Буря эмоций овладела Гарри. Как? Зачем на ночь глядя куда-то ехать? Почему? Ну, у Смита много солдатиков, он же ничего не узнает, он не увидит! Не хочу отдавать такого классного солдатика! Слезы обиды и негодования покатились по его щекам, оставляя длинные полосы.
– Мама, может, не нужно никуда ехать? Я же взял только одного, – сквозь всхлипывания и заикаясь от обиды промолвил Гарри.
– Нет, сын. Я не могу жить с вором, ты должен отдать чужую вещь. Это не обсуждается, – сказала мать звенящим, как сталь, строгим и каким-то чужим, необычным голосом.
Гарри никогда не видел мать такой холодной и равнодушной, непреклонно строгой. Ему стало страшно, по-настоящему страшно. Ужас от того, что он больше не нужен родителям, что его не любит мать, парализовал все тело. С мальчиком случилась истерика, и душа Гарри, как наяву, снова испытала стыд, разочарование и страх. И ужасающая картина стыда встала перед Гарри, когда, доехав до места пикника, они постучались в дверь ресторанчика. Через какое-то время вышел заспанный дядя Смит с немым вопросом на лице: «Что случилось?» Гарри протянул сжатого в кулачке солдатика и навзрыд с трудом проговорил:
– Простите, дядя Смит, простите меня, я случайно положил в карман солдатика, и мы приехали его вернуть, – слова застыли в горле мальчика, как ком, он больше ничего не смог сказать и заревел, как могут реветь только дети, сотрясаясь всем телом, без возможности остановиться.
Смит окончательно проснулся и сразу понял, в чем дело, лишь на мгновение перекинувшись взглядом с отцом.
– Ну, хорошо, мальчик, – спокойно сказал добряк, – успокойся. Я не сержусь на тебя, но больше так не делай. Спасибо, что вернул солдатика. Ты умный и порядочный мужчина. Приезжайте ко мне снова, я всегда, всегда буду рад видеть тебя и твоих близких тоже.
Отец указал сыну на машину, а сам еще некоторое время говорил с хозяином ресторанчика. Когда они ехали домой, отец молчал всю дорогу. Всю дорогу молчал и Гарри. Но что творилось в душе мальчишки! Гарри вспомнил все, как будто это происходило с ним сейчас. И стыд, и страх быть непрощенным разрывали сердце ребенка. Мальчик не выдержал:
– Прости, папа, – промолвил сквозь слезы Гарри, – прости, я больше так никогда не буду делать.
Отец продолжать молчать, и от этого у мальчика снова и снова на глаза наворачивались слезы. Ему было очень стыдно. И только подъехав к дому уже под утро, выходя из автомобиля, отец промолвил:
– Сын, я очень переживаю за тебя и я очень тебя люблю, но никогда, слышишь, никогда ты не будешь воровать. Воровство – это тяжелый грех. Не позорь меня, сын. А теперь иди в дом и ложись в кровать.
Как будто тысячекилограммовый груз спал с маленького несчастного сердца. Мальчик почти без чувств и сил добрел до своей кровати и погрузился в целебный и очищающий сон.
Убийство
Гарри удивился себе, когда снова очнулся. Он задумался, как его воспоминания похожи на путешествие во времени. «Я все помню и все осознаю, как в реальной жизни, все свои чувства и ощущения, мысли и накопленный опыт. Проносящиеся картинки из давно забытых воспоминаний были таким явными, такими реальными, что, казалось, происходили не в далеком прошлом, а именно сейчас. Все чувства и ощущения, детский взгляд и мысли ребенка были столь явными, что словно и не было тех сорока лет жизни и опыта», – подумал Гарри.
Он побывал в своих воспоминаниях и увидел себя маленьким беззащитным мальчиком, чей характер и мужественность должны были коваться многими годами взрослой жизни. Гарри подумал, что всполохи похожих ощущений он испытывал раньше, в той, прошлой жизни. Иногда какие-то события или люди казались ему очень знакомыми. Однажды он прочитал статью известного психолога о таком явлении, как дежавю. А еще ему вспомнилось, как его дедушка, которого он почти и не помнил, с радостью и усердием рассказывал ему, своему внуку, события из своей молодости да в таких деталях, что его рассказы были похожи на вестерны начала века.
