Журналист восхищался силой духа юного спортсмена, которому, оказывается, не исполнилось ещё даже восемнадцати, и выражал беспокойство, как бы меня не наказали в своей стране, отправив в ГУЛАГ. Он обращался к правительству США с просьбой, чтобы они поговорили с руководством СССР обо мне на своём уровне и меня не наказывали, а дали продолжить выступать на турнирах мирового уровня и устанавливать свои новые потрясающие рекорды. С этой надеждой он и закончил свою весьма яркую и эмоциональную статью.
– Ох…ть, – дочитав, я поднял взгляд на товарища Белого.
Он рассмеялся, кивнув на другие газеты.
– Английская, немецкая, французская прессы вышли с очень похожими статьями, все почему-то выражают обеспокоенность, что тебя посадят в этот страшный ГУЛАГ, которого у нас давно нет, – вытирал он с глаз слёзы, а вот мне почему-то смешно не было.
Об этом я ему и сказал.
– Погоди, сейчас сладкое к чаю будет, – он достал украинские газеты с сегодняшним числом, а также свежие «Известия».
Статьи в них были прямо противоположные той, что я недавно прочитал в американской газете. В них на всех фотографиях я стоял со спокойным лицом, а разбившееся яйцо в момент попадания стекало у меня с груди. Сами писаки же упражнялись в словоблудии, говоря, что американским прихвостням так и надо и я ещё не раз почувствую на себе гнев советского народа. Дальше они поздравляли с победой Владислава Сапея, не упоминая, впрочем, про его второе место, и говорили, что вот на таких людей нужно равняться советским гражданам, а не на всяких несознательных поедателей лобстеров.
– На меня прям со страниц газеты запахло говном, – признался я, брезгливо возвращая ему нашу прессу, – но я никак не пойму, почему всё это вызывает такое счастье у вас?
Он счастливо зажмурился.
– Буквально час назад сняли с должностей всех, кто занимался организацией турнира здесь, в Киеве, – ответил он мне.
– И почему это должно обрадовать меня или вас? – не понял я.
– Следом слетела голова председателя КГБ Украины за то, что иностранные журналисты ходят и разговаривают свободно с кем и когда хотят, – он стал выглядеть как кот, объевшийся сметаны.
– Всё ещё не улавливаю лучиков радости во всём этом.
– Перед тобой сейчас сидит новоиспечённый генерал-майор, два часа назад возглавивший Комитет государственной безопасности Украинской ССР, – наконец выжал он из себя.
Мои глаза округлились.
– Вы серьёзно?!
– Приказа ещё не видел, но друзья из Москвы уже позвонили, поздравили, – рассмеялся он, – а я всего-то приехал в лёгкую прогулочку, свести тебя с Анной Константиновной.
– Кстати, где она и почему вы нас ещё не свели? – заодно поинтересовался я у него.
– Она в Москве, поскольку операцию эту я отменил в первый же день, когда вышла пресса, обвиняющая тебя в связях с американцами, – он продолжал улыбаться. – Я обзвонил всех, кого только знал, говоря, что это чудовищная ошибка и нужно срочно выпустить опровержение, и вообще, как можно быстрее замять эту тему. Моё руководство прислушалось ко мне и ушло наверх с рапортами в ЦК, там решили потянуть резину, и вот вчера вечером Леониду Ильичу позвонил Линдон Джонсон, объяснивший ему ситуацию в Киеве на чемпионате Кубка Европы, и попросил не наказывать тебя за попытку привлечь внимание к голодающим детям Африки.
– А-а-а, – протянул я, – теперь становится понятнее.
– Да, он зол, оттого что американский президент знает, что в СССР творится, лучше, чем он сам, немного покричал, потопал ногами, но, когда стало понятно, что центральный аппарат московского КГБ предупреждал об этой ситуации ещё вчера, просто до его сведения это не довели, все репрессии вылились на организаторов турнира и местные органы госбезопасности. Ну и по тебе тоже прошёлся матерными словечками, за язык твой без костей.
– Да уж, – я почесал затылок, – неловко вышло, я ведь просто сказал иностранным журналистам первое, что в голову пришло, про этот бег босиком.
– Ух! Голова! – он потряс меня. – Кстати, насчёт этого. Использовали не стекло само по себе, а нечто похожее на минеральную стекловату, что весьма необычно, я раньше никогда с таким не сталкивался. Пока дело глухое, слишком много было людей в раздевалке, и кто угодно мог подложить эти волокна со стеклянной пылью в твою обувь, даже другие спортсмены просто из зависти. Поэтому до конца соревнований за тобой и вещами присмотрят, а я, когда войду в должность, попробую провести расследование уже по-своему.
– Ну, хоть за это спасибо, товарищ генерал-майор, – криво улыбнулся я и тут же спохватился: – А кто тогда со мной от Третьего главного управления будет работать?
– Не волнуйся, найдут кого-нибудь, – отмахнулся он, – и легенду приготовят теперь, и всё остальное. – А, да, как раз лично решил тебя порадовать, – он вытащил из плаща тонкий цилиндрик с шестью канавками и кольцом под ключи, – московские умельцы соорудили по моей просьбе.
– О! Спасибо! – обрадовался я, хватая очень лёгкую титановую явару, изготовленную по моему чертежу. – То, что я и хотел!
– Ну всё, иди давай готовься к соревнованиям, – он кивнул мне на дверь, – жду от тебя золото, я буду на правительственной трибуне. Думаю, в следующий раз мы нескоро с тобой увидимся, поэтому и решил приехать поговорить лично, всё же нормальные отношения были между нами.
– Хорошо, товарищ генерал-майор, – кивнул я, покидая машину, – спасибо ещё раз за помощь, да и в целом за человеческое отношение.
– Удачи, Вань! – он, высунув голову в окно, позвал водителя и заодно помахал мне рукой на прощание.
***
Возвращались мы в Москву с тренером и Ильёй тайно, военным бортом. Разумеется, ошибку по отношению ко мне пресса официально признать не могла, это было бы политически неверным решением, но зато моментально переключилась на удои, количества мяса, собранной пшеницы и прочего, чем запомнился этот год. Про меня не вякнула больше ни одна газетёнка, правда, и хорошего тоже никто не написал, словно и не было чемпиона Кубка Европы в забегах на сто, двести метров и эстафеты четыре по сто. Именно поэтому, поскольку народ на улицах Киева узнавал меня и стремился узнать поближе не с целью рассказать, какой я хороший, нас и отправили от греха подальше военным бортом, а не гражданской авиацией. Так что прилетел я на военный аэродром, оттуда с трудом добрался до военной части, где обосновался ЦСКА по лёгкой атлетике. Очередные три золотые медали легли пылиться на полку, а я, переодевшись, пошёл вызывать себе через таксопарк машину, очень хотелось увидеться с Аней.
Было раннее утро, злой сонный консьерж открыл мне дверь, но не сказал ничего, поэтому я поднялся и осторожно позвонил в дверь. Долго ничего не происходило, поэтому я ещё раз однократно нажал на звонок.
– Кто там? – наконец я услышал шаги и сонный голос.
– Дед Мороз!
За дверью было молчание, видимо, соображали, какой такой Дед Мороз летом, но потом дверь приоткрылась, являя мне заспанное личико.
– Ага! Попалась! – набросился я на неё.
– Ваня! – всё, что успела пискнуть Аня, и мы, едва закрыв дверь, переместились в её спальню.
***
– Может, ты уже сам будешь презервативы приносить? – лежащая рядом со мной без сил женщина водила рукой по моей груди, – мне как-то стыдно их покупать.
– Да, Ань, когда и где? Я в Москве знаю только четыре адреса, – я лениво подул на её нос, и она смешно его сморщила, – ну, или можем обойтись без секса, просто встречаться, дарить цветы, целоваться украдкой.
– Гад, – резюмировала она.
– Гад, – со вздохом признался я, понимая, что по-хорошему надо бы с ней наконец поговорить, – тебе когда на работу?
Аня тут же спохватилась, поднялась с кровати и посмотрела на будильник.
– Если найдёшь мне такси, то через два часа.
– Давай тогда серьёзно поговорим.
Она мгновенно испугалась, повернулась ко мне и, поймав мой взгляд, взволнованно произнесла:
– Ты бросаешь меня?
Я опешил.
– Я, конечно, свинья ещё та, но бросать девушку сразу после секса – это как-то неправильно. С чего вообще у тебя в голове такие мысли появились?
– Ты становишься знаменитым, – она, смущённо на меня посмотрев, провела рукой по кубикам на животе, – коллеги по работе интересовались тобой, просят познакомить.
– Коллеги? – акцентировал я внимание на этом слове.
– Да бабы, Ваня, бабы, – огрызнулась она, – всё как ты любишь.
Она меня насмешила своей реакцией.
– Кстати об этом, ты сейчас меня явно ревнуешь, а потому давай уточним один важный момент. Что это было за «люблю» в недавнем телефонном разговоре?
Девушка покраснела и отвернулась. Пришлось подняться на кровати и обнять её, погладив упругую грудь.
– Аня?
– Ну что пристал, – огрызнулась она, – сказала и сказала.
– Ладно, – поняв, что давить на неё лучше не стоит, я сменил тему, – давай тогда о более серьёзных вещах.
Она тут же повернулась ко мне, обеспокоенно посмотрев в глаза.
– Хотел я соврать тебе, но это твоё «люблю» меня выбило из душевного равновесия, – честно признался я.
– А ты мне врёшь? – изумилась она. – Как часто?
– Постоянно, – ответил я, за что мгновенно получил маленьким кулачком в живот.
– Ай, больно! – тут же затрясла она рукой, обиженно на меня посмотрев.
– А то, мышцы же! – я гордо напряг кубики.
– Какой же ты гад, Ваня, – она покачала головой, – я тебя то зацеловать, то убить готова.
– Лучше, конечно, первое, – улыбнулся я, но стал серьёзным, – ладно, твой отец после той нашей ночи с тобой не давал мне прохода, и, чтобы он от меня отстал, я предложил ему забыть о том, что он чей-то отец, и повести себя как работник КГБ. Проведя расследование в МИДе, о чём молчат там молоденькие девушки.
Глаза Ани округлились.
– А я-то думала, чего это к нам улыбчивые молодые люди в штатском тогда зачастили, – понимающе протянула она, – вон оно что, оказывается.
– Так что да, он узнал о других изнасилованиях и понял, что то же случилось и с тобой, – продолжил я рассказ, – так что наша вторая встреча с ним происходила в присутствии ещё одного человека, скорее всего, отца насильника. Это всё случилось ещё до моей поездки в Киев.
Она описала мне его, и я подтвердил, что да, получается, мои предположения были верны.
– И что они решили? – с волнением спросила она.
– Твоей маме и маме этого урода ничего не рассказывать, чтобы не волновать их. Насильника в ноябре, после чемпионата Москвы по боксу, уберут в какой-то дальний аул Узбекистана. А с тобой они не знали, как поговорить обо всём этом, сказали, что это на мне, как на заварившем эту кашу.
– Какие трусы, – удивлённо всплеснула она руками.
– Аня, теперь я хочу услышать от тебя. Для тебя этого достаточно, или мы будем делать что-то сверх этого? – я взял её руку в свою. – Поскольку дело очень деликатное, всё зависит от твоего решения, как скажешь, так и поступим.
Она задумалась, поглаживая мою руку.
– Знаешь, если бы я не встретила тебя, – она наконец вздохнула, – наверно, этого было бы слишком мало, а так, если они оба в курсе, понимают моё состояние, и мама с тёть Светой не будут знать ничего, я тоже как-нибудь постараюсь забыть случившееся. Хотя морду ему набить не помешало бы, – мечтательно прищурилась она.
– Ну прости, я не боксёр, а бегун, – развёл я руками, – это если он со мной в беге решит посоревноваться, тогда да, я готов.
– Глупенький, – она рассмеялась и набросилась на меня с поцелуями. – Люблю тебя! Люблю!
– Ты меня пугаешь! Мы же собирались быть друзьями! – я уворачивался от её губ как мог. – Я тебя не люблю! Отстань!
Её это почему-то, вместо того чтобы оттолкнуть, только ещё больше развеселило.
– Маленький врунишка, – глаза заволоклись лёгким туманом похоти, а грудь её стала чаще подниматься и опускаться. Она показала мне рукой в сторону шкафа.
– Презервативы там.
– Я мигом, – расстояние до него было точно не сто метров, но, думаю, личный рекорд в беге я установил и тут.
Через полчаса мы снова лежали, а она нехотя смотрела на будильник.
– Мне нужно на работу, опаздывать нельзя.
– Тогда давай вставай, умывайся, я пока найду тебе такси, – откликнулся я.
– Обещаешь прийти вечером? – на меня умоляюще посмотрели карие глаза.
– Нет, – я покачал головой, – мне нужно разгрести дела, оставшиеся до чемпионата. Поэтому я пока буду занят, ты пообещай за это время поговорить с отцом. Я видел, какую боль ему причинила эта «новость», но сам заговорить на эту тему с тобой он боится, чтобы не оттолкнуть ещё больше.
– Хорошо, спасибо, – она нехотя опустила ноги с кровати и поднялась во весь рост. Я посмотрел на её бедра, небольшую попу и красиво очерченную грудь.
– Какая же ты красивая, Ань, – с тяжёлым вздохом признался я, вызвав её смех.
– Откуда тогда такая печаль в голосе? – улыбнулась она.
«Потому что, дорогая моя, тебе и твоим детям точно будет лучше в другой стране, когда эта через тридцать лет нае…ся», – грустно подумал я.
– Завидую сам себе, – тем не менее ответил я вслух.
– И это правильно, – она нагнулась и поцеловала меня.
Аня ушла в ванную, а я, одевшись, пошёл на улицу, чтобы попытаться найти такси или частника. В шестидесятых это являлось задачей нетривиальной, поскольку машин ездило мало, а утром так и особенно, пора было думать либо о собственном транспорте, либо о водителе с машиной. Ранняя эмансипация, устроенная мне Министерством обороны, давала широкие возможности, так что я мог получить и права, вот только где деньги и время на это всё найти, я пока не знал. С тех пор как трудовой контракт заключили со мной персонально, а не с матерью Ивана, я стал зарабатывать по сто пятьдесят рублей в месяц, плюс премии за золотые медали от трехсот до пятисот рублей за каждую, в зависимости от уровня соревнований. То есть на Сберкнижке деньги были, но не так, чтобы очень много. Хорошо хоть обещали деньги за Кубок Европы заплатить сегодня, а не, как обычно, через две недели.
«Аню надо хоть немного побаловать, – пришла ко мне запоздалая мысль, – а то живу у неё как нахлебник, даже резинки она сама достаёт, а зарплата у неё хоть и хорошая для МИДа, но явно не слишком большая. Ну и я ещё планировал съездить в родной посёлок, проверить, как дела идут в школе-интернате».
Наконец мне удалось перехватить машину с шашечками, и за двойной ценник водитель согласился подождать нас у подъезда, а потом отвезти девушку на работу. Правда, услышав о МИДе, когда она садилась в машину, он недовольно поморщился, видимо, пожалев, что не содрал с меня ещё больше.
– Так, вот тебе деньги, на двойной счётчик, – я, громко говоря, чтобы слышал водитель, вручил ей в руки трёшки и пятёрки.
Она понятливо посмотрела на меня и поцеловала на прощание.
Глава 7
– О, Ваня, – окликнули меня, когда я, не заезжая на базу ЦСКА, прикатил в школу КГБ. Надо было поговорить о начале занятий, ведь я числился в штате инструктором, хоть и на треть ставки.
Увидев меня, они обрадовались, быстро собираясь вместе.
– Поздравляем с победой!
– Спасибо, – я пожимал руки людей, лиц которых по-прежнему не знал, – я думаю, скоро на недельку-другую уеду, поэтому хотел бы договориться, когда могу приступить к работе.
– Хм, – они переглянулись, – через месяц начало практики у нового курса, так что успеешь в любом случае.
Тот, кто подарил мне явару, заинтересованно спросил:
– Тренировался хоть с кастетом? Есть смысл выделять под тебя мне время?
– Обижаете, товарищ инструктор, – я достал из кармана свою связку ключей с титановым стержнем, – во, сделал под себя, как брелок на ключи. Металл – титан, легче стали и настолько же крепче. Хват из-за канавок чудесен, а из-за ключей никто не догадается, что это оружие! К тому же и сами ключи острые, можно, если что, кого и в глазик ткнуть.
Я продемонстрировал им, чему научился за это время. Подняв взгляд, увидел сузившиеся глаза из-под масок.
– А ну-ка, Ванюш, дай мне твой брелок, – попросил мастер явары и, когда я удивлённо передал ему своё оружие самообороны, покрутив его в руках, положил в карман формы, достал, затем с коротким замахом ударил по ближайшему к себе столу. Толстая ДСП-плита лопнула, согнувшись вниз.
Он молча передал явару остальным инструкторам, которые проделали с ней почти те же манипуляции, только что стол не стали доламывать.
– Знаешь что, Ванюш, – обратился ко мне старший, – оставь, пожалуйста, её нам ненадолго, возврат гарантируем.
– Да, конечно, только свои ключи сниму, – я взял брелок, на который было повешено много лишних ключей, снял только от своей комнаты в общежитии и квартиры Ани, которые она мне дала сегодня, серьёзно смотря в глаза. Отказывать я, конечно, не стал, чтобы её не обижать.
– Ну, тогда ладно, – я поднялся, кладя их в карман, – через две недели, наверно, загляну, заберу, заодно уточним дни и время работы.
– Как, кстати, там тот человек поживает? – неожиданно спросил меня старший.
– Какой?
– Который тебя нокаутировал.
Я задумался, что ему ответить, особенно в свете того, что Аня недавно мне сказала.
– Поспрашивайте у коллег об их недавнем расследовании в МИДе, – я поднял на него взгляд, – чтобы это не исходило от меня и не выглядело так, будто я хочу ему отомстить.
Они переглянулись.
– А как оно для нас должно выглядеть? – осторожно спросил он.
– Вы спросили, я ответил, – напомнил я ему, что он начал этот разговор первым, – ни врать, ни наговаривать не хочу.
– Хорошо, поспрашиваем, – мирно согласился он.
– До свидания, товарищи.
***
Сегодня я решил посвятить день походам по магазинам, а чтобы меня не узнавали с желанием набить лицо, купил большие чёрные очки и широкополую шляпу. С простыми брюками и рубашкой смотрелось это ужасно, но зато я не привлекал к себе внимания.
Зная только один большой магазин в Москве, я и направил свои стопы туда. В ЦУМе толпились в основном приезжие, сами москвичи предпочитали отовариваться в других местах, к тому же на большинстве государственных предприятий были свои собственные магазины, куда завозили и отпускали дефицитный товар. Так что, глядя на не такие уж большие очереди в отделы центрального магазина, я отправился в тот, где царила скука и уныние, поскольку не было ни одного человека.
Мой внешний вид болтающих продавщиц нисколько не впечатлил, поэтому я спокойно под их изучающими взглядами ходил возле витрин, рассматривая не очень многочисленные ювелирные изделия. Сапфиры, рубины и прочие драгоценные камни, которые были тут максимально представлены, вставленные в массивные золотые и серебряные оправы, я не рассматривал принципиально, поскольку они были все выращены искусственно, ведь на территории СССР этих месторождений не было. Я рассматривал только изумруды и бриллианты, хоть тут был шанс не получить то, что через десятки лет станет простым золотым ломом.
– Прошу прощения, – я остановился возле небольшого золотого комплекта с яркими зелёными камнями с весьма высокой ценой, – а что это за камни?
Одна из продавщиц лениво продефилировала ко мне и бросила взгляд на то, что я показывал.
– Демантоид, – ответила она.
– А почему такая стоимость? – я, как ни напрягал память, не мог вспомнить такие камни.
– Молодой человек, – она снисходительно на меня посмотрела, – это наши уральские самоцветы группы гранатов, а стоят они так, потому что редки.
«Гранаты я видел по ценам, даже дороже бриллиантов бывают, если настоящие, – вспомнил я свои походы по ювелирным магазинам будущего, – думаю, хорошая будет покупка».
– А сертификаты качества есть на камень?
– Молодой человек, – она ещё более снисходительно на меня посмотрела, – мы ЦУМ, а не деревенская лавка.
– Покажите, заодно дайте посмотреть этот комплект.
Она было открыла рот, но закрыла его и нехотя предоставила мне всё запрошенное.
«Я не специалист, но камни и правда неплохие», – вынужден был признать я, осматривая серьги и колечко на солнечный свет.
– Беру этот комплект, – сказал я, возвращая ей подложку с драгоценностями.
– Он стоит тысячу рублей, – растерянно сказала она, не веря мне.
– И покажите мне ещё такой же набор из золота, только с горным хрусталём Ленинградского завода, для повседневной носки, – проигнорировал её я.
Вот тут уже она, поняв размеры моих предстоящих трат, полностью изменилась. Голос, подача – всё поменялось за секунду, так что уже через пять минут я оплачивал на кассе две небольших по весу покупки, но с весьма высокой стоимостью. Хотя, конечно, второй комплект обошёлся мне в четыреста рублей, я спокойно потратил эти деньги.
Положив два небольших пенала в карман, я попрощался и пошёл искать магазин спортивных товаров, а найдя тот, что устраивал меня размерами и количеством представленного ассортимента, разгулялся там во всю ширь, удивляя продавцов объёмами закупаемого товара. Они, видимо, подумали, что я спортивный лагерь открываю. Оставив адрес части, куда нужно будет это всё привезти, я оплатил товар, доставку и, поймав такси, отправился в магазин «Канцтовары» и, закупившись ещё и там, поехал покупать билеты на самолёт и на этой же машине потом отправился на рынок, где выбрал большой букет роз и вазу, поскольку в квартире Ани не видел ничего подобного. Вернувшись к ней на квартиру с покупками, налив воду, поставив в вазу цветы и выложив драгоценности, я отправился по магазинам, чтобы приготовить нам ужин. В Москве с продуктами было всё много лучше, чем в наших поселковых магазинах, но колбасу, так нравившуюся мне, обнаружить не удалось, поэтому пришлось взять просто самую дорогую на прилавке.
С полными сумками я вернулся обратно и, открыв дверь ключом, увидел Анины туфли у порога.
– Аня? Ты вернулась? – спросил я. Из зала выбежала девушка и, держа в руках два пенала с драгоценностями, прижала их к груди.
– Это мне? Мне?! – она стала больше похожа на старшеклассницу, чем на взрослую и опытную девушку.
– С гранатами комплект для приёмов, чтобы сражала буржуев красотой, – я кивнул и, поставив сумки на пол, стал разуваться, – а с горным хрусталём для повседневной носки, чтобы не вызывать уж слишком большую зависть у коллег и подруг.
– Ваня! – взвизгнула она и бросилась обниматься.
– Так, Аня, ну ты чего, – я вяло отбивался, ворча при этом, – и вообще, некрасиво брать то, что тебе ещё не подарили.
– Ваня, – не слушая, меня всего зацеловывали.
Затем она подняла на меня сияющий от счастья взгляд.
– Это первый подарок от моего мужчины в жизни, – сообщила она мне.
– А цветы не понравились? – поинтересовался я.
На меня снова набросились, убеждая, что понравилось всё и меня сейчас просто съедят от радости, счастья и желания.
***
– Ну вот, а я столько продуктов купил, – вздохнул я, поскольку счастливая девушка не выпускала меня из кровати, до тех пор пока на небе за окном не стали сверкать звёзды. Аня отдавалась мне с такой страстью и нежностью, что становилось стыдно от того, что я знал, что будет с нашими отношениями дальше.
– Я поговорила сегодня с отцом в обед, – на меня посмотрели довольные карие глаза, – посидели с ним, поплакали вместе.
– То есть теперь всё хорошо? – я внимательно посмотрел на неё, силясь разглядеть в глазах грусть или печаль, которые были присущи ей раньше.
– Больше, чем просто хорошо, – она подтянулась и поцеловала меня, – я влюблена, счастлива, у меня самый лучший мужчина в мире. Что ещё нужно женщине?
– Это хорошо, – вздохнул я, – пойдём поедим?
– Да, конечно, – она моментально поднялась, закутываясь в халат, – тебе нужно восстановить силы, поскольку у меня на тебя большие планы на всю ночь.
– Знаешь, я тут вспомнил, мне срочно нужно на базу, – я сделал испуганное лицо.
– Ну уж нет, сегодня и навсегда ты теперь мой, – она погрозила мне пальчиком, – и вообще, пока тебе нет восемнадцати, я страстно хочу привязать тебя к себе на верёвочку, чтобы ты далеко не убегал. Сколько женщин на тебя жадно смотрят, когда ты ходишь в этой своей коротенькой майке, просто жуть!
«Б…ть», – только и промелькнуло у меня в голове от подобных признаний.
***
Утром, вырвавшись от Ани только под честное слово ночевать у неё, я отправился в КГБ – сдаваться.
Узнав фамилию человека, к которому я хочу попасть, дежурный на первом посте посмотрел на меня круглыми глазами, которые стали ещё больше, когда через двадцать минут на меня принесли пропуск. Знакомый кабинет и человек, поскольку меня довели до нужного места и пригласили пройти внутрь.
– У нас проблемы, – с тяжёлым вздохом и не здороваясь я сел за стол на то же место, на котором сидел в прошлый раз.
– По тому, что я слышал десять минут назад, – он вздохнул и, явно передразнивая Аню, произнёс: «Ой, папочка, ты бы видел, что мне Ванечка вчера подарил! Заеду в обед, покажу», – думаю, да. Она по уши в тебя влюбилась.