Связь без брака – 2. Время олимпийских рекордов
– Спасибо, – я взял у него кусочек картона, на котором корявыми печатными буквами было написано: «Пролетариев 3, 45, Чёрный Мститель».
Побежав дальше по кругу, я пытался собрать мысли в кучу.
«Арапов говорил, Пень переехал в Киев, и все эти подставы с журналисткой и мелким стеклом вполне могли устроить местные, ведь он наверняка, если выпутался из этой истории сухим, знает, от кого были показания, на основе которых началось расследование. Так что это может быть как Ира, так и засада. И ведь никак не проверить, а привлекать КГБ тоже не хочется. Вдруг это и правда Ира».
Поскольку ни даты, ни времени там не стояло, я решил, что нужно пойти, скорее всего, сегодня вечером, возможно, лучше даже сейчас. Чтобы разведать обстановку и присмотреть за местом. Поэтому, вернувшись в комнату, я сказал Кузнецову, что пробегусь за территорией части, затем незаметно для него взял с собой явару и деньги, только после этого вышел наружу. Бежать и правда пришлось, а затем долго искать дорогу к нужному адресу. Наконец я прошёл в арку и посмотрел на двор. Четверо подпитых граждан забивали козла, кучка женщин лузгали семечки, и моё появление точно привлекло их внимание, а поняв это, я сделал вид, что перепутал дома, и снова вернулся на главную улицу. Нужно было прийти сюда позже.
Пошатавшись по городу два часа и увидев, как люди расходятся по домам, я вернулся и сначала убедился, что двор чист, а потом нашёл тёмный угол и стал смотреть за жизнью в окна, поскольку многие не были зашторены.
Рядом со мной неожиданно раздался заливистый собачий лай, а через минуту прибежала девочка лет десяти.
– Фу, Тузик, фу! – схватив собаку за загривок, она стала оттаскивать его подальше от меня.
– Девочка, слушай, ты же пионерка? – обратился я к ней.
Она не очень смело кивнула, косясь на мою спортивную одежду.
– Помоги мне по-пионерски тогда, – спокойно продолжил я, – мне друг встречу назначил, а я вот стою жду его и не понимаю, когда он придёт.
– А он из какой квартиры? – чуть смелее спросила она.
– Сказал 45. Покажешь, где эти окна?
– Да, вон, тёмные, – она без колебаний показала на третий этаж в угол дома.
– О, спасибо большое, – я улыбнулся ей, – ты настоящая пионерка!
Тут она уже гордо кивнула и, забрав собаку, удалилась в другой подъезд.
Я прождал ещё около часа, пока наконец не увидел, как одинокая девичья фигура появилась из арки и, пройдя до подъезда, оглянулась, затем прислушалась. Только после этого поднялась наверх, и вскоре загорелись окна нужной мне квартиры. Знакомый силуэт высветился у окна, она закрыла шторы, лишь слабый свет стал проникать теперь изнутри наружу.
На всякий случай я прождал ещё час, но больше ничего не происходило, никто не появлялся, наоборот, большая часть окон стала гаснуть, люди отходили ко сну. Стараясь успокоить тревожно бьющееся сердце, я прошёл в нужный подъезд, поднялся по лестнице на третий этаж и нашёл старую обшарпанную дверь, на которой виднелась только цифра «4». Ещё раз прислушавшись и ничего не заметив, я осторожно постучал. Внутри сначала была тишина, затем взволнованный голос из-за двери спросил:
– Кто там?
– Чёрный Мститель.
Дверь моментально открылась, и я увидел, как расширяются от радости знакомые голубые глаза. Затем Ира бросилась на меня и повисла на шее.
– Ты пришёл! Ты пришёл! – бормотала она, а я почувствовал, как мой тонкий свитер стал намокать.
В квартиру её пришлось занести на себе и самому закрыть дверь. Затем я оглянулся. Здесь явно никто не жил, всё было пыльно, минимум мебели, только посередине комнаты стоял диван, с которого сняли покрывало, и он один выглядел хотя бы более-менее презентабельно.
До него тоже пришлось добираться с грузом впереди, поскольку она отказалась расцеплять руки и всё время плакала. Усевшись на мягкую поверхность, я несколько минут ещё не шевелился, давая ей успокоиться. Наконец вздрагивания прекратились и сияющие, пусть и заплаканные, глаза оказались передо мной. Ангел тут же впилась в меня поцелуем: невероятно жадным, сильным, словно пыталась у меня что-то отнять. Ответил я ей лишь лёгкими касаниями, и она это поняла.
– Ваня, – она взяла меня за руки, так и сидя на коленях, член, конечно же, сразу на эти её ёрзания отреагировал. – О, вижу, ты по мне тоже соскучился? – она кокетливо на меня посмотрела. – Сейчас? Или поговорим сначала?
Я вспомнил об Ане.
– Давай поговорим.
Она удивлённо на меня посмотрела.
– У тебя кто-то есть?
Я согласно кивнул.
Она поджала губы, слезла с меня и села рядом. Просидев так пару минут, покосилась на меня, затем, встав, прошла к своей куртке и достала оттуда презерватив.
– А мне всё равно, – заявила она, показывая мне язык, – раздевайся, я не для этого год тебя ждала.
– Но… – слабая попытка сопротивляться была жестоко подавлена. Мне пригрозили порвать на себе всю одежду и с криками «насилуют» выбежать во двор. Зная Иру, можно было не сомневаться, что она так и сделает, поэтому, мысленно извинившись перед Аней, я вскоре оказался в той же позе, с которой и начался наш разлад с ней в Иркутске.
Надев на член презерватив, она быстро пристроилась над ним, и с глухим глубоким вдохом опустилась. На секунду замерев, девушка поёрзала бёдрами и затем легла мне на грудь, оставив член внутри себя.
– Наконец-то, – на меня посмотрели хитрые глаза.
– Ты двигаться будешь, или мы так и будем лежать? – удивился я такому странному поведению девушки.
– Будем лежать, – тут же заверила она меня и пошевелила попой, – и разговаривать!
Член вздрогнул внутри неё от этих движений, и я покачал головой.
– Ты с ума сошла?
– Да, Ваня, считай, что да, – глаза стали серьёзными, и она сделала качающее движение попой.
– Ладно, тогда рассказывай, что произошло и как Пень выпутался из той истории.
– Ох, как он на тебя зол, – она на секунду подняла голову, заглянула мне в глаза и снова легла на грудь, – ты столько неприятностей причинил ему, что у меня уши в трубочку сворачиваются каждый раз, когда он видит газеты с твоими фотографиями.
– С интернатом что?
– Думаю, точно лучше, чем было, – покивала она, – хотя, после того как мы оттуда уехали, я больше не интересовалась его судьбой, своих проблем хватает.
– Он сейчас и здесь тоже «дом свиданий» организовал? – поинтересовался я. – Мне сказали, он тут тоже директором работает.
– Нет, ему кураторы по голове настучали за подобную самодеятельность, – она легонько провела пальцем по моему соску, – сейчас просто ищет детей для отправки, хотя бывает, что девочек насилует с подручными, когда совсем уже приспичит, видимо.
– Избивают воспитанников?
– Конечно, в этом плане мало что изменилось, – она подняла голову и дотронулась губами до меня, – я так по тебе скучала! Корила себя каждый день, что тогда ударила тебя, а не попыталась удержать или объясниться.
– Ну нет, – я покачал головой, – то было точно за дело, тут я должен у тебя просить прощения сам.
– А кто она? – Ира поднялась, устроившись на моих бёдрах. – Красивее меня?
– Если ты думаешь, что я буду это обсуждать, то разочарую, – отрицательно помотал я головой, – достаточно того, что буду чувствовать теперь перед ней вину.
– Так бросай её, давай я к тебе перееду? Осталось совсем немного до моего совершеннолетия, и я наконец смогу уехать от Пня!
– А он об этом знает? О твоём желании?
– Нет, конечно, – она с придыханием выдохнула, начиная активно на мне двигаться.
– Мы расстанемся на этот Новый год, – нехотя сознался я.
Её глаза широко распахнулись, и она замерла.
– Снова какие-то тайны?
– Знаешь, просто чтобы мы закрыли эту тему и не возвращались к ней больше, скажу, что она оказалась ещё одной разбитой душой, которую мне нужно склеить.
Ира внимательно на меня посмотрела.
– Рыцарь спас ещё одну принцессу?
– Тебя я ещё не спас, – я отрицательно покачал головой, – в процессе, так сказать.
Она улыбнулась.
– А почему вы расстаётесь?
– Ира! – возмутился я. – Я сексом с тобой сейчас занимаюсь, а обсуждаю другую девушку?
– Слушай, я очень соскучилась, так что получаю двойное удовольствие, не мешай мне, – насупилась она.
– Ты смотри, как бы я тебя сейчас сразу обоих не лишил, – я покачал головой, – тема моих нынешних отношений закрыта.
Она прикрыла глаза, чуть ускорилась и стала стонать. Затем остановилась.
– Как приятно, оказывается, заниматься любовью, когда ты это делаешь по своей воле, – она грустно улыбнулась.
– Может, поменяем позу? Я тоже уже тебя хочу, и гораздо активнее, чем сейчас.
– Ну нет, сегодня будет всё по-моему, я так мечтала о нашей встрече, – она отрицательно покачала головой, – ты ведь не лишишь меня этого удовольствия?
– Нет, – всё что осталось ответить мне.
Ира наклонилась и, коснувшись меня сосками, стала целовать глаза, нос, добравшись до губ.
– У меня ноги начинают трястись от возбуждения, – заявила она.
– Потому что ты там наверху уже полчаса сидишь, – проворчал я, – уже бы разок закончили и на второй круг пошли.
– Ну нет, – она вернулась на бёдра, – так легко ты от меня не отделаешься.
Наш секс растянулся на целый час, она постоянно как чувствовала приближение моего или её оргазма, переставала шевелиться и начинала разговаривать, затягивая и затягивая процесс, но наконец настала та минута, когда она, не в силах больше сдерживаться, ускорила движение, и пять минут мы молча быстро двигались, чтобы успеть закончить обоим.
Схватившись двумя руками за рот, она, закрыв глаза, стала судорожно содрогаться всем телом, затем просто повалилась на меня, тяжело дыша. Тело мгновенно покрылось липким потом и испариной. Мы так пролежали минут пять, и я скатил её с себя вбок, прижав к стенке узкого дивана.
– Ох, – она открыла глаза, – всё как я и хотела.
– Довольна?
– Да, – она прижалась ко мне, – спасибо, что пришёл. Я сомневалась, ведь ты становишься знаменитым и, может, давно уже забыл про меня.
– Я не выполнил ещё своё обещание, – пожал плечами, – как выполню, забуду тебя в тот же час.
– Как был вредной какашкой, так и остался, – она улыбнулась и, пошевелившись, поцеловала меня.
– Сколько у нас времени? – спросил я её.
– К сожалению, только до утра, – она расстроенно покачал головой, – Пень вернётся в обед, уехал вчера на охоту с какими-то московскими шишками, приехавшими на соревнования.
– А сколько у нас презервативов?
– Только три, – тут она расстроилась, – хотя мне по фигу, могу и без них, если залечу от тебя, скажу ему, что от него.
– Мне зато не всё равно, – я отрицательно покачал головой, – ну что же, тогда давай грамотно потратим оставшиеся за отведённое нам время?
– Да, мой рыцарь, – она спокойно улыбнулась.
Глава 5
Расставание с Ирой вышло тяжёлым. Как она ни храбрилась, как ни уговаривала себя, но всё равно разрыдалась и долго не хотела отпускать меня. Было непонятно, сможем ли мы увидеться в ближайшее время ещё раз, поэтому она и не хотела возвращаться к Пню. Она его ненавидела всеми фибрами души, упрашивала меня рассказать, как его можно отравить, но я сказал, что это не её дело, да и к тому же, как мне ни противно признавать, эта смерть была для нас проблемой. Во-первых, её точно будут скрупулёзно расследовать его кураторы, а если поймут, что Ира сама это устроила, ей может светить тюрьма, ну и, во-вторых, с его смертью обрубаются все ниточки к схеме перепродажи советских детей-сирот за границу. Так что нужно нам с ней признать, что Пню придётся ещё недолго покоптить Землю, хотя нет сомнений, что он поплатится по итогу за все свои грехи.
Кое-как успокоив Иру, я с тяжёлым сердцем вышел во двор и побежал лёгкой трусцой в сторону военной части. Совесть начала ковырять ранку в душе, напоминая о вине перед Аней, но я стремительно гнал прочь эти мысли, ведь Ире я не мог отказать в близости, она слишком была на этом зациклена. Считала, что мы расстались только из-за неё и того случая с пощёчиной, и была готова на всё, чтобы ситуация не повторилась.
Раздумывая над произошедшим, я вернулся в расположение части, а затем пошёл в ванную и переоделся.
– Бегал, Вань? – в комнату, широко зевая, зашёл сонный Сергей Ильич.
– Угу, – буркнул я, старясь быстрее надеть майку, чтобы он не увидел лишнего на моём теле.
– Раненько ты, конечно, – он, не обращая на меня внимания, снова лёг в кровать, буркнув при этом: – Шиповки запасные привезли, я поставил рядом с твоей кроватью.
– А, да? – тут же обрадовался я, бросаясь к нужному месту, и, осмотрев потрёпанные югославские шиповки, в которых уже были заменены три родных шипа на наши, надел их, облегчённо вздыхая, они были как раз.
– Ну? – тренер повернулся ко мне лицом.
– Говняные, конечно, но лучше, чем босиком, – вынес я вердикт.
Он громко хмыкнул, но комментировать не стал.
Бережно сняв обувь, я поставил её под кровать, а сам надел кеды и пошёл разминаться, чтобы через пару часов быть готовым ехать на стадион.
***
При входе в раздевалку нас перехватил товарищ Белый, рядом с которым стоял белобрысый парень с внимательными глазами.
– Познакомьтесь, Игорь, – представил он нам его, – будет вас сопровождать до конца соревнований.
– Так всё серьёзно? – удивился я, конечно, не став при большом количестве народа интересоваться результатами исследования шиповок.
– Ты газеты, что ли, утренние не читал? – комитетчик пристально на меня посмотрел.
– Нет, а что там? – удивился я, посмотрев на него и на тренера. Кузнецов тоже был удивлён его словами.
– Лучше тебе не знать тогда, – отмахнулся товарищ Белый, – бегай с пустой головой.
– Эй! – возмутился я. – Я теперь от любопытства не смогу успокоиться!
– Ваня, просто бегай, – он покачал головой и, оставив с нами охранника, пошёл к тренерам сборной.
– Сергей Ильич, в киоск сбегаете? – я повернулся к Кузнецову.
– Уже бегу, Ваня, – он сорвался с места и вернулся через двадцать минут в подавленном настроении. Не отдавая мне то, что держал в руках: две местные украинские газеты, «Комсомольское знамя» и «Правда Украины», и одну из центральных, всесоюзного тиража «Известия».
– Думаю, товарищ Белый был прав, не стоит тебе их читать перед стартами, – нахмурился он.
– Сергей Ильич, – я протянул руку, посмотрев ему в глаза. Он нехотя отдал мне их. Начал я, разумеется, с «Известий» поскольку они и «Труд» были самыми читаемыми в СССР печатными изданиями.
– «Бегаю как хочу», «Спортсмен, которому всё равно», «Таким не место в комсомоле и спорте», – пробежался я по самым громким фразам в статье, где клеймилось моё наплевательское отношение к зрителям, советскому спорту и бегу. Рассматривались различные варианты того, что меня привело к такой жизни, и ниже имелись фотографии, переснятые с американских газет, где я мило улыбаюсь американскому послу и его жене. В общем, кто бы это ни был, клевета состряпана была очень хорошо, даже талантливо. Впрямую меня не обвиняли в сотрудничестве с американцами, но намёков было разлито столько, что для простого советского гражданина становилось понятно, что я продался американцам за лобстеров, фотография которых была приведена с того же приёма, и теперь позорю советский спорт перед всей Европой.
Закончив чтение, я бегло глянул на украинские газеты, но там была простая калька с того, что я уже прочитал в «Известиях». Вернув газеты взволнованному тренеру, я стал молча переодеваться.
– Ты чего, Вань, такой спокойный? – удивился он. – Неужели тебя это враньё не задело?
– Да задело, конечно, Сергей Ильич, я же не железный, – слабо отмахнулся я от него, – но мне всё равно, я приехал завоёвывать медали.
– Ну смотри, – он расстроился ещё больше.
У меня не осталось ни малейших сомнений, что это дело рук Пня и его украинских покровителей, поскольку такой толстый слой грязи простой советский журналист вряд ли смог бы навалить сам. Чего только стоят фотографии из американских газет. Как я ни пытался выбросить всё это из головы, но всё равно выходил на стадион в не очень хорошем настроении.
– Позор!
– Прочь отсюда!
– Иуда, почём родину продал?!
Под эти выкрики и свист я вышел из комнаты ожидания на дорожку. Стадион бурлил, кипел, негодовал, даже иностранные спортсмены изумлённо смотрели по сторонам. Некоторые знали русский и понимали, что вся людская злость направлена на одного меня.
Готовясь к старту, я даже краем глаза видел, как появляются дополнительные отряды милиции, встающие вдоль трибун.
– Получи, американская Иуда!
Мне в грудь что-то ударило, и, опустив взгляд вниз, я увидел, как по мне стекают остатки сырого яйца. Милиционер тут же бросился и схватил прорвавшегося гражданина, уводя его куда-то в подсобные помещения. А на трибунах и рядом тут же защёлкали фотокамеры. Сам забег задержали на время, пока привели дорожку в порядок и убрали остатки яйца. Я был сама невозмутимость, спокойно воспринимая происходящее, хотя даже спортсмены рядом со мной были в шоке от случившегося.
– В полуфинальном забеге на сто метров победил Иван Добряшов, команда СССР, со временем 10.4, – провозгласил диктор на русском, затем перешёл на английский, но его не было слышно, весь стадион гудел и свистел.
Я снова приложил руку к уху, поворачивался по сторонам, что вызвало ещё большее озлобление, и ушёл под трибуны под громкий свист болельщиков.
– Ваня, хватит дуру гнать! – тут же набросился на меня тренер. – Ты злишь людей, делая себе ещё хуже! Мало тебе газет?!
Я ничего не ответил ему, а присел на скамейку, вытянув ноги. Илья подошёл и стал массировать мышцы, какие я попросил.
Промежуток между отдыхом был крайне мал, и я, идя рядом с Владиславом Сапея, единственным из спринтеров СССР, кроме меня, пробившимся в финал, вышел на поле. От раздавшегося гула белорус, смущённо посмотрев на меня, отошёл в сторону, перейдя на крайнюю дорожку, я же с невозмутимым видом стоял на своей, спиной ощущая, как усиливается ветер. Это почувствовали и остальные легкоатлеты, поскольку стали посматривать на табло. Максимальная разрешённая сила ветра по нынешнему регламенту – плюс или минус 3 м/с, сейчас же значение было плюс 1.3 м/с, что должно было хорошо повлиять на результаты бега.
Встав на колодки, я постарался выкинуть из головы происходящее на стадионе.
Выстрел!
Подхваченный ветром, чувствуя его дуновение спиной, я, распрямляясь в привычном ритме, рванул третьим со старта, но быстро наверстал упущенное и финишировал первым, с Владиславом где-то за левым плечом.
– Чемпионом Кубка Европы в беге на сто метров становится Иван Добряшов, СССР, со временем 9.9. Лучшее время чемпионата и повторение своего же мирового рекорда! – быстро пробубнил диктор, перейдя к другим призовым местам.
– Второе место со временем 10.3 занял Владислав Сапея, СССР, – продолжил вещать он уже в нормальном темпе.
– Третье место со временем 10.4 занял Хартмут Вильке, ГДР, – закончил он объявление победителей.
Дикторы же на английском, французском и немецком языках объявляли эти результаты в нормальном темпе.
Стадион стал поздравлять Владислава, будто он занял первое место, белорус же растерянно при этом смотрел на меня. Я, хмыкнув, ушёл под трибуны, оставив его принимать поздравления.
– Молодец, Ваня, – тренер как-то не очень искренне стал поздравлять меня, пряча глаза.
– Сергей Ильич, да ладно вам, – видя, что ему тоже тяжело, отмахнулся я, – сегодня ещё двести метров как-нибудь отбегаю, одна медаль уже есть.
Он подошёл и положил руку мне на плечо, сильно его сжав.
– Крепись, Ваня, крепись, – тихо сказал он и отошёл.
***
Выходили мы из стадиона вечером, унося две золотые медали, Владислав на двухстах метрах не попал в тройку призёров, так что только я дважды поднимался на пьедестал под свист толпы, затихнувший только на момент, когда играл государственный гимн СССР.
Для меня даже кордон милиции выстроили, чтобы особо активные граждане не могли мне высказать своё отношение или вообще напасть. Даже подвыпившие были, которые пытались ко мне пробиться, но милиция их оттеснила.
Возвращались мы в воинскую часть все молча, разговаривать не хотелось, я лишь разглядывал медали, а Кузнецов горестно вздыхал. В общежитии, когда мы сгрузили все вещи, я пошёл принять душ и сказал, что побегаю в лёгком темпе. Тренер лишь махнул рукой.
Десятый круг наконец стал меня успокаивать, душевное равновесие возвращаться, а мысли о советских гражданах уходить на второй план.
– Товарищ Добряшов! – ко мне рванул солдат с выпученными глазами. Пришлось остановиться и подождать его. – Товарищ Добряшов, вас по спецсвязи вызывают, идёмте за мной! – выдохнул он и показал в сторону штаба части.
– Веди, Сусанин, – хмыкнул я и отправился за ним.
Встретил меня военный в звании капитана, который, показав на телефон с положенной на стол трубкой, вышел из маленькой комнаты.
– Да?
– Ваня! – услышал я взволнованный голос.
– Аня? – удивился я, поскольку по спецсвязи ожидал услышать кого угодно, кроме неё.
– Как ты, мой хороший?! Я прочитала газеты, какой ужас там и грязь написаны! С тобой всё хорошо? Не принимай эти сплетни близко к сердцу! – стала быстро говорить она.
– Спасибо, – по сердцу словно провели мягкой кисточкой, а тревога стала уходить. Вот, одному человеку было не всё равно.
– Ваня, не молчи, я так беспокоюсь за тебя, – продолжала тараторить она в несвойственной ей манере, я понял, что она волнуется куда сильнее меня самого.
– Ань, всё хорошо, все тренеры меня поддерживают, товарищ Белый тоже, даже охрану приставил, – разговаривал я с ней спокойно, чтобы не волновать ещё сильнее, – не переживай ты, попишут и перестанут. На мне свет клином не сошёлся. Расскажи, как лучше у тебя дела? Ведь там эти су…и и твою фотографию напечатали.
– На меня только косятся на работе, но не больше, – было слышно, как она печально вздохнула, – всю грязь на тебя вылили же, моей фамилии и имени нигде не было, так что всё по-прежнему. Скучаю и жду тебя!
– Как-то незаметно было, – проворчал я, – за месяц ни звонка, ни письма.
– Я думала! – заявили мне в трубке и затем уже более твёрдо: – Всё, папа уже ругается на меня. Возвращайся, я тебя люблю.
В ухе раздались гудки, а я остолбенел.
«Б…ть, какие люблю? – мысли заметались в голове. – Какие люблю? Она там что, совсем с ума сошла, что ли? И какой такой папа, если она в Киеве должна быть, чтобы со мной встречаться?»
Начавшийся было нормально разговор в конце всего одним словом выбил меня из душевного равновесия, поэтому, повесив в полной прострации трубку на аппарат, я вышел из комнаты, поблагодарил капитана и пошёл на стадион, пребывая в глубочайшем шоке.
«И что мне теперь с этим всем делать?» – задал я сам себе вопрос, на который у меня не было ответа.
Глава 6
Несмотря на душевные терзания, я встал по будильнику, отправившись на пробежку. Сегодня была эстафета четыре по сто, поэтому меня ждала лишь лёгкая пробежка и затем контрастный душ.
Бег вокруг воинской части снова помог, вчерашние газеты и звонок Ани наконец отодвинулись на второй план, я стал обдумывать стратегию на сегодняшний бег. Когда я пробегал мимо КПП, то увидев меня, оттуда выбежал товарищ Белый и бросился навстречу.
– Доброе утро? – удивился я его счастливому виду.
Он же схватил меня в объятья, стал пытаться поднять и крепче сжать, что, конечно, при моём росте и весе было для него не так легко. Наконец, поняв это, он трижды расцеловал меня в щёки.
– Товарищ Белый? – изумился я. – Вы же знаете, у меня девушка есть. Нет, конечно, вы мужчина видный, но я как-то всё же по женскому полу.
– А видишь, я на тебя даже не сержусь! Хотя ты опять гадости всякие продолжаешь нести своим помелом вместо языка! – он счастливо улыбался и трепал меня за плечи.
– Товарищ Белый, может, объясните, что происходит, а то я вас бояться начинаю, – удивлённо изогнул я бровь.
– Идём, ты просто умрёшь, – повёл он меня к машине, стоящей за воротами части.
– А можно как-то без этого? Я ещё слишком молод.
Он первым сел внутрь, выгнал шофёра и, когда мы остались одни, прикрывая документы своим плащом, достал три газеты и две фотографии. Отложив те, что были не на английском, я стал вчитываться в слегка размытый от фотопечати текст.
Корреспондент в статье, где я был сфотографирован босиком на стартовой дорожке стадиона, пересказывал миру моё послание о необходимости помнить о голодных детях Африки, не имеющих даже минимума для нормальной жизни. Именно поэтому я вышел на все три квалификационных забега босиком и завоевал в итоге золотые медали на чемпионате Кубка Европы по лёгкой атлетике.
А дальше он описывал своё полное недоумение происходящим на стадионе, поскольку там шла моя фотография с разбитым яйцом на груди, оскаленные в ненависти лица людей, обращённые ко мне. Он задавался вопросом, неужели в Советском Союзе считается нормальным такое отношение к спортсмену, который мало того что не побоялся обратиться к миру (что само по себе является большим достижением, поскольку исходит от простого человека, а не лидера страны), так ещё и ради привлечения внимания к озвученной проблеме рисковал медалями, поступив как марафонец Абебе Бикила на Олимпиаде в Риме, пробежавший марафонскую дистанцию босиком.