Дед вообще-то практически ничего не помнил: ни который сегодня день, год, ел ли он с утра и куда положил ключи. Еще тогда Гарри задумался, какая странная память у деда – он ничего не помнит и все забывает, зато может часами рассказывать о рыбалке со своим отцом, прадедом Гарри, на речке Мичиган, сколько они поймали рыбы, как продавали ее в резервации в обмен на луки индейцев. И тут у Гарри промелькнула мысль: может, перед смертью человеку дается возможность вспомнить свои поступки за всю жизнь? Но эта мысль уступила новым воспоминаниям, которые понесли его дальше.
Теперь воспоминания стали похожи на быструю перемотку киноленты, пронося Гарри по прошлой жизни. Люди, события – эти вкрапления в памяти – создавали красочное и понятное полотно судьбы. Иногда быстрое течение воспоминаний замедлялось, и Гарри заново проживал какие-то события. Теперь он в мельчайших деталях вспомнил, как пошел в армию и стал сержантом вооруженных сил США в Афганистане.
20-я база армии США стояла близ маленького города А. и была основной стратегической защитой шоссе, по которому в начале кампании проходили основные армейские грузы. Активные действия пехотинцы вели в городе В., что было довольно далеко. Гарри служил уже больше восьми месяцев, но так и не поучаствовал в настоящих боях. Жизнь на базе если и не была беззаботной, по законам военного времени, но назвать такую службу войной было непросто. Скорее это была работа. Со своими неудобствами и трудностями, но работа, и при том хорошо оплачиваемая. Напоминанием о войне служили, правда изредка, штабеля оцинкованных гробов, которые несколько раз доставляли на базу для отправки на родину.
На уровне инстинкта опасность напоминала о себе и запахом горелого пороха из стволов автоматов, даже чищеных. Было несколько нападений на американский оплот демократии с помощью беспилотных аппаратов с привязанными тротиловыми шашками. Противник несколько раз предпринимал попытки нападения на базу, однако их быстро и эффективно предупреждали роботизированные зенитные комплексы.
Первый месяц для Гарри был тяжелым прежде всего из-за адаптации к ощущению возможной опасности. Он быстро сошелся со своим командиром, лейтенантом Эваном, сверхсрочником, находящимся на службе уже четыре года. Молодой лейтенант был веселым и в одно из увольнений взял с собой Гарри и еще троих солдат, чтобы оттянуться в местном баре. Хотя командование и не одобряло посещений местных поселений, но и не наказывало за это.
Бар находился в двух километрах от базы в ближайшем небольшом городке А., и молодые мужчины быстро преодолели это небольшое расстояние. Нельзя было терять драгоценное время, нужно успеть напиться веселящего виски. Был воскресный полдень. Несмотря на такую рань для заведения, бар оказался полон распаренными жарой и алкоголем военными. Обслуживал посетителей, видимо, сам хозяин, коренастый жилистый мужчина в головном уборе и с козлиной бородкой. Он очень плохо говорил по-английски, но быстро считал в уме и использовал калькулятор только чтобы показать сумму счета.
Пьянка была в разгаре, когда в бар ввалилась еще одна партия жаждущих выпивки и развлечений военных. Свободных мест уже не было. Рослые парни, потные и грязные от жары и пыли, были сердиты. Они уселись за обшарпанную барную стойку и заказали пива. Тут же от общего столика встал Эван и немного неуверенным шагом подошел к вновь прибывшим. Гарри понял, что они давно знакомы. Заказав еще спиртного, Эван о чем-то вполголоса общался с группой военных. Когда виски было допито, он вернулся за общий столик.
– Ребята, – сержант чуть с заметной улыбкой обратился к своим бойцам, – есть выгодное дельце. Два часа работы и барыши неплохие.
Эван плеснул в стакан еще виски и продолжил как бы невзначай:
– По пять кусков на брата!
– Эх ты, – поперхнулся самый младший из взвода, Роббер. – Вот удача, мне как раз бы деньги не помешали. И что за работа?
– Да ладно, – отозвался самый толстый их солдат, Джон, – опять тыловики машину консервов толкают? Поди нужно сопровождение до соседнего города? А сколько по времени? Успеем без опоздания самоволки?
– Работа не пыльная, за два часа уложимся. Автоматы М16 они дадут, трофейные. Поедем на легковой машине сопровождать грузовик. Быстро к вечеру обернемся. Все согласны? Лады? – переспросил Эван своих подопечных.
Стало понятно, что все согласны без лишних вопросов. Пять тысяч долларов – хорошая прибавка к зарплате, да всего за несколько часов. «Нормально, – подумал про себя Гарри, – вышлю родителям и подарок сделаю любимой сестренке, она так давно хотела колечко с камешком, да у родителей, видать, не очень-то много денег, хоть они и не жалуются…»
Военные осушили стаканы и, с шумом отодвигая стулья, вышли из смрада бара. До автомобилей нужно было добираться около получаса, почти на самый конец древнего глинобитного городка. Одноэтажные здания этого селения, хоть и зовущегося городом, были похожи на сараи в глубинке Техаса. Пыльные каменные улицы были совсем пустынны.
– Бегом! – скомандовал сержант, и группа солдат легкой трусцой начала передвижение к точке сбора.
Вскоре военные добежали до нужного места, где их ждали два автомобиля: грузовой «Крумвель» с прогнувшимися от веса рессорами и старый замызганный «Бьюик» 80-х годов. Немного запыхавшиеся солдаты достали из заначки бутылку воды и жадно пили по очереди, отдыхая.
Эван заглянул в легковушку и с одобрительным возгласом выпрямился:
– А вот и пукалки! – радостно сообщил он, потрясая двумя автоматическими винтовками М16.
Тень сомнений мелькнула в голове Гарри: «Что-то тут неладно». Но разворачиваться было поздно. Забравшись в грузовик с Эваном, они не сразу, но завели эту рухлядь и тронулись в путь. Поодаль в тридцати метрах в облаках пыли плелась легковушка с Джоном и Роббером.
Поездка прошла без особых приключений, если не считать отбитой на ухабах пятой точки. Примерно через два часа оба автомобиля благополучно прибыли в селение Кунжут и остановились у неприметной глинобитной халупы. По дороге Эван несколько раз связывался с кем-то по спутниковому телефону, уточняя путь. Из халупы вышел бородатый пожилой мужчина и, прижимая к груди сложенные руки, поприветствовал группу военных:
– Салам алейкум, – приветливо заговорил старик. – Рады вас видеть! Загоняйте грузовик во двор, а на легковушке уедете обратно. Прошу вас в дом испить чаю.
Приветливый тон хозяина и его внешний вид расположили солдат к отдыху. Они прошли в глинобитную халупу, попутно распугивая кур, бродящих по двору. После дневного света глазам пришлось привыкать к темноте. Гарри осмотрелся. Довольно чистое помещение освещалось светом, пробивающимся сквозь маленькие оконца, по стенам пестрели разноцветные ковры. Пол, похоже, тоже глинобитный, был чисто выметен. В комнате стояла нехитрая мебель, среди нее низенький стол, на нем пузатый чайник с узким носиком, стеклянные маленькие пиалы.
Солдаты расположились на большом ковре вокруг столика и расслабились от приятной прохлады, сохранившейся в этом небольшом доме, видимо, еще с ночи. Занавеска из плотной ткани, скрывающая вход в соседнее помещение, приоткрылась, и неожиданно вошла девушка в длинном черном платье с вышитыми на нем красными цветами. Только ее миловидное лицо было открыто, остальное, включая волосы, спрятано под одеждой.
– Это Фата, моя старшая дочь, – сказал благодушно старик. – Доченька, принеси нам чаю, красавица, и лукуму.
Фата бесшумно и очень грациозно проплыла к столу, изящным движением взяла чайник и, развернувшись гибким станом, пошла к выходу. Просторная одежда мягко прикоснулась к ее стройному телу. Занавеска снова открылась и показала три маленьких мордашки любопытных мальчишек. Им было интересно и, видимо, страшно видеть у себя дома солдат в малознакомой форме.
– Как доехали, сынки? – благожелательно поинтересовался хозяин на ломаном английском. – Не было ли проблем по дороге?
– Нет, все нормально, – ответил Эван. – По пути ваши патрули останавливали пару раз, даже не досматривали. Под козырек брали, мы как важные персоны проехали.
Толстяк Джо прыснул от смеха, солдаты заулыбались. Приятная расслабленность после дороги, вкусный и ароматный чай вдруг напомнили Гарри об усталости, а ведь еще предстоит обратный путь. Зазвонил спутник.
– Да, – ответил Эван. – Мы на месте. Да, все нормально, проблем не было.
Командир послушал еще несколько секунд, что ему говорили по телефону, повесил трубку и сказал:
– Отлично, ребята, привал окончен, нам нужно в обратный путь.
Солдаты дружно встали, кто-то даже не успел допить чай. Они поблагодарили хозяина за гостеприимство и поспешно вышли во двор. Всем уже хотелось убраться восвояси из этого гостеприимного, но такого незнакомого и, признаться, опасного места. Гарри замешкался, когда вошла Фата убрать со стола. Они столкнулись в тесной комнате, и Гарри пришлось поддержать потерявшую на мгновение равновесие девушку. Она испуганно отпрянула от солдата и посмотрела ему прямо в глаза.
– Простите, – сконфуженно сказал Гарри.
– Ничего страшного, – ответила Фата и, смутившись, опустила глаза. Оказалось, что она знает английский.
– Тесновато тут у вас, – продолжил Гарри.
– В тесноте, но зато все свои, – проговорила девушка с ледяными нотками в голосе и снова испытывающее посмотрела на Гарри. И тут же, грациозно присев, быстро подхватила поднос с чайными принадлежностями, еще раз взглянула на солдата и исчезла за занавеской.
Когда Гарри вышел во двор, все уже были в машине. Заведенная старушка заполнила смрадом выхлопов весь двор.
– Солдат, давай быстрее, а то мы задохнемся, – сказал с раздражением командир. – Поехали, нам надо поспешить до построения, а то окажемся в самоволке.
Обратный путь показался Гарри короче – он уснул. Вернувшись в селение А., солдаты вылезли из автомобилей, оставив в них оружие, и направились в тот же бар. Тут уже было полупусто и тихо. Бородатый хозяин протирал барную стойку. Один из военных, из компании тех, кто был знаком Эвану, потягивал виски. Солдаты сели за маленький столик у замызганного окошка, а командир подошел к бару, о чем-то недолго говорил со своим знакомым, взял стаканы с виски и вернулся за столик.
– Ну, ребята, дело сделано. Вот навар.
На стол упали три пачки денег, четвертую командир засунул себе в карман. Солдаты, довольные, даже счастливые, что так легко заработали баксы, спешно допили виски и поспешили в часть.
Воспоминания Гарри на мгновение остановились. Ему стало немного страшно. Он знал, что эти воспоминания появляются не просто так. Это не сон и не фильм, а сознание его души вспоминало всю прошлую жизнь и хотело этим сказать: «Посмотри, посмотри, что ты делал дальше!» И снова перед ним понеслись такие четкие и такие пугающие его дни армейского прошлого.
После приключений Гарри спал в казарме крепко и без сновидений. Сквозь сон ему послышалась команда, сперва неразборчиво, а потом все четче и четче. Гарри проснулся и понял, что это орет громкоговоритель:
– Тревога, тревога! Рота, подъем! Построение! Тревога, тревога!
Армейская выучка пришла на помощь, и через несколько минут полусонный Гарри уже в форме бежал к оружейной комнате получать личное оружие.
Солдаты выстроились возле казармы, командир быстро озвучил боевую задачу:
– По информации, полученной с помощью спутниковой разведки и наземного контроля, группа моджахедов следует в селение N. с целью переброски крупной партии наркотиков в квадрат 30:47. Боевая задача: с помощью ракетного удара не допустить перемещения наркотиков и уничтожить бандитов! Все ясно? Вопросы есть?
Вопросов ни у кого не было.
– По машинам! В расположение боевого дежурства! Готовность повышенная! Ждать приказ об открытии огня! Кругом, марш!
Вскоре Гарри был на своем посту. Его задачей было наводить ракеты на пусковых установках, стоящих неподалеку. Он знал по спутниковым снимкам, какие разрушения наносили ракеты. Огромные воронки становились могилами сразу для нескольких боевых машин. Они, оплавленные и развороченные, лежали в воронке, словно игрушечные. Иногда это здания, от которых оставался только обгрызенный взрывом фундамент. Самому Гарри еще не приходилось отправлять ракеты в смертельное путешествие.
Здесь воспоминания приостановились, и дух Гарри задумался, как можно разделить грех убийства и грех убийства на войне? Как различить долг во имя демократии и счастья тысяч и тысяч людей и убийство в принципе? Что из этого будет грехом? Все? Или какой грех будет меньше или больше? И, самое главное, будет ли убийство на войне считаться смертным грехом?
И снова в воспоминаниях Гарри его окружила боевая рубка, звенящий звук вентилятора пробивался неровным свистом. Напряжение нарастало, хоть в наушниках была полная тишина и только фоновый треск помех. Радар целеуказателя был пуст и показывал лишь изгибы холмов песчано-каменистой местности.
– Сомбреро восемь, сомбреро восемь, как меня слышите, прием, – раздалось из наушника. Гарри вздрогнул от голоса, хотя и ждал его.
– Я сомбреро восемь, вас слышу, на связи, прием.
– Сомбреро восемь, пирожки к мамаше 30:47, повторяю, пирожки 30:47, номер двенадцать, как приняли, прием!
– Вас понял, пирожки 30:47, номер двенадцать, вас понял.
И тут Гарри понял, что координаты 30:47 он где-то уже видел. Его обожгла мысль, что это то самое место, куда они недавно отконвоировали грузовик с консервами. Консервами! Так там же были не консервы! Его сердце бешено забилось и готово было выпрыгнуть из груди.
– Сомбреро восемь, готовность один.
Гарри сразу представил дворик глинобитного домика, куры, бегающие вокруг, афганская красавица в платье с красными цветами и три пары любопытных мальчишеских глаз…
– Сомбреро, вы меня слышите? Сомбреро!
– Слышу вас, подтвердите отправку, – наконец сквозь комок в горле сказал Гарри. Холодный пот покрыл его тело. Капли покатились по лицу.
– Отправку подтверждаю, прием.
– Принял, – еле слышно ответил Гарри и нажал на красную кнопку «Пуск».
Мгновение ничего не происходило, но Гарри показалось, что прошла вечность. В его голове промелькнула мысль: «А вдруг не получилось?» Вдруг что-то изменилось. Сначала появился неясный гул, потом он стал сильнее и сильнее, затем почувствовалась вибрация, похожая на маленькое землетрясение, послышался шипящий звук из сопла ракет, и с ревом тысячи органов они взмыли в бескрайнее синее небо, чтобы упасть в земные объятия цели. В рубке стало совсем тихо, и только предательски посвистывал неисправный вентилятор. Глаза Гарри застил холодный, липкий пот.
– Сомбреро восемь, прием, – вновь раздалось в наушниках.
– Прием, я сомбреро, – ответил он чуть дрожащим голосом.
– Пирожки доставлены, конец связи.
Дальше Гарри мало что помнил. Смутные воспоминания возникали как всполохи кадров плохого фильма. Как его забирали из рубки, построение и как командир объявил об успешном выполнении задачи – уничтожении главаря банды и еще двенадцати боевиков. Гарри слышал голос командира и не мог до конца понять происходящего. Только, как в видении, видел красивые глаза той девушки. В расположении части толстяк Джон показывал спутниковые снимки места, куда упали ракеты. Все выглядело чисто и аккуратно, только огромные оспины воронок виднелись на месте лачуги, где они пили чай.
Душа Гарри снова очнулась от воспоминаний. Тяжесть переполняла душу грехом. И он отчетливо начал понимать, что не напейся он в том баре и не согласись на авантюру с перевозкой сомнительного груза, то не увидел бы того, что наделал. С другой стороны, он стал бы чужим своим сослуживцам, которые были для него почти как братья. Но ведь это смертный грех – убийство, и он знает о нем. И был бы грех на душе, если бы он не знал тех людей, если бы не согласился на авантюру? Невозможность ответить на эти вопросы снова окутала его тьмой.
Чревоугодие и похоть
И снова Гарри проживает свою прошлую жизнь. Вот родной город. Уже год прошел после увольнения из вооруженных сил. Любовь и забота семьи постепенно растопили лед черствости и вынужденной суровости. Заботливые руки матери готовили ему вкусный завтрак, молодая и веселая сестра часто затаскивала его на молодежные тусовки и дискотеки, братья подыскивали работу и силком заставляли ходить на серию игр чемпионата США по американскому футболу. Постепенно холодная сталь войны в сердце сменялась реальностью гражданской жизни и радостью за каждый окруженный любовью и заботой день.
Гарри устроился на работу в местный филиал корпорации по производству газонокосилок простым рабочим, сборщиком. Он мечтал поступить в престижный университет через год. Работа ему не то чтобы нравилась, но и не была необходимостью – денег у него было предостаточно на первые пять лет, так как в армии он получал солидное денежное довольствие. Но внутренне чувство быть полезным заставило его найти работу. Гарри отдавался ей весь, без остатка. И, надо сказать, работа у него спорилась. Простые, на первый взгляд, но требующие сноровки и координации движений операции он выполнял без видимого напряжения, даже задорно. Там, где сменщик копался полчаса, у него получалось сделать работу за несколько минут. Поначалу на работе к нему относились с недоверием: выскочка и трудоголик, такие не нравятся никому. Но постепенно привыкли и начали уважать за открытость, веселость и стремление помочь.
Гарри отчетливо вспомнил осеннее утро в городе. Деревья уже сбросили листья, бесстыдно оголив ветви и стволы. Давно уже стояла промозглая осенняя погода, скрывая грязь от солнца тяжелыми портьерами свинцовых облаков и пытаясь умыть улицы и все вокруг занудным, мелким непрекращающимся дождем. Но в то утро неожиданно выглянуло солнце. Был выходной день, все жители города из-за плохой погоды, даже спортсмены, решили провести время дома. Кто-то нежился в постели, пытаясь досмотреть свой ночной сон, кто-то варил кофе с безразличным взглядом непроснувшегося мозга, кто-то читал утреннюю газету.
Гарри вышел на улицу и удивился хорошей погоде. Облака из свинцово-серого тяжелого покрывала превратились в стадо веселых и белых овечек, бодро убегая за горизонт. Солнце – о, оказывается, есть еще солнце! – как бы запаздывая с пробуждением в осенний выходной, озарило все вокруг пурпурно-оранжевым светом. Он решил пройтись по почти пустынному городу без цели, просто так. Иногда ему нравилось гулять в одиночестве, ни о чем не думая.
Уже пять лет, как он вернулся из армии и устроился на работу. Гарри помнил, как непросто было перестроить свое натренированное тело и, главное, свои мысли после военных действий на гражданский лад созидания. Он с увлечением – и это ему понравилось – занялся работой на фабрике бытовой техники. Он быстро освоил сборку газонокосилок, делая работу больше и лучше других. Неожиданно близко познакомившись со старым и усатым мастером цеха Генри, оказавшимся к тому же старинным приятелем отца, он стал старшим в бригаде. А когда с инспекцией на фабрику приехал кортеж хозяина, пожилого техасца Корда, он успел познакомиться и с ним. Как оказалось, не напрасно. Уже позже мастер Генри рассказал ему, что хозяин, осмотрев цеха и бумаги, поинтересовался о рослом и увлеченным работой молодом человеке на сборке. Выслушав хорошие характеристики, попросил, чтобы молодого мужчину повысили. Заслужив в мгновение ока не известно по каким причинам внимание и доверие хозяина, Гарри быстро сделал карьеру на фабрике.
Теперь он был директором прибыльной фабрики, имел большой кабинет с окнами в центр города. У него была секретарша Долли, женщина в возрасте, которая носила брючный костюм, толстые очки в роговой оправе и прическу шампиньон. Работы у Гарри как директора было немного в выверенном десятилетиями производстве и опытных, усердных руках рабочих. Газонокосилки продавались, дела шли в гору.
Гарри шел по мокрым улицам города, залитым ранним солнцем, в модной спортивной куртке и приятно пружинящих кроссовках, молодой, здоровый и успешный мужчина. Ему доставляли удовольствие такие мысли. День обещал быть хорошим, тем более что вечером он встречался со старыми друзьями в баре «Веселые девчонки» в центре города. Когда солнце скрылось, и вечер раскрасил центр города веселыми огоньками, Гарри с друзьями уже вовсю гулял в стрип-баре. Обычно он не любил такие места. Они казались ему грязными и небезопасными. Но теперь веселая компания, алкоголь и музыка горячили сердце, размягчали мозг и приподнимали настроение. Гибкие извивающиеся тела танцовщиц завораживали и возбуждали Гарри, унося его в мир фантазий так же, как нимфы уводили своим пением путников в лесу. Полуодетые стройные официантки в коротеньких юбочках бросали молодому мужчине игривые взгляды. Непривычные и в то же время захватывающие дух и тело чувства овладели молодым мужчиной. Будоражащие сознание мысли проносились в его голове, и он зачарованно наблюдал за движениями очередной танцовщицы, которая принимала у пилона эротические позы, демонстрировала способности гибкого тела доставить необычайно приятные ощущения и удовольствие мужчине.