядом со мной.

– Какой таксист? – не понял я.

– Просто приехало такси, водитель пришёл на КПП и попросил передать эту записку вам, – он пожал плечами, – тут адрес какой-то написан и подписано Чёрный Мститель.

Холод окатил меня с ног до головы